Кванджу, 1980

«6 марта, утром четверга Чхве Чжиун, студент факультета экономики, был найден в своём доме мёртвым. Полиция уверяет, что это было самоубийство, ведь это подтверждает его предсмертное письмо, якобы написанное им. Там было упомянуто, что он стал обузой для своих родителей и позором для семьи. Нам удалось откопать ту самую главную улику и показать её друзьям и близким умершего. Никто не подтвердил, что почерк принадлежал ему.  Помимо этого, двое свидетелей заверяют:  Чон Юнхо, президент студсовета университета Чосон, третий курс факультета филологии: Я виделся с Чжиуном, мы с ним вместе поужинали и разошлись. Я не видел за всё время, что с ним общался, ничего, что в нём бы выдавало склонность к суициду. И поэтому убеждён, что Чжиун не мог покончить жизнь самоубийством. У него были планы на следующий день, он собирался, по-моему, погулять с друзьями и провести с ними время. Мне очень жаль, что его жизнь так рано оборвалась.  Чхве Чонхо, первый курс факультета экономики: Я не был знаком с Чжиуном хорошо, не был его другом. Но я видел ночью, как его тело кто-то нёс. Ошибки быть не могло, то был Чхве Чжиун.  Потеря Чхве Чжиуна стала для каждого из нас трагедией, что никогда не будет нами забыта. Именно что трагедия, потому что он умер не по своей воле.  Студенческая газета университета Чосон.  Автор: Чон Уён.  Редактор: Чон Юнхо». 

***

10 марта, 1980 год.

Город Кванджу.

— Потеря Чхве Чжиуна стала для каждого из нас трагедией, что никогда не будет нами забыта. Именно что трагедия, потому что он умер не по своей воле, — читал Минги, сжимая сильнее серую газету в пальцах.        Сонхва делал вид, будто не услышал ничего, смотрел куда-то вдаль, не обращая внимания ни на что, в то время как Ёсан, скрестив пальцы, нахмурил брови, задумываясь над каждым прочитанным словом.        После Сон, смотря то на погружённого в раздумья Кана, то на Пака, который будто был не здесь, несмело начал:  — Я… Слушайте, это не похоже на бред сумасшедшего. Мы же сами общались с Чжиуном, он не был похож на смертника.  — Возможно, — тихо проговорил Ёсан, сжимая сильнее пальцы. — Да…        Он прекрасно видел, как ещё не остывший труп Чжиуна волокли по сырой земле, будто мешок грязи. Слышал циничные, отвратительные слова убийц, которые считали количество трупов, будто то были перерезанные свиньи.        Но, покачав головой, Кан вернулся к реальности, где он сидел за деревянным столом, в заднем дворе университета с ухоженными клумбами и высокими деревьями. В воздухе витал запах свежескошенной травы и цветущих растений.       Столы и скамейки были разбросаны по всему двору, приглашая студентов и преподавателей отдохнуть и насладиться природой. Угловатые кирпичные стены университета окружали двор, придавая ему уединённость и защищённость от внешнего мира. Небольшой фонтан журчал в центре, то был тихий и успокаивающий звук.       Студенты прогуливались по дорожкам, обсуждая статью университетской газеты. Гул не унимался, они поддакивали словам, напечатанным на бумаге, точнее, написанным кровью самого Чжиуна.        Сонхва, прищурившись, проговорил:  — Я не могу согласиться с этим. Но и отрицать тоже, — он, наклонившись к двоим, тихо прошептал: — желательно не обсуждать такие темы в общественном месте.  — Но это обсуждают все, почему мы не можем? — искренне не понимал Минги, хлопая глазами.  — Потому что… — он указывал на студентов взглядом. — Лишние уши повсюду. Не поднимайте просто эту тему и всё. Нам не нужны эти проблемы.  — Но…  — Проблемы бедных и обиженных — это дело самих бедных и обиженных. Не стоит лезть во всё это, пока мы сами живём хорошо.       Противоречивые чувства Ёсана столкнулись в жестокой бойне внутри его души. С одной стороны, страх и здравый смысл кричали о том, что лезть в бой и жертвовать собой, подставляя грудь под пули, — безрассудство. Он не был готов идти на такие крайности, не был готов отказаться от своей жизни ради дела, которое не давало ему ясности и уверенности. Его сердце колотилось, словно предчувствуя надвигающуюся бурю, а разум рисовал ужасные картины возможных последствий.       С другой стороны, совесть и чувство справедливости поднимали свой голос, требуя кричать о несправедливости. Притворяться, будто ничего не происходит, казалось ему аморальным.       Кан ощущал, как эти два мира сталкиваются внутри него, как два мощных урагана, стремящиеся уничтожить друг друга. Страх обжигал его, словно холодный ветер, парализуя волю и затуманивая рассудок.       Сердце было охвачено огнём противоречий, и он знал, что рано или поздно придётся сделать выбор. Но сейчас…        Вдруг вдалеке Ёсан увидел…  — Чонхо? — переспросил себя, но, вглядевшись, понял: — Чонхо-я!        Он, резко встав с места, подбежал к Чонхо, который, казалось, был неживым. Его шаги были неспешными, он еле переплетал ноги, кожа была болезненно бледна, а в глазах зияла пустота.  — Чонхо! — снова окликнул его Кан.        Чхве остановился, медленно повернул голову и, слабо улыбаясь, сказал тихим, хриплым голосом:  — Господин Кан?       Не успел он договорить, как его ноги потеряли силу, и Чонхо упал на землю. Ёсан, подбежав, судорожно дёргал его за плечи.  — Чонхо?! Чонхо! Чонхо! Ты меня слышишь?! Чонхо-я! — в голосе Кана отчётливо слышались ноты страха и растерянности.        Он отчаянно пытался докричаться до Чхве, что, казалось, погрузился в глубокие путы сна, из которых невозможно было выбраться. 

