Хорошее (пока ещё) место

      — Кто это был? Я видела, как отъехала коляска Хитча. Новости от Джона? Диана ворвалась в дом, как вихрь, на ходу срывая шляпку и кидая её на пуф. Живой и весёлый от рождения характер не давал девушке грустить и огорчаться долго по какому-либо поводу. Она была из тех, кто любил смеяться, дурачится и всегда верить в лучшее.       — Ханна, кто приезжал? — Диана подбежала к сестре, стоящей у окна, и крепко обняла её.       — Рекс Бёрд, — Ханна выплюнула имя, как прогорклый орешек, попавшийся в выпечке. Диана ахнула и попыталась заглянуть ей в лицо.       — И что ты? Они виделись? Ты разрешила?       — Как я могла помешать? — Ханна обхватила себя руками, будто озябла.       — О, Ханна, бедная моя сестричка, — Диана опять обняла её. — Ну что же, видно это наша судьба жить монашками, если твой брат священник. Диана прижалась щекой к плечу Ханны. Сама она уже давно утратила надежду обрести семейное счастье и не испытывала иллюзий по поводу своей внешности. А состояния, которое могло бы перевести их с сестрой в ранг завидных невест независимо от возраста, не было.       — Перестань. — Ханна вырвалась из объятий, заходила по комнате.       — О, ну признай очевидное! — воскликнула Диана. — Этот ворон Бёрд утащит его к себе в гнездо и никуда не выпустит.       — Изуродованного калеку? Сломанную игрушку? Вспомни, как он поступил с Джоном.       — Люди меняются, Ханна, пускай Джон и наш брат, но… но всё случившиеся только пошло ему на пользу.       — Ханна! — Диана топнула ногой, упрямство сестры и нежелание видеть, на её взгляд очевидные вещи, сердило. — Прекрати! Разуй глаза! Ханна опрометью пробежала мимо сестры и с силой захлопнула дверь в свою комнату. Диана припала ухом к двери, думая услышать горькие рыдания, но в комнате было тихо. Она подняла руку, собираясь постучать, но остановилась. Ханна, добрая, милая Ханна, такая рассудительная и разумная. Неужели она влюбилась? Влюбилась настолько, что совсем потеряла голову, влюбилась в человека, который никогда не ответит ей взаимностью в силу своих склонностей. Неужели тешит себя мечтой излечить его от сотворённого природой недуга? Диана опять подняла руку и снова опустила. Пускай сестра подумает, остынет, взвесит все за и против. Девушка оглянулась, кухонный передник Ханны висел на крючке за дверью, она подошла и сунула руку в его карман. Письмо, как она и ожидала, лежало там. Юбки шуршали по высокой траве, и Диана в который раз подумала, что надо её выкосить, но для этого нужен садовник, а средств на него у них не было. Может быть, попросить отца кого-нибудь из учеников оказать им посильную помощь, но новый священник, занятый восстановлением храма и жаждущей любой помощи, наверняка пожурит их за суетное тщеславие. Что значит красивая лужайка, когда Дом Господень стоит в руинах.       — Здравствуйте, мистер Ральф, как вы себя сегодня чувствуете? — участливо и ласково спросила Диана, она нисколько не кривила душой, искренне сочувствуя и переживая.       — Мисс Риверс, — Ральф повернулся на голос. — Скажите, на вас голубое платье?       — Д-да, — с запинкой ответила девушка, и только потом поняла смысл сказанного. — Вы видите?! Мистер Ральф, хвала небесам!       — Свет и тени, а вас как мутное пятно.       — Я буду молиться, чтобы зрение вернулась к вам, и Ханна тоже! Диана схватила скамеечку для ног, поставила у столика и села, снизу вверх заглядывая в лицо Ральфу. Он улыбнулся, стараясь держаться к ней левой стороной лица. Он не мог разглядеть себя в зеркало, но собственные пальцы и честный ответ врача сказали ему достаточно, чтобы понять: он изуродован пожизненно.       — Мистер Ральф, я знаю, к вам приезжал гость, — выпалила Диана.       — Да. Это был мистер Рекс Бёрд. Простите, что потревожил вас с Ханной, больше он не вернётся. Диана украдкой вздохнула и сжала руки в кулачки, набираясь решимости. Даже ей, сторонней наблюдательнице, не испытывающей особой сердечной привязанности, было заметно как изменился и потускнел голос Ральфа.       — Вам не за что извиняться, — сказала Диана. — А вот мы все очень виноваты перед вами, мистер Ральф. Поэтому, простите нас, как добрый христианин, простите.       — О чём вы? Диана вздохнула и достала конверт, развернула письмо и начала читать: "Мистер Блэкфёрст, я слишком виноват перед вами, чтобы тратить драгоценную в этих местах бумагу на вежливые приветствия. После случившегося с вами несчастья, моя вина, моё преступление жжёт меня как каинова печать. В каждом взгляде, в каждом слове мне чудится осуждение, а еда и вода отравлены привкусом невыносимой горечи. Я знаю, что это письмо будут читать вам мои сёстры и тем болезненнее моё признание, но пускай и они знают, что их брат недостоин той нежной и ласковой любви и заботы, которой они щедро одаривали меня всегда. Я совершил подлость, не первую в своей жизни, но первую после принятия сана, когда самонадеянно полагал, что твёрдо стою на пути исправления. Дьявол всё ещё прочно держит мою душу в своих лапах, и очередное искушение это наглядно продемонстрировало. Это искушение вы, Ральф. Вы не понравились мне, когда прибыли на остров. Я заподозрил в вас беглого преступника и осаждал отца Оливера письмами, чтобы он подтвердил мне, что вы не жиголо, ограбивший своего патрона. Узнав, что вы сами жертва мистера Бёрда, я по-новому взглянул на вас. Я увидел в вас собрата по несчастью, а ваша замкнутость, отстранённость и молчаливость теперь многое объяснили мне. Простите, что пишу столь сумбурно, мне нездоровиться. Удалось достать немного бумаги, здесь с этим трудно, и я попытаюсь объяснить вам.» Диана остановилась, услышав всхлип-вздох и обернулась. У куста жимолости стояла Ханна, рукой прикрывая рот, бледная с красными от слёз глазами.       — Что же вы замолчали, мисс Риверс? — спросил Ральф. Он слушал письмо, подперев голову здоровой рукой. И, если и испытывал какое-то волнение, внешне оно никак не проявлялось.       — Должна сказать вам, что Сент-Джон подхватил лихорадку. Ему пришлось обратиться за врачебной помощью к ордену госпитальеров. Об этом нас известил священник католической церкви в Киншасе. Тут есть приписка от Преподобного Огюстена, он и отправил письмо, так как больной находился в сильном беспокойстве и бреду. Мы очень переживаем за здоровье брата и неустанно молимся.       — Читайте дальше, — попросил Ральф. Он никак не выказал какую-либо тревогу или сочувствия о состоянии Сент-Джона. Диана крепко зажмурилась, унимая непрошенные слёзы о брате, вздохнула и продолжила читать. «Как вы знаете, я и мистер Бёрд учились вместе в Итоне. Он прибыл туда на год позже меня, хотя мы и ровесники. Вы сами прошли школу мальчиков и можете представить себе ту меру издевательств, что ждут новичка. Особенно, если он ещё внешне не привлекателен. А Рекс Бёрд не мог похвастаться милыми чертами лица. Помочиться всем дортуаром в постель, дохлые мыши в ботинках, споротые пуговицы с одежды, измазанное сажей лицо. Как вы знаете, за это наказывают не проказников, а их жертву».       — Неужели это правда? — Ханна всё же подошла к ним и села в кресло, в котором недавно сидел их незваный гость.       — Да, — подтвердил Ральф. Он не стал уточнять, что процесс принятие в бедняцких школах обычно ограничивался парой колотушек. Дети фермеров и лавочников не обладали столь изощрённой фантазией и стойкой ненавистью.       — Какой ужас! — хором возмутились девушки. «Рекс имел все шансы на долгое время остаться в лидерах среди жертв, но у него было неоспоримое преимущество, которым многие не обладали. Он был богат. Его семья была из той знати, что сумела сохранить не только имя, но и своё состояние. И многие хотели быть приглашёнными к ним в дом или составить компанию Рексу на каникулах. Моя же семья имела имя, но не имела средств. Моим щитом стала красота. Я сразу попал в фавориты к более старшим мальчишкам. Все ищут любви и защиты, а дети более всего. Уверен, школа девочек переживает туже историю, только у мальчиков, в силу их природы, в определенный момент просто лежать и болтать с другом под одним одеялом становится недостаточно. В итоге и я, и Бёрд были из тех, чьего внимания искали окружающие. Рекс покупал, я очаровывал. Но мы, как два хищника, обходили территорию друг друга стороной. Бёрд не замечал меня, я же сходил с ума от зависти, когда кто-нибудь из тех, что гостили у него на Рождество, рассказывали о своих развлечениях. Меня никогда не приглашали, даже мои покровители. Как какой-нибудь кокотке мне дарили шоколад, засахаренные орехи, хорошую бумагу и перья для писем. Однажды чья-то матушка оплатила мне новый гардероб, причитая, что такой красивый юноша не может ходить в дурно пошитом костюме. Мне сложно подобрать слова, чтобы описать вам меру своего унижения.»       — Он никогда ничего не говорил нам, — прервала чтение Диана. — А все свои подарки объяснял так естественно и весело, что мы только радовались, какие хорошие у него товарищи.       — Мы были просто наивными дурами, — сказала Ханна.       — А ваш отец? — задал вопрос Ральф.       — Наш отец был занят тем, что пытался перестать проигрывать наше состояние. «Спустя два года учёбы, мне пришлось её оставить. Состояние нашей семьи стремительно ухудшалось, нам пришлось продать дом за долги и съехать в маленький коттедж в Дербишире — наследство от матери. Хорошо, что мои сёстры в это время гостили у нашей тётки на юге, потому что я в ту пору был невыносим. Отец сидел в кабинете, оплакивая свою несчастливую звезду. Я же убегал в вересковые пустоши и лупил по камням палкой, представляя на их месте головы своих поклонников и мнимых друзей. Я с ума сходил от тишины и безделья, мне не хватало шумных вечеринок, смеха, дурачеств и весёлых попоек. И вот, когда я был уже в шаге от мысли о самоубийстве, у соседей останавливаются проездом братья Бёрды. Завидные женихи и просто новые лица в округе. Конечно, был устроен приём и череда балов, на которые я полетел как на крыльях. И Рекс Бёрд, который в Итоне меня не замечал в упор и никогда не обращался прямо, вдруг выказал мне внимание. Если бы не моё отчаяние и тоска, я бы заподозрил подвох. Но это был хмельной глоток шампанского! Шутки, смех, совместные прогулки, охота на птицу. Мы, стоя в углу залы, высмеивали провинциальное общество и потешались над неуклюжими манерами и нарядами местных девиц и матрон. Более едкого и остроумного собеседника, чем Рекс Бёрд, я не встречал. Его брат увлёкся одной из девушек, и они задержались ещё на месяц. Мы же сблизились настолько, что я трепетал от одной мысли о Бёрде. А он... он отвечал мне взаимностью. Не буду марать бумагу, перечисляя те уловки, что были применены им, думаю, вы с лёгкостью можете их представить. Но вот и близилась дата отъезда, и я уже совершенно невменяемый, сгорающий от страсти и желания, не мог спокойно смотреть, как Бёрд разговаривает с кем-либо. В день отъезда он назначил мне свидание в охотничьем домике. Он попросил меня обнажиться, что я с радость и выполнил. Он, он.Он довёл меня до изнеможения, даже не прикасаясь, а когда я был готов отдаться. В дом вошла Розамунда Оливер мисс О. и её родители. Эта девушка была сосватана мне в жёны, брак, который мог бы поправить положение нашей семьи. В итоге, чтобы замять скандал, отцу пришлось отдать то немногое, что осталось, и заложить нашу единственную недвижимость — коттедж. Вот поэтому мы — перекати-поле, это я причина несчастья своих сестёр и их несостоявшейся жизни и положения в обществе. Я знаю, что они читают вам это письмо и прошу, на коленях умоляю у них прощения. Я закидывал его письмами, хотел объясниться, но все конверты возвращались нераспечатанными. Отец потребовал прекратить донимать мистера Бёрда и то был единственный раз, когда он поднял на меня руку, приводя в чувство. Меня по протекции одного из его друзей пристроили к духовной стезе. Так что, я вам беззастенчиво врал о том, что решил стать священником из личных побуждений. Но всё же духовенство принесло мне успокоение и очищение, это действительно стало благом. Но червь искуса, разбуженный, Бёрдом все эти годы жил во мне. Пора переходить к сути. Но я должен был рассказать вам предысторию, чтобы вы смогли понять, что двигало мной. Я любил и ненавидел Бёрда, все эти годы я хранил в памяти его образ, и, как и в ту осень, одно лишь воспоминание заставляло мою кровь кипеть. Я разрешал себе эту слабость, решив, что от неё никому нет вреда. Но когда прибыли вы, и я окольными путями узнал подробности произошедшей в Кроуфилде истории, я возненавидел вас! Как вы посмели посягнуть на внимание Рекса Бёрда! Вы — безродный гувернёр, ради которого, Бёрд готов растоптать своё имя, наплевать на все условности общества! Официально объявить вас своим фаворитом, миньоном. Что он нашёл в вас? Помните, первое время я всячески избегал вас, а потом решил, что пусть то, что не получил Бёрд, достанется мне. Вас искали. Даже сюда, в наш глухой уголок, приезжал человек с расспросами и, на ваше несчастье, наткнулся на меня. Я клятвенно заверил, что никого похожего среди моих прихожан нет. Потом я смог оценить по достоинству и ваш ум, и ваши способности, вы действительно могли бы стать мне идеальным спутником и помощником. Но мной прежде всего двигало сладкое чувство мести, что я заполучу и буду пользоваться тем, что не под силу Рексу Бёрду. Что я отомщу ему ещё худшим унижением, чем то, как он позабавился со мной. А тогда, в охотничьем домике, это был розыгрыш. Очередная шарада богатея, чтобы выиграть спор с такими же состоятельными бездельниками. Очернить его репутацию уже невозможно, но я бы нашёл способ, чтобы он узнал, что его возлюбленный теперь делит ложе с тем, кого унизил и растоптал он. А вы бы не устояли, мистер Ральф, вы и сами это знаете. Я перехватил ваше письмо, оно не было отправлено. Простите. Простите меня, если сможете. И тем сильнее упрёк судьбы. То с какой отвагой вы спасали Святые Дары, когда я стоял столбом, испуганный огненной стихией. Это мне полагалось то пламя, которое изуродовало вас.»