Диалог Глаз

Блеклое пятно луны и последние неоновые отсветы гаснут в задурманенном небе за облаками черного дыма - непроглядного, горючего, едкого. Запах копоти и машинного масла вытесняет собой всю прочую вонь, обычно преследующую улицы Зауна - Кейтлин никогда не думала, что будет по ней скучать. Воздух густеет и оседает в легких свинцом, дерет горло и ноздри похуже нашатырного спирта - грудь так и норовит лопнуть от задушенного кашля. Весь квартал ощущается, как одна огромная морилка и кажется самым бездушным и пустым во всем городе. Ни прохожих, ни грохота колес, ни пестрящих вывесок, ни раздражающей безумной музыки - только отдаленный скрежет металла, гул тяжелых ритмичных ударов и бухтение труб - судя по тембру звука - исполинских размеров. Дороги Кейтлин не разбирает - слепо плетется за спинами двух подруг, безмятежно бредущих плечом к плечу. Как они видят в таком мраке - для нее непостижимая загадка. Фонари на этих улицах явно - редкая роскошь, и заменой им служат только тусклые рыжие окошки неказистых домиков, больше похожих на бараки, или же просто на железные коробки, причем старые и ржавые. Неужели, кто-то правда может здесь жить? Кейтлин побаивается даже думать. - Мы не заблудились? - тихо уточняет она, скорее даже с надеждой, чем с опаской. - Здесь так темно... - Это промышленный квартал, кексик - здесь всегда так, - оборачивается Вай с беззлобной усмешкой. - Если страшно - давай мне руку. Кейтлин дала бы. С большой охотой. Но ронять хотя бы видимость самообладания гордость не позволяет. - Я в порядке. Кого она пытается обмануть? Даже Одена едва не смеется, поглядывая вполуоборот на ее поджатые губы. - Уже недалеко, - мягко подбадривает она. - Только пройти литейный завод, а там - всего пара шагов.

- Уже жалеешь, что не пошли в гостиницу, а, кексик?

Кейтлин уводит вороватый взгляд в сторону и нехотя прибавляет шагу. Жилой квартал остается позади - рыжие окошки бараков гаснут; громадина завода нависает над девушками черной тенью. Воздух становится гуще и тяжелее вдвое, хотя казалось бы, куда еще... Исполинские трубы воют, будто в агонии - дым рвется из них бесконечными тучами, выстилая сажей даже землю. Механический гул нарастает, резонируя где-то в самых висках. Грохот, скрежет, удары и скрип всех возможных высот и, вдруг, во всем этом гомоне - голоса. Протяжные, тонкие, надрывные, чем-то похожие на крик, но на удивление мелодичные. Поющие голоса. Кейтлин встряхивает головой - решает было, что почудилось, но с каждым шагом они становятся все отчетливее и ярче. Будто нарочно зовут за собой. Ритм странный - натужный и размеренный, но затягивающий. Слов она не разбирает, но сбавляет шаг, невольно заслушавшись - бредет, будто под гипнозом. Голоса ведут куда-то за угол гигантского кирпичного ангара - свет струится из него на копченую землю горящим пятном; воздух пляшет над ним ручейками, как над раскаленной печкой. Вай с Оденой проходят его, не повернув головы; их спины быстро тухнут во мраке. Кейтлин, сама не зная, почему, не торопится их догонять. Притормаживает у входа, наступает на пятно света, заглядывает внутрь и застывает в горящем проеме неприкаянной тенью. Плавильный цех - быстро понимает она. Многим похож на кузницу Джейса, но в таком масштабе ощущается, скорее, как бездна. Ревут горнила, металл течет по траншеям огненными ручьями, искры режут глаза - кажется сам воздух в ангаре вот-вот расплавится, гремят механизмы таких размеров, что все работники в сравнении с ними кажутся просто муравьями - особенно при их-то росте... Ни одного взрослого в цехе нет и в помине. Мальчишки и девчонки, красные и взмыленные - кто постарше, кто помоложе, кто и вовсе - метр с кепкой - копошатся в горах сажи, орудуют молотами и месят ковшами огненные реки. Шестеро восьми-десятилеток у входа раздувают горн рычагами: вверх-вниз, вверх-вниз, снова вверх и снова вниз - каждый рычаг вдвое толще их ручонок. Все кашляют, пыхтят и ругаются поизощренней портовых грузчиков, но все это время продолжают петь. Гнусовато, невпопад, коверкая ноты хуже мартовских котов, но горячо и слаженно. И Кейтлин слушает. И не может двинуться с места. Вай огладывается на нее с ноткой удивления, но прислушивается и сама. Песня токарей - одна из сотен. Слова знакомы ей, считай, с младенческих лет, но вот Кейтлин... Она явно слышит их впервые. Вай любуется ей с немой улыбкой и не торопится окликать. Пусть слушает. Пусть смотрит. Столько, сколько захочет. Песня не замолкает. Прадед деду твердил: "Не ленись, не робей, Засучи рукава И вставай у станка. Будет долгой и тягостной смена твоя. Будет спину ломить, Пот - глаза обжигать, Будут руки гореть, А колени - дрожать. А ты слезы не лей, Сил своих не жалей, Работай живей, Чтоб старухе твоей Было, чем за столом накормить сыновей. Чтоб, однажды твой сын, Засучив рукава, Встал работать с тобой у родного станка. Чтоб вынести смену хватило вам сил, Эту песню, мой сын, повторяй вместе с ним. Дед отцу говорил: "Соберись и не хнычь, Засучи рукава И вставай у станка. Будет долгой и тягостной смена твоя. Будет спину ломить, Пот - глаза обжигать, Будут руки гореть, А колени - дрожать. А ты слезы не лей, Сил своих не жалей, Работай живей, Чтоб старухе твоей Было, чем в холода обогреть сыновей. Чтоб, однажды твой сын, Засучив рукава, Встал работать с тобой у родного станка. Чтоб вынести смену хватило вам сил, Эту песню, мой сын, повторяй вместе с ним. Мне отец повторял: "Не витай в облаках. Наша жизнь - это труд И занозы в руках. Мы не лорды, Не герцоги, Не короли. Судьба наша - труд От зари до зари. Хлеб нам не даром Дается, сынок, Так слезы утри И вставай за станок... Кейтлин слушает. Не моргая и, кажется, даже не дыша. Вай тихо поглядывает за ее хрупкой фигуркой, чернеющей на фоне огненного зарева. Тьма скрадывает ее силуэт почти целиком - только узкая полоска света ложится на лицо и бросает искры в неподвижные сожалеющие глаза. Вай видит, как подруга медленно поднимает грудь, набирая воздух, а потом также медленно спускает бесшумный вздох и делает шаг внутрь... - Девочки... - окликает из тьмы голос Одены, - куда вы пропали? Я вас чуть не потеряла! Матильда...? - Она тоже подходит к проему, тоже оборачивает взгляд к горящей бездне, и выражение ее лица вдруг резко меняется. - Какого черта...? Эмиль! Ныряет внутрь резвым шагом. Кейтлин, запоздало отмерев, ступает за ней. Вай, недоуменно тряхнув головой, догоняет. - Эмиль, чтоб тебя! Смуглый мальчонка, стоящий за рычагом у прохода, удивленно вздергивает голову. - Одена? Ты чего здесь делаешь? - Это ты мне лучше скажи! Почему до сих пор не дома? - Какое там "дома"! - кряхтит мальчишка, вернув глаза к рычагу. - План горит. Пашем - каждый за троих. Начцеха сказал, что конец смены у нас теперь - это начало следующей. - Эй-эй! Тут не проходной двор! - Окликает чумазый паренек на погрузчике, заглушая и рев горна и звуки песни. На вид - самый старший. - Чужим нельзя! Топоай, пока я...! А, это ты... - Какого хрена, Рун! - перекрикивает Одена. - Дневная смена давно закончилась! Почему Эмиль еще здесь! - Людей не хватает, - нехотя поясняет он. - Четверо свалились еще вечером, а до новой смены еще два часа! Не отольем всю партию к утру - так хер нам в рыло вместо получки! - Издеваешься, Рун! Он уже двое суток пашет! - А я-то че? - крякает Рун. - Начцеха сказал: "Кто слиняет, или рухнет - будет спать в траншее!"!. - С начальником я поговорю, не волнуйся, - красноречиво щурится Одена. - Знаю я, как ты "поговоришь", - язвит паренек. - Дохлый номер - не умаслишь! Он неделю уже злой, как тварь - даже за пузырь ни разу не брался! Хер ему сейчас до твоих бидонов! - Слышь, гнида, будешь на мою сестру гавкать - я тебя голыми руками...! - А ты, Эмиль, будешь на меня гавкать - заставлю пробы(!) брать голыми(!) руками! Че, зассал? Вот и нехер! - Пусти его, Рун, хотя бы до утра - он два дня дома не появлялся, - не сдается Одена. - В долгу не останусь, ты меня знаешь! - Ну не могу я, хоть убей! Не мо-гу, ясно! - стонет Рун. - Печи дохнут, людей нет, заменить некем! Так что нече на меня кудахтать! Топай сама, давай, домой, и этих двоих захвати, - фыркает он сторону девушек. - У меня тут вам не курятник! - Я заменю его, - шагает вперед Кейтлин. - Чего? - Несколько ребят оборачивают к ней одуренные глаза почти синхронно. Даже Одена. Рун и вовсе отваливает челюсть. - Мы заменим, - ровняется с ней Вай плечом. - И мелкого заодно, вон того... - указывает она на взмыленного кроху на втором рычаге. - Пусти пацанов отоспаться. Мы поработаем. - А толку от вас, - отмахивается Рун. - Свалитесь за полчаса - видал я таких. Топайте, говорю, отсюдова! Работать мешаете! - Да пусть работают! - вступается девчонка на последнем рычаге. - Че у нас, руки лишние что ль? Мелкий, вон, реально щас свалится! Пусть хоть его заменят! - Не положено! - отрезает парнишка. - А ты, чем болтать, давай шевелись лучше! Жар уходит! - Тебе чего, жалко что ль? - не уступает Вай. - Сам же сказал - людей мало! Вот мы и подсобим... - А платить вам я чем буду? - фыркает паренек. - Харчей лишних нету у нас! - Оставь себе. За так поработаем. Все ребята, разом замолкнув и вытаращив глаза, оборачивают головы, как по команде. - Чего!? - несется эхом одуренный голос Руна. - Вы че, рехнулись(!)? Одена, они че рехнулись!? Ты где их нашла? Одена, судя по выражению лица, сама не уверена в ответе. Даже губами шевелит с трудом: - Не надо, девочки. Вы не должны... - Надо, Одена, - заверяет Кейтлин, не повернув головы. - Мы хотим. - Поверь, с ней лучше не спорить, - подтверждает Вай с горделивым отголоском. Одена смотрит на них, не моргая, несколько секунд. На Кейтлин, застывшую с прямой спиной, глядящую вверх, в лицо Руна, горящими глазами, на Вай, твердо стоящую с ней плечом к плечу, как верный часовой, и что-то мельком проясняется в ее собственных глазах. - И я с ними, - ретиво подает она голос. - Разреши, Рун. Вай на рычагах сойдет за двоих; я могу таскать графит, Матильда - собирать пробы. Поможем вам хотя бы продержаться до новой смены... - Еще одна! - гаркает Рун. - Вы, что, все оглохли! Да начцеха нам за это с утра...! - А ему знать не обязательно, - ухмыляется Вай. - А если припрется раньше времени - так, я с ним поговорю... - Аргумент в виде оголенного бицепса существенно придает заявлению веса; паренек с интересом приподнимает брови. - Соглашайся, дятел! - хрипло крякает кто-то из ребят. - Тихо! Тут я командую! - прикрикивает Рун, и, гордо оправив на макушке великоватую по размеру кепчонку, вздергивает чумазый нос. - Ладно, хер с вами! Хватайте перчатки! Одена - за лопату! Розовая - третий рычаг! Синяя - второй рычаг - сменишь мелкого! Мелкий, отдышись и - за пробами! И шевелитесь чтоб вас! Кто упадет - того сам в траншею скину! Всех касается! Девушки дружно кивают, покорно сбрасывают всю лишнюю одежду и расходятся по местам: Одена - к графитовой куче; Вай - к своему рычагу; Кейтлин - к соседнему. Тягающий его мальчишка - совсем малыш, лет семи, уже на последнем издыхании. До рычага он едва достает, и опускает его только, повиснув на нем всем весом. - Можно? - Кейтлин бережно оттесняет его в сторону. Малыш смотрит едва ли не с испугом, но место послушно уступает. - А вы сможете? - вопрос от такой крохи кажется смешным. Правда, только поначалу За рычаг она берется уверенно: ей уже доводилось видеть, как Джейс это делал. Вверх он рвется сам-собой, прямо вместе с руками - нужно лишь вовремя гасить импульс, но вот тянуть его вниз приходится уже с усилием от самых лопаток. И ослепляющий жар вперемешку с дымом в этом деле совсем не помогают. Мальчонка с готовностью стаскивает с головы кепчонку и протягивает ей. - Нате вот, теть, а то напечет - рухнете. - И не налегайте так, вы обе, - одергивает Эмиль. - А то и часу не простоите. - Долго вы так работаете? - любопытствует Вай, ровняя дыхание. - Не очень - часов четырнадцать, - мотает головой малыш, выставив напоказ четыре пальца. - Иногда больше, но хозяин добрый - перерывы дает. Две подруги мельком перекидываются сетующими взглядами. - А машину "добрый" хозяин поставить не пробовал? - Машина - дорого, - хмыкает Эмиль. - Машину чинить надо. А люди сами чинятся... кому надо. - Весело тут у вас... - выдыхает Вай без видимого веселья. - Не жалуемся, - пожимает он плечами. - Все лучше, чем где-нибудь на спичечной фабрике - хоть кровью не кашляем. * - Эмиль, я тебя не болтать отпустил! Иди дрыхни, пока дают, а вы, двое, жару поддайте! Они поддают. Первый час тянется, как бесконечность. Рычаги с каждой минутой кажутся вдвое тяжелее, чем в предыдущую, жар заливает глаза потом, дыхание встает поперек горла - Кейтлин насилу душит в груди кашель. Ребята же, хоть убей, все равно продолжают петь. И пришел мой черед, Засучив рукава, Встать на место отца У родного станка. Спину гнуть до зари, Костями трещать В поту, и в пыли, Руки в кровь разбивать. Сил не буду жалеть, Буду твердо стоять, Чтобы детям моим Не пришлось голодать. Будет время лететь. Лето зиму сменять. Будут руки гореть, А колени - дрожать. Пусть же тянется смена От ночи к утру. Она кончится только, Когда я умру. Песня не смолкает. Тянется бесконечным потоком, задавая темп на каждый вздох, просачивается куда-то в самые жилы, словно скрепляя кости. Кейтлин кажется - только она все еще держит ее на ногах. Как и всех ребят... Без нее они бы просто упали - она, наконец, понимает. Вай подпевает. Пыхтит с непривычки, потряхивает головой, сгоняя пот, но все равно поминутно бросает чуткий взгляд к подруге - сейчас, какой-то по-особому теплый. Такой(!) красной и мокрой Кейтлин при ней не была еще ни разу. Может быть - вообще никогда. И черт знает, почему, но ей безумно идет. - А у тебя хорошо выходит работать руками, кексик. - Вай... - Вдох-выдох. - ... давай не при детях... - Я серьезно. Кейтлин скашивает к ней мутные глаза - заплывшие и красные от пота, но все-равно признательные.