*** 

10 марта, 1980 год.

Город Кванджу.

      Чонхо, медленно приоткрыв сначала один глаз, а затем второй, пытался разглядеть хоть что-то через белое мутное полотно. Но вдруг услышал родной голос, что оживлял в нём порхание бабочек, заставляя сердце биться чаще:  — Чонхо! Ты проснулся уже?!  — Господин Кан… а где мы? — не понимал Чхве.  — Это университетский госпиталь. Ты упал в обморок днём. Ты, наверное, вряд ли помнишь, верно? — Я… я падал в обморок? — Да. Я так перепугался. Хорошо, что там рядом был президент, он позвал наших врачей.  — П-подождите… а кто оплатил? — тут же заволновался Чонхо. — Или я должен- — Не переживай, — успокоил его Ёсан, легко хлопая по плечам. — Я всё оплатил.  — Господин Кан! — оглушительно громко прокричал Чхве, округлив глаза. — Я же… как вы… зачем? Боже… сколько вышло? Я всё верну сейчас! — Чонхо-я, я с тебя этих денег не просил, — слабо улыбаясь, ответил Кан, успокаивающе гладя его по плечам. — Мне не тяжело.  — Но господин Кан…  — Я без этих денег не умру, а тебе стоит внимательнее относиться к своему здоровью.  Чонхо, опустив взгляд вниз, тихо вымолвил:  — Тут… не всё просто. Я бы сказал, что… это не зависит от меня, к сожалению.        В горле Ёсана застрял ком. Он, громко выдохнув, с грустью проговорил:  — Мне очень жаль… правда.        Чхве, глубоко поклонившись, сказал:  — Господин Кан… я вам очень благодарен. Не знаю, что бы делал без вас, правда.  — Чонхо-я, у меня к тебе одна просьба, — Кан, слегка дотронувшись до его лица пальцами, проговорил: — можешь перестать называть меня господином Каном? У меня ведь имя есть, верно?       Чонхо тут же замялся. Он, прикусив губу, вымолвил:  — Слушайте… но вы ведь… племянник президента. Мне как-то неудобно.  — Тогда могу я быть для тебя просто Ёсаном? — умолял Ёсан, вглядываясь ему в глаза.        Щёки Чхве тут же покраснели. Он, дёрнувшись, невнятно промямлил:  — Ну… если вам удобнее, то конечно… Я буду называть вас просто Ёсаном, если вы этого хотите. Я надеюсь, вы не обидитесь на меня.  — Я буду только рад, — Кан тепло и мягко улыбнулся. — Ну что ж, Чонхо-я. Приятно познакомиться!        Вначале слова заедали, словно непривычный вкус, и каждая пауза казалась вечностью. Но по мере того как время шло, скованность уступала место странному ощущению уюта — словно они были знакомы давно, как старые друзья, встретившиеся после долгой разлуки. Хотя… они ведь были знакомы давно, с самых давних пор.        Ёсан чувствовал, как что-то тёплое и лёгкое расползается по его груди каждый раз, когда Чонхо улыбался. Эта улыбка озаряла его серый день и наполняла жизнью. И когда они смеялись вместе, каждый звук его смеха наполнял воздух радостью и беззаботностью.       Он не мог объяснить, почему они так быстро нашли общий язык. Возможно, это было чем-то большим, чем просто дружба — энергия, что-то, что заставляло его сердце биться быстрее, когда они были вместе.       Кан, посмотрев на настенные часы, вдруг сказал:  — Ты голоден? — Что? — непонимающе спросил Чхве.  — Не хочешь вместе поужинать? Я могу принести сюда еды.        Чонхо безумно хотел провести больше времени с Ёсаном, разговаривать с ним часами напролёт, любоваться его глазами, в которых он был готов утонуть. Но…  — Я очень-очень хотел бы… но думаю, мы не успеем.  — Не успеем? У тебя какая-то встреча? — Да… мы договорились с президентом обсудить кое-что важное.  — Ох… — Кан, встав с места, сказал: — х-хорошо. Во сколько у тебя встреча? — Ну… через пятнадцать минут.  — Думаю, мне пора, верно?       Чхве, опустив виновато голову, тихо проговорил:  — Мне очень жаль. Я правда очень хочу провести с вами больше времени. Мне с вами… приятно.        Ёсан, улыбнувшись, потрепал чужие жёсткие волосы.  — У нас есть завтра. Завтра точно пообедаем, я этого не забуду на этот раз.  — Спасибо больше!        Они попрощались. Кан, идя по длинным коридорам госпиталя, чувствовал какую-то необъяснимую лёгкость. Он не мог прекратить улыбаться, думать о проведённых вместе минутах. Что это было? Неужели…        Ёсан столкнулся взглядом с президентом, что шёл ему навстречу. Они поклонились друг другу в знак уважения. Аура, исходящая от Юнхо, была загадочной. В его глазах блеснуло что-то страстное и уверенное, что заставило Ёсана несколько мгновений задуматься. Было ощущение, что этот человек знает гораздо больше, чем кто-либо.       Взгляд президента оставался на его спине, словно заявляя о его особенном внимании. Это создавало ощущение опасности — не физической, а как будто на уровне интуиции, предостерегая о возможных последствиях или же чужих замыслах.