Внутри Сяо Чжаня, или Какого хрена?

Некоторые нестыковки относительно того, как реально должно проходить мероприятие, и того, как это было организовано в фантазиях Сяо Чжаня, конечно, время от время появлялись на задворках сознания. Но они не то чтобы сильно напрягали. И без того хватало забот и волнений, чтобы обращать внимание ещё и на эти мелочи.   После того как была принята внутренняя резолюция на тему участия и пребывания на событии, его воображение нарисовало традиционную китайскую свадьбу в арендованном зале какого-нибудь отеля средней пафосности.   На самом деле, убеждал себя Сяо Чжань, делов-то — пара часов стресса и всё, отстрелялся. Мозг его на фоне этих измышлений совершенно не задавался вопросом, как свадьба должна была коррелироваться с празднованием дня рождения госпожи Чжан. Из-за всего эмоционального шума, которым стала перманентно наполнена жизнь после чересчур прямого вмешательства в неё Ван Ибо (никогда такого не было и вот опять), да в совокупности с работой (её вообще-то никто не отменял), думать о том, что что-то отчаянно не стыкуется, не было ни времени, ни ресурсов. По этой же причине, вероятно, не думалось и о том, что уж семейство Ван точно придумает для празднования что-то из ряда вон выходящее. Так и вышло, хотя Сяо Чжань длительное время находился в сладостном неведении, то ли отрицая все тревожные звоночки, то ли действительно их не замечая.   Однако, хотел того Сяо Чжань или нет, поворотный момент прозрения всё же наступает.   В одно крайне распрекрасное, но немного сонливое утро за некоторое время до дня Х, в чате обнаруживается тревожное уведомление:   «Надеюсь, ты уже купил билеты на рейс?»   Первой появляется мысль, что он забыл про какую-нибудь деловую поездку, и эта догадка ужасает настолько, что сон снимает как рукой. Сяо Чжань резко подрывается на кровати, чувствуя, как колотится сердце и как усиленно работает мозг, пытаясь вспомнить, а не запланированы ли какие-нибудь командировки на ближайший период. Он успевает заглянуть в планер на телефоне, когда вдруг понимает, что это было лишним, а вот внимательно всмотреться в имя отправителя — как раз было бы очень к месту. Очевидно, полуслипшиеся спросонья веки не позволили правильно идентифицировать адресанта — потому что сообщение пришло не от кого иного, как от личного нарушителя душевного спокойствия. Тем не менее, это знание не делает ситуацию более понятной; грешным делом появляется мыслишка, что сообщение доставлено не по адресу и предназначалось кому-то ещё. Кто из нас не ошибался чатами? Посему немедленно принимается решение действовать осторожно, чтобы прозондировать почву. В такой ситуации краткость и одновременно доходчивость — выгодные союзники.   «?», — привычно отправляет в чат Сяо Чжань и замирает, глядя в экран.   Ван Ибо не заставляет себя ждать — прочитанное сообщение говорит само за себя. Тем не менее, ответа так и не появляется — нет даже уведомления о том, что собеседник что-то печатает или записывает голосовое. Представляя, как с другой стороны так же тупо в экран всматривается Ван Ибо, возможно, всё ещё ожидая более развёрнутого вопроса, Сяо Чжань невольно улыбается. Молчание затягивается, но первой всё-таки не выдерживает другая сторона:   «Ты внимательно читал приглашение?»   Вот здесь-то и закрадываются некоторые подозрения, что на каком-то этапе их сотрудничества с целью обмана всех и вся произошло недопонимание (вообще, главный мисандерстендинг произошёл ещё на нулевой, так что…). Дело в том, что в планах Сяо Чжаня не числились поездки куда бы то ни было. Традиционные круизы по волнам памяти с последующими сеансами самобичевания и грязевыми ванными, состоящих из поливания самого себя заковыристыми оскорблениями, не в счёт.   