- Я горжусь тобой, кексик.

- Если устанешь, кекс... - Я выдержу.

- Я знаю, - моргает Вай.

На втором часу падает еще один из ребят, и тогда Вай, небрежно стащив майку и оголив торс во всей красе, берется за два рычага сразу - девчонки и мальчишки присвистывают хором; Кейтлин, засмотревшись, едва не получает рычагом по лбу, а потом, напрягшись всем телом, вкладывает в работу последние силы, будто на соревновании. Так они слаженным дуэтом разгружают почти всю шеренгу, а раскаленный горн, наконец отзывается довольным ревом, а затем и густым огненным плевком. Когда приходит новая смена с новыми силами, до конца плана остается всего ничего. Рун, облегченно выдохнув и одобрительно выругавшись, отпускает изнуренных подопечных на заслуженный отдых. Хоть и недолгий. *** Идти двум подругам удается теперь только вперевалку, слегка подперев друг руга плечами. Благо, до ночлега остается всего пара минут. - Не знаю, как вас благодарить, девочки, - Одена смотрит на них, как влюбленная школьница. - Сильно устали? - Все в порядке, - улыбается Кейтлин и едва не спотыкается о собственную ногу. - Любой поступил бы также... Вай встречается с ней флегматичной улыбкой. - Не любой, кекс. - Если бы не вы, Эмиль даже не дополз бы до дома. Надеюсь, он уже вернулся, - голос девушки мелко вздрагивает от волнения. - Зря я отпустила его одного... Мама мне голову оторвет... - Да тут идти всего два шага - куда он денется? - удивляется Вай. - Детям сейчас опасно гулять в одиночку... - Это... из-за тех шестерых похищенных? - настораживается Кейтлин. - Вы тоже слышали о них? - Шестерых? - непонимающе морщится Одена. - Их десятки... Напарницы застывают, как вкопанные, распахнув глаза. Одена невольно следует примеру. - Вы чего? - Как "десятки"? - выдыхает Кейтлин замороженным тоном. - Куда, Одена? - Я не знаю, - мрачно качает девушка головой. - Вряд ли кто-то правда считал, но говорят: беспризорников стало меньше. Сильно меньше. Казалось бы, оно и к лучшему, но... трупов на улицах не прибавлялось, а это уже... настораживает. - Настораживает отсутствие трупов? - уточняет Вай не без иронии. - Ты понимаешь о чем я, Вай, - негодует Одена. - Дети всегда найдут, где свернуть себе шею, или разбить голову - дело паршивое, но обычное. Но когда они просто исчезают - был и нету - без следа и без причины - это уже пахнет чем-то похуже. - Давно это началось? - осторожно выспрашивает Кейтлин. - Тоже не знаю. Мама сказала мне пару недель назад, когда исчезли двое сирот в соседнем квартале. Наши девочки тоже упоминали о пропавших... - Дай-ка, попробую угадать... - холодно понижает тон Вай, - все пропавшие - мальчики, верно? - За всех не ручаюсь, - вяло пожимает плечом Одена, шагая вперед. - Но я слышала только о мальчиках. Вай и Кейтлин, переглянувшись в мрачном молчании, тяжело ступают следом. - Пришли, девочки. - Одена сворачивает к неприметному домику в три этажа. Чем-то похож на улей, только сколоченный из фанеры и перекошенный, как неудачный конструктор. Крошечные окошки завешаны бельем, или просто тряпками - с одного взгляда не различишь, стены кроет копоть и граффити всевозможных фаллических символов, ржавая лестница скрепляет этажи от двери до двери. На самой нижней болтается одинокий листочек бумаги - Кейтлин, шагая на первую ступеньку, успевает зацепиться глазами за надпись... "Продаются ботиночки: детские, неношеные.".** *** Тихий скрип двери - блеклый свет. - Я дома... - Одена! Одена! Ты вернулась! - двое девчушек, пяти-семи лет, влетают ей в ноги прямо с порога. Вай и Кейтлин от неожиданности едва не отшатываются назад. - Да тише, тише вы! Не вопите так! - причитает Одена, но куда там... Девчонки с почти что щенячьим визгом жмутся только плотней - едва не валят ее с ног. - Одена? - выходит навстречу еще одна - самая старшая на вид - лет десяти. - Ты чего так рано? - У нас опять погром, - выдыхает девушка, понурив голову. - А вы чего не спите! Три часа ночи! И где мама? - На смене. Ее опять в госпиталь дернули, - сетует девчонка. - Забежала только вечером, на час. - Опять на смене? - хмурится Одена. - Вы, что, всю ночь одни? - И весь день! - хнычет кудрявая кроха, жалобно дергающая ее за жилетку, просясь на ручки; Одена покорно поднимает. - Наконец-то ты пришла! Нам скучно! - Я их укладывала - Эмиль разбудил, - ворчливо оправдывается старшая. - А голодные они не засыпают... - Вы, что, даже не ели? - Мама суп оставила, но греть нечем, а холодный они не хотят... - А Эмиль сожрал все лепешки! - канючит средняя - с такой же россыпью веснушек, как у Одены. - Что значит "все"! - крякает где-то из угла ворчливый голосок. - Там только одна и была! И та - плесневелая! А я им еще картошку тащил! - Ага! Сгоревшую! - дразнится старшая. - И сам же ее сожрал! - Я вам предлагал - вы нос воротите! Че, ей пропадать теперь, что ль? - Да ты больше всех жрешь! - А я и работаю тут больше всех! - Ану тихо, все! - не выдерживает Одена. - Дайте хоть ему поспать! - Ты принесла пожевать? - пищит младшенькая. Одена вздыхает, мягко огладив ее макушку. - Простите, девочки: сегодня - ничего. Только гости. Поздоровайтесь: это Вай и Матильда - мои старые подруги. Они переночуют у нас сегодня. Две младшенькие с любопытством склоняют головы на бок, рассматривая гостей. Старшая - явно умудренная опытом - отступив на пару шагов, недоверчиво хмурит вороные бровки. - Подруги...? - протягивает она на редкость двусмысленным тоном. - ... Или нам опять сваливать ночевать к соседке? Хоть бы предупредила! - Аррри... - одергивает ее сдавленный рык. - Они спасли меня сегодня и помогли Эмилю. Будь добра, прикуси язык, и прояви хоть каплю уважения! - Она красивая! - пищит младшенькая протянув ладошки к Кейтлин. - Пусть спит вместе со мной! Две подруги, оторопело переглянувшись, приподнимают уголки губ в неловких усмешках.

