Прямиком в Ад

      Тишина. Звенящая тягостная тишина стояла над снежной равниной. Даже ветер, казалось, перестал дуть и свистеть, совсем пропав. Посреди бескрайней белой пустоши стояли двое людей, чуть вдалеке беспокоились их напуганные лошади, но их фырканье быстро растворялось в общей тишине. Совсем недавно прогремело пять выстрелов из револьвера, который сейчас держал в опущенной вдоль тела руке Диего Брандо. Дуло указывало вниз, и из него всё ещё слабо валил дым. Хот Пэнтс поочерёдно смотрела то на Диего, то на пистолет, то на два бездыханных тела, то на алую кровь, так ярко выделяющуюся на белом снегу. В ноздрях девушки стоял резкий запах пороха, разъедающий слизистую, да и сам порох будто бы осел в её горле, отчего было невозможно сглотнуть. Она, уже давно обретшая способность перемещаться по собственной воле, наконец вышла из ступора и медленно подошла к, наоборот, оцепеневшему теперь Диего. Он стоял неподвижно, словно статуя, и не мигая смотрел на тела перед ним. Оказавшись поблизости, Хот Пэнтс неосознанно проследила за его взглядом.       Ближе к ней лежал бездыханный окровавленный труп Конрада Мунлайта. Его костюм был разорван в нескольких местах, а из небольших рваных ран на его теле, оставленных уже исчезнувшими Scary Monsters, всё ещё сочилась кровь. И без того бледная кожа стала совсем белой, открытые глаза имели селёдочный блеск, а в самой середине лба зияло отверстие от пули. Посмертная маска его выражала какое-то странное спокойствие, даже принятие. Словно даже после кончины Мунлайта не покинули его претенциозность и снобизм. Каким бы он ни был гадким человеком, он всё равно до самого конца был верен своим идеалам, что всё-таки вызывало к нему долю уважения.       Лежащий же рядом разительно отличался от первого покойника и не вызывал ничего, кроме омерзения. Кислотный костюм ни капельки не изменился, но вот лицо Пэйл Шелтера… Хоть оно и превратилось в кровавую массу от четырёх пуль, пробивших его череп, но ужас, ужас, что навсегда отпечатался на его лице, всё равно был отчётливо заметен.       Хот Пэнтс доводилось видеть трупы. Даже больше, чем ей хотелось бы в этом признаться. В монастыри часто приносили людей при смерти, надеясь, что хотя бы священник сможет им помочь. Как именно священник мог помочь страдающему от столбняка или туберкулёза, Хот Пэнтс никогда не понимала. Поэтому очень многие так и умирали в агонии прямо в монастыре. Сами по себе трупы не пугали Хот Пэнтс, однако те два, что лежали сейчас перед ними с Диего, всё же оставляли какое-то паршивое, неприятное и даже, пожалуй, липкое ощущение, от которого хотелось избавиться как можно скорее. Однако уходить так просто было непозволительно.       – Я обыщу их, – наконец нарушила тишину Хот Пэнтс и присела на корточки, вытягивая вперёд левую руку.       Медленно проведя ею над обоими телами, Хот Пэнтс, к сожалению для себя, удостоверилась, что частей Святого Трупа у её преследователей не было. Конечно, она так и подозревала, ведь навряд ли Валентайн стал бы раздавать части каждому охотнику за головами, но проверить всё равно стоило. Она перевела взгляд на Диего и к своему ужасу обнаружила, что он так и не сдвинулся с места и так и продолжал смотреть в одну точку, словно совсем ничего перед собой не видя.       Хот Пэнтс, поднявшись на ноги, обеспокоенно оглядела Диего. Пусть он и стоял неподвижно, словно окаменев, но всё его тело била крупная, заметная даже со стороны дрожь. Мокрые волосы облепили лицо и плечи, остекленевшие глаза были расширены, а губы совсем посинели. Диего и сам выглядел немногим лучше лежащих перед ними покойников. И Хот Пэнтс догадывалась о природе этого его состояния, ведь и сама была с ним знакома не понаслышке. Это был мандраж, и холод играл здесь совсем несущественную роль. Мандраж от совершенного убийства. Конечно, её и саму сейчас немного потряхивало, но Хот Пэнтс нужно было быть сильной для него. Ради него. И нужно было как можно скорее увести Диего подальше от этого места.       – Дио… – стараясь говорить как можно спокойнее и ласковее, позвала Хот Пэнтс. – Дио, поедем отсюда.       Ответом ей было лишь молчание. Диего и правда будто парализовало. Хот Пэнтс плавно, очень-очень медленно и аккуратно, чтобы не дай Бог не напугать и не спровоцировать его, едва коснулась его плеча правой ладонью.       – Д-Диего… Диего, пожалуйста, пойдём, – она положила левую руку на второе его плечо, ощущая, насколько промокла его куртка, и только после этого Брандо встрепенулся.       – М? – он повернул голову к Хот Пэнтс и наконец моргнул, отчего его потерянный прежде взгляд наконец обрёл осмысленность. Диего с искренним удивлением посмотрел на девушку, будто напрочь позабыл о её присутствии. – Я говорю, пошли, – она спустила ладони чуть ниже, обхватив руки Диего чуть выше локтей, и мягко, но настойчиво потянула его прочь от двух тел убитых им врагов.       Диего лишь промычал что-то полуутвердительное и поддался ей, послушно позволяя отвести себя в сторону. Девушка вела его самым быстрым шагом, на какой Диего был способен, ведь ноги его словно одеревенели и не совсем слушались. Какое-то время он продолжал даже через плечо смотреть на трупы, и Хот Пэнтс хотела насильно заставить его отвернуться, своими руками повернуть его голову, но не могла себе этого позволить, да и было важнее увести Диего как можно дальше. Она знала, как это было необходимо.       