Улыбка сменяется недоумением и вновь ускоряющимся сердцебиением; получается, вопрос был адресован Сяо Чжаню, но о чём идёт речь — по-прежнему загадка.   Чтобы не выглядеть глупо, он бросается к письменному столу. Приглашение должно лежать под тяжёлым прессом из книг, потому что вообще-то, проявив традиционность хоть где-то, Сяо Чжань намеревался подарить в этом же конверте свадебные деньги, а после дождя тот был несколько потрёпан жизнью. Признаться, из текста приглашения не помнится ни-че-го, кроме собственного имени и имени сестры Ван Ибо — это ровно то, что запало в душу, потому что в тот момент мысли были заняты исключительно приближавшейся катастрофой. Как только она миновала, резона заглядывать лишний раз в приглашение не было — дата запомнилась и так, ведь регулярно всплывала в обсуждениях и переписках.   Следующее сообщение от Ван Ибо застаёт Сяо Чжаня в крайне незавидном душевном состоянии. Только что выяснилось, что речь идёт не о паре часов позора, а о полноценной поездке в другой регион. Иными словами, впереди маячит несколько, мать его, дней моральных пыток и эмоциональных качелей, которые Сяо Чжань и так-то готов устроить себе в любое время года и суток без повода. А тут повод для душевных терзаний более чем достойный (он, блин, планирует заявиться на мероприятие, изображая любовь-морковь со своим бывшим перед его родственниками). От посыпания головы пеплом — как… как? КАК! можно было не обратить внимание на локацию, пусть даже и набранную мелким шрифтом, и диапазон дат — отвлекает оповещение о новой входящей корреспонденции.   На почте обнаруживается очень любопытное письмо от авиакомпании, в котором чёрным по белому написаны дата и время рейса и указаны личные данные Сяо Чжаня. Впрочем, в соседнем файле на тот же рейс без проблем удаётся найти всё то же самое с той лишь поправкой, что оформлен перелёт на имя Ван Ибо. Последний же по-прежнему ждёт в чате, причём с целой простынёй — что совершенно не свойственно данному персонажу. Объяснение этому находится прямо в тексте сообщения — самая настоящая явка с повинной.   «Не знаю, смотрел ли ты рейсы, но билетов на нужные даты уже не осталось. Судя по твоему ответу — билет ты не брал. Поэтому самое время признаться, что я взял их заранее. Знаю, как это выглядит, но планировал просто сдать твой билет, если бы ты не принял приглашение, а когда ты согласился, я просто не хотел, чтобы в итоге ты соскочил, аргументируя тем, что затянул с покупкой. Надеюсь, никаких накладок с твоим расписанием не возникнет».   Из-за только что всплывшей новости у Сяо Чжаня нет никаких моральных сил бузотёрить; его откровенно переиграли и уничтожили, хотя этого следовало ожидать — всё-таки противнику слишком хорошо известны все дурные черты его характера. Потому нет ничего удивительного в том, что съевший на чужих закидонах собаку Ван Ибо решил перестраховаться.

܍

  Время до отлёта пролетает быстрее, чем хотелось бы. Сяо Чжаню, с учётом его не самых простых отношений с оранжевым цветом, удаётся найти нечто подходящее по дресс-коду лишь в последний вечер перед рейсом. Шопинг в столь жёстких условиях впервые не только не приводит его в бодрое расположение духа, а скорее наоборот — высасывает последние силы, которых и так не то чтобы было густо. Смирение относительно того, что ему придётся частично нарядиться морковкой, даётся по какой-то причине куда тяжелее, чем смирение относительно всей щекотливой ситуации, в которой он умудрился оказаться.   