- Серьезные у меня конкуренты...

- Вай...

- Простите, девчонки, - оборачивается Одена с виноватой улыбкой, - стоило сказать вам раньше... - Не парься, - тепло обрывает Вай, невесомо щелкнув малышку по носу, - С ребятней мы ладим, можешь поверить. А твоя мама, смотрю, зря время не теряла...? - Еще как... - вздыхает Одена. - Ухитрилась второй раз выскочить замуж, и вот, пожалуйста... Это - Лизи, - приподнимает она малышку повыше; та с интересом цепляется юркими ладошками Кейтлин в голову, взлохмачивая волосы. - А я - Тора! - весело подскакивает средняя. - А эта, со злобным взглядом - Ари, - дергает Одена старшую за черную косу. - Не бойтесь, она не кусается... - Если не нарветесь, - грозно щурится Ари, и почему-то очаровательные изумрудные глазки - такие же, как у сестры - смотрят только на Кейтлин. Прямо, чуждо, почти брезгливо - быстро определили, кто тут чужой. В любой другой ситуации, это задело бы, но сейчас... Кейтлин понимает. Хотя понимание в чем-то горчит. - Проходите, дамы, - приглашает Одена торжественно вытянувшись у прохода. - Располагайтесь... Берлога-берлогой, знаю. Не гостиничный номер, но все же... - Детка, мы тоже не из замка спустились, - подтрунивает Вай, шагая внутрь. - Спасибо, что пустила. - Мы точно вас не стесним? - робко уточняет Кейтлин. - Ерунда. Места всем хватит, - улыбается Одена, подзывая ее наклоном головы. Кейтлин благодарно кивает, но, оглядываясь, верит с трудом. Весь дом - четыре серые стены, не больше, не меньше. Кроме двухместной тахты, стола со скамейкой, и печки-буржуйки, мебели, считай, нет. Заменой шкафам, стеллажам и, как видно по сопящему Эмилю - даже детским кроваткам, служат полуразбитые ящики. Заменой ванны и раковины - пара тазов и ушат возле стопки белья. Для Зауна и то - редкая роскошь - Кейтлин догадывается, но все же смотрит с ноткой сочувствия. Одена замечает - прячет стыдливые глаза в пол; в ее исполнении зрелище по истине выдающееся. - Красиво, - шепчет Кейтлин, выловив ее взгляд. Шепчет искренне. Жилье скудное, но все же веет живым уютом. Просто - каким-то своим. - Голодные? - улыбается Одена, с готовностью шагнув к кастрюле. - Суп еще остался - я разогрею. У мамы где-то валялись спиртовые таблетки... - Что ты, не стоит... - возражает было Кейтлин, только желудок, как назло, мгновенно отзывается надрывным урчанием. Вай с Оденой, и даже три девчушки провожают его дружны смехом. Затем хозяйка дома, не принимая ни помощи, ни протестов, командным голосом матерой няньки усаживает подруг за стол. Рядом тут же пристраиваются и две сестренки; младшенькая - сразу к Кейтлин на колени; Тора - поближе к Вай. Ари, смягчив отчуждающую мину, заботливо разливает по мискам похлебку; Одена, проявляя чудеса находчивости, разогревает их на спиртовых таблетках. Плавающие в супе лапки и щупальца вперемешку с чечевицей слегка настораживают - Кейтлин пробует куда медленнее, чем сама хотела бы, однако вкус приятно удивляет. Вай и вовсе уплетает, едва не мурлыча. - Твоя мама - богиня, детка, - блаженно урчит она, сквозь полные щеки. - Вкус, как из детства. Одена улыбается с ноткой удивления. - Я ей передам. Хотя, вообще-то... это рецепт твоей мамы. Не узнаешь? Вай подзамирает гортанью, прежде чем проглотить и тихо выдохнуть. Кейтлин никогда не думала, что можно с такой теплотой смотреть в тарелку супа. - Узнаю. - Вкус отличается, знаю, - хмыкает Одена с приглушенным утробным трепетом. - С Мелисой, наверно, никто не сравнится. Мама уже лет двадцать пытается. Помню, как она меня угощала, когда я приходила к вам сушится... - ...И ябедничать, - шутливо пихает ее Вай. - А я, по твоей милости, потом до вечера в угол носом стояла. - Потому, что я, по кое-чьей милости, три раза чуть пневмонию не хватала, - передразнивает Одена. - И столбняк. Мама до сих пор припоминает... - Ладно тебе - я, любя. Тем более, мама раз десять перед вами пирогами извинялась. - Я помню, - вздыхает Одена, мечтательно закатив глаза. - Самые сладкие воспоминания... Да, за шарлотку твоей мамы, наверно, весь район был готов продать душу. - Видишь, не зря страдала, - усмехается Вай. - Пожалуй. - Она снова вздыхает - уже с печалью, и снижает голос до хрипловато-тихого. - Я тоже скучаю по ней, Вай. И я, и мама. Я не знала никого добрее Мелисы... Вай замолкает на время, глядя в ее изумрудные глаза с солидарной тоскливой улыбкой. Молча кивает в знак признания - слова им обеим не нужны. - ... Хотя... кое-кто мне, пожалуй, ее сегодня напомнил... - светлеет голос Одены. - Я ведь все-таки ее дочь... - Я имела ввиду... - Пара изумрудных глаз красноречиво соскальзывают в сторону второй гостьи. И Кейтлин едва не роняет ложку. Пытается выдавить неловкую улыбку, но под пристальным взглядом Вай, будто бы изучающим ее заново, губы только стягиваются в жгут.

- Пожалуй... - мелькает в серебристых глазах пара задумчивых искр.

Одена от их замешательства едва не хихикает в голос. Протягивает нараспев, будто про себя: - А говорят, это мужчины ищут девушек, похожих на мать... *** Ночь моложе не становится, но они почти не замечают времени. Болтают, сплетничают, смеются, вспоминают прошлое. Кейтлин слушает с увлечением, как сказку на ночь, азартно выспрашивает подробности, удивляется, иногда ужасается, но хихикает вместе с подругами. Когда истории заканчиваются, начинает спрашивать Одена. В основном - о Верхнем городе: - А правда, что там почти каждый день солнце? - А какие украшения у верхних в ходу? - А правда, что у вас даже в магазин не пускают без шляпы? Вопросы банальные до одури, но все же Кейтлин отвечает. Нехотя, куда короче и скромнее, чем сама ожидала - едва ли не двумя словами. Пытается не звучать хвастливо, но собственные ответы все равно кажутся до безобразия чуждыми, просто нелепыми. Гораздо более нелепыми, чем сами вопросы. Но Одена слушает. Слушает со всем вниманием, как влюбленный ребенок. В прошлую встречу Кейтлин это льстило. И за словами она тогда в карман не лезла... Дура. - А как много на небе звезд в Пилтовере? - подает азартный голосок малышка. - Столько же, сколько и здесь, - ласково треплет Кейтлин ее по волосам. - У нас звезд нет, - удивленно качает она головой. - Есть, - заверяет Вай. - Если знать, где смотреть. - А какие они? - подскакивает Тора. - Ты тоже не видела? - Никогда. Расскажи, тетя Матильда! - Они... - Из всех детских вопросов, еще не один не вгонял ее в такой ступор. - Мм... маленькие, яркие... - Как светлячки? - Да. Как много-много белых светлячков... - А сколько "много"? - пищит малышка. - Очень много. - Десять? - Мм... побольше... - Двадцать!? - Сильно побольше... - смеется Кейтлин. - Я больше не знаю... - Сколько, тетя? - подпрыгивает Тора. - Я... я не знаю. Я не считала... - Ни разу? Вы, что, не умеете? - Тора, - осаживает Одена. - Нет, просто... их нельзя сосчитать. - Вы пробовали? - Н-нет... не пробовала. - Почему? Кейтлин сама невольно задумывается. - Я... не так часто на них смотрела. - Правда? - удивляется даже Одена. - Почему? - допытывается кроха. - Разве они не красивые? Даже Вай вопросительно приподнимает брови. Кейтлин искренне теряется с ответом; голубые глаза смущенно ныряют в пол.

