Гавестон

6 августа 1307 года. Дамфрис, Шотландия. Король был в нетерпении, и это проявлялось в каждом его движении: в том, как он нервно прохаживался взад и вперед по просторному залу, периодически подходил к длинному столу и снова и снова просматривал уже прочитанные письма. Затем он бросал их обратно на стол и подходил к окну, вглядываясь в даль. Его ожидание было слишком долгим – Эдуард ждал уже шесть месяцев. Пока был жив старый король, мольбы вернуть ему друга и побратима не приносили результатов. Отец был слишком рассержен на него за ту неосторожную просьбу сделать Гавестона графом Понтье. Вину за это Эдуард целиком и полностью возлагал на Уолтера Лэнгтона, который тогда был королевским казначеем. Именно через него наследник престола решился передать просьбу, но видимо не учел ту неприязнь, что Лэнгтон питал к нему и Гавестону. Казначей наверняка намеренно направил свой разговор с монархом в то русло, чтобы последний воспылал гневом на своего сына. Что ж, этот человек непременно заплатит за тот скандал и долгие шесть месяцев, его разлуки с Пирсом. Старый король умер и соединился с Господом. Теперь Англией правил новый Эдуард, и его первым приказом было вернуть друга из незаслуженного изгнания. Гавестон был уже на пути в Шотландию и должен был прибыть со дня на день. Нетерпение, с которым молодой король ждал его приезда, изводило. Дни тянулись невероятно медленно, и даже письма, которые он отправлял и получал от друга, не скрашивали долгие часы ожиданий… Раздавшийся топот конских копыт группы всадников, въезжавших во двор замка, заставил Эдуарда оторваться от созерцания горизонта и посмотреть вниз. Его руки вцепились в каменный подоконник, а глаза мгновенно выхватили знакомую фигуру. Он уже приехал! Он здесь! Король знал, что должен был оставаться в зале в компании слуг и сопровождавших его баронов, которые все это время терпеливо наблюдали за его метаниями. Но подождать еще несколько минут, пока Гавестон войдет в крепость и доберется до помещения, в котором находился Эдуард, он уже не мог. Приличия и принятые нормы поведения в ту минуту интересовали его в самую последнюю очередь. Сорвавшись с места, он быстрым шагом преодолел расстояние, которое отделяло его от двери, и вышел в коридор. Не ожидавшая это, охрана вытянулась в струну, но король даже не посмотрел в их сторону. Почти бегом он сбежал по крутой лестнице, оказываясь на первом этаже, прямо напротив главного входа. Находившиеся там, люди на мгновение замерли от неожиданности, а затем поспешно склонили перед королем головы. Но и их он не удостоил своим вниманием. Единственный человек, который был важен в ту минуту, как раз переступал порог. Гавестон знал правила и приличия. Он знал, что должен был поклониться, но прежде, чем он успел что-либо сделать, Эдуард сжал его в своих объятиях. – Наконец-то! – проговорил он. – Мой брат вернулся! – Я торопился как мог, - желанный гость обнял его в ответ. – Путь из Лондона не близкий. – Знаю, - король заставил себя выпустить друга из объятий. – Рейнолдс передал тебе мои письма? – он повел его вверх по лестнице. – Сразу же как только я приехал в его дом, - кивнул Гавестон. – Я собирался ответить, но потом подумал, что доеду до Шотландии быстрее любого гонца, - он усмехнулся. – Ты правильно поступил, - согласился король. – Кроме того, все эти дела могут подождать пару дней. И сегодня воскресенье. Хотя… - перед самым входом в зал он остановился и встал перед другом. – Есть одно важное дело, которое надо завершить прямо сейчас. – Разумеется, - ответил Гавестон. – Но если Ваша Милость позволит, я бы… – Что? – Эдуарду было непривычно услышать от него подобное обращение. – Ах да… – Я весь в пыли. Неплохо было бы умыться и переодеться с дороги прежде, чем присоединиться, - Пирс