Внутри Сяо Чжаня, или Какого хрена?

— Сфотографируйте их, срочно-срочно! — кричит Ван Фули, отходя чуть в сторону. Кажется, ей абсолютно по кайфу тот факт, что эта выходка крадёт её «эфирное время». — Чёрт, я так счастлива, мальчики! — не снижая громкости и с широченной улыбкой, не позволяющей усомниться в искренности её слов, вещает совершенно обезумевшая невеста и ошалело трясёт бедным букетом в сторону гостей: — Нет, ну вы их видели, видели?! Это мой брат и его парень, нет, будущий муж!!! — как будто их тут и без того не знают. — Встаньте поближе, ага, вот так, — это уже команда Сяо Чжаню и Ван Ибо. Судя по всему, в фантазиях Ван Фули напрочь отсутствует вариант, что на прозвучавшее предложение мог быть дан отказ. Становится особенно любопытно, на сколько баллов потянет катастрофа, которая обязательно разразится, когда и Ван Фули, и все остальные члены семьи узнáют, что всё происходящее прямо сейчас — неумелый театр двух актёров, который, на его собственный вкус, выходит за рамки разумного сценария. Как потом Ван Ибо вообще собирается всё это разруливать? Разве приятно будет Ван Фули смотреть на фотки со свадьбы и не думать о том, как её брат превратил этот важный для неё день в шоу ради сомнительной цели и собственной выгоды? Что должен подумать сам Сяо Чжань после таких эффектных выпадов? Это ведь не какая-то там безделушка, купленная на рынке, это — кольцо госпожи Чжан, если он всё правильно понял… Неужели ради своей инсценировки Ибо готов зайти настолько далеко? Сяо Чжань, позируя ради очередной фотки, на которой Ибо, встав у него за спиной, застёгивает ему цепочку на шее, пытается найти ответы на лицах гостей, но увы. Настолько же тщетна эта затея и с Ван Ибо — тот, когда наконец становится перед Сяо Чжанем, лыбится даже шире, чем его сестра. Всё-таки что ни говори, а семейка у них напрочь отлетевшая — все они друг друга стоят в своей эксцентричности. Впрочем, как бы там ни было, это уже не его головная боль. Пусть Ван Ибо, заваривший всю эту кашу, разбирается потом сам. Ван Фули, не в силах оставаться в стороне на этом празднике жизни и притворства (неизвестно ещё, в какой пропорции здесь намешались эти компоненты), втискивается между Сяо Чжанем и Ван Ибо и для фото заставляет их целовать её в щёки с двух сторон, пока она кокетливо прикрывает почти полностью сложенным веером рот, распахнувшийся в невероятном удивлении. Вся эта вакханалия продолжается дольше, чем Сяо Чжаню хотелось бы. Наконец кто-то (Сяо Чжань испытывает невероятную благодарность по отношению к этому человеку) не напоминает о тайминге — фотопрогулка подходит к своему концу, пора закругляться. Гостям и невесте предстоит вернуться в отель, чтобы привести себя в порядок перед самой главной частью торжества. Но покоя им так и не дают — шумиха не сворачивается даже по дороге до самого отеля. Почти весь путь приходится принимать поздравления с будущей свадьбой от совершенно разных людей, многих из которых он едва помнит, некоторых — не знает вовсе. Кто-то улыбается почти так же сумасшедше, как Ван Фули, и лепечет что-то непонятно-восторженное, кто-то интересуется, в какой стране и когда они планируют заключать партнёрство, другие хлопают то Ван Ибо, то Сяо Чжаня по плечу со словами «давно пора!». Боги, они точно в Китае? Ван Ибо ведёт себя как настоящий жених — с истинным удовольствием принимает поздравления, иногда приобнимает Сяо Чжаня за талию или кладёт руку на плечо. Впрочем Сяо Чжань, хотя время от времени от абсурдности ситуации ему хочется сумасшедше рассмеяться, не отстаёт от своего суженого — успешно сдерживает рвущийся наружу хохот и прикрывает его вежливой улыбкой и на ходу выдуманными ответами. «Спасибо, это очень важно для нас», — звучит в