- Сама не знаю...

Вай давно их такими не видела. Может быть, вообще никогда.

- Хоть чего-то ты не знаешь, кексик.

- Красивые. Очень. - улыбается Кейтлин, не сумев выдавить большего. - Тогда почему...? - Лизи, не приставай , - мягко одергивает Одена, хотя ответ ее явно интересует не меньше.

- Я ведь правда не знаю...

- Как-нибудь восполним, - уверенно моргает Вай.

- Когда я вырасту, я сосчитаю все-все-все звезды в небе! - радостно щебечет малышка, и мечтательные изумрудные глазки загораются поярче самих звезд; Кейтлин любуется, не скрывая очарования. - Обязательно сосчитаешь, - обещает она, убирая кончиком пальца с круглого личика выбившуюся черную кудряшку. - Ты считать не умеешь, Лизи, - припоминает Ари скептичным голоском. - Я научусь! - дует губы малышка. - Я это... того... в школу пойду! - И много ты в школе заработаешь? Лизи притихает, уныло опустив потухшие глазки. Кейтлин, сморгнув удивление, приподнимает взгляд к старшей. - Разве... учится не важнее? - Важнее, чем жрать? - хмыкает та. - Не, не думаю. - Ари, - понижает голос Одена. - Ну что? Тебе вон, учеба много дала? Одена приоткрывает-было рот, но тут же осекается - уводит побежденный взгляд в стену и вздыхает. - Где ты училась? - участливо подает Вай голос. - В медучилище. Мама однажды подсуетилась: накопила, напрягла связи - я отходила полгода, но потом... она заболела, и... тут уже стало не до учебы... - по одной оскомине в ее голосе Вай понимает все и сразу. Догадывается, что. Догадывается, почему. Догадывалась еще в борделе. Как иначе дочь хирурга могла в нем оказаться... Но, все-таки, спрашивает: - Что у нее? - То же, что и у всех - чахотка, - вяло пожимает Одена плечом. - Пока держится - лечение помогает. В конце-концов, работает в госпитале - хоть лекарства искать не приходится. Она и меня пыталась туда пристроить... Меня вырвало от первого же пациента, - кисло усмехается она куда-то в память. - В обычном человеке всего пять литров крови, но из него, по-моему, вытекли все десять... В общем, вытолкнули меня пинком под зад. На завод тоже не взяли - сказали: "Ждать, пока залетишь не будем!". А мама... уже не могла работать, как раньше. Если бы не Мадам... вряд ли мы бы протянули. Кейтлин придерживает дыхание. Хочет что-то сказать, но слова вязнут еще в горле. Вай моргает в знак понимания, снижает голос до утробно-мягкого. - Давно ты у нее? - Четыре года... почти. - Тебе было... - Шестнадцать. Кристи вообще устроилась прямо в день рождения: у нее отец подсел на мерцание - заложил дом, и все равно еще должен... Мадам была в курсе, что у нас, поэтому долго уговаривать не пришлось - взяла нас под крыло, всему научила, деньгами не обижает, еще и клиентов щедрых подкидывает... как сегодня, - блекло улыбается она. - Честно... - выдавливает Вай потяжелевшим тоном, - из всех знакомых, меньше всего, ожидала увидеть там вас двоих... - Поверь... мы тоже, - кисло кивает Одена, - но многих наших занесло в места и похуже... намного хуже. Кто-то - в шахтах, кто-то - за решеткой, кто-то кормит крыс... Нам-то с Кристи еще грех жаловаться. Может, не об этом мы мечтали в детстве... но жизнь - хитрожопая тварь - деваться некуда... - Неужели... совсем больше некуда? - приподнимает Вай брови. Собеседница склоняет голову на бок с безрадостной улыбкой. - Чтобы платили? Хим-торговля - вот тебе и выбор. Чтобы зарабатывать, нужен либо выдающийся талант, либо связи, либо, хотя бы, яйца... и нет, не в переносном смысле. У меня нет ни первого, ни второго, ни третьего, как вы моги заметить. А вот деньги нужны... и много. - Такой ценой... - шелестит хрупкий голос Кейтлин. - Тебе не бывает... страшно? Одена окидывает ее чутким взглядом. - Тебе было страшно сегодня, Матильда? - С вами - нет, - признает Кейтлин. - Но это только одна ночь. И у нас были... свои причины. - У каждого свои причины, - пожимает собеседница плечом, приопустив нежные глаза к сестренке, заснувшей на коленях у гостьи. - Страшно - когда дома дети ревут от голода, а ради них... вытерпишь что угодно, детка. Думаю, вам знакомо... Две подруги, синхронно скосив глаза к малышке, встречаются парой удрученных взглядов. - ... Что ты бы сделала ради Паудер, Вай? - летит им в след хрупкий голос. Вай замирает грудью на середине вдоха. Руки болезненно сжимаются в кулаки под столом, глаза чернеют от воспоминаний, но ответ в них отражается довольно ясно:

- Все.

- Убила бы. Одена вяло усмехается куда-то в пустоту, будто другого и не ожидала. - Я убила бы хоть сотню. Да, чего там - тысячу. Хоть всех людей в обоих городах... если бы это помогло. Вот только, увы, чужой смертью никого не вылечишь и не накормишь. Чтобы жить, надо работать. И каждый зарабатывает, как может. Возражать девушки не решаются, пусть даже чертовски хочется. Молча выдыхают, мрачно опустив глаза куда-то в пустые миски. - Не смотрите так, - смягчает она голос; по лицу проползает смиренная улыбка. - Может, выбор не самый приятный, но я его сделала. Как и ты, Матильда... и Кристи, и сотни других девчонок в сотнях других борделей. Кейтлин чувствует под столом касание ее ноги, но на душе почему-то легче совсем не становится. Грудину болезненно сдавливает - голос выходит чуть слышно - едва ли не с хрипом: - Разве... так должно быть... Вопрос скорее риторический, но Одена все-равно отвечает со смиренной улыбкой: - "Что есть - то должно быть", - слова Жанны. "Радуйся тому, что есть."... У судьбы свое чувство юмора... как правило - паршивое, но... лично я рада, что сегодня она свела меня с вами. - Мы тоже, - тепло моргает Вай. - Благодаря вам, и я, и Эмиль сейчас дома - целые и невредимые. За это явно стоит выпить, девочки. - Зеленые глаза проясняются от тоски, веселеют. - У мамы в ящике завалялась настойка... *** Ночь плавно перетекает в раннее утро. На хоть какой-нибудь сон остается от силы часа два. Одена заботливо застилает тахту свежим бельем; Кейтлин бережно перекладывает на нее заснувшую в ее руках Лизи, рядом тут же устраивается и Тора. Ари, небрежно пихнув братца в бок, пристраивается с ним на забитом мешками ящике. Нагреть воды для гостей в доме нечем, но две подруги, без лишних слов, умываются и холодной, и с блаженством рухают в долгожданные объятия теплой перины, впритирку с Оденой и парой сестер. Может это - и не совсем та компания, на которую они рассчитывали в постели, но после ночи на ногах, и она ощущается на удивление приятно. Руки, ноги, спина, шея, даже живот уже ощущают на себе тяжесть всех пережитых приключений - ноют и хрустят, едва не рассыпаясь в костную муку от каждого движения. Благо, Одена находит, чем помочь... - Боги, твои руки - это нечто, детка. - Вай едва не стонет в голос растворяясь в паре ловких уверенных ладошек, массирующих плечи. - Ими многие довольны. Матильда не даст соврать... - подмигивает Одена. Кейтлин, заплыв краской, по излюбленной привычке уводит взгляд в подушку. - Серьезно, у меня будто гора с шеи свалилась, - заверяет Вай. - Где ты научилась? - Ну... вообще-то в училище был курс лечебного массажа... потом Мадам показала пару полезных приемов - клиенты оценили. А еще не раз приходилось ставить Кристи на ноги с ее связками - в общем, было, на ком набить руку. Ты, кстати, в курсе, что у тебя два позвонка скривлены? Стоит походить на сеансы... - Если к тебе, то хоть каждый день, детка. Будто заново родилась. - Каждый день, боюсь, Мадам не позволит, но... могу научить Матильду. - Лучше научи той штуке, которую делала на сцене... - Вай... - Кейтлин, тактично откашлявшись, скашивает зрачки к посапывающим детям. Одена отзывается беззаботной усмешкой. - Еще не поздно отправить их к соседке, если хотите... - Пусть спят, - добродушно отнекивается Вай. - Им явно хватило впечатлений на сегодня. Эмилю - так тем более... - Вот уж спасибо, - крякает из ящика голосок Эмиля. - Эй, ты чего не спишь? - шикает Одена. - На смену через три часа! - Поспишь тут под ваше кудахтанье... - Опять на смену, - вздыхает Кейтлин. - Уже утром? - Каждый день, - нехотя кивает Одена. - Упертый дятел - даже отгулов не берет. - Но почему? Неужели все... настолько туго? - Не то чтобы. Но он сам так решил. Я уже устала допрашивать... - А че еще делать, если я - единственный мужик в доме, - хмыкает ворчливый голосок. - Эй, единственный мужик в доме, раз уж не спишь может расстанешься хоть на ночь со своим мишкой? - вторит из ящика голос Ари. - Или будешь с ним спать до старости? - Он не мой! - Знаю. Он - Лизи! - И я с ним не сплю! Он... просто валяется рядом, когда я сплю! - Ага! У тебя под щекой! - Ну я тебе...! - Тшшшш! - грозно шипит Одена, и даже Вай и Кейтлин по какой-то глубинной детской привычке разом пригибают головы. - Дайте хоть сестрам поспать! Дети притихают. Одена, в завершающий раз проведя ладонями по натруженным плечам, согнав остатки напряжения, встряхивает руки и заявляет с гордым видом: - Готово. Болеть, конечно, все равно будет, но... по крайней мере, стоять сможешь. - А говоришь - талантов нет, - довольно потягивается Вай. - Ты не думала на этом зарабатывать? - Была бы крыша... - Можем попробовать организовать, - задумывается Вай, но Одена только качает головой. - Вы и так для меня сделали, больше чем должны были. Для нас всех, - опускает она взгляд к сестрам. - Без вас даже Эмиль бы сегодня не вернулся домой. А я ведь вас толком не отблагодарила... - Отблагодарила, и еще как, - обрывает Вай. - Даже не знаешь, насколько. Это мы у тебя в долгу, Одена. - Что ж... можете вернуть, когда захотите, - улыбается она. - Заглядывайте как-нибудь к нам в заведение - буду вам рада. С вами весело. Да и сегодняшний вечер был... действительно приятным. Пара бархатисто-зеленых глаз смещается к Кейтлин с таким озорством, что она невольно сглатывает. - Ты ведь даже ни разу не... - она осекается, снова уткнувшись взглядом в детей. - А до этого - раз девять, - мяукает Одена. - Не волнуйся, без десятого вполне обойдусь. Но, если захотите... - Одно плавное движение - и ее шелковый голосок уже воркует у Кейтлин над самым ушком, - мои двери для вас всегда открыты, детка... Легкий, невесомый укус за шею всколыхивает волну мурашек и зрение на миг теряет фокус. А вот серебристые глаза Вай, напротив, искрятся в кошачьей усмешке.