указал рукой на дверь, - к королевскому столу. – Да, конечно, - закивал Эдуард. – Твоя комната готова, и там тебя уже ждут слуги. – Благодарю вас, Ваша Милость, - Гавестон, наконец, получил возможность выразить почтение своему сюзерену и поклонился. Увидев это, тот испытал некую неловкость. Ему совсем не хотелось, чтобы его новый статус монарха что-то изменил в его отношениях с другом. Но он уловил на губах Пирса хитрую улыбку и понял, что весь этот церемониал был своего рода подшучиванием над его новой ролью и спектаклем для окружающих. Стервец! Эдуард облегченно выдохнул и, не сдержавшись, широко улыбнулся. Гавестон появился спустя полчаса. Он был облачен в новую чистую одежду и причесан. Он всегда умел одеваться со вкусом, и в том, чтобы производить впечатление на окружающих, ему не было равных. Он всегда приковывал к себе взгляды, иногда любопытные, но чаще восхищенные. И в первую очередь он приковывал к себе взгляд короля. Эдуард поднялся навстречу другу, вынуждая остальных баронов тоже встать. Коротко поприветствовав их, Гавестон занял приготовленное для него место по правую руку от короля. Подобный жест вызвал некое недоумение знати. Граф Линкольн, самый старший из присутствовавших, смерил Гавестона скептическим взглядом. – Вашей Милости будет угодно, чтобы ужин был уже подан? – обратился он к королю. – Не сейчас, - последовал ответ. Его ответ вызвал немое недоумение и недовольство присутствовавших, так как все было изрядно голодны. Но никто не посмел выразить это вслух. Самого же Эдуарда трапеза интересовала гораздо меньше, нежели то самое дело, ради которого он и собрал баронов. Ведь если бы не оно, король был бы рад принять друга один, в менее формальной обстановке. Но объявление очередного королевского указа требовало соблюдения определенных правил. Эдуард кивнул, и Томас Ньюхэй, королевский клерк, приблизился к столу. Приняв важную позу, он откашлялся и начал зачитывать хартию. Согласно новоизданному документу, графство Корнуолл вместе с соответствующим титулом, а также земли Лансестон, Наресборо и Уоллингфорд по воле Его Милости короля ЭдуардаIIи с согласия, присутствовавших на церемонии, шести эрлов, отдавались во владение Пирсу Гавестону. Помимо данного пожалования, хартия содержала еще много пунктов, который были детально доведены до сведения слушателей. По мере того, как Ньюхэй перечислял их, выражение лица Гавестона становилось все больше и больше смущенным. Он, конечно, ожидал, что венценосный друг порадует его каким-нибудь подарком, но он не подозревал, что дары будут столь велики. Ему в голову даже закралась мысль о том, что не перестарался ли Эдуард с дарами. Уж слишком щедрыми были пожалования новому графу, который теперь становился богатейшим человеком во всей Англии. Дочитав до конца, клерк положил пергамент на стол, открыл последнюю страницу, на которой уже стояла подпись Эдуарда и остальных представителей знати, и поставил большую королевскую печать. И все эрлы с этим согласились? Глядя на поставленные подписи, Гавестон удивленно поднял бровь. В следующую минуту он пригляделся и заметил, что на хартии изображение его герба было совмещено с гербом другой знатной семьи, родственной самим Плантагенетам. – Шестое августа, 1307 год, город Дамфрис, Шотландия, - объявил Ньюхэй и посмотрел на короля. Эдуард снова кивнул, и, низко поклонившись, клерк удалился. – Одна копия этого документа будет передана вашему распорядителю, граф Корнуолл, - король с довольной улыбкой посмотрел на друга. – Я уже отправил гонцов к управляющим в ваших новых владениях, чтобы они предоставили все отчеты о доходах. Бумаги должны быть готовы до четверга. Гавестон был растерян. – Я… - он поднялся. – Ваша Милость, вы слишком щедры, - искренне произнес он, опускаясь на одно колено и