более или менее похожих вариациях в качестве ответа на краткие поздравления. «Скоро будет пять лет, как мы вместе, нам показалось, это отличная дата, чтобы узаконить наши отношения», — Сяо Чжань бросает любовный, как он надеется, взгляд на Ибо, сдабривая его едва различимой каплей злорадства. Нет времени и сил объяснять свою мелочность и то, почему ему так важно свершить эту маленькую месть за неожиданный поворот. Всё равно Ван Ибо разгребать эту кутерьму — одним враньём меньше, одним враньём больше, кто считает? Не готов он отвечать и на вопрос, откуда в его голове знания о том, где можно заключить однополый брак или партнёрство, не являясь резидентом страны. «О, мы думали о Португалии и Мексике, — чешет со сладчайшей улыбкой Сяо Чжань, игнорируя ставший на мгновение вопросительно-подозрительным взгляд Ван Ибо, — верно я говорю, гоуцзацзай?» — хлопая ресницами, Сяо Чжань кладёт руку тому на колено. «Ещё Аргентина, гэгэ», — кашлянув, таким же елейным тоном отвечает Ибо, едва сдерживая смех. Отчего-то ни разу вот не стыдно в сложившихся обстоятельствах стать воплощением всех дурацких стереотипов и прослыть слащавой негетеросексуальной парочкой, ведущей себя максимально анекдотично. Сяо Чжань от этой сценки получает невероятное и немного извращённое удовольствие и толком не успевает удивляться тому, что никто не фыркает, не кривится и уж тем более не делает мерзких комментариев по поводу их сахарной манерности и половой принадлежности в целом. Пожалуй, кульминацией всего сюра становится их выгрузка недалеко от ворот отеля — с недавней помолвкой их поздравляет лодочник, снимает какой-то амулет, мерно покачивавшийся до этих пор на одной из балок над их головами, и щербато улыбается из-под конусообразной шляпы. К этому моменту уже нет никакой необходимости в особых актёрских навыках, счастливая улыбка практически не сходит с лица Сяо Чжаня, но анализировать он это, конечно, не будет. О том, почему его так искренне веселит и радует отношение остальных к совершенно нереальной ситуации, разыгранной от начала и до конца, он подумает как-нибудь потом. Последний неистовый поздравитель отваливается от них лишь у дверей их комнаты, напоследок зардевшись щеками и пожелав им приятных сборов. Ван Ибо на это недвусмысленно хмыкает, Сяо Чжань же, точно зная, какого рода мысли могут бродить в этой тёмной голове, в качестве профилактики шлёпает Ибо сложенным веером по плечу. Откуда взялся веер — не очень понятно, но он подозрительно похож на тот, с которым ещё недавно фоткалась Ван Фули. Закрывавшаяся за спиной дверь наконец-то отрезает их от суеты. Мягкий щелчок дверного язычка — и они резко оказываются наедине. Сяо Чжань невольно ждёт, что в воцарившемся молчании им станет неловко. Или что вот-вот случится какой-то важный разговор. Тем не менее не происходит ни того ни другого. Ван Ибо, беззаботно улыбнувшись, проходит мимо замершего Сяо Чжаня, забирает с кресла у балкона полотенце и информирует, что пойдёт в душ первым, а затем зачем-то просит Сяо Чжаня закрыть глаза на пару секунд. Очевидно, им тут не перед кем играть и нет никакого смысла продолжать нелепую драматургию за закрытыми дверями, но в момент, когда звучит эта просьба и Сяо Чжань послушно закрывает глаза, внутри его собственной головы зарождаются очень скользкие мысли, сопровождаемые неуместным по всем статьям томлением и жаром — отнюдь не по вине погодных сводок. Он уже не знает, чего следует ожидать, чего хочет сам, на что готов, но отчего-то приоткрывает рот, когда слышит лёгкий аромат почти выветрившегося парфюма, потому что Ван Ибо подходит ближе, и чувствует лёгкое дуновение воздуха на своей щеке от звучащего: — Только не открывай глаза, пока я не скажу. Сяо Чжань не в силах