Тем же вечером он снимает наличку, предварительно пободавшись на предмет суммы с Ван Ибо. Бывший (или псевдонынешний?) настойчиво просит ничего не дарить и уверяет, что уже взял данную статью расходов на себя, раз уж появление на свадьбе происходит не по доброй воле. Тем не менее, Сяо Чжань стоит на своём и пытается взять беднягу измором. В какой-то момент ему кажется, что крепость пала, но в итоге в чате появляется лишь донельзя абсурдная цифра, которую приемлемо дарить только в том случае, если ты намерен обзавестись парочкой врагов. Лишних сражений Сяо Чжаню не надо, ему бы просто продвинуться в позициях в своём нелёгком бою по завоеванию бывшего, так что для успокоения совести он лихо умножает указанную сумму на пять и именно столько кладёт в конверт, который за эти несколько недель под прессом явно успел омолодиться, избавившись от всех морщинок и заломов, и теперь выглядит как новенький.   Вероятно, ввиду всё той же усталости идея о том, чтобы Ибо подкинул его в аэропорт, кажется неудачной. Сяо Чжань вообще видит в этом только лишний повод для неловкости, а уж никак не возможность для чего-либо, ведь обговорить границы они толком не удосужились. К тому же не хочется выглядеть беспомощным, он вполне самодостаточен и способен сам позаботиться о себе, заказав такси к нужному часу.   Конечно, в глубине души Сяо Чжань всё ещё помнит, как тяжело было отучиться полагаться на кого-то, кроме себя, в каких бы то ни было делах, когда они расстались и Ван Ибо уехал. Последнего никогда не приходилось просить дважды — его не ломало помочь по мелочи или подстроить свой день под потребности Сяо Чжаню.   Но в итоге чужая отзывчивость и золотые руки оказались той ещё западнёй: первое время после их перехода в статус лучших друзей Сяо Чжаня никак не покидало чувство, что он совсем не приспособлен к этой жизни. Об этом он задумывается и сейчас, когда неохотно и засыпая на ходу пакует чемодан — пока они были вместе, сборы всегда были на совести Ибо, потому что тот магическим образом умел справляться с этой задачей не только быстро, но и эффективно.   К тому времени, как минутная и часовая стрелки устраивают себе свиданку у цифры «12», Сяо Чжань всё-таки расправляется с несчастной молнией на чемодане, предварительно улегшись сверху на сие изобретение дьявола. Внезапная физическая нагрузка приводит к неожиданной для столь позднего времени бодрости, а потом к этой бодрости добавляется лёгкая тревожность — не забылось ли запихнуть в чемодан что-нибудь особенно важное? Может, открыть его обратно и проверить?..   Более или менее перебороть эти мысли получается лишь ещё одной — кажется, уже тысячной — сверкой со списком в телефоне. Зарядки и миллион проводов для нужных устройств, щётка, линзы, пинцет, контейнер… и всё такое прочее изрядно необходимое, но мелкое наконец-то оказывается самым дотошным образом вычеркнуто, и лишь вид утыканного галками списка позволяет отвлечься от сборов и подумать о том, чтобы потратить оставшееся до подъёма время на жалкое подобие сна.   Разумеется, в связи с самыми разными обстоятельствами на следующее утро Сяо Чжань садится в такси довольно раздражённым. Вдобавок через панорамное водительское зеркало заднего вида ему приходится наблюдать за невыспавшейся пандой на заднем сидении. Ночь была потрачена впустую на борьбу с самим собой и дурацкими мыслями, которые множились, словно чумные бубоны, и совершенно не хотели освобождать завоёванную в чужом мозге территорию, несмотря на то, что градус абсурдности идей к утру стал угрожающе зашкаливать.   Раздражение от собственного отражения достигает апогея — Сяо Чжань отводит взгляд в сторону, в очередной раз страдальчески вздыхает и лезет в сумку, чтобы достать крупные солнцезащитные очки. Конечно, это может показаться странным — сидеть в салоне такси в тёмных линзах, когда на горизонте едва-едва занимается болезненно-розовый рассвет, очень сильно похожий на цвет белков той самой панды, но что поделаешь.   