склоняя голову перед королем. – Боюсь, у меня не хватит слов, чтобы выразить свою признательность за столь большую честь, оказанную моей скромной персоне. И снова спектакль. Он неисправим! Эдуард вскочил с места и, взяв друга за плечи, вынудил его подняться. – Ваша преданность, граф, заслуживает самой высокой награды! – воодушевленно произнес он. – Уверен, у нас впереди еще много славных дел! Наблюдавшие за происходившим, бароны поднялись на ноги вслед за королем, но хранили молчание. Мягко говоря, для них было странным, что первым решением их нового монарха было возвращение из изгнания друга-иностранца и наделение его землями, доходом и титулом, который раньше жаловался исключительно членам королевской семьи. Каждый из них прекрасно осознавал, насколько богат теперь был недостойный подобной милости гасконец. Но, видимо, рассудив, что если позволить королю возвысить друга, то впоследствии они смогут добиться от него нужных им решений по прочим, более важным вопросам, они дали свое согласие. Эдуард и Гавестон были единственными, кто испытывал полный восторг по поводу случившегося. Быстро справившись с внезапной растерянностью, королевский фаворит держался спокойно, но при этом самонадеянно высокомерно, а короля переполняли эмоции, которые он совсем не стремился скрыть. После сдержанных поздравлений в адрес графа Корнуолла Эдуард велел, наконец, подать ужин, и слуги начали заносить и расставлять многочисленные блюда. Поданное к столу, великолепное вино постепенно смягчило атмосферу и сделало общение за столом более теплым, и даже уже после завершения ужина пировавшие не торопились расходиться. Воспользовавшись тем, что большинство гостей были уже во власти хмеля, Эдуард поднялся. – Давай отойдем, - он положил руку на плечо друга и, прихватив свою, еще наполовину полную чашу, приблизился к окну. Он чувствовал, что и сам был уже немного пьян. – Я даже не успел выразить тебе соболезнования по поводу смерти отца, - произнес остановившийся у него за спиной Гавестон. – Все случилось так быстро. – Не беспокойся об этом, - отозвался Эдуард. – Я знаю, что ты сожалеешь. Как и я, - он обернулся и сделал глоток вина. – Или нет, - добавил он. – Это сложно. – Что именно? – Находить равновесие между тем, что на самом деле чувствуешь, и тем, что должен чувствовать, - король снова глотнул вина. – Ничего никогда не заменит истинные чувства, - заметил Пирс. – Ты прав, - Эдуард опустошил чашу и поставил ее на подоконник. – Пойдем, - он кивнул в сторону выхода из зала. – Поговорим там, где нас никто не услышит. Слуги раскрыли перед ними двери, и выйдя, они оказались в прохладном полумраке коридора. Крутая лестница вела на верхние этажи, где располагались покои, занятые королем. Просторная комната исполняла роль спальни и кабинета. Эдуард отпустил слуг и пажей и задвинул за последним из них щеколду на двери. – Слишком много всего случилось за слишком короткий срок, - он тяжело опустился на застеленную покрывалом постель. – Меня все это утомило. – Я видел герб Де Клэров на хартии, - Гавестон присел на край стола. – Да, - Эдуард поднял на него взгляд и улыбнулся. – Я уладил все вопросы с твоей помолвкой. После смерти отца никто и не думал возражать. Ее брат Гилберт был даже рад дать свое согласие. Кроме того, я пожаловал ему титул графа Глостера, так что он вполне всем доволен. – А она сама знает? – с сомнением спросил Пирс. – Наверное, - Эдуард встал и подошел к невысокому столику у стены. Принюхавшись к содержимому, стоявшего там кувшина, он с удовлетворением понял, что внутри было вино. – Скорей всего, брат уже уведомил ее о будущей свадьбе, - налив немного в чашу, он сделал глоток. – Я ее видел? – спросил Гавестон. – Может, видел, но не помню? – он задумался. – Это дурной знак. – Вовсе нет, - обернулся