скрыть разочарования, с которым выдыхает, стоит ему понять, что придуманное его бесполезным мозгом обнадёживающее «подходит ближе» превращается в «проходит мимо». Он слышит, как Ван Ибо шебуршит где-то в районе шкафа, а потом: — Можешь открывать, — раздаётся негромкое под ещё один щелчок двери. В этот раз — уже ванной комнаты. Сяо Чжань чувствует себя полным дураком и готов спорить, что именно таковым он и выглядит со стороны — стои́т истуканом посреди номера, преисполнившись надежды не пойми на что, даже не заметив, как от волнения обхватил пальцами всё ещё висящее на шее кольцо, которое он вроде как принял и которое теперь кажется каким-то якорем. Мысленно кроя себя всеми известными ругательствами, он проходится ладонью по лицу, приостанавливаясь в районе рта, чтобы не сказать ничего вслух, и покачивает головой, поражаясь сам себе. Очевидно, нельзя давать волю даже собственному мозгу. Тот, похоже, теряет последние крупицы адекватности и придумывает то, чего нет. Тряхнув головой, как вылезшая из озера собака, Сяо Чжань пресекает дальнейшее самобичевание и фантазии и переключается на действительно важные дела. Пока он чиркает молнией на портпледе и аккуратно раскладывает на постели часть своего аутфита, состоящего из нежно-перламутровой шёлковой майки и широких графитовых брюк-палаццо, Ван Ибо умудряется не только ополоснуться, но и переодеться… в гавайскую рубашку с коротким рукавом с ядерным принтом на кричащем оранжевом фоне. Увиденное тут же стирает все следы недавних измышлений. Медленно сглотнув и проследив взглядом ниже в скорбном ожидании каких-нибудь сёрферских шорт, Сяо Чжань с некоторым внутренним облегчением видит относительно приличные тёмные брюки, правда не слишком классические — такие Ван Ибо использовал для всего: от катания на скейте до похода к бабушке на субботний чай. Образ завершается носками в бело-оранжевую клетку и скейт-тапками — этот союз, созданный явно в где-то глубинах дизайнерского ада, ввиду и без того глубокого шока не производит на Сяо Чжаня должного впечатления. Взгляд на секунду обращается к собственной бережно разложенной на кровати одёжке, а потом возвращается к Ибо, который гордо шествует мимо и плюхается в кресло, явно безмерно гордясь собой и не сводя глаз со своего собеседника, словно ребёнок, который, прощупывая границы чужого терпения, ждёт реакции на очередную глупую выходку. Нарывается, гадёныш, как пить дать, нарывается. И знает ведь, как Сяо Чжаню нравится, когда всё выглядит красиво, идеально, подходяще случаю, но у Ибо, исповедующего исключительно комфорт и удобство, всегда имелось отличное на этот счёт мнение. Между делом появляется мысль, что такая уродская рубашка была куплена только с одной целью — выбесить непосредственно Сяо Чжаня. — Бля-я-ястяще, — не скрывая скепсиса и поджав губы, тянет Сяо Чжань, пытаясь прикинуть, есть ли шанс уговорить Ибо поменять эту ужасную аляповатую гавайку на что-нибудь пусть и менее вписывающееся в цветовую гамму, но более приемлемое с точки зрения мероприятия, на которое они приглашены. — Оставь свой нос в покое, — белозубо скалясь, наставническим тоном произносит Ибо, точно определяя, когда простое движение превращается в характерный для Сяо Чжаня тик от расшалившихся нервов, и в довершение образа вальяжно устраивает руки на подлокотниках, широко расставляя ноги. Сяо Чжань делает глубокий вдох, прежде чем взять себя в руки и самым дипломатичным тоном, на который он сейчас способен, спросить: — Есть смысл говорить, что это… — он несколько секунд взмахивает раскрытой ладонью в воздухе, пытаясь подобрать приемлемое определение, и, не найдя в голове ни одной приличной ассоциации, сдаётся, — эстетический пиздец? Потому что это реально тянет на