Когда они наконец дошли до лошадей, Хот Пэнтс всё же осмелилась осторожно забрать из рук Диего револьвер и свой Cream Starter, чему тот, вопреки её опасениям, даже не воспротивился, и убрала и то, и другое в свою кобуру с обеих сторон. Диего же продолжал стоять на месте и озадаченно смотреть на Сильвер Буллет, ткнувшуюся носом в его шлем. Хот Пэнтс задумалась, сможет ли Диего сейчас не то чтобы самостоятельно вести лошадь, а даже просто держаться верхом, но всё же решила, что если речь шла о Диего Брандо, то в седле он должен был чувствовать себя чуть ли не увереннее, чем на своих ногах. Поэтому она, стараясь, чтоб её голос звучал как можно твёрже, произнесла:       – Залезай. Поищем, где нам разбить лагерь. Тебе надо согреться.       В ответ Хот Пэнтс получила лишь очередное неразборчивое подобие согласия. Диего залез верхом на лошадь даже без видимых усилий. Он запустил ноги в стремена и намотал поводья на ладонь, но лицо его сохраняло отсутствующее выражение. Посчитав, что он в целом был готов к дороге, Хот Пэнтс, тоже забравшись на своего коня, снова обратилась к Диего, продолжая говорить отрывисто и лишь по существу.       – Я найду место. Держись за мной. Не отставай.       Надеясь, что он услышал и, главное, понял смысл её слов, Хот Пэнтс двинулась вперёд медленным шагом, смотря на Диего через плечо. К её облегчению, он последовал за ней. Спокойно и уверенно, без намёка на ту дрожь, что его била совсем недавно. Хот Пэнтс чуть выдохнула, но не позволяла себе отрывать от Диего взгляд ни на секунду на протяжении всего пути, что они преодолевали. Она даже не знала, чего опасалась – того, что он свалится, что остановится или что просто свернёт в сторону – но ничего из этого так и не произошло. Не торопясь, они отъезжали всё дальше и дальше от злополучного места сражения. Ускоряться Хот Пэнтс точно не собиралась, ведь была совсем не уверена в Диего и слишком переживала за него и его состояние, в чём даже не пыталась себя обмануть.       К тому времени, как стало смеркаться, им удалось проехать около двадцати километров, и Хот Пэнтс всё же решила, что хоть какое-то расстояние, способное уберечь их от тех, кто мог бы обнаружить трупы и броситься в погоню, было преодолено. Не так давно снова прошёл снег, и, хоть он шёл не так уж и долго, замёл следы от копыт лошадей, и теперь выследить их тоже должно было быть достаточно затруднительно.       – Думаю, можем разбить лагерь здесь, – объявила Хот Пэнтс, останавливая коня.       Диего последовал её примеру. За всё время дороги он так и не проронил ни слова. Такое долгое молчание со стороны обычно неугомонного Диего Брандо было ужасно гнетущим, но Хот Пэнтс дала себе строгую клятву сначала привести его в чувства, и только потом уже пытаться вывести на диалог.       Тем не менее эта его нездоровая отстранённость напрягала Хот Пэнтс всё сильнее и сильнее. Она не понимала, почему Диего загрузился настолько сильно, что уже несколько часов пребывал в полном молчании. Спешившись, девушка сняла с крупа коня большой свёрток с палаткой и после этого взглянула на Диего. Он, сидя верхом, смотрел перед собой в какую-то точку чуть ниже своего носа. Печально вздохнув, Хот Пэнтс в который уже раз попросила его об абсолютно обыденной вещи, которую он, в любой другой ситуации, должен был сделать без напоминаний.       – Слезай. И… – она задумалась о целесообразности своей идеи, но всё же договорила. – Разведи костёр. Тебе надо согреться. Я пока поставлю палатку.       Сейчас ему было необходимо хоть как-то отвлечься, хотя бы на механические действия. Да, Диего с трудом осознавал происходящее, но простейшие поручения выполнял исправно. Помолившись про себя, чтобы Диего не обжёгся, Хот Пэнтс занялась палаткой. К тому моменту, как девушка не без труда её разложила, Диего развёл весьма недурный костёр. Несколько раз упрекнув себя, что из-за того, в каком положении она оказалась, что они не могли позволить себе остаться в каком-нибудь отеле, Хот Пэнтс как могла утеплила палатку старым пледом и зажгла керосиновую лампу, стараясь с её помощью тоже чуть обогреть их место для ночлега.       – Залезай внутрь и раздевайся, – попросила Хот Пэнтс, вылезая наружу. – Укутайся пледом. Я достану для тебя сухую одежду.       Всё так же молча Диего отодвинул полу палатки и пропал за ней. Хот Пэнтс же, подойдя к Сильвер Буллет, выудила из сумки Диего чистые и, главное, сухие брюки, кофту, носки и нижнее бельё, а также чайник и флягу с водой. Наполнив чайник, она зафиксировала его над костром с помощью валявшихся неподалёку веток, и сама нырнула в палатку с одеждой под мышкой.       Диего сидел в самом центре палатки на своём пледе, полностью укутанный в тёплый, из-под которого виднелись только его лицо и самый край темени. У Хот Пэнтс тут же сочувственно сжалось сердце – Диего, должно быть продрог до костей, оказавшись полностью погребённым под снег. Рядом с ним лежала одежда, которую он с себя снял – куртка, шлем, перчатки, сапоги, кофта с брюками и трусы. Неожиданно осознав, что сейчас в этот самый момент Диего сидел перед ней абсолютно голый, если бы не закрывавший его с головы до пят плед, Хот Пэнтс ощутила, как к её щекам прилил стыдливый румянец, но она встряхнула головой, отогнав от себя это осознание, и протянула ему одежду.       – Одевайся… – вдруг мысленно отметив, что слишком много приказывает ему, она добавила. – Пожалуйста.       Диего вытянул вперёд покрытую ссадинами и синяками руку и принял одежду из рук Хот Пэнтс. Позже будет необходимо осмотреть его и подлечить, но это потом. Сначала тепло. Хот Пэнтс сгребла всю его одежду в охапку и снова вылезла из палатки, принимаясь аккуратно раскладывать ту на камни рядом с костром. Для надёжности девушка прижала каждую из вещей камнем сверху, чтобы ничего не унесло ночным ветром, и достала из своей сумки чашку и лечебные травы, что она закупала между этапами. Сняв с огня закипевший чайник, Хот Пэнтс заварила эти травы и только после этого вернулась в палатку, держа чашку с горячим отваром в руках.       Одевшийся Диего, чьи волосы ещё были сырыми, сидел на том же месте, но плед был наброшен на его плечи, а не на голову. Ноги он подогнул под себя, как часто и делал, но выглядел всё таким же поникшим и отрешённым. Сочувственно вздохнув, Хот Пэнтс опустилась на колени перед Диего и протянула ему чашку. Подняв на девушку взгляд, он принял отвар из её рук и сжал чашку между своими ладонями, греясь об неё. Посидев так с минуту, он всё же приблизил чашку к губам и, сделав первый глоток, тут же недовольно поморщился.       – Я знаю, они не очень приятные, но иначе ты можешь простудиться или того хуже, – мягко объяснила Хот Пэнтс. – Пожалуйста, Диего, выпей.       Вздохнув, Диего снова отпил из чашки, безразлично смотря на жидкость внутри. Это была первая его реакция за всё это время, что даже немного обнадёживало. Хот Пэнтс молча наблюдала за Диего, пока он пил, не желая в это время его тревожить.       Глоток за глотком с отваром было покончено. Диего отставил чашку в сторону, но продолжил смотреть куда-то в пол. На его лицо вернулся румянец, да и сам он выглядел чуть живее, хоть и всё равно казалось, что его вот-вот стошнит. Но это уже явно было связано не с ознобом или отваром, и Хот Пэнтс понимала, что ей пора было начать столь долго оттягиваемый ею диалог.       Хот Пэнтс сильно сжала пальцы своей левой руки пальцами правой, собираясь с силами и мыслями. Самой ей никто не помогал с этим состоянием, что после первого, что после второго убийства. Переживать этот откат приходилось самой. Но Диего ей хотелось хоть как-то помочь. Было необходимо лишь подобрать слова, которые не вызовут у него обратную реакцию.       – Диего, я… Понимаю, что тебе тяжело, – осторожно начала она. – Но, пожалуйста, послушай меня. Я знаю, как оно может нахлынуть сразу после того, как уходит адреналин, но ты должен как можно скорее принять этот факт. Это уже случилось. Да, это ужасно сложно осмыслить. Убийство самый страшный гре… – она осеклась и продолжила по-другому. – Убийство оставляет осадок на душе, каким бы оно не было по счёту. Но, прошу тебя, найди в себе силы сказать хоть что-то. Диего, – в её голосе прозвучала лёгкая нотка отчаяния. – Когда я… Убила своего брата, я промолчала, и долгое время по ночам рыдала в подушку. И носила это в себе больше десяти лет, пока не рассказала тебе. После убийства Майка О я тоже не могла уснуть, меня всю трясло, я закусывала щёку изнутри до крови. Пусть он и был врагом, пусть у меня не было иного выбора, но я чувствовала ужасные угрызения совести. Это… Нормально. Когда отнимаешь жизнь у подобного себе, другого человека, у которого были цели, мечты и стремления, нормально испытывать все те чувства, что испытываешь сейчас ты. Я справлялась с ними как могла. Но ты… – Хот Пэнтс нежно и заботливо погладила его по плечу. – Ты можешь вывалить мне всё, что захочешь. Можешь не говорить ничего о случившемся, это твоё право, но хоть как-то ты должен выплеснуть свои эмоции. Хотя бы их часть. Иначе ты сам себя съешь изнутри. Поверь мне. Я знаю, как оно бывает.       Диего посмотрел на Хот Пэнтс, чуть склонив голову набок. Ему нужно было время, чтобы принять и осмыслить всё, что она ему сказала. Губы Диего дрогнули, он тяжело сглотнул, явно стараясь что-то сказать, но отбрасывая в сторону каждую из своих идей, пока наконец тихо и хрипло не произнёс:       – Это было моё первое убийство.       От его ледяного голоса Хот Пэнтс тут же и саму бросило в холод. Всё сразу встало на свои места. Было трудно поверить, что Диего Брандо, о котором ходили такие разные и все по-своему страшные слухи, на самом деле ни разу не переступал черту. Вернее, не переступал до этого самого момента. Но это объясняло его реакцию и объясняло, почему же ему было настолько трудно прийти в себя. К тому же в том состоянии, в котором он сейчас находился, врать было попросту невозможно, поэтому Хот Пэнтс верила Диего. Верила и бесконечно сочувствовала. Она придвинулась ближе к нему и, сев рядом бок о бок, ласково провела по его спине ладонью. Диего тихо протяжно выдохнул и взял пустую железную чашку в руки.       – Это было нужно, я не мог дать им уйти, – продолжил бормотать он, сжимая чашку. – Если бы кто-то узнал о том, что я путешествую с тобой, особенно Валентайн, мне бы пришёл конец. Это было логично. Это был единственный выход. Я должен был их пристрелить.       До этого Диего так уверенно и беззаботно говорил о том, как они с лёгкостью смогут устранить любого охотника за головами, что было уму непостижимо, что на самом деле ему и не доводилось убивать. Хот Пэнтс даже не успела ничего ответить, а Диего уже продолжил говорить.       – И я был зол. Я был очень зол. Я ещё никогда не был так зол… – он сжал чашку с такой силой что, казалось, металл даже погнулся. – Эти уёбки решили, что имеют надо мной власть. Лишили меня возможности сопротивляться и издевались. Насильно залезли в мою голову. Мой самый худший кошмар стал явью…       После всего произошедшего Хот Пэнтс даже успела забыть о действии Tears For Fears. Забыла, потому что не видела, что он делал, могла только судить по реакции Диего. С каким ужасом он смотрел на свои кошмары, с каким остервенением кричал на них, как отчаянно старался отбиться. Диего… Видел Джонни, свою покойную мать, ещё невесть кого, на кого так не хотел быть похожим… Всё это ему пришлось пережить лишь потому, что он спас саму Хот Пэнтс от иглы. Такой самоотверженный поступок, за который она была ему благодарна и за который ей было ужасно неловко.       – Ты… Не видела, да? – Диего повернул голову, заглядывая Хот Пэнтс в глаза, и она снова переключилась со своих мыслей на него.       – Нет, не видела, – подтвердила она. – Ни я, ни Мунлайт ничего не видели. Видели только ты и Пэйл Шелтер.       – Но ты слышала, – без доли сомнения в голосе, утвердительно произнёс Диего.       – …Да, я слышала, что ты говорил, – решила не врать Хот Пэнтс, догадавшись, что он имел в виду. – Поэтому я… Примерно понимаю.       В голове Хот Пэнтс тут же эхом отозвались самые болезненные слова, которые кричал Диего, находясь под действием стенда:       "Это не ты!!! Ты умерла от столбняка! Тебя нет, уходи! Нет, это ложь! Ты любила меня! Любила! Отстань от меня! Это неправда! Ты мертва! Ты мертва!!!"       – Нет, – неожиданно и твёрдо сказал Диего. – Ты не понимаешь. Ты не могла всё правильно понять. И никогда не сможешь меня понять.       Эти слова кольнули Хот Пэнтс в самое сердце. Она и сама знала, что просто не могла во всём разобраться, исходя из обрывков его фраз, и понимала, что огрызался Диего от безнадёжности а не со зла. Нужно было проявить терпение, как бы больно он сейчас ей ни делал. Но побороть в себе мирское желание выяснить, вопреки своему прошлому желанию не допытываться, Хот Пэнтс не сумела.       – Тогда объясни мне. Я хочу тебя понимать, Диего. Мне надоело на каждом углу слышать о тебе гадости. Я хочу услышать твою сторону. Твою версию. Но ты постоянно молчишь о себе и мне приходится собирать всё по клочкам. И я могу сама решить, чему верить, а чему нет, но пока у меня есть лишь обрывки. Объясни же мне, что ты видел, через что прошёл. Я… – её голос дрогнул, но Хот Пэнтс собралась с силами и договорила, что собиралась. – Я не знаю, что я значу для тебя, но ты мне правда поистине важен. И я ни в коем случае не осужу тебя. Клянусь Богом, Диего. Просто поведай мне свою сторону. Я понимаю, что ты не хочешь казаться слабым, но это не слабость, это самая большая сила, что только может быть. Признание и преодоление своих страхов.       Диего нахмурился, заметно задумавшись над её словами, но потом сквозь зубы процедил:       – Манипулирование совсем бесполезно, Хот Пэнтс. Уж кто-кто, а я прекрасно его распознаю.       Хот Пэнтс чудом сдержалась, чтобы не вспылить, встретив такую резкую реакцию, но успокоила себя глубоким вздохом. Она понимала, что Диего просто не мог поверить в чистоту её намерений, и пытался защититься, ведь всегда и во всём видел подвох. Обижаться на него было бы неверно. Поэтому она из последних сил продолжила мягко объяснять.       – Это… не манипулирование. Диего, подумай сам, какая мне может быть от этого выгода? Я хочу выслушать тебя, тебе самому станет легче. Что ты думаешь я могу сделать? Шантажировать тебя? Если бы я собиралась до такого опускаться, я бы уже могла рассказать организаторам о том, что ты сжульничал на третьем этапе или что ты нападал на Джонни и Джайро. Ты же в любой момент можешь передать меня, террористку, властям. Скажи, ты правда думаешь, что у меня есть хоть одна мнимая причина манипулировать тобой? Я же… – Хот Пэнтс совсем растеряла слова от переизбытка чувств. – Я же только что сказала, как сильно ты мне важен….       Ещё чуть-чуть и она бы всхлипнула. Хот Пэнтс понимала, что испытывала к Диего больше, чем позволяла себе озвучить. И битва вместе с кратковременной, но всё же потерей Диего лишь укрепили её в этом мнении. Диего же продолжал про себя взвешивать её слова, стараясь прийти к какому-то решению, известному только ему.       – Ладно, – через пару минут резко выдохнул он. – Ладно, я расскажу, что видел. Но только потому, что не хочу, чтобы ты себе там что-то надумывала, и потому что всё же без тебя я бы не выбрался.       Хот Пэнтс, чуть нервно поёрзав на месте, притихла, приготовившись внимательно слушать Диего и не сбивать его с мыслей, если только он сам не захочет услышать её. Самым важным для неё было, чтобы Диего всё же выговорился.       – Так… – снова выдохнул Диего, собираясь с духом. – Только не вздумай меня жалеть. Или смеяться. Или ещё чего-нибудь. Просто рассказываю, для общего сведения. Чтобы… – он опустил взгляд, словно пытался найти причину, но всё же не смог. – В общем… я расскажу. Но если ты что-то такое сделаешь, я сразу замолчу, и больше ни слова не скажу. Никогда. Так вот, – Диего глубоко вздохнул, словно набираясь смелости перед прыжком в ледяную воду. – Ладно. Я видел ужасные, извращённые образы знакомых мне людей, они… поднимались ко мне из-под снега и, похоже, состояли из него. Сначала Джонни. Он нёс какой-то бред о том, что в этот раз точно меня победит, что я обязан своими достижениями ему. Ещё чего, – Диего поморщился. – Ему я вообще ничем не обязан. Да и на его семью я работал, а не нахлебничал. Отрабатывал каждую монетку, каждую каплю воды, каждую кроху еды. Пока этот урод жил на всём готовеньком…       Диего ненадолго замолчал, снова собираясь с мыслями. Хот Пэнтс даже казалось, что она знала, почему именно. После того, как Диего огрызался на Джонни, он звал свою маму и кричал ей, что она мертва. Наверняка ему сейчас было ужасно больно это вспоминать, и ещё больнее произнести вслух. Мысленно Хот Пэнтс даже пожалела, что не принесла ему вторую кружку отвара.       – Потом… Потом ко мне пришла моя мать, – чуть тише начал вновь Диего, подтверждая догадки Хот Пэнтс. – Она… умерла. Умерла, когда мне было шесть. И эта копия говорила, что не любила меня, что я ей был не нужен. Хотя… я уверен, что это не так…       Он совсем осип. Хот Пэнтс осторожно придвинулась ближе и положила свою голову Диего на плечо, стараясь проявить хоть самое малое участие и сочувствие. Он сейчас говорил что-то, о чём долго молчал. Слишком долго. И Хот Пэнтс всё сильнее и сильнее убеждалась в том, что ему было просто жизненно необходимо высказаться. Вывалить всё, что он нёс тяжёлой ношей все эти годы.       – Диего, – обратилась она к нему настолько мягко, насколько могла. – У тебя в детстве случилось что-то, что до сих пор грызёт тебя. Это видно невооружённым глазом. Каждый раз, когда ты говоришь об обществе, о Джонни, о людях в целом, я чувствую в твоих словах и голосе обиду. Почти всё, что я слышала от тебя, ею просто сквозит. Ты зол, обижен и расстроен. Это явно не просто так, это чувство преследует тебя всю твою сознательную жизнь, ведь так? Тебя надломили, тебе сделали больно и ты теперь делаешь всё, лишь бы не почувствовать эту боль снова. Но, пожалуйста, поделись со мной: что же ты так упорно скрываешь о своём детстве? Что же именно с тобой стряслось?       – …Блять, – выдохнул Диего себе под нос.       По его реакции Хот Пэнтс могла судить о нескольких вещах – во-первых, она угадала, а во-вторых… Диего очень сильно не хотел этим делиться. Открывать эту наглухо забитую досками дверь в его душу. Но ей уже почти-почти удалось вырвать сдерживающие гвозди, и Хот Пэнтс понимала – либо она сделает это сейчас, либо Диего уже никого не подпустит её настолько близко к своим тайнам. Поцеловав его в плечо, Хот Пэнтс тихонечко прошептала:       – Ты можешь мне доверять. Правда, Дио.       Диего шумно и демонстративно вздохнул, пытаясь всем своим видом показать своё отношение к этой задумке. Но такая реакция, по меркам Диего, уже была более, чем положительной, и означала то, что он был в раздумьях, а не отвергал просьбу на корню. И, терпеливо выждав ещё пару минут, Хот Пэнтс наконец услышала его финальный вердикт.       – Ладно, я расскажу. Ты права. Тебе нет смысла меня шантажировать. И я могу сдать тебя, если ты попробуешь. Так что… ладно. Но слушай внимательно, повторять я точно не собираюсь. Итак…       Диего прочистил горло, и Хот Пэнтс поднялась с его плеча, готовясь слушать его рассказ со всей серьёзностью. Возможно, сейчас был самый значимый момент с самого их знакомства. Значимый и решающий.       – Я начну издалека, – Диего отставил кружку в сторону, складывая руки на коленях. – Мои родители были молодыми и не особо далёкими бедняками. Не были женаты, у них не было работы, не было ничего. Но при этом мудак-отец обрюхатил мою шестнадцатилетнюю мать, и она даже смогла как-то меня выносить и родить в свои семнадцать. Не знаю, сколько дней, недель или месяцев они пытались каким-то образом прокормиться сами и прокормить меня, но потом они оба устали, решив, что мой рот всё же был для них лишним. И одной ночью они вдвоём выкопали ямку, положили туда ещё совсем крошечного меня и закопали живьём.       Почувствовав, как её сердце ёкнуло, Хот Пэнтс широко распахнула глаза.       – О-Они… Что…?       'Боже мой… Я понимала, что у Диего в прошлом произошло что-то ужасное, но чтобы настолько… Бедный, боже, какой же бедный… Но как? Как младенец выжил после такого?'       – Да, они меня закопали живьём, – со странной саркастичной усмешкой повторил Диего. – Вот тебе ещё один вариант того, что могут делать с бастардами, Хот Пэнтс. Просто избавляться от них, лишь бы не кормить и не содержать, ведь средств просто нет. Увы, голод всегда превалирует над совестью и долгом. Физическое главенствует над духовным. Не верю я во всю эту монашечью чепуху. Меня закопали и оставили, но вскоре пошёл ливень, практически затопивший деревню. И он вымыл мою ямку, вымыл меня из неё. И свёрток с маленьким рыдающим мной пронёсся по течению мимо моих родителей. И… У матери всё-таки проснулся её инстинкт. Если что-то и может победить голод, так это природные инстинкты на подкорке нашего сознания. Как, в том числе, и материнский. И она, раскаявшись, бросилась в реку и не дала мне захлебнуться. А к утру нас с ней вынесло на берег, где её обнаружил один из работников фермы неподалёку. Он помог моей матери и устроил её на работу туда же. И мать выдумала себе фамилию "Брандо". Ну а мне она дала имя Диего, сокращённо звала Дио. Не знаю, почему она, англичанка, решила сделать именно так, но мне всегда приходится доказывать, что я британец, а не какой-нибудь латинос.       