к нему король. – Не припоминаю, чтобы представлял тебе племянницу. В любом случае, малышка Маргарет еще очень юна. Ты еще успеешь ее и увидеть, и запомнить, - Эдуард вновь отпил хмельного напитка. Подойдя к нему, Пирс взял чашу у него из руки и поставил на столик. – Слишком много вина, - заметил он. Эдуард повернулся и посмотрел на друга. В полумраке мерцавших свечей происходившее показалось ему нереальным. – Я столько раз умолял его позволить тебе вернуться, - его рука легла на грудь Пирса и вцепилась в край его одежды. – Унижался, просил прощения. Но он был глух. Ему было плевать на мои страдания!.. – Не думай об этом, - Гавестон накрыл своей ладонью его руку. – Его больше нет! А ты свободен! – Да! – глаза Эдуарда загорелись. – Я свободен! Его руки легли на плечи друга, а в следующую минуту обняли его за шею. Долгие месяцы разлуки наполняли его нетерпением и одновременно нерешительностью. Король Англии был охвачен желаниями, в которых ему было стыдно признаться даже самому себе. Но от этого они становились только сильнее. Пальцы Эдуарда зарылись в длинные волосы Гавестона. Еще мгновение, и их губы встретились в страстном поцелуе. Король даже не пытался скрыть того, как сильно он желал этого. Почувствовав, как Пирс крепко обнял его за талию, он внезапно ощутил себя совершенно беспомощным, целиком и полностью зависящим от этих сильных рук, которые держали его, как в тот самый первый день, когда он решился открыться другу в своих потаенных желаниях… Внезапно раздавшийся стук в дверь заставил любовником отпрянуть друг от друга. – Проклятие! – выругался Гавестон, ретируясь к дальнему окну. Эдуард растерянно замер. Все произошло настолько неожиданно, что он даже не успел разозлиться, что им помешали. Затем он посмотрел на дверь и обреченно выдохнул. Отперев, он увидел на пороге совсем юного пажа с подносом. – Простите, Ваша… Ваша Милость, - запинаясь, проговорил юноша. – Вы ушли из-за стола, не дождавшись десерта, и мне… велели отнести его вам. Эдуард опустил глаза на поднос и увидел тарелку с французскими вафлями и чашу с кремом. – Положи вон туда, - он указал пажу на столик у стены, на котором стоял кувшин с вином. Юноша вошел и на мгновенье замер, споткнувшись о взгляд Гавестона, который стоял, прислонившись к подоконнику и скрестив руки на груди. Затем, словно спохватившись, он поспешно поставил поднос в указанное место. – Больше ничего не приноси, - велел Эдуард, выпроваживая его за дверь. – Я больше ничего не хочу. – Да, Ваша Милость, - успел выговорить паж прежде, чем у него перед носом захлопнулась массивная дверь. – Заботливые придворные не оставили тебя без десерта, - усмехнулся Гавестон, приближаясь к столику и опуская глаза на крем. – Они знают, что я люблю сладкое, - король встал рядом с ним и тоже посмотрел на чашу с кастардом. Пирс повернулся и проследил за его взглядом. Догадываясь, что они подумали об одном и том же, он широко улыбнулся и взял лежавшую на подносе маленькую серебряную ложку. Повертев ее в руке, он зачерпнул немного крема и попробовал его. – Вкусно! Он отправил в рот очередную порцию. – Оставь мне тоже немного, - пальцы Эдуарда сжали его запястье. – Не беспокойся, тебе тоже хватит, - Пирс протянул ему ложку. – Сладкоежка, - усмехнулся он, отходя обратно к окну. Проводив его взглядом, король зажал в зубах вафлю и, прихватив всю чашу с кремом, уселся на постель. Он попытался что-то ответить, но с полным ртом вышло не очень. – Что? - Гавестон подошел к нему и отломил половинку вафли, торчавшей у него изо рта. – Я ничего не понял, - он откусил кусочек выпечки. – Я говорю, что не вижу в этом ничего плохого, - Эдуард, наконец, прожевал и смог нормально выговорить. – И, если мне не изменяет память, Перро, ты тоже никогда не отказывался от