десять катастроф из десяти для чувства прекрасного — и это отнюдь не гипербола для красного словца. От выбранного описания Ван Ибо приходит в восторг, явно добившись своего, и принимается торжественно разглаживать несуществующие складки на рубашке. — Абсолютно… никакого… смысла, — выдерживая драматическую паузу чуть ли не после каждого слова, отвечает Ибо и кивает в сторону кровати. — А когда я увижу лук моего будущего супруга? Надо оценить, как мы смотримся вместе. Сяо Чжань с трудом удерживается, чтобы не ляпнуть ещё что-нибудь нецензурное, и во избежание уходит в ванную вместе с брюками и майкой. Какое-то время он в глубокой прострации сидит на унитазе, прикрыв его крышкой и подперев щёку кулаком, прикидывая, каких люлей впишет им сестра Ибо, в особенности Сяо Чжаню — как старшему — за то, что он не смог урезонить её брата-балбеса. От этих мыслей он даже фыркает — поди попробуй повлиять на Ван Ибо. Уж сестре его это известно как никому другому! От души визуализировав себе реакцию не только Ван Фули, но и всех присутствующих от их поистине отлетевшей парочки, Сяо Чжань как-то резко преисполняется весельем, отправляется освежиться и в итоге появляется из ванной, приободрившись и испытывая определённое нетерпение и предвкушение относительно грядущего вечера. В том, чтобы разрешить себе творить всякую несусветную дичь, определённо что-то есть. На Ван Ибо он глядит мельком, уже полностью избавившись от раздражения или внутреннего диссонанса ввиду их будущего комичного, абсолютно не подходящего друг другу по стилю дуэта, и потому не замечает чужого взгляда. — Она растянулась после стирки или это… так и задумано? — подаёт голос недавний возмутитель спокойствия, и Сяо Чжань, склонившийся над кроватью, чтобы подобрать плечики и вернуть их в шкаф, и не понимающий, о чём собственно идёт речь, быстро оглядывает себя, бросает для верности взгляд в зеркало и, убедившись, что всё в порядке, поворачивается, нахмурившись в наглядном неразумении, в сторону кресла. Картина перед его глазами предстаёт неожиданно любопытная: Ван Ибо выглядит растерявшим свою недавнюю браваду и будто стукнутым пыльным мешком, к тому же откровенно подтормаживающим — тычет в его сторону указательным пальцем, описывая им круги, но разобраться, что именно этот жест должен означать, как-то тяжело. — Что не так? — не выдерживает Сяо Чжань, оказавшись не в силах расшифровать устроенную для него пантомиму. Ощутимого результата это не приносит, потому что пантомима и не думает останавливаться — Ван Ибо выдыхает, облизывает губы и, закинув ногу на ногу, немного кренится в сторону, чтобы, как выясняется секундой позже, куснуть заусенец на большом пальце той руки, что упирается в подлокотник, неотрывно глядя на Сяо Чжаня исподлобья и постукивая пальцами второй по колену. — Знаешь что? Сдаётся мне, что тут попахивает двойными стандартами… — наконец выдаёт Ибо и начинает вдобавок трясти той ногой, что сверху. — Какими ещё двойными стандартами? — закатив глаза, тянется Сяо Чжань к пиджаку, но так и не добирается до шкафа. — Я, значит, чтобы оголиться, должен поставить тебя в известность заблаговременно, а ты, получается, можешь тыкать в меня своими сосками вот так вот — внезапно и без всяких угрызений совести? Сяо Чжань как-то совсем неэлегантно хрюкает и сквозь смех отвечает: — Очень интересное замечание, как говорится, ваше мнение очень важно для нас, — он с невинным видом проходится указательными пальцами по проймам майки, которые чуточку шире обычных, — но тебе не кажется, что калибр обозначенных ситуаций несколько разнится? — Мне приятно, что ты помнишь про калибр, но всё-таки. Ты в курсе, что в некоторых соцсетях фотографии, где видны соски, подвергаются цензуре? — Где