'Дважды… Он дважды чуть не умер во младенчестве, его чуть не убили собственные родители… Боже… Как… Как ему так не повезло и повезло одновременно? Он не должен был выжить. Если бы его мама вовремя не опомнилась, он бы и не сидел сейчас здесь, бедняжка. И я наконец поняла, почему у Диего такое необычное для его краёв имя… Мама выдумала и имя, и фамилию? И это она назвала его "Дио"? Это не высокомерное прозвище, которое он сам себе дал, это ласковое сокращение от мамы? И Диего до сих пор его использует, даже на шлеме? Я… Я не думала об этом… Это даже по-своему мило…'       – Но если ты думаешь, что на этом сложности нашей жизни закончились, то ты глубоко ошибаешься, – продолжал Диего. – Я мало что помню из той жизни, всё, что я поведал тебе только что – рассказы моей матери, но я ей верю. Ей не было причины мне врать. Мои же самые первые воспоминания относятся ко времени, когда мне было пять. Я уже тогда начинал работать с лошадьми, хотя, казалось бы, какой нормальный человек отправит ребёнка меньше метра ростом к огромным животным, которые могут его затоптать. Но меня посылали. Этот фермер, который спас мою мать, работал на выдаче еды и… Однажды наши с матерью кружки для рагу оказались продырявлены. Я, будучи маленьким наивным ребёнком, хлопал глазами, не понимая, кто это сделал, пытался объяснить, предложил сначала положить нашу еду в ведро для лошадиного корма, потом в наши ботинки, но… Мать вырвалась вперёд и показала мне, что такое решительность и достоинство. Она попросила, чтобы мою порцию рагу положили ей в ладони. Горячего, ужасно горячего хрючева, которое нам предлагали. В голые ладони. И заставила меня есть с её рук. Я плакал. Рыдал. Просил её бросить. Но она объяснила мне самую важную истину – какими бы бедными мы ни были, мы никогда не должны забывать о нашей семье и нашем достоинстве. Она попросила меня есть, расти большим и сильным, чтобы, когда я вырос, я мог её защитить. И я запомнил её слова. Я ел из её рук около месяца, пока она не смогла позволить купить нам новые кружки, еда смешивалась с моими слезами, а мать повторяла эти слова из раза в раз, из раза в раз… И продолжала работать, не покладая рук. С ужасными ожогами на ладонях она работала в поле, кое-как их бинтуя. И через год её подкосил столбняк, и она умерла. Я уверен, что болезнь попала к ней через эти незаживающие ожоги. И… Я остался один. Совсем один, брошенный, никому не нужный и одинокий. В шесть лет. Перед смертью она успела сказать мне, чтобы я не грустил. Что это случилось из-за её "греха", – Диего с особым недовольством выплюнул это слово. – Что это не моя вина. И ещё она сказала, что даже самые буйные лошади на ферме слушаются меня и едят с моих рук. Сказала, что мне следует попробовать научиться ездить верхом, когда хоть чуть подрасту. Сказала, что это мой талант, – он плотно сжал кулаки, и вполне заметно начал трястись, то ли от злости, то ли от отчаяния. – Но я не могу принять то, что её убил её "грех". Ведь это не так. Её убила не кара, блять, небесная. Я прекрасно видел, что она умерла от столбняка, который появился после того, как ей пришлось работать с ожогами. А ещё… накануне того дня, когда нам продырявили кружки, я видел, как тот блядский фермер прижимал её к стене, а мать кричала, чтобы он прекратил. Я только повзрослев понял, что он хотел её изнасиловать. И он появлялся сегодня в моём "кошмаре наяву". Говорил, что делал это. Что насиловал мою мать. Я… – голос Диего предательски дрогнул, что он постарался безуспешно скрыть. – Моя мать была самым гордым человеком, кого я знал. Но от мысли, что кто-то мог её… – он задумался, но резко встряхнул головой. – Нет, этого не было. Я уверен, что она не позволила бы такого. Иначе мы бы и жили лучше, ей бы не пришлось кормить меня горячим рагу с ладоней. Если бы она отдалась ему, нам бы жилось лучше. Но лучше не значит правильнее, Хот Пэнтс…       Впервые за время своего монолога Диего наконец признал присутствие Хот Пэнтс, взглянув на неё. И в этих его лазурных глазах было столько боли и горечи, что у девушки защемило сердце. То, через что ему пришлось пройти в детстве, казалось просто уму непостижимым. Ужас, боль и обида.       'Дио… "Бог". "Спасённый Богом". Вот почему мама так его назвала. Он выжил не ради, а вопреки. И этот кошмар… Грех его матери – блуд и попытка убить собственное дитя. Она пыталась его искупить, пыталась дать Диего всё, что могла, научила его всему, что могла. Любила его, но в том числе и сама подселила в него это зерно, из-за которого он теперь не доверяет никому. И теперь мне понятно, почему он так ненавидит людей. Почему любая несправедливость вызывает в нём такую ярость. И сегодняшние события пробудили все эти воспоминания. И Диего… Какой же Диего сильный. Он прошёл через всё это, восстал из пепла. Да, он искалечен, но он смог справится с этим ужасом. Я… восхищаюсь его стойкостью и сожалею о том, каким путём ему это далось.'       