десерта. – Нет, - невозмутимо ответил тот, доедая вафлю. – Не отказывался. Он перелез через Эдуарда и растянулся на кровати рядом с ним. – Помнишь лебединый пир? Там было много всяких пирожных, - король зачерпнул полную ложку с кремом и отправил ее в рот. – И ты на них то и дело посматривал, - вставил Пирс. – Но почти не пробовал потому, что твой отец злился, когда ты ел много сладкого. – Отец много из-за чего злился, - Эдуард поставил чашу с остатком кастарда на невысокую тумбочку рядом с кроватью и откинулся на подушки. – Как думаешь, они еще там, внизу? – спросил он. – А тебе это важно? – посмотрел на него Гавестон. – Линкольн следит за мной, - усмехнулся Эдуард. – Он считает своим долгом опекать молодого короля, - произнес Пирс. – Помогать ему советами исполнять обязанности правителя. – Это так… – Но ты не нуждаешься в опеке. Ты и сам прекрасно можешь управлять государством. Эдуард вздохнул и сполз вниз по подушкам. Теперь он почти лежал. – Иногда мне страшно… - он сжал ладонь друга. – Мне кажется, что это все… совсем не то, что мне нужно… Но ты единственный, кому я могу в этом признаться. – Это именно то, - Гавестон повернулся на бок и теперь нависал над ним. – Ты был рожден, чтобы стать королем, и ты им стал. – Это всего лишь стечение обстоятельств. Если бы мои старшие братья не умерли… – Нет! Ничего не происходит просто так. И ты это скоро поймешь. Эдуард приподнялся и оказался настолько близко, что почувствовал дыхание Гавестона на своем лице. – Мне очень не хватало тебя! – прошептал он. Его пальцы вновь вцепились в одежду друга, притягивая того еще ближе, а глаза приковало к губам Пирса, дразнившим его своей близостью. Эдуард подался вперед и впился в них жадным поцелуем. Присутствие лордов, которые вероятно еще пировали несколькими этажами ниже, уже не имело никакого значения. Замок утопал в объятиях летней хмельной ночи, на удивление безоблачной и спокойной. Бард под аккомпанемент нескольких музыкантов развлекал гостей своим пением. Его голос отдавался гулким эхом в пустых коридорах и долетал едва уловимым лейтмотивом до королевских покоев. Не прерывая поцелуя, Эдуард нетерпеливыми движениями расстегнул свой пояс и отбросил его в сторону. Вслед за ним на пол полетели котарди[1], расшитое золотой нитью, и нательная камиза из тончайшей ткани. Лишившись одежды, его беспомощно обнаженная кожа особенно остро ощущала каждое прикосновение, пронзавшее его невидимыми иглами. Это был тот самый момент сладкой беспомощности, когда молодой король понимал, что был больше не способен сопротивляться. Как завороженный, он наблюдал за тем, как его друг избавлялся от своих одеяний, и легкое возбуждение, которое он испытывал до этого, в одно мгновение накрыло его волной. В том, что еще было на нем надето, стало невероятно тесно. Эдуард откинулся на подушки и оказался прижат к ним Пирсом. Нависнув сверху, Гавестон наклонился, и их губы вновь встретились в поцелуе. Король закрыл глаза, целиком и полностью отдавая себя в его власть. Он почувствовал, как губы любовника скользнули ему на шею, а затем ниже на грудь. Руки Перро уверенно с избавляли его от последней одежды, и Эдуард приподнял бедра, помогая ему в этом. Когда преград не осталось, он раздвинул ноги, позволяя тому лечь сверху, и заключил его в свои объятия, настойчиво и капризно ловя его губы и срывая с них поцелуи. Руки Гавестона беззастенчиво блуждали по его телу, проникая в самые потаенные места, заставляя Эдуарда раскрываться навстречу и прерывисто дышать. Пирс продолжал обнимать его левой рукой, в то время как его правая ладонь опустилась ниже поясницы, провела по бедру и скользнула в промежность меж ягодиц. Пальцы нащупали тугое кольцо мышц, которое в первое мгновение сжалось от прикосновения. Эдуард зажмурился и негромко застонал… Когда