видны женские соски, Ибо, — уточняет Сяо Чжань, смотрясь в зеркало и ловя там пристальный взгляд Ибо. — Это обыкновенный сексизм и объективация, — машет рукой Ибо. — И знаешь, что ещё? — Ну что? — Раньше я был категорически против ограничения свободы пользователей, но теперь я понимаю, в чём весь сыр-бор. Просто очевидно, что некоторые мужские соски также нуждаются в цензуре! — выдаёт тот с самым серьёзным видом. — Некоторые? — с сомнением в голосе и говорящим выражением лица переспрашивает Сяо Чжань, не очень понимая, почему вообще поддерживает этот странный диалог на грани абсурда и, что самое главное, абсолютно неприкрытого флирта с обеих сторон, но Ван Ибо игнорирует это уточнение. — Ты же понимаешь, что сегодня весь вечер мне придётся, — Ибо многозначительно замолкает, а Сяо Чжань поворачивается к нему, приподняв брови и снова повторяя за собеседником: — Придётся что?.. — Например, следить за тем, чтобы никто не был так же ошарашен увиденным? — говорит Ибо таким тоном, словно объясняет очевидное, и добавляет с укоризной: — Там будут дети, вообще-то, — он замолкает на пару секунд. — И Цянь Чэн! Сяо Чжань закатывает глаза, едва не хрюкнув снова от прорывающегося смеха. — Как бессердечно. В его возрасте такое может быть опасно! И вообще, ты не вписываешься в дресс-код, — с воодушевлением заключает Ибо и поднимается из кресла, заглядывает на секунду в ванную, чтобы потом подойти к зеркалу и встать рядом. — Боги, человек, который идёт в гавайке на свадьбу, хочет напомнить мне о дресс-коде, серьёзно? ­— неплотно заправляя майку в брюки — сзади чуть сильнее, чем впереди, — в притворном раздражении бормочет себе под нос Сяо Чжань и поднимает взгляд, тут же находя глаза пристально следящего за его действиями Ван Ибо. Не разрывая их визуального контакта в отражении, тот вытягивает руку, почти прижимаясь к предплечью Сяо Чжаня, и показывает лежащее на ладони кольцо, которое было забыто в ванной. Дождавшись лёгкого кивка в качестве разрешения, Ибо некоторое время мучается с застежкой, выдыхая тёплый воздух прямо Сяо Чжаню на загривок, невольно заставляя покрываться мурашками и невольно задержать дыхание, пока помолвочный кулон не будет повержен. Только тогда Сяо Чжань находит в отражении кольцо, которое, несмотря на всю длину цепочки, лежит на голой коже — вырез у майки и правда скандальный. Теперь от украшения не отвлекают ни яркие цвета, ни узоры тканей традиционных костюмов. Его блеск составляет гармоничную пару переливающейся перламутром ткани. В памяти мимолётно сохраняется то, как Ибо тоже рассматривает кулон и скользит взглядом по открытым плечам, отчего Сяо Чжань зябко ими поводит, испытывая необъяснимый приступ неловкости из-за количества обнажённой кожи, представленной чужому взору, и слишком близкого присутствия. Без лишних комментариев он тянется к шкафу, достаёт свой пиджак мандаринового цвета и сразу набрасывает его на плечи, моментально разряжая обстановку. — О, пиджак — это хорошо, — отмирает Ибо, снова обдавая шею и мочку левого уха своим тёплым дыханием. — Искренне надеюсь, что ты не думал, что я правда могу пойти на свадьбу твоей сестры в майке, — пеняет Сяо Чжань, а потом улыбается, глядя на их явно бракованный дуэт в отражении. — Мы выглядим как… — он снова задумывается относительно цензурного варианта, — Буя и Боцзи. — Я, по-твоему, похож на утку? — Если быть более точным, — Сяо Чжань понижает голос и ловит взгляд Ван Ибо в отражении, словно собирается сообщить какой-то секрет, — ты похож на ополоумевшего селезня. — Ничего не могу сказать про ополоумевшего, — не особенно-то оскорбившись, улыбается Ибо, — но то, что я наряднее обычной утки, — это инфа стопроц, — и несильно толкает Сяо Чжаня плечом, отходя к двери: — Всё-таки тебе надо поработать над комплиментами, гэгэ, иногда хер догадаешься. Сяо Чжань привычно пропускает это мимо ушей, поправляет чёлку и наносит парфюм, а потом делает пару шагов в сторону шкафа и вытаскивает из одного из ящиков заветный конверт. Ибо на это незамедлительно прыскает, пока пропускает Сяо Чжаня на выход: — Серьёзно? — Тебя удивляет, что он не красный? — Сяо Чжань искренне недоумевает от такой реакции. — Возвратить конверт из-под приглашения с подарком внутри — это традиция. Тем более я сохранил его в идеальном виде, несмотря на отвратительные курьерские услуги. — Ох, прости, забыл тогда при выходе отключить дождь, — парирует Ибо, а потом достаёт телефон и открывает вичат: — Все современные люди уже давно отправляют хунбао через приложение. — И что в этом хорошего? Какой-то безликий подарок на отвали, — насупливается Сяо Чжань. — Да-да, тут я с тобой полностью согласен, — активно кивает Ибо с самым строгим видом, словно и правда разделяет прозвучавшее мнение, — это, конечно, не сравнится с наличкой в очередном конверте. Быстрее всего в голове почему-то рождаются только две идеи — закатить глаза или выдать подзатыльник, и, естественно, не желая мелочиться, Сяо Чжань воплощает обе и по несколько раз, пока наконец, вернувшиеся из своего почти кругосветного путешествия глаза не возвращаются на место и не ловят взгляд кого-то из пожилых гостей, которые вместе с ними идут к залу и с недоумением смотрят на разыгрывающуюся сцену. — Ты делаешь из меня посмешище, — почувствовав себя крайне неловко, строго сообщает Сяо Чжань. — Я? — с видом оскорблённой невинности вопрошает Ибо. — Да мне даже прикладывать усилий не надо, ты и сам мастерски справляешься. Сяо Чжань недолго молчит, дожидаясь, пока чья-то пожилая тётушка потеряет к ним всякий интерес, и для закрепления эффекта со всей вредностью хлопает Ибо конвертом с деньгами и, внезапно опомнившись, проверяет сохранность подарка. От дальнейшей перепалки их спасает то, что Ибо должен оставить Сяо Чжаня одного, потому что ему звонит Ван Фули с просьбой подойти «за кулисы». Чтобы скрасить ожидание, Сяо Чжань старается отключить мозг. Это ему почти удаётся — он наслаждается фотографиями, которые он уже видел утром, невольно прислушиваясь к комментариям других гостей, пока слева от него не раздаётся: — Похоже, вы здесь единственный человек, которому идёт цвет этого сумасшедшего дресс-кода. Можно даже не смотреть — и так понятно, кому принадлежит этот голос. — Уверен, это не так, — Сяо Чжань весь подбирается и напрягается, нацепляя дружелюбную улыбку, перед тем как повернуться к Цянь Чэну. Взгляд последнего тут же обшаривает его с ног до головы, останавливаясь где-то пониже лица. — О, значит, это правда, — Цянь Чэн качает головой и продолжает тоном, в котором слышится насмешка: — И где же ваш будущий партнёр? — он оказывается едва способен выговорить последнее слово. — Ибо подойдёт к началу, — намеренно используя неполное имя, отвечает Сяо Чжань. Если до этого он удивительным образом был спокоен, то внезапное появление клятого Цянь Чэна заставляет занервничать и вспомнить слова Ибо о том, что директор одного из филиалов заинтересован не только в том, чтобы заполучить оригинал «Аугментации». Вернее — он хочет заполучить не только снимок. — Вот как, ясно, — тянет Цянь Чэн, продолжая рассматривать Сяо Чжаня. Взгляд его вызывает желание прикрыться — сейчас становится как никогда ясно, что не только кольцо вызывает чужой интерес. Прежде Цянь Чэн казался ему всего лишь очередным белым воротничком из окружения бабушки Ибо. И что бы там ни думал последний, никогда в голову Сяо Чжаню не пришло бы рассматривать Цянь Чэна в качестве ухажёра. — Не видел вас на фотопрогулке, — чувствуя