Хот Пэнтс осторожно накрыла его сжатый кулак своей ладонью. Нежно и почти невесомо, пытаясь передать свою искреннюю поддержку. Пока ему не надо было больше, пока он ещё продолжал извергать из себя пламя, нужно было касаться его совсем легко, чтобы не обжечься. Но совсем не показывать своего отношения Хот Пэнтс не могла.       – Лучше… Не значит правильнее, – тихо повторил Диего. – Если бы она поступилась своей гордостью, последствия были бы в разы хуже. И в случившемся правда не было моей вины. Как и не было её. Виноваты те, кто считают, что могут глумиться над кем-то, только из-за того, что занимают более высокое положение в обществе. Те, кто смотрели на нас свысока только потому, что не было известно, кто мой отец. Другие работники, землевладелец, тот фермер, мой отец – все, все они виноваты! – неожиданно громко воскликнул Диего, и Хот Пэнтс чуть не подпрыгнула на месте. – Они виноваты! Они несут за это прямую ответственность и заслуживают пасть так же низко, оказаться на самом дне без возможности выбраться! Мать научила меня гордости! Как не поддаваться на унижения! Принимать все удары судьбы с высоко поднятой головой! Вытерпеть их достаточно, чтобы потом сравнять всех обидчиков с грязью, растоптать их гордость и унизить их! И я поклялся, что сделаю это! Что поднимусь на вершину общества, и если кто-то встанет у меня на пути, я подвергну их большему унижению, чем суп из ботинок! И главное – я отомщу тому фермеру и бросившему меня отцу!       Диего снова замолк. Его грудь часто вздымалась, дыхание было хриплым и тяжёлым, взгляд, пылающий гневом и обидой, устремлён в одну точку, и Хот Пэнтс сильнее сжала его кулак, пытаясь молча успокоить. Теперь его нарыв на душе был вскрыт и из него выходил гной. Нужно было держаться, нужно было быть сильными. Диего был сильным, но сейчас тратил слишком много энергии на этот рассказ. Ему было и морально и физически тяжело. И он должен был выплескивать всё так, как велело его сердце. Хотел кричать, хотел плакать, хоть громить – сейчас ему можно было всё. Хот Пэнтс понимала его. Понимала, пыталась разделить, пыталась поучаствовать, просто была рядом. Но с каждой его фразой все её догадки всё больше вставали на свои места. Понимала его отношение к гонке, к Джонни и Джайро, к самому себе и к ней. Не понимала лишь одно – как он мог всё это так долго нести в себе.       – Я-я… – осипшим от криков голосом начал Диего. – Tears For Fears напомнил мне об этом. И я знаю, что я смогу. Я смогу. Что бы мне ни говорили, я смогу. Всё что говорили мне эти чучела – ложь. Провокация. Но… Блять, тот лепрекон знал на что давить… И я… Мне пришлось спустить курок…       Уже не в силах совладать с собой, Хот Пэнтс крепко обняла Диего. У неё у самой в глазах стояли слёзы. Она не должна была плакать, но из-за чужой боли, что она пропускала через себя, удерживаться от этого было ужасно тяжело. Но поддержка нужна была ему, Диего, а не ей самой. И она крепко-крепко сжимала его, уткнувшись лицом в шею, и… он сделал то же самое. Его ладони легли на её спину, и сжимал он её не настолько сильно, как она его, но Хот Пэнтс чувствовала, как ногтями он впивался в её тунику и кожу. Судорожно выдохнув, он тоже зарылся носом в её воротник. И они сидели так, обнимаясь, делясь общей болью и в то же время общим теплом.              'Для Диего сегодняшнее убийство было первым, и… он относится к нему со всем пониманием и ответственностью. Он не лишён эмпатии, демонстрирует настоящие, верные эмоции. Он не такой, как о нём говорят. Он не бессердечный, не холодный, не грубый и уж точно не бесчеловечный. Он удивительный. Да, его желание отомстить выведено в крайность, но это поправимо, даже если он так не считает. Я хочу помочь ему. Я сделаю для этого всё.'       – Ты хороший, – прошептала Хот Пэнтс ему в шею. – Ты очень хороший, Диего, ты не монстр. Это твоя ответная реакция. Месть… Месть бывает праведной. На том свете с ними сочтутся. И с Мунлайтом, и с Пэйл Шелтером и со всеми теми, кто шпынял тебя. И твоя мама… Я уверена, она любила тебя. Будь это не так, она бы не старалась тебя научить, не жертвовала бы собой. Мне… – она прикусила язык, вспомнив слова Диего, но потом сразу наплевала на них и договорила. – Мне очень жаль, Диего. Я с тобой.       Диего отстранился, аккуратно выпутываясь из её объятий, и Хот Пэнтс выпустила его. Теперь, когда они сидели напротив друг друга, ей было проще видеть его эмоции. Правда, сейчас она не могла их толком расшифровать. Он был сбит с толку, разозлён, обижен – всё вместе.       – Любовь, – начал Диего, не отводя своих глаз от глаз Хот Пэнтс. – Любовь это… Я верю, что она существует. Я думаю, что ты права и моя мама любила меня. Я… Я тоже любил её. Но любовь всегда заканчивается трагедией. Утратой. Болью. Маленьким я любил почти всех животных на ферме, и когда те умирали, я ужасно страдал. Я страдал после смерти матери. Я видел, как страдали те, в чьих семьях кто-то погиб. Я видел, как страдали родители Джонни, когда умер Николас. Любовь приносит только боль. Любовь всегда заканчивается болью. Ведь один из вас точно рано или поздно потеряет второго и останется один с разбитым сердцем. Любовь… – с совсем убитым и мрачным видом выдохнул он. – Это и есть боль, Хот Пэнтс.       