- Оставить вас наедине, кексик?

- Вай...

- Все еще не ревнуешь? - Сгораю от ревности. Одена, пошли махаться во двор. Дружный смешок обрывает сонный бубнеж Эмиля: - Соглашайся. Хоть заснуть успеем... - Тшшшшш! Девушки снисходительно понижают голос совсем до шепота. - Веселый шкет... - Даже слишком, - хмыкает Одена. - Манерам ребят никто так и не научил... - Ладно тебе. Они милые, - возражает Вай, мягко скользнув взглядом к приютившейся рядом Лизи. Кейтлин успевает заметить, как посветлели ее глаза в этот момент. - Те, с которыми мы обычно возимся, куда капризнее и крикливее, но эти... довольно тихие. - Только с вами, - посмеивается Одена. - Вы им понравились. Даже Ари, хоть она и не признается. Но, если вдруг надумаете обзавестись мелкотой - с радостью сбагрю вам парочку... - Будем иметь ввиду, - подтрунивает Вай. - Но боюсь, няньки из нас все же так себе... - Уверена, получше, чем из меня, - возражает кислый полушепот. - Мама все время пропадает в лазарете, а я... - Она тихо вздыхает. - Мне часто кажется, что из Ари старшая сестра лучше, чем из меня. Если бы им также повезло, как Паудер... Вай придерживает вдох, застыв глазами. Тишина повисает на полминуты, прежде она роняет, будто в пустоту: - Поверь... им повезло гораздо больше. Гораздо больше. Кейтлин прихватывает ее ладонь утешающим жестом. Вай благодарно сжимает в ответ. - Одена, расскажи сказку, - мычит вдруг Лизи, жалобно дернув сестру за рубашку. - Ты все еще не спишь? - Не хочу спать, хочу сказку. - Не надо сказку, - пищит голосок Торы из под пледа, - пусть лучше тетя Матильда еще расскажет о Пилтовере! - Еще одна... Ну-ка спать! - шикает Одена. - Матильда и так устала. - Ну расскажи, Одена. - Тихо вы! Эмилю вставать скоро! - Да расскажи уже - один хрен не сплю. - Если спою, вы заснете? - Угу, - улыбается Лизи. Одена вздыхает, обреченно закатив глаза. - Какую хотите? - Которую мама поет. - Уговорили. Только глаза закройте. Девочки закрывают. Две подруги, с любопытством переглянувшись, укладываются поудобнее; вернее - так, как позволяют просторы кровати - Вай почти ровняется телом со стеной, Кейтлин - с ней. Одена поет. Поет тихо, слегка застенчиво, но усыпляюще нежно. Бархатный голосок, мелодичный от природы, вдруг обретает совершенно новые краски. Дети влюбленно слушают, дыша все медленней и глубже с каждой нотой. Слушают и девушки. Колыбель им хорошо знакома - чарует все также, как и много лет назад.

- Ее поют и в Зауне?

- Все, кексик.

Девочки сладко ворочаются и пинаются в полудреме, прижимаясь все плотнее. Кейтлин бережно укрывает их и вминается в Вай всем телом, освобождая побольше места. Подруга, в свою очередь, просто сгребает ее в охапку и укладывает на себя, как плюшевую игрушку. Лизи упрямо подползает ближе, сонно мыча, до тех пор, пока не утыкается носиком в ее плечо. Вай с невесомой улыбкой почесывает кончиками пальцев ее макушку, а затем и сама, наконец, проваливается в долгожданную дрему. Кейтлин долго зачарованно смотрит, как тают ее согретые закумаренные глаза, плавно смыкаясь под знакомый с детства мотив. Успевает поцеловать ее еще до того, как они гаснут за откосом ресниц насовсем. Целует и Лизи в висок - девочка отзывается довольным мурлыканьем. Одена, нежно оглаживая ее кудрявую макушку, допевает последний куплет. В изумрудных глазах столько света, что Кейтлин любуется, не моргая, пока песня не затихает насовсем. Такой же она видела лишь в одном человеке. Которого уже никогда не увидит. Глаза щиплет - не ото сна. Упрямая слеза прорезается и сползает к переносице. Одена мягко промакивает ее кончиком пальца. - Ты была очень смелой сегодня, детка, - шелестит ее ласковый шепот. Кейтлин дергает уголком губ - благодарно, но без особой веры. Протягивает руку, касается веснушек на загорелой щеке, оглаживает подушечкой пальца - с той нежностью, с которой она заслуживает. - Ты тоже. В ответ - все та же бархатная улыбка - слегка удивленная, уже не игривая - просто заботливая. Почти материнская. - Спи, детка. Ты очень устала. Улыбка и свет в изумрудных глазах мешаются с золотистой сонной тьмой. Все остатки мыслей растворяются за их пределами. Кейтлин правда очень устала. *** Рассвет в нижнем городе распознать трудно, но улицы понемногу оживают - начинают мелькать прохожие; со сторон доносится шум моторов, вонь фритюра из открывшихся ларьков и будничная утренняя ругань. Стелющийся по кварталу непроглядно-черный дым светлеет до черно-серого, а значит, небо - там, где его видно, должно быть ясным - так заверяет Одена, провожая подруг с порога. - Удачи вам, девочки. Не суйтесь под раздачу, ладно? - Тебя тоже касается, - поддевает ее Вай локтем - Приглядывай за Кристи. Вы двое - последнее, что осталось от нашего двора. - Не бойся, мы не пропадем, - улыбается Одена без видимой уверенности. - Мы уже взрослые девочки, Вай. - Я заметила, - серебристый взгляд шутливо съезжает к паре особо повзрослевших ее частей. - Но помни, если будут проблемы: клиенты оборзеют или бароны опять припрутся, что угодно, Одена - свистни, и я приду. - Ты наш бесстрашный рыцарь, - журчит ласковый смешок, и Одена, дернув за кончик малиновой челки прикладывается звонким поцелуем к татуировке на ее щеке. Вай обнимает в ответ, крепко, бережно, как родную, с трудом веря, что приходится теперь вставать для этого на цыпочки. Она ведь и правда выросла... и ощутимо помягчала в парочке мест... но все такая же хрупкая, как та девчонка, что пятнадцать лет назад жалобно дергала Вай за рукав. И все также ластится в объятиях. Вай даже жаль ее выпускать. - Спасибо за вчерашнее, Матильда, - лукаво подмигивает она, легонько оправляя Кейтлин волосы. - Мне понравилось... Кейтлин все еще краснеет под ее озорным взглядом. - Вообще-то... меня зовут Кейтлин. - Она сама не знает, почему говорит это именно сейчас. - Кейтлин? - Одена будто вовсе не удивляется; поигрывает улыбкой в уголках губ, так словно смакует имя. - Красиво... тебе идет. Пожалуй, даже больше чем "Матильда". Хм, хотя... может быть, не так, как "кексик"... - Плюс один в моей команде, - радуется Вай. Кейтлин краснеет еще ярче. Одена, нежно глядя из под прикрытых ресниц, прихватывает пальцами ее подбородок, мягко подается вперед и тоже целует - уже в губы. Невесомо, почти по дружески, только на секунду дольше приличного. - Еще увидимся, Кейтлин. Надеюсь, в следующий раз - уже по твоей воле... Я буду рада. - Я тоже, - отзывается Кейтлин почти шепотом, глядя в ее глаза - очарованные и чарующие. Почему-то именно сейчас, ей больше всего хочется просто ее обнять. - Береги себя, Одена. Если однажды надумаешь... я знаю пару хороших мест, где нужны массажистки. Обнадеженной Одена не кажется, но улыбается благодарно. - Ты действительно - чудо, детка. Настоящее. *** Кейтлин оглядывается с подножья лестницы. Одены на пороге уже нет, но она все равно смотрит. И не может сделать ни шагу. Ноги будто вросли в землю - едва не подкашиваются.