себя ещё более неловко от воцарившегося молчания, чем от неуклюжего разговора, говорит Сяо Чжань. — Да, даже не предполагал, что там может быть интересно, — неоднозначно отвечает Цянь Чэн. — Был занят бумагами. Не все из нас могут предаваться беззаботной праздности. — Конечно, — кивает головой Сяо Чжань, хотя ему хочется скривиться от того, насколько напыщенно это звучит. Цянь Чэн совершенно не чувствует его настроения и снисходительно улыбается: — Увы, иногда есть вещи, которые может решить только директор. — Разумеется, — снова бормочет Сяо Чжань, после чего Цянь Чэн, явно планируя впечатлить, распушает свой бизнес-хвост, начиная рассказывать про то, как на днях они подписали важный контракт, и въедливо поясняет новый концепт цепочки поставок. По интонациям понятно, что Цянь Чэн в принципе не считает Сяо Чжаня способным разобраться в такой сложной теме. Он принимается разжёвывать очевидные детали, выглядя при этом так, словно одаряет его невероятными знаниями. От Сяо Чжаня при этом не требуется участвовать в разговоре, достаточно время от времени мычать и делать глупое лицо, отчего индюк от осознания собственной важности и эрудированности надувается ещё больше — тешить эго подобных личностей проще простого. Слушая всю эту тираду — и то из чистой вежливости по отношению к госпоже Чжан, — Сяо Чжань едва не помирает со скуки и практически молится всем известным богам, чтобы Ван Фули поскорее отпустила Ибо. Но спасение так и не приходит. — Добрый день, позвольте узнать ваши имена, — очередь успевает рассосаться, они с Цянь Чэном регистрируются едва ли не последними. Сяо Чжань уже отдал конверт и получил в ответ улыбку, когда девушка, которая отмечает Цянь Чэна, вдруг бросает беглый взгляд на Сяо Чжаня и, отведя глаза буквально на секунду, снова смотрит на него. — Это же вы! — она почти незаметно пинает локтем свою коллегу, и ту, в отличие от Сяо Чжаня, немедленно осеняет неким сакральным осознанием. Они по-глупому переглядываются и почти что хихикают в кулачок, прежде чем наконец-то радостно выдать: — Поздравляем с помолвкой! — Спасибо, — натренированно улыбается Сяо Чжань, краем глаза замечая, как на секунду Цянь Чэн перестаёт держать лицо, что незамедлительно превращается в уродливую гримасу, но кое-как берёт себя в руки, дёргано улыбаясь, потому что девушки смотрят не только на Сяо Чжаня, но и на самого Цянь Чэна: — Вы… чудесная пара. Тут уже Цянь Чэн сдержаться не может — он некрасиво покрывается красными пятнами, словно его раздражает сама мысль быть уличённым в подобном прилюдно. Сяо Чжань наблюдает за этим с грустью — как будто смотрит на самого себя в кривое зеркало, усиливающее неприглядные стороны. Это прямо-таки утрированная иллюстрация, как он ощущал себя в подобной ситуации, перед тем как расстаться с Ибо. Ужасно, когда тебя не принимает общество, но гораздо хуже, когда тот, кто тебя ненавидит, — это ты сам. У Цянь Чэна как будто заедает челюсть — он не может выдать ни одного связного словосочетания, пока ему последовательно не приходят на помощь сразу двое. — Мы с господином Цянем не вместе, — вкрадчиво поясняет Сяо Чжань и вздрагивает от неожиданности, когда ему под пиджак проскальзывает рука. Вопреки прежнему себе, он расслабляется и легко откидывается назад, прижимаясь к ладони. В сочетании с тонкой тканью майки касание ощущается практически как кожа к коже. — А вот мы — да, — припечатывает вернувшийся Ван Ибо, благородно ставя точку в непреднамеренных издевательствах над Цянь Чэном: — Ван Ибо, со стороны невесты. Я уже зарегистрировался. Третий стол, всё верно? — интересуется он для галочки и, не дожидаясь ответа от растерявшихся девушек, кивает всё ещё багровому Цянь Чэну: — Хорошего вечера, директор Цянь.