Случай по своей сути выходит редкий: в ситуации выбора между возможным осуждением со стороны водителя и постоянным напоминанием о своей утренней неказистости вследствие ночных накручиваний Сяо Чжань всё же отдаёт предпочтение собственному конфорту, несмотря на прилагающееся к нему возможное порицание от незнакомца (пусть даже и не вслух). Когда они подъезжают к терминалу, низко висящее над городом солнце уже настойчиво бьёт прямо в глаза. Это очень даже хорошо, потому что расставаться со скрывающими его недостатки аксессуаром Сяо Чжань в ближайшее время не планирует.   Найти Ван Ибо удаётся лишь благодаря предварительной договорённости. Сяо Чжаня уже ожидают у нужной стойки регистрации, заставляя внезапно вспомнить о том, что его бывший — ни много ни мало медийная личность, хотя и гораздо более известная за пределами Китая, что позволяет обойтись без удушающей охранной свиты. Об этом статусе говорит и соответствующий лук Ибо: всё те же бесформенные футболка и брюки, надвинутая на самые глаза кепка и маска, закрывающая нижнюю часть лица. Не самое радужное настроение портится ещё больше, когда Сяо Чжань издалека замечает, как несколько парней и девушек под предлогом, что снимают друг друга, делают исподтишка фото Ван Ибо.   В принципе, ему и раньше приходила мысль об этой нелепости — разве, эксплуатируя подобный образ для перемещения по городу, айдолы и иже с ними не привлекают к себе ещё больше внимания? Их скрупулёзность по сокрытию личности даёт ровно обратный эффект: любой человек, глядя на подобный антураж, смело сделает некоторые выводы и рискует оказаться правым, как эти две дамы.   Впрочем, Сяо Чжаню всё же хватает здравомыслия не обвинять Ван Ибо в том, тот сам провоцирует такое поведение со стороны окружающих. То, как они втихомолку делают миллион снимков ничего не подозревающего Ибо, выводит Сяо Чжаня из себя — он невольно задумывается о том, можно ли сделать что-то, чтобы эти люди прекратили свою несанкционированную съёмку.   Если бы только Сяо Чжань был кем-то другим, или родился в другой семье, или жил в какой-то другой стране… Тогда он бы точно смог подыскать подходящий комментарий или обнаружить в себе моральные силы, чтобы подойти к ним и сказать, что такое поведение неприемлемо. Но, к счастью или к сожалению, он такой какой есть. Разве можно его обвинять, что эта оборотная сторона звёздной лакшери-лайф всегда пугала его до чёртиков?   В итоге, быстро проглотив все свои дерзкие идеи, Сяо Чжань самую малость замедляет шаг — и делает это изначально лишь для того, чтобы не засветиться в кадре рядом с Ибо. Ну, просто потому что лишней славы ему не надо. А потом — честно сказать, он и сам не знает, как же так получается, — что-то в нём щёлкает, когда обрывком долетает до ушей предложение разместить фотографию Ибо на вэйбо. Сяо Чжань слегка отклоняется от заданной траектории и, вновь набрав скорость, устраивает локальный переполох: с чувством и толком налетает на чемоданы молодых людей, сделав вид, что засмотрелся в телефон. Он чувствует, как от этой чересчур смелой для него театральщины стучит кровь в ушах и трясутся пальцы, но решает разыграть сцену до конца, когда, обратив на себя всё их внимание, выпрямляется, жалобно восклицая:   — Ох, мне так жаль… — и растекается в самой заискивающей из своих улыбок, однако даже не пытается скрыть раздражение и угрозу в голосе, когда заканчивает предложение, — но использование фотографий других людей без их согласия будет стоить вам искового заявления.   Похоже, подобные фразочки действуют не только на близнецов Юймин. Сяо Чжань толком не успевает насладиться расцветающим на лицах румяным недоумением, как оно сменяется благоговейным ужасом нашкодивших щенков, заприметивших хозяина на горизонте. Фоном мелькает мысль: как же приятно иногда вытащить голову из задницы! Он уже готов преисполниться чувством собственной важности, видя, как молодёжь подхватывает чемоданы и начинает пятиться, когда ему на спину, аккурат промеж лопаток, ложится тёплая ладонь и раздаётся строгое:   — Всё в порядке?   