несколько лет назад его отец представил ему молодого сквайра Пьера де Габастона и намекнул, что принцу было бы неплохо быть хоть в чем-то похожим на этого юношу, он и не предполагал, какие чувства вспыхнут в души Эдуарда. В начале принц был немного растерян. Упреки со стороны отца были чем-то привычным. Ему и до этого ставили в пример других рыцарей. Но на этот раз образец для подражания был намеренно введен в его ближайшее окружение. Растерянность быстро сменилась смятением. Юный де Габастон действительно выглядел куда более блестяще. Яркий, невероятно харизматичный, обладавший чувством юмора, способным смутить любого, в чей адрес была отпущена далеко не всегда добродушная шутка, и великолепно владевший мечом, он показался принцу самим совершенством. Смятение почти сразу же переросло в симпатию. Сквайр вскоре был возведен в ранг его компаньона. Общение с ним было легким и непринужденным. Рядом с Пирсом Гавестоном, как его называли при дворе, или Перро, как он именовал себя сам, Эдуард чувствовал себя свободным. Он был самим собой. Он был восхищен и ослеплен, почти влюблен. Его привязанность к другу переросла в безумную страсть, в которой он однажды решился тому признаться. Она была настолько сильной, что Эдуард забывал обо всем, всецело подчиняясь желанию принадлежать объекту своего восхищения, позволяя творить с ним все, что было угодно его любовнику. Та ночь долгожданной встречи в Дамфрисе не была исключением. И то, что теперь Эдуард взошел на престол, не меняло в его отношениях с Гавестоном ровным счетом ничего… Пирс надавил сильнее, и Эдуард заставил себя расслабиться под его напором. Но Гавестон не овладел им сразу. Он отстранился и заставил короля перевернуться на живот, после чего потянулся к чаше с кремом на тумбочке у кровати. Зачерпывая пальцами ее содержимое, он невольно смахнул на пол серебряную ложку, которая упав, беспомощно звякнула. Почувствовав прикосновение холодного крема в промежности, Эдуард вздрогнул. У него в голове невольно мелькнула мысль о том, как удачно придворный распорядитель велел отнести ему десерт. Но в следующую секунду все мысли бесследно растаяли. Он глухо застонал, прогибаясь в спине и принимая удобную для его партнера позу, ощутив, как пальцы того проникли в него. Сначала один, потом второй, а потом и третий. По мере того, как Пирс подготавливал его к непосредственному акту соития, дискомфорт от первого проникновения постепенно отступал. Решив, что он готов, Гавестон, наконец, овладел им. Вспышка боли заставила Эдуарда зажмуриться и почти вскрикнуть. Он непроизвольно дернулся, но пара сильных рук крепко удерживала его за бедра. Пирс задвигался сначала медленно, позволяя партнеру постепенно привыкать к ощущениям, но вскоре начал ускорять темп. Кастард оказался подходящей смазкой, и в какое-то мгновение боль сменилось сладким чувством получаемого удовольствия. Эдуард полностью расслабился и даже сам стал двигаться навстречу. Он тяжело дышал, постанывая при каждом толчке, проникавшем в него все глубже и глубже. Король невольно потянулся к паху, чтобы помочь себе достичь апогея, но Пирс перехватил его руку и прижал обратно к подушке. – Я сам! – прошептал он ему в самое ухо. Его горячее прерывистое дыхание обжигало Эдуарду щеку. Пальцы любовника сжали его возбужденное мужское достоинство и начали уверенно ласкать, двигаясь вверх и вниз, окончательно погружая его в сладострастную эйфорию. Он больше не мог сдерживаться и стискивать зубы, чтобы не издавать слишком громких звуков. Высшая точка экстаза их обоих была все ближе, и в какое-то мгновение Пирс закрыл ему ладонью рот. – Тише! – прошипел он, снова склоняясь к нему. Эдуард замер, а затем послушно закивал, и тот убрал руку. Король уткнулся головой в подушку, чтобы заглушить вырывавшиеся