- Ее не примут, да? - мелькает сожаление в уголке глаза.

Вай хотела бы соврать, но ответ слишком очевиден - молча качает головой. - У меня есть сбережения... - Они им не помогут, кекс. - Тон ее тихий и спокойный, но правды он не меняет. - Чахотку не вылечить. Подруга выдыхает - тяжело и протяжно; Вай улавливает влажный свист в ее вздохе. Подступает почти бесшумно, мягко прихватывает со спины ее ладонь, разворачивает к себе лицом - краснеющие глаза мокро поблескивают в полумраке. - Ты сделала для них все, что могла, кексик. Есть вещи, которые нельзя исправить. Как бы сильно ты ни старалась. - Я знаю, - хрипит Кейтлин, и пара крупных слезинок упрямо скатываются ей на щеки - сдерживать их больше сил не осталось.

- ...Только я ничего не сделала.

Вай улыбается, стирая их подушечками пальцев.

- Ошибаешься, кексик.

***

В кабину подъемника они скорее вваливаются, чем заходят; по счастью - самую первую в расписании и, поэтому, пустую. Рухают на сиденье, неуклюже подперев друг друга плечами, вытягивают ноги. Бессонная трудовая ночь, наконец, дает о себе знать в полной мере: болят даже пальцы - все двадцать штук, веки царапают глаза от каждого мига. Кейтлин клюет носом почти всю дорогу. Вай заботливо укладывает ее головой себе на плечо, но все-таки выспрашивает деловым тоном: - И что же мы в итоге выяснили, офицер кексик? Кейтлин зевает, устало растирая слипающиеся глаза, и рапортует безжизенным тоном: - Что мы, похоже, живем под одной крышей с главной легендой Зауна: возможно - маньяком, вероятно - убийцей... нескольких сотен человек, с преступным авторитетом, разработчиком мерцания и черт его знает, кем еще, но... насколько я, все же могу судить - не(!) с совратителем. И знаешь... пожалуй, сейчас это - главное, Вай. Мы выяснили то, что хотели. - Ты уверена, кекс? - Я уверена только в том, что земля круглая, Вай. Все остальное - лишь вероятности. Все наши опасения, что у Роджерса склонность к детям - с самого начала были только догадками. И слова Одены... настораживают, но не подтверждают их. И, хоть убей, Вай, я действительно этому рада. - И ради этого(!) ты легла на сцену? - Да, Вай. И поверь мне... оно того стоило. - А что насчет слов Хеймердингера? Роджерс ведь лапал дочь его лаборантки... - Мы не знаем даже, так ли это, Вай, - понуро качает Кейтлин головой. - И это - единственный известный нам инцидент. Был бы он доказан, или было бы их больше - можно было бы зацепиться, но пока... все указывает лишь на то, что это была неудачная случайность. У нас нет фактов, говорящих об обратном. - Мы можем попробовать отыскать ту девчонку - спросить у нее самой. - Можем. Только, она расскажет лишь, то, что нам и так известно, Вай. Если вообще что-то вспомнит. Ей было семь лет - что она могла понять? Что ее раздели? Роджерс сам сказал, что помогал ей переодеться - он и не пытался отрицать. - А если обратиться к твоей любимой логике, кекс: нормальный человек стал бы раздевать ребенка за спиной его матери? - Мы говорим о Роджерсе, Вай. Сама логика на него давно плюнула. Что именно творилось в его голове в тот момент - знает только он. И либо он уже рассказал правду, либо никогда не расскажет. Глубже нам сейчас не докопаться - время уже на исходе. Есть у него фантазии на счет детей, или нет - пока они не выходят наружу, можно лишь гадать. Кое-кто мог бы пролить больше света на этот вопрос... вот только он охотится за нами по всему Зауну. - Рената? - Вай едва не давится этим именем. - Она прожила с ним пятнадцать лет, Вай. Спала в его комнате... не удивлюсь, если даже купалась с ним в одной ванне. Что именно у них было - отцовская любовь, или что-то еще... уверена, она могла бы рассказать. Вот только, что-то мне подсказывает, что никогда не расскажет. Потому, что все еще его любит. - И... почему тогда она от него сбежала? - недоуменно изламывает Вай бровь. Кейтлин насилу складывает зрачки в одну точку, словно рассматривая догадку в упор. - Возможно... Роджерс нам уже ответил. "Она была страшной мечтательницей и хотела большего...". И, похоже, ее мечты имеют свойство сбываться. Вдохновляющая история... была бы, если бы не сулила нам смерть. - Как думаешь, он знает, кто она? - настораживается Вай. - Вернее - кем стала... - Думаю... должен знать, - пожимает Кейтлин плечом, сомнительно нахмурившись. - Иначе с чего вдруг он помог ей в разработке мерцания... - Думаешь, это действительно был он? - уточняет Вай рассуждающим тоном. - Одена говорила, что их никогда даже не видели вместе, и что у них нет общих дел. - А еще говорила, что Рената режет за него глотки. И, похоже, тщательно скрывает любые сведения об их совместном прошлом. Вполне догадываюсь, почему. Если кто-то узнает, что Роджерс передал ей рецепт мерцания - могу представить, сколько людей захочет свести с ним счеты. Картина складывается довольно цельная. - Получается... мы можем прижать его, кекс, - оживляется Вай. - Мы-то теперь знаем! - Только - ценой своей головы, Вай, - кисло хмыкает Кейтлин. - Скорее всего нас убьют еще раньше, чем мы отыщем хоть одно доказательство. И скажу честно... едва ли оно того стоит. Худшее, что грозит Роджерсу за распространение запрещенных данных, с его связями, это - лишь пара-тройка лет тюрьмы. Я бы не стала на это размениваться. - Из-за него Заун залит мерцанием, кекс, - твердеет Вай голосом. - Предлагаешь просто спустить ему это с рук? - Не он залил город мерцанием, Вай, - возражает Кейтлин, на удивление спокойно. - Он даже не был первым. Что он, по сути, изменил, Вай? Создал Силко конкуренцию? Ускорил неизбежное? Даже если он правда дал рецепт Ренате, или Смитчу, или кому бы-то ни было еще, это - лишь капля в море, Вай. Даже убей мы его за это - что мы исправим? - Теперь ты его защищаешь? - вскидывается Вай. - Не защищаю, но... - Ты видела, что эта дрянь творит с людьми! Из-за Роджерса, из-за Ренаты, из-за Силко... - Эта дрянь однажды спасла тебе жизнь, Вай, - даже если бы Кейтлин и хотела повысить голос - сил все равно уже не хватает. - Мерцание обладает и целебными свойствами. Роджерс изготовил из нее мазь, а Рената... создает с его помощью протезы. Что, если в этом и была их цель, Вай? Так ли это ужасно? - Это яд, кекс. И из-за них, он убил уже сотни, если не тысячи! - Лекарство от яда отличает лишь доза, Вай - известно всем врачам. Каждый сам решает, когда остановиться. Химбароны дали людям к нему доступ, но не они заставили народ принимать его. Не Роджерс, не Рената, даже не Силко... а Пилтовер. Вай открывает было рот, но осекается на полуслове и выкатывает глаза со всем вниманием.

- Ты... серьезно?

Кейтлин, понуро выдохнув, продолжает, и голос наливается тяжестью с каждым словом: - В Пилтовере мерцание было разработано впервые. И это Пилтовер загнал Заун в нищету и пропитал токсинами от сточных ям до самого променада... Две сотни лет Пилтовер процветал за его счет - брал из него все, что мог... и ничего не давал взамен. Ничего. Силко же дал Зауну лекарство, в котором он нуждался: медицина, доход, рабочие места. Дал то, что мы-верхние не смогли... не захотели давать. И теперь пожинаем то, что сами посеяли. Кажется, я наконец-то это вижу. Вай молчит так долго, что ее вполне можно было бы принять за спящую... если бы не проникающий взгляд, прибитый к лицу подруги словно гвоздями. Заговаривает она обнадеженно-тихо, будто боится спугнуть: - Может быть... ты сможешь это исправить. Когда станешь шерифом. Не думала, что скажу это но... я действительно этого хочу, Кейт. Кейтлин смаргивает, неуверенная до конца, что не ослышалась.

- Правда?

- Я верю, кексик. Если не ты, то никто другой.