Услышав голос, который при всём желании он не смог бы спутать ни с кем другим, Сяо Чжань теперь и сам ощущает некоторую неловкость из-за устроенной сцены.   — В полном. Не заметил их просто, ещё встали посреди прохода, ох уж эта молодёжь, — несколько запальчиво тараторит он, оборачиваясь к Ван Ибо.   Решение скрыть истинные причины этой чемоданной аварии более чем осознанное. Уж кто-кто, а его бывший точно не нуждается в подобных акциях социального милосердия в целях защиты интересов. Паче того защиты от Сяо Чжаня, у которого в арсенале для подобных ситуаций — в надежде, что никто не подумает про него что-нибудь плохое и неправильное, — имеется обычно лишь страусиное бегство.   Или имелось — до этих самых пор.   Сяо Чжань, кажется, только сейчас осознаёт, что именно произошло и какой фортель он выкинул, удивляется сам себе и решает подумать об этом позже — накатившая было рефлексия рассеивается сама собой по мере того, как бóльшая часть мыслей стекается куда-то поближе к накрывающей несколько позвонков ладони.   Ван Ибо, услышав это нелепое объяснение, немедленно расплывается в улыбке. Сяо Чжань без труда замечает заблестевшие глаза и приподнявшуюся на чужих щеках маску. Ему так хорошо известны все выражения лица человека напротив, что воображение легко дорисовывает кривую и немного снисходительную улыбку. Именно с такой Ибо всегда шутил про его возраст — бесконечный источник издевательств в бытность их отношений. Сяо Чжань ожидает какой-то подколки, раз уж он первый использовал опасное слово «молодёжь», противопоставив себя между строк, и глядит Ибо прямо в глаза, параллельно блуждая где-то в воспоминаниях, но тот действует непредсказуемо. Или лучше сказать — непредсказуемо бездействует: стоит молча и едва заметно дрейфует рукой по спине Сяо Чжаня в неизвестном направлении. Прикосновение ладони, чем сильнее на нём сосредоточиваются мысли, начинает ощутимо жечь кожу сквозь тонкую ткань лёгкой льняной рубашки.   Этот уверенный, безобидный жест вместо чувства безопасности, на которое, очевидно, был направлен, сейчас внушает ровно обратное. Сяо Чжань чувствует, как начинают гореть щёки и кончики ушей, и его немедленно обуревает иррациональный страх, что все противоречивые чувства и мысли станут очевидны присутствующим, потому он приподнимает брови, отводит взгляд и красноречиво ведёт лопатками — движение не остаётся без внимания Ван Ибо, который его интерпретирует безошибочно и серьёзнеет на глазах, тут же убирая руку.   — Ты уже сдал багаж? — переводит Сяо Чжань тему, глядя куда угодно, но только не в глаза человеку, которому адресует вопрос, и небрежно машет рукой в сторону стоек местных авиалиний.   Вопрос, конечно, крайне дурацкий. У Ван Ибо, в отличие от него самого, никакого чемодана при себе нет, с плеча свисает лишь маленькая сумка. Та самая, которой не так давно пала жертвой джентльменского порыва, чтобы спасти Сяо Чжаня от внезапно обрушившегося на них ливня в парке.   — Ага, ещё полчаса назад, — отзывается последний, и Сяо Чжань, отвлёкшись от своих мыслей, переводит на него взгляд. Видимо, любопытство и удивление скрыть не получилось, потому что Ван Ибо разводит руками и зачем-то сообщает: — Не рассчитал время, а таскаться всюду с этим баулом меня раздражает.   — Ты что, сдал костюм в багаж? — интересуется Сяо Чжань, толкая чемодан в нужную сторону и демонстрируя в другой руке портплед, где спрятаны пиджак и брюки в качестве наряда на свадьбу. Естественно, это добро и свой кожаный тоут — из той же коллекции Tod’s, на секундочку, что и портплед, — он планирует взять как ручную кладь; никакого желания сдавать костюм в багаж на растерзание всем складкам и заломам, чтобы по приезде мучиться с отпаривателем, у него желания нет.   — Он в чемодане, — выдаёт Ван Ибо и, вероятно, заметив обуявший Сяо Чжаня ужас, отмахивается, чуть закатывая глаза: — Да не парься, всё будет окейси.   