Сокджин

– Дяденька, дяденька, а ваша ворона даже говорящая? А что она умеет говорить? Детишки окружают Джиана со всех сторон шумной ряженной зверьём гурьбой, распространяя вокруг себя ароматы печёных и карамельных яблок и перебивая этой сладостью тяжёлый душок вымокшей после прошедшего дождя листвы. Теснят и прыгают, кто на одной ноге от волнения, а кто точно пытаясь передразнить названую птицу. – Какой я вам дяденька! – Джиан трясёт головой и переругивается напускным ворчанием но уши-то краснеют, пока подсаженный на плечо Юги только сильнее вцепляется когтями в его куртку (из хорошей плотной материи, между прочим. Самое то в осеннюю промозглую погоду), рубаху и дальше, в самую кожу, кажется. Больно же! Приходится терпеть, иначе чего доброго, пернатого уже давно бы запинали по невнимательности да затоптали прохожие на ярмарке. Птица, тем временем, продолжает каркать травнику в самое ухо отрывисто и зло: «Вор-рон! Вор. Р-рон!» От чего Джиану приходится подавить смешок и всё же повторить для детворы: – Это ворон. И он приносит удачу любому, кто его потрогает. Немилосердно сгребая своего «фамильяра» с плеча в охапку. Показалось или на плече куртки теперь огромная дыра?? – Можно погладить?! – А можно подержать? – А можно пёрышко на память?.. Дети перебивают друг друга, почти заглушая стеснительный писк рыжей девочки в костюме ведьмочки, что успела прибиться к гурьбе мальчишек. – Нет! Нет! Нетнетнет! Юги принимается выворачиваться и махать лапами, будто это поможет отбиться от загребущих «фанатов». В итоге выкручиваясь из рук друга сперва снизу, а затем потрёпанной кляксой взмывает над головами, всё же теряя одно из перьев, которое девочка успевает поймать в ладошки, расплываясь в счастливой и гордой улыбке. А её веснушки вспыхивают ещё ярче на румяном лице. – Дяденька пл-хой, дяденька, дяденька, дяденька,.. – так и разносится кашляющим карканьем над площадью, пока птица кружит в небе и оскорблённо устремляется в сторону полысевших изогнутых ветвей у края леса. – Но вместе с удачей он приносит ещё и комплекс неполноценности, да головную боль, – Джиану только и остаётся усмехнуться и развести руками, подмигивая девочке. – Тому, кому довелось стать его хозяином. ~ – Ты бы хоть ради праздника побыл в человеческом обличье подольше, – травник косится на нахохленного ворона. Тот косолапо переваливается на своих лапках чуть позади, время от времени обгоняя его прыжками, но всё равно сохраняет дистанцию. Джиан замолкает, что-то насвистывая, а потом всё же добавляет, стараясь умаслить: – Я тебе на ярмарке плащ купил. Чёрный. С капюшоном, – тут же спешно добавляя, – не такой же, как мой. Тёплый, от непогоды. Полы его собственного красочно развиваются на ветру, раскрывая пылающую алым изнанку, а высокий стоячий воротник то и дело щекочет щёки. – А ты вообще кто? – голос Юги привычно скрипит и царапает вороньей насмешкой. – Принц вампиров, – Джиан привык отфильтровывать эти нотки, через час-два они сглаживаются, как и дёрганность в движениях друга. – Пр-ринц...кхах. И как ты намер-рен объяснять нед-далёким кар-рестьянам, котор-рые потащат тебя на костё-ор, что твои клыки и янтар-рные глаза - это бутафор-рия? – Анимаг каркает смехом и с сомнением заламывает брови. Друг только фыркает, дразняще показывая острые драконьи зубы, а его зрачки стягиваются в тонкую вертикальную линию: – Немножко простецкой магии сегодня их даже восхитит. Ну хоть усы не отрастил, и на том спасибо! Хотя… вот на хвост Юги бы глянул. – Как и жемчуж-жная чешуя на твоих р-руках. Жечь они тебя будут в я-авном восхищении, – Юги дёргает верхней губой, обнажая зубы, и с совершенно невозмутимым выражением на лице, вытаскивает из кармана своих штанов полумаску чёрного кота, надевая, от чего его и без того острые глаза становятся ещё более лукавыми и колючими. Перебивая