Кейтлин, скромно припрятав глаза за откосом ресниц, преданно оглаживает ногой ее ногу. - Если ты будешь рядом... - Куда я денусь, - хмыкает Вай, нежно оглаживая в ответ. - Я ведь стану твоей начальницей, Вай... - наливается медом голосок подруги. - Тебе придется меня слушаться. - Я и так тебя слушаюсь, кексик. - Выполнять все мои поручения... - Иными словами: ничего не изменится. - И... тебе придется называть меня: "Госпожа-шериф"... - мурлычет Кейтлин. - Ты уже представляешь, да? - вздергивает Вай бровь с интересом. Подруга юрко уводит взгляд в сторону. Вай все-равно его вылавливает, подавшись ближе. - М-может быть. - И как? Звучит? - голос сходит до бархатной хрипотцы - вползает Кейтлин куда-то под кожу; следом и юркая ладонь проскальзывает под талию, приятно играя ноготками по позвонкам. - З-звучит, - нехотя признает она. - Хочешь, чтобы я это сказала? - Ммм-может... один разок. Для тренировки... Вай правда говорит. Шепотом - прямо на ухо, бередя горчим дыханием озябшую шею. Шепот предательски баюкает и бодрит сладкой стайкой мурашек на плечах. Кейтлин, не выдержав, душит его поцелуем: долгим, преданным и глубоким. Вай прижимает ее крепче, почти укладывает к себе на плечи, а потом - одно ловкое движение - и подруга уже сидит на ее коленях, пуская мелкую дрожь по шее вереницей игривых укусов. После всех событий минувшей ночи, Вай наконец ощущает, насколько по ним соскучилась. И знает, что она в этом не одинока. - Кабина скоро приедет? - шепчет Кейтлин, бросив юркий расфокусированный взгляд в окошко. - Еще три остановки, кексик... - Пара хитрых перебинтованных ладоней заманчиво сползает к ее бедрам, чуть сжимая; Кейтлин выдыхает ей в губы. - Надеюсь... пассажиров на них не будет... *** Утреннее небо пронзительно-ясное. Девушки наслаждаются им, как в последний раз. Шагают неспеша на ватных ногах, подзапрокинув головы, нарочно подставив жаркому солнцу холодные щеки. Загар Кейтлин никогда не волновал, Вай - и подавно. - Остался еще один вопрос, кекс... - нехотя нарушает Вай блаженную негу. - Если Рената так бережет Роджерса, а Роджерс действительно знает, кто она и помогает ей... то, какого хрена мы все еще живы? Почему он до сих пор не сдал нас ей? Кейтлин нехотя размыкает плотно сощуренный веки и спускает сосредоточенный взгляд к брусчатке. - Над этим вопросом я ломаю голову уже часов восемь... - И как успехи? Она протяжно хмыкает перед ответом: - Возможно, он вообще не знает, что она нас ищет - вряд ли она успела ему передать. Или, может быть, знает, но все же боится обращать на себя гнев моего клана, если кто-то из нас пропадет, а может быть... хмм...- Она снова закатывает глаза, невольно сомневаясь в догадке. - Может быть... он действительно(!) хочет, чтобы мы нашли похитителя. И готов ради этого прятать нас от Ренаты. И в этом... нам уже стоит поторопиться. - Взгляд ее заново мрачнеет. - Пропавших не шестеро, Вай. Их десятки. Мы даже не знали этого, и не знаем точного количества. - Мы и возраста их не знаем, кекс, - напоминает Вай. - И не знаем, похищены они, или просто пропали. Да и беспризорники с сиротами здоровьем не отличаются... на продажу вряд ли пошли бы. Ты уверена, что все эти случаи связаны? - Пропажа Сори могла бы быть просто совпадением, Вай, случайностью. Но, похоже, я ошиблась... Десятки пропавших - без следа, без тел, без свидетелей - уже тянет на закономерность. Связаны они, или нет - нам нужно держать во внимании оба варианта. - И что будем делать, кекс? - оживляется Вай. Кейтлин молчит около минуты, прежде, чем решительно поднять глаза к горизонту. - Ведем наблюдения еще три дня, Вай. Соберем столько сведений, сколько сможем. Потом выпросим у Мохана и Джейса всю помощь, которую удастся, и начнем опросы подозреваемых по списку. Если понадобится, я вырву у Мохана зубами ордер на обыск дома каждого из них, включая Роджерса. Если Родежрс невиновен, он нас поймет. Если же да... Рената его не спасет, я позабочусь. Если же не отыщем в Пилтовере ни наводчика, ни похитителя - спустимся в Заун. Уговорим Экко и поджигателей нам помочь. Кто знает, может удастся уломать даже Сейвику... - Наш офицер-кексик решил включить боевой режим? - Пора, Вай. - Голос твердеет под стать взгляду. - Ставки растут - дети продолжают пропадать у нас под носом. Нужно двигать дело с мертвой точки. Кем бы ни был их убийца, я отправлю этого сучьего живодера в бетонную клетку. - Мы(!) отправим, кекс, - кивает Вай, положа руку ей на плечо. *** До спальни они добираются, таща ноги почти волоком; в постель уже не ложатся, а скорее падают, даже не сняв ботинок, и спят, как убитые вплоть до полудня. На их счастье, колокольчик на первом этаже за это время ни разу не дергается. Спускаются в лавку ближе к обеду, однако хозяин, смерив одним коротким взглядом синяки под их веками, уверенно отправляет помощниц досыпать на козетку у окна, пока нет клиентов. Помощницы, украдкой встретившись мутными глазами, повинуются беспрекословно. День пролетает быстро - посетителей из списка жалует немного: следить удается и вполглаза; благо, даже вопящая детвора не сильно требует игр и зрелищ. После всего, что произошло ночью... вид умытых, румяных, накормленных карапузов, обутых и одетых с иголочки, рьяно выклянчивающих новые игрушки, теперь кажется до странного непривычным. Кейтлин поглядывает на них едва ли не с тоской. Взбадриваются девушки под вечер, когда народ начинает ощутимо сгущаться. Малышка-Нелли отмечает девятый день рождения - гости подтягиваются к празднику с горой подарков и новой ордой сыновей и дочурок. Роджерс торжественно осыпает именинницу жаркими поздравлениями вместе с дождем конфет, разрезает принесенный родителями торт и радостно возглавляет толпу сорванцов в праздничных песнях и плясках. Вай и Кейтлин, волей-неволей подавшись всеобщему веселью, перебарывают в ногах усталость и охотно вливаются со всеми в круг. Сон и тревогу вскоре снимает, как рукой. На смену им приходит безумная легкость, или легкое безумие - они сами не особо задумываются. Когда из тридцати настенных часов вылетают тридцать безобразных зверьков и безбожным дружным оркестром возвещают семь вечера, в лавку, безмятежно посвистывая, вновь заходит Джим. Заходит, как обычно, припрятав голову в плечах, руки - в карманах, любопытные зеленые глазки - под козырьком кепчонки, только уже без свертка, зажатого подмышкой. Может - погреться, может - отыграть себе обед, но Кейтлин почему-то очень хочется думать, что просто так. Едва заприметив его на пороге, она расцветает новой улыбкой. Такой легкой и светлой, что даже фонари блекнут на ее фоне. Джим тоже ее замечает. Почти из самых дверей. Шмыгает носом с особо приветливым звуком, приподнимает на макушке кепчонку, даже делает пару бодрых шагов навстречу, правда тут же спотыкается скептичным взглядом о резвящуюся толпу сверстников и, чуть потоптавшись, притуливается с неприкаянным видом у стены . Кейтлин, усмешливо покачав головой, подходит сама. Подходит плавно, мягкими шагами, наклоняется поближе, не говоря ни слова, приподнимает с его лба козырек кепчонки, обдает сверкающие зеленые глазки лисьим взглядом, и, прихватив под оба локтя, уверенно втягивает его в толпу. Паренек пробует было упереться, но явно только для виду. А вскоре и вовсе начинает улыбаться и, шмыгая носом все задорнее, скачет в кругу сверстников под беззаботную мелодию, как горный козлик. Кейтлин любуется им, будто рассветом. А Вай не может налюбоваться ей. Небо смеркается за окном, наливаясь пронзительной синевой; пушистые облака с серебристыми шапками заслоняют его плотным одеялом на половину и роняют редкие капли на землю. Застоявшаяся вездесущая жара спадает, сменяясь долгожданной свежестью и прохладой - в воздухе пахнет грозой; где-то вдалеке отдаются глухие раскаты грома. Только в Лавке Сломанных Игрушек никому нет до них никакого дела. Вой ветра и шум грома за окном, как и вся тревога, гаснут в пряном вихре красок разноцветных фонарей и флажков, заливистого детского смеха, музыки и песен. Вливаются в него даже взрослые. Скучать здесь никому не приходится. А вскоре и Роджерс дополнительно радует всех объявлением, что лавка сегодня проработает до самой полуночи - ребята отзываются дружными аплодисментами, и даже родители не решаются им отказать. Когда они немного устают от беготни, и наконец добираются до игр потише, Кейтлин отвешивает Джиму очередной мешочек конфет и усаживает уплетать на козетке у окна. Вай, оседланная тремя хихикающими карапузами разом, с интересом поглядывает на них вполглаза. Такой счастливой Кейтлин не выглядела, наверно, ни разу. Джим, пришмыгивая носом почти в такт собственному чавканью, азартно крякает ей что-то на ухо сквозь набитые щеки - Кейтлин тихо посмеивается и дергает его за рыжую кудряшку; глаза сияют зачарованным блеском. Как и у собеседника, только тот взгляд усердно прячет, хотя Вай со своего угла прекрасно видит, как розовеют при этом его щеки. Видит и то, как время от времени он стреляет любопытными глазками в одну из девочек в толпе и замирает на ней зрачками на пару секунд. Кейтлин тоже быстро замечает. - Симпатичная... - А? Кто? - одергивается Джим с запозданием. - Нелли, на которую ты смотришь, - лукаво щурится Кейтлин. - Чего? Это, я что ль смотрю? Ниче подобного! Она мне вообще до лампочки. - Конечно... - включает она свой заискивающий голосок. - И она тебе совсем, ни капельки не нравится... - Еще чего! - бурчит Джим, задрав нос. - Она ж девчонка! Да и мелкая еще вообще... - А ты, значит, любишь постарше... - Никого я не люблю, - ворчит он в стену. - Подумаешь, чистюля пилтовская. Знаю я этих неженок - такая же надутая выскочка, как и все... - Как и я, - вздыхает Кейтлин с тихой оскоминой, но мальчишка все равно слышит - мигом тушуется, смягчившись в лице. - Не, ну... вы это... вы не такая, вы... хорошая, - робко тыкает он ее локтем в бок. Кейтлин моргает с польщенной улыбкой и снова переводит взгляд на девочку. - Может быть, и она тоже... Подойди, пообщайся с ней. - Не-не, нельзя, - категорично мотает Джим головой. - Кореш меня учил: баб надо не замечать, - поучительно вздергивает он палец, - и делать то, что их бесит. Тогда они сами за тобой бегать будут. Кейтлин прозорливо ловит на себе ухмылку Вай на этой фразе; подруга кивает с солидным видом.