Что ж, это весьма ожидаемо — сяочжаневской предусмотрительностью относительно одежды тот никогда не отличался. Хотя сумки Ибо собирает в разы более умело — тут ему стоит отдать должное. Сяо Чжань на секунду хмурится; вполне может так статься, что существует какой-то читерский способ уложить всё так, чтобы нанесённый ущерб одежде был минимальный; и уж тем более вряд ли Ван Ибо пришлось, как Сяо Чжаню, прыгать на своём чемодане, чтобы закрыть его.   На регистрацию багажа и прохождение контроля у них уходит порядка получаса. Сяо Чжань остаётся почти всё это время в очках, потому что не раз и не два с неудовольствием замечает, как незнакомые люди, не особо скрываясь, фотографируют Ван Ибо без маски, от которой тот избавляется ещё у стойки регистрации, совершенно наплевав на вероятность быть обнаруженным. В голову приходит мелочная мысль о том, как хорошо, что у Ибо практически нет никакого промоушна на родине — одними шпионскими фотографиями люди бы явно не обошлись.   На то чтобы найти кафе, где можно было бы спокойно дождаться объявления о посадке, до которой остаётся не так-то много времени, уходит ещё минут десять. Выбрав столик подальше от прохода, Сяо Чжань с нескрываемым удовольствием вытягивает ноги и дожидается, пока Ван Ибо сделает заказ через стойку самообслуживания. Прищурившись и пожалев, что пренебрёг утром линзами, но неготовый сменить тёмные очки на роговую оправу с диоптриями, он пытается разглядеть меню у кассы — не то чтобы успешно. В итоге Сяо Чжань подпирает челюсть кулаком и смотрит на мельтешащих в терминале домашних рейсов людей, решив, что ознакомится с ассортиментом на месте, когда Ван Ибо разберётся со своим заказом.   К его удивлению, идти никуда не приходится — Ван Ибо возвращается с абсолютно победным видом:   — Я тебе тоже взял. Там была акция, — падая на стул напротив, с гордостью сообщает он, — два ведра американо по цене одного! Ты же сегодня ещё не пил, — то ли вопрос, то ли утверждение.   — Спасибо? — с такой же полувопросительной интонацией отвечает Сяо Чжань, наблюдая, как Ван Ибо снимает кепку и ерошит волосы.   Наверное, ему стоило бы порадоваться памяти, прозорливости и внимательности своего бывшего? Очевидно, тот до сих пор помнит, что, несмотря на любовь к чаю, Сяо Чжань начинает своё утро с чашки кофе. Или… уже можно начинать грустить, прикидывая, как быстро раскусят его неблагочестивые намерения? А потом пошлют вместе с этими намерениями подальше, обязательно припомнив, кто был инициатором перехода в статус друзей, хотя чисто внешне с их отношениями всё было хорошо. По крайней мере, Сяо Чжань поступил бы именно так, если бы кто-то надумал делать ему мозги подобным образом.   Пока они ждут заказ, Ван Ибо показывает — исключительно ввиду их невероятной дружбы, как заверяет он сам, так как сестра держит всё в строгом секрете, — часть мероприятий, которые ему накануне прислала мама, как и полагается, тесно связанная со всей организацией. Сяо Чжань, слушая вполуха информацию и думая одновременно о своём, старается держаться бодрячком, не сдаваясь раньше времени, и с мужеством принять тот факт, что их ждёт целая увеселительная программа в духе массового семейного выезда на природу с элементами пресловутого тимбилдинга и весёлых стартов.   Появляющийся поднос прерывает освещение программы буквально на пару секунд; Ван Ибо как ни в чём не бывало забирает свой кофе и делает глоток, а потом шипит и на пару секунд высовывает язык, позволяя себе несколько нецензурных слов. Кажется, он совсем не обращает внимания на то, какое удивление вызывает у Сяо Чжаня не только обещанная кружка кофе, но и пиалы со снэками. Вредными — безусловно, но тем не менее любимыми и всегда помогавшими справиться с напряжением.   