у него из груди стоны. Он чувствовал, что осталось совсем немного. Его тело отзывалось искрами наслаждения на каждый рывок партнера, и он изо всех сил старался продержаться как можно дольше. Момент разрядки у обоих наступил почти одновременно. Эдуард выдохнул, расслабляясь, и почувствовал, как его внутри обдало горячим фонтаном. Тяжело дыша, Пирс отстранился от него и растянулся на кровати рядом. Эдуард повернул голову и заметил, как у того по виску скатилась капелька пота. Он и сам был покрыт испариной. Распластавшись на постели, он все еще лежал на животе. Сердце понемногу переставало бешено колотиться, а дыхание успокаивалось. Оставалось лишь чувство бесконечно наслаждения и приятной расслабленности во всем теле. Эдуард протянул руку и коснулся плеча Гавестона. – Останься до утра, - попросил он. – Ты же знаешь, что я не могу, - повернул к нему голову Пирс. – Как, по-твоему, отреагируют твои придворные, когда увидят меня, выходящего отсюда утром? – Всегда можно придумать объяснение, - Эдуард приподнялся на локтях и придвинулся к нему. – И какое? Я заблудился и не нашел дорогу в свою спальню? – усмехнулся Гавестон. – Мы проговорили до поздней ночи, - задумался Эдуард. – Потом ты заснул… мне стало жаль тебя будить, и я просто поделился кроватью. В ответ Пирс негромко рассмеялся. – В эту сказку поверит разве что тот паж, что принес тебе десерт, - заметил он. – Хотя, может, и он усомнится. – Можно придумать другое объяснение… – Если всякого рода слухи дойдут до твоего будущего тестя, французского короля, он раздумает отдавать за тебя свою дочь, - Пирс поднялся с постели. – Свадьба расстроится, и возникнут проблемы. Не думаю, что тебе это нужно. Он прошел в дальний угол комнаты, где слугами был оставлен таз для умывания и кувшин с водой. Смыв с себя остатки крема, он умыл лицо и вытерся лежавшим рядом льняным полотенцем. Эдуард перевернулся на спину и с разочарованием наблюдал за ним. – Хитрого лиса Линкольна ты точно не проведешь, - ухмыляясь, добавил Гавестон. Намочив полотенце, он слегка выжал его на пол, и вернувшись к кровати, бросил его Эдуарду. – Помнишь те письма, что ты прислал Рейнолдсу в Лондон для меня? – он присел на кровать. – Помню… - Эдуард скомкал в руках мокрое полотенце. – В них было много пунктов… – Их писал не я, - простонал король. – Знаю, но они были написаны по твоему указанию, - Гавестон снова растянулся на постели. – И там было множество дел, которыми нам надо заняться… – Нет! – простонал Эдуард, утыкаясь лицом в подушку. – Сегодня воскресенье, и даже до полночи еще есть время. Он подался вперед и навис над другом. – Еще есть время, - почти шепотом повторил он. В ответ губы Пирса расплылись в улыбке. Он положил руку на шею Эдуарду и, притянув его к себе, поцеловал. – Если кастард высохнет, избавиться от него будет непросто, - с ухмылкой проговорил он через пару минут. – Черт! – выругался Эдуард, вспоминая про мокрое полотенце и поднимаясь. – Ты выглядишь… забавно, - продолжал улыбаться Гавестон, наблюдая за его чертыханиями. – Прекрати! – велел ему Эдуард. – Я ничего не делаю! В ответ король швырнул в него маленькую, расшитую подушку. – Ладно, ладно, - сдался Гавестон, примирительно поднимая руки и делая вид, будто закрывает глаза. – Я на тебя не смотрю. Он приподнялся и, вытянув из-под себя покрывало, забрался под него. – Знаю я тебя, - буркнул Эдуард. Отбросив в сторону использованное полотенце, он лег обратно в постель и положил голову Пирсу на плечо. – Есть одно дело… - проговорил он, удобно устраиваясь и закрывая глаза. – Знаю, - Гавестон обнял его одной рукой и провел подушечками пальцев по предплечью. – Мы позаботимся о нем, - уверил он короля. – Непременно позаботимся. [1]Узкая, плотно облегающая фигуру до середины бедер, парадная одежда.