охающее «ты когда успел, ворон?» друга: – Давай плащ. И я хочу кар-карамельное яблоко. И свистульку. Ароматы карамели и выпечки во влажном вечернем воздухе становятся ещё ярче. Они аппетитно щекочут в носу и согревают изнутри, маня. Весь мир вокруг словно преображенный, отодвигает тьму и промозглость ноября подальше за грань. Люди, весь год боящиеся того, что кто-то может прорваться к ним с той стороны, в самый из страшных дней года стремятся весельем и задором разогнать весь леденящий душу ужас, задобрить и проводить с почестями. Даже лес на краю сверкает теплом золота от костров и факелов. А наряженные в различные костюмы жители городка, проникаются добротой к каждому. Внутренне боясь оскорбить того, кто способен затеряться среди вчерашних соседей и родичей. Джиан улыбается, сверкая танцующими по радужке искорками, и благодарно кланяется торговке, что с восхищением во взгляде протягивает ему два лоснящихся карамелью яблока на палочках, отказываясь от монеток: – Бери-бери, сынок, так бери. Чтобы щёки были такие же румяные, как мои яблочки. Юги где-то за плечом друга каркает рваным смешком. А затем тоже отвешивает женщине поклон с ленивым: – Мя-ау. Был бы хвост — горделиво задрал бы напоследок. Они покупают и свистульки: травник берёт себе пёструю и мелодичную в виде какой-то заморской птички, а анимаг выбирает сову, что издаёт гулкий, глубокий звук. Юги опробывает её сразу же, скрывая под полумаской довольную улыбку, и прячет в карман штанов. А затем долго и неторопливо гуляют, останавливаясь то у лотка с крендельками, то у костров. На Джиана то и дело оборачиваются, но чаще боятся подходить. «Слишком красив», - шутит он, но на бледных сейчас от драконьей магии щеках действительно пробивается лёгкий довольный румянец, вынуждая его друга только по-кошачьи фыркать и кутаться от этих самых взглядов поплотнее в плащ. – Братик. Прежде чем рядом оказывается рыжая девочка, что днём удостоилась целого пера, её застенчивый, но звонкий голос проходится по спинам обоих напряжением. – Братик, – россыпь веснушек на личике точно как у матери, что в волнении замирает чуть в стороне, пока расторопное дитё нагоняет парочку, и всё та же широкая улыбка. Девочка пританцовывает от неловкости и острый кончик её ведьминой шляпы задорно трясётся, притягивая взгляд. Но сильнее взгляд притягивает чёрное вороное перо, надёжно примостившееся на этой самой шляпе. – Я просто хотела, – когда становится понятно, что обращение предназначено Юги, ведьмочка принимается заикаться и краснеет, рассудив, что лучше сразу перейти к делу. Она выуживает из кармашка гладкий камешек. Кошачий глаз в сумерках и свете костров переливается синеватым и фиолетовым, в глубине пылая истинным зелёным. Точно самый настоящий глаз, вместо зрачка подмигивая белыми бликами. А затем протягивает тот Юги, глядя на него пугливо, слегка из-под полы шляпы: – Это за пёрышко. Мама говорит, он особенно волшебный в руках волшебника. Маска скрывает лицо анимага почти до губ, потому и покрасневшие щёки никому не видно. Только жжёт жаром под плотной отделкой вещицы. А Джиан, что замечает как тот самый жар переходит на кончики человеческих ушей, предпочитает промолчать, только накрывает кулак друга, с зажатым в нём камешком, своей ладонью и благодарно улыбается девочке: – Ему очень приятно, – добавляя тихо с коротким взглядом на женщину в стороне, что просто мягко кивает ему, – но давай оставим и это, и твоё волшебство в тайне. – Хорошо, дяденька! – Девочка с явным удовольствием трясёт головой и бросается обратно к матери. Оставляя Джиана чуть не задыхаться в возмущении: – Да какой дяденька? Да почему он братик? – Ты очень красивый, дяденька-братик! – летит на прощание смехом под низкие смешки Юги: - Ты сам нарядился в бессмертное существо, кто ж знает, сколько тебе там стукнуло.