Мучительные слова, которые он смог произнести, наверное, произвели на Хот Пэнтс совершенно иной эффект, чем должны были. Размышления Диего о любви не были беспочвенными, она даже могла во многом с ним согласиться, но… эти слова послужили для неё толчком: сейчас или уже никогда. Сердце забилось сильнее. Хот Пэнтс взяла обе ладони Диего, что лежали у него на коленях, в свои, мягко их сжала и подалась вперёд, целуя Брандо в губы.       Она впервые сделала это сама. Впервые поцеловала его, а не позволила целовать себя. И Диего, видимо, даже опешил от такого. От того, насколько нежно и мягко Хот Пэнтс накрывала его губы своими, и от того, как неожиданно она это сделала. И от того, что вообще сделала. И разорвала поцелуй она почти так же неожиданно, как и начала его, не дав Диего толком опомниться. Щёки Хот Пэнтс горели румянцем, и она почти сразу опустила взгляд вниз. Диего, пару раз в недоумении хлопнув глазами, посмотрел на засмущавшуюся девушку, заметив этот самый румянец и то, как трепетали её ресницы. Продолжая пребывать в этом лёгком удивлении, Диего произнёс:       – Я… Рассказал это не для того, чтобы надавить на жалость.       – Я поцеловала тебя не из-за неё, – сразу ответила Хот Пэнтс, при этом чуть сильнее сжимая пальцы Диего своими. – Я целую тебя, потому что… Люблю. И знаю, что ты прав, это будет больно. Точно будет. Но любовь не только боль. Пока она длится, она приносит радость, понимание, заботу и тепло. Потом да. Потом будет боль. Но я готова сгореть, если сгорю рядом с тобой.       Диего казался ещё более ошарашенным, чем после поцелуя. Своими словами Хот Пэнтс словно совсем выбила его из колеи. Он выглядел озадаченным, удивлённым и неверящим в её слова одновременно. Хот Пэнтс же замерла, смиренно ожидая от него хоть чего-то, хоть какого-то ответа на её признание. А Диего продолжал молчать, превращая каждую секунду для неё в пытку. Хот Пэнтс совсем не сожалела о сказанном, но вот его реакции и такого долгого молчания всё же опасалась.       – Т-Ты… – наконец тихо произнёс Диего, и Хот Пэнтс внутренне сжалась. – Ты пропустила мимо ушей вообще всё, о чём я только что распинался, да?       – Нет! – сразу выпалила Хот Пэнтс, краснея пуще прежнего. – Я слышала! Прекрасно слышала! И мне всё равно! Я тебя люблю!       – Хот Пэнтс, тебе… нужно переспать с этой мыслью… – продолжал несколько отстранённо говорить Диего, будто бы всё ещё и не веря в услышанное. – Думаю, это всё…       – Я с этой мыслью сплю уже Бог знает сколько ночей, Диего, – перебила она его. – Я абсолютно, на все сто уверена.       Диего снова смолк. Наверняка у него в голове была каша. Атака стендов, обморожение, разговор о детстве, а теперь ещё и признание в любви. Слишком многое свалилось на него за последние сутки. Выглядел он потерянным, усталым и опустошённым. И Хот Пэнтс не хотела торопить его с ответом или вообще вынуждать Диего к нему. Нужно было дать информации хоть немного осесть в его голове, дать ему отдохнуть.       – Диего, тебе нужно поспать, – Хот Пэнтс сердобольно избавила его от необходимости отвечать. – Завтра продолжим путь. Главное, чтобы ты не разболелся после этого.       – Л-Ладно… – сбиваясь, согласился он и сразу сбросил со своих плеч плед.       – Я принесу подушку, ты пока расстели всё здесь, хорошо? – попросила Хот Пэнтс, стараясь говорить как можно более будничным тоном.       В ответ он лишь отрывисто кивнул, и Хот Пэнтс, тихо вздохнув, вылезла из палатки. Холодный ночной воздух чуть отрезвлял, кровь и мозг насыщались кислородом, и девушка сделала глубокий вздох, словно пытаясь очиститься. И при этом, пока шла по снегу к своей лошади за подушкой, она не могла отделаться от некоторых очень конкретных мыслей.       'Дура. Какая же я дура. Я призналась в любви мужчине. Диего Брандо. От монахини во мне не осталось и следа… Да, это правда, я люблю его, но… Боже, прости меня, грешную. Правда, на душе мне стало полегче, стоило всё ему об этом сказать. И в то же время… Не знаю, внутри я чувствую какую-то тоску. Я не ждала от него ответа. Не могла ждать от Диего Брандо взаимности. Но всё равно будто бы слабый лучик надежды, который у меня был, угас… Но с другой стороны… Он не сказал обратного. Не сказал, что не любит меня. Быть может, это ещё не самое худшее, что могло произойти? Боже, я что, ищу обратного признания от Диего Брандо? Совсем безнадёжная дура…'       Обречённо вздохнув, Хот Пэнтс вернулась в палатку, держа подушку под мышкой. Диего уже успел должным образом обустроить их лежанку, и сидел на своей половине, ожидая Хот Пэнтс. Та передала ему подушку, которую Диего положил на свою половину, и лёг, тут же укрываясь. Хот Пэнтс присела рядом, и, положив руку на грудь Диего для поддержки, наклонилась к нему и поцеловала в губы, коротко, но при этом ласково, пытаясь вновь передать ему искренность своих слов и в то же время чуть успокоить себя теплом и мягкостью чужих губ. Диего даже несколько боязливо ей ответил, всё ещё непривыкший к инициативе с её стороны.       – Спокойной ночи, Диего, – разорвав поцелуй, прошептала Хот Пэнтс. – Пожалуйста, поспи.       – И тебе, – коротко и так же шёпотом ответил он ей.       Улыбнувшись, Хот Пэнтс чуть отстранилась от него и затушила лампу. После этого она прилегла на уже ставшую ей привычной крепкую грудь, и обняла Диего рукой, сразу крепко закрывая глаза, и надеясь, что за ночь он не успеет надумать что-то и отстраниться, ведь у самой неё уже был небольшой план на утро, как же ему можно было помочь.