Отставив стакан с кофе, словно объявив его своим личным врагом, Ван Ибо продолжает с огромным интересом зачитывать содержание письма и, судя по тому, с какой частотой проскальзывают в голосе ноты искреннего изумления, со вчерашнего вечера у него не было времени внимательно изучить отправленное матерью и осознать масштаб событий.   Конечно, было опрометчиво со стороны Сяо Чжаня думать, что празднования могли ограничиться чем-то обыкновенным. Одного взгляда на Ван Ибо и всю его семейку достаточно, чтобы слово «обыкновенный» было исключено из обихода раз и навсегда.   Ван Ибо с самого начала был для Сяо Чжаня человеком с другой планеты. Слишком свободным, слишком раскованным и чересчур откровенно наслаждающимся жизнью и всем, что она могла ему предложить, не собиравшимся существовать в каких-то ограничениях, которые ему пыталось надиктовать общество или выбранная профессия. Как позже выяснилось, этими чертами обладали все члены семьи госпожи Чжан. Хотя поверить в это было тяжело — в понимании Сяо Чжаня владелица огромного холдинга в Китае, пусть и с небольшой с поправкой на современность и постоянное сотрудничество с крупными предприятиями на мировой арене, должна была быть строгой и непримиримо традиционной в своих взглядах, а никак уж не озорной и крайне эксцентричной женщиной, с которой Сяо Чжаню удалось познакомиться, после того как он принял приглашение на чаепитие. Так что и понимание о праздниках тут было, мягко говоря, особенное и выходящее за пределы нормального. В хорошем смысле, разумеется.   Итак, если отталкиваться от озвученной программы, они иной раз будут предоставлены сами себе, но бóльшую часть времени будут вынуждены держать маску состоящих в отношениях, расслабляясь разве что в номере. Хотя с этим видом расслабления тоже есть некоторая проблема. Когда Сяо Чжань понял, что поездка займёт несколько дней, надежда, что им снимут разные комнаты, умерла ещё в зародыше. Не то чтобы они устраивали всегда торжественное гейское заселение в один номер в присутствии понятых и свидетелей, держа ножницы вдвоём и разрезая радужную ленточку, но не скрывали и проблемы из этого не делали. Скажем так, пытались не делать, потому что Сяо Чжаня это ужасно смущало, но он пытался подыгрывать уверенному Ван Ибо, который в этом не видел ничего такого, равно как и его друзья и члены семьи. Так что будет крайне странно, если сейчас они попросят отдельные номера, хотя Сяо Чжань более чем готов переплатить за собственное психологическое спокойствие и повышенный комфорт.   — Же-е-есть, — осторожно делая очередной проверочный глоток, хотя кофе уже наверняка давно остыл, подытоживает Ибо, скролля документ вверх и следя за перемоткой глазами, — если мама или бабý предложат свои услуги по организации свадьбы, напомни мне ни за что не соглашаться, — Сяо Чжань на эту шутку неопределённо хмыкает, в то время как Ибо добавляет: — А если они попробуют обработать своими предложениями тебя, не смей поддаваться.   Сяо Чжань не успевает толком отреагировать на прозвучавшее, когда спустя мизерную долю секунды Ван Ибо замирает со смартфоном в руке, медленно поднимая свой взгляд на собеседника поверх телефона:   — В смысле, это же полный идиотизм ­— три дня подряд развлекать ротозеев на собственной свадьбе. Кому вообще нужна вся эта хрень?   — Не устраивать свадьбу вовсе — подписаться на кучу проблем. Только привлечёшь ненужное внимание и устанешь отвечать на вопросы, с какого такого ты пренебрёг нормами, — разумно заявляет Сяо Чжань, на автомате водя пальцем по ободку пустой пиалы. Ван Ибо к снэкам практически не прикоснулся, но тут уж никто виноват — в большой семье или с голодно-стрессованным Сяо Чжанем под боком клювом не щёлкают. Между тем, не дожидаясь какого-либо ответа, последний добавляет: — Как бы там ни было, законодательство этой страны освобождает тебя от необходимости устраивать свадьбу.   — Брак можно зарегистрировать и за рубежом… — Ибо немедленно заводит свою песню, как видно, совсем не изменившуюся за прошедшие годы.   — Да-да, я это прекрасно знаю — так же, как ты знаешь, что это бессмысленно, — перебивает Сяо Чжань под неодобрительный буравящий взгляд. Возвращаться к старым диалогам не хочется. Они обсуждали это много раз раньше, и его мнение по большей части не поменялось. Регистрировать однополое партнёрство где-то ещё, если по итогу жить ты остаёшься в Китае, — просто нелепо. Легализация брака невозможна и необходимых юридических плюсов в этом нет — они всё равно остаются за пределами видимости для каких бы то ни было семейных льгот со стороны государства. Зато побочка может быть довольно масштабной: если документы где-то всплывут, это на длительное время станет темой для пересудов и доказательством твоей неправильности, от которого так просто уже не отделаешься. Стараясь прозвучать скорее доброжелательно, чем ядовито-саркастично, Сяо Чжань подытоживает: — Можешь вздохнуть спокойно ­— развлекать ротозеев тебе не придётся. По крайней мере в ближайшем будущем, пока в этой стране ничего не изменится.   Миротворческая миссия оказывается проваленной: Ван Ибо вместо ответа молчит и медленно, но верно меняется в лице. Брови у него хмурятся, а уголки губ устремляются вниз. Этот вид не сулит ничего хорошего, хотя бы по той причине, что Ван Ибо явно задет, а мусолить одно и то же Сяо Чжаню весь перелёт не хочется. Они прекрасно осведомлены относительно позиций друг друга, более того, тема несколько раз становилась поводом для ссор, хотя речи конкретно об их свадьбе никогда не шло. Начинать поездку с дискуссии не хочется, поэтому Сяо Чжань миролюбиво и, может быть, самую малость снисходительно улыбается и возвращает кружку и пиалы на поднос.   Для закрепления эффекта и в надежде, что Ван Ибо, вооружившись своими стандартными доводами и оптимизмом на грани фантастики, не будет продолжать тему свадеб, Сяо Чжань поднимается со своего места, проверяет время на смартфоне и тянется за портпледом, но взять его со стула, стоящего между ним и Ван Ибо, не удаётся. Последний тоже берётся за ручку футляра и тянет в свою сторону, заставляя обратить на себя внимание:   — То есть тот факт, что я могу жениться, а не выйти замуж, ты не рассматриваешь? — громко спрашивает Ван Ибо, глядя снизу вверх.   — О боги, Ибо, не начинай, — просит Сяо Чжань, едва не закатывая глаза, но не собираясь участвовать в перетягивании метафорического каната по шкале Кинси. Ему слишком хорошо известно, к чему сейчас клонит его бывший и в чём именно пытается обвинить. Это особенно смешно в том контексте, что первое, о чём подумал Сяо Чжань, получив приглашение, была именно свадьба с женщиной — возможно, потому что это в целом его чуть ли не главный страх. Но рассказывать об этом он не собирается. Никому. Он отпускает портплед, убедившись, что никто не проявляет интереса к их маленькой драме на очень скользкую тему, выпрямляется и вешает сумку на плечо.   — Я и не собирался, — Ван Ибо тоже встаёт и не очень-то любезно передаёт футляр с костюмом Сяо Чжаню. — Просто проверял наличие наших старых друзей-тараканов. Они, очевидно, на том же месте, где я их оставил, — едко добавляет он и выдвигается на выход из кафе, развернувшись через пару метров, приподняв брови и продолжая идти спиной — спасибо, что не сталкивается ни с кем: — Ты идёшь? Скоро объявят посадку.   Какого хрена, беспомощно стонет про себя Сяо Чжань и выразительно вздыхает, поражаясь тому, как за пару минут они умудрились наступить сразу на несколько особенно болючих мозолей, о которых, по всей видимости, не забыл ни один из них. Кажется, три дня вместе вполне способны обернуться катастрофой куда бóльших масштабов, чем он оценил изначально.