- А пацан шарит.

- Это ты его укусила?

- Еще нет...

- Если долго не замечать девушку, с ней может заговорить кто-то другой... - подмечает Кейтлин, вернув взгляд к собеседнику. - Пусть только попробует, - грозно выставляет мальчонка кулак. - Я ему так носопыру начищу, что хрюкать до старости будет! Девчонкам это нравится - так кореш сказал, - довольно шмыгает он носом. Кейтлин закатывает глаза с безнадежным видом, но все же решает полюбопытствовать: - И много девчонок за твоим корешем бегает? - Все, - крякает Джим, мечтательным тоном. - У него самая красивая на районе: с вооооот такой кормой! - разводит он руки во всю ширь. - Но мне, говорит, надо умную искать, иначе, я, придурок, себе шею сверну в ближайшей канаве. - Нелли довольно смышленая, - улыбается Кирамман, украдкой подмигнув. - Ты мог бы узнать ее получше... если поговоришь с ней. - Че... сейчас, что ль? - Паренек проседает головой на пару дюймов. - Почему нет? Ты ведь не боишься... - Кто, я! - выкатывает он грудь. - Ниче я не боюсь! Вообще ниче, ясно! - Тогда подойди... - мягко подталкивает Кейтлин. - Да как нехер-нахер! - бойко шмыгает он носом. - Вот, прям щас, вот... Щас, вот, пойду и... и... А че я ей скажу? - Ну... лучше, что-нибудь приятное. Только, не про корму, - тактично предостерегает Кейтлин. - А про что тогда? - Ну... например, что у нее красивые глаза. - Не, ну это совсем глупо. - Почему же? Девушки любят, когда им делают комплементы. Просто скажи ей, что тебе в ней нравится, а потом пригласи поиграть. - Да ну, засмеет ведь, - отмахивается Джим. - Она-то вон какая... А я - че? - уныло просовывает он пальцы в дыры штанов. - Скажет еще, что пес какой-то бродячий. Слыхал я уже. Кейтлин мягко оглаживает заплату на его плече с понимающим вздохом, приподнимает чуткий взгляд к пятну сажи на веснушчатой щеке, бережно стирает подушечкой пальца - мальчишка смешно морщится от легкой щекотки. - Ты очень симпатичный, Джим. И очень веселый, - заверяет она зачарованным полушепотом. - Покажи ей какой ты внутри, Джим. Возможно, у вас куда больше общего, чем кажется. Тем более... девочкам нравятся ребята, которые их веселят. - Че, правда что ль? - краснеет Джим, скромно почесывая кудрявый затылок. Кейтлин красноречиво скашивает глаза к подруге, притулившейся у прилавка с довольной улыбочкой. - Правда, Джим. - Голос выходит с обреченным вздохом. - Мне можешь поверить... Только... позволь-ка... - Она легонько оправляет на его плечах пиджачок, заботливо стряхивает пятна пыли на отворотах, поправляет на макушке кепчонку, открывая свету очаровательные рыжие бровки, мягко взъерошивает медные кудряшки и заново оглядывает, гордая видом. - Ну вот... настоящий кавалер. - Кто-кто? - Красавец, Джим. Только не забудь улыбнуться. Улыбаться он даже не думает, но пришмыгивает носом с особо решительным видом и уверенно шагает к девчонкам. Хватает его уверенности примерно на два с половиной шага, а затем он вновь застывает столбом, слепо таращась на орду сверстниц, будто студент - на дверь приемной комиссии. Вай тихонько подзывает его свистом и жестом ладони. Чуть наклонившись, нашептывает ему что-то на ухо, вытягивает откуда-то - чуть ли не из воздуха, белую розу, и вручает ему, подмигнув с заговорщическим видом. Джим, ободренно кивнув, подмигивает в ответ и оттопыривает большой палец; Вай напутственным хлопком по плечу отправляет "кавалера" амуру в руки. Кейтлин чуть не разевает рот, глядя, как он с неуклюжим поклоном вручает цветок избраннице; девчушка, порозовев от макушки до самых туфелек, удивленно принимает его в пальцы. - И кто же научил тебя манерам? - приподнимает она любопытный взгляд к вальяжно подступающей подруге. - Ты, кексик, - воркует Вай утробным голосом, и вторая роза выплывает на свет из рукава ее рубашки Кейтлин навстречу. - Хм... точно такие же, кажется, приносили родители Нелли в букете... - Правда? Какое совпадение... - невинно хлопает Вай ресницами. Кейтлин, безнадежно покачав головой, протягивает к цветку руку, только Вай не отдает - отдергивает с наглым видом, а в ответ на обиженный взгляд подруги, пристраивается сбоку на подлокотник, наклоняется к вороному виску и вплетает розу за ушко. Пронзительно-голубые глаза на фоне белых лепестков и легкого румянца завораживают блеском. Вай не столько любуется, сколько просто пялится, не в силах моргнуть. - У тебя самые красивые глаза, кексик... я когда-нибудь говорила?

Уголки самых красивых глаз мгновенно сужаются в прозорливом прищуре. - Вай... мне не пятнадцать лет. Не прокатит. - А ведь покраснела... - У нас сегодня уже был секс. - Во-первых, когда меня это останавливало... А во-вторых... я, что, не могу просто сделать тебе комплемент, кексик? - не отступает Вай. - Ты...? - Правда красивые, кекс. Как сапфиры... Ну что...? Глупо? Пауза провисает пару секунд, пока Кейтлин буравит ее недоверчивым взглядом, но все-таки сдается - прячет растаявшие глаза в ресницах и бодает тихонько лбом ее плечо. - Чуть-чуть... но чертовски приятно. И куда же делась та наглая оборванка с улицы, которая разговаривала только пошлыми намеками, мм? - Эй... я тоже умею быть романтичной. - И все это время скрывала? - С козырей не ходят, кексик. Тем более... бесить тебя все-таки куда веселее, - хитро щурится Вай. - Только Джиму этого не говори, - вздыхает Кейтлин с усмешкой, укладываясь на нее виском. Вай с готовностью прижимает ее покрепче. - Так и быть. Они обе замирают на время, с интересом поглядывая, как чуть в стороне Джим с вдохновенным видом показывает новой подружке любимую рогатку. Кейтлин мысленно молится, чтобы ему не пришла идея заодно похвастаться меткостью - гости явно не одобрят. - Забавный пацан, - тепло бросает Вай, будто про себя, только Кейтлин все равно слышит. - Кого-то он мне напоминает... - Заунское обаяние, кексик. Хотела бы, чтоб такой бегал по дому...? - Вай... - Она склоняет голову в неловкой усмешке. - Мы ведь даже не женаты... - Ну а если бы...? Она невольно задумывается. Взгляд ее снова смещается к фигурке Джима в отдалении и застывает на миг. По одной ее мечтательной улыбке, припрятанной в самых уголках глаз, Вай уже догадывается об ответе.

- Лет через пять-семь... если доживем, буду рада, если спросишь снова. А пока... у нас впереди еще очень много работы, Вай, - отчеканивает она с кисловатой теплотой в голосе. Вай понимает, и не думает расстраиваться. - Как скажешь, кексик. - Но, может быть... мы могли бы оставить его сегодня на ночь... - В одном доме с Роджерсом, кекс...? - Ты права, - вздыхает Кейтлин. - Хотя... если честно... - Глаза ее мельком цепляются за весело скачущего с двумя малютками под руку йордла. За его лучезарную, гигантскую, как у крокодила, но, кажется... действительно счастливую улыбку, и уголки ее собственных губ также волей-неволей подползают вверх. - ... Мне все меньше верится, что это - правда мог быть он... Слишком много несостыковок. Вай смотрит вслед ее взгляду с недоверчивой ноткой, но и сама не находит, чем возразить. - Будем надеяться, кексик. Иначе... - Голубушки! - Йордл подлетает вплотную так быстро, что они обе едва не икают. - Жаль вас отвлекать, но нам с ребятишками срочно требуется ваша помощь! Нам не хватает участников для игры в "Колдунчики"! Примите участие, дорогие? Две подруги мельком обмениваются ленивыми усмешками, прекрасно понимая, что выбора у них все равно нет. - Разумеется, сэр. Игра затягивается надолго, и "расколдовывать" Кейтлин никто не торопится, поэтому, стоя в "ступоре", она спокойно развлекается наблюдением за своим юным другом. Джим, продемонстрировав новой подружке все прелести любимой рогатки, теперь упоенно показывает ей и свою потрепанную колоду карт, попутно объясняя правила преферанса. К его несчастью, родители девочки это быстро замечают и поспешно уводят ее за руку подальше. Джим же так и остается стоять, удрученно повесив нос. - Не огорчайся, - подступает к нему Кейтлин, наконец вылетев из игры. - Ей было с тобой интересно - я видела. - Эээ, похер, - вяло отмахивается Джим. - Кому нужны эти девчонки... - Ты все сделал правильно. Только... когда я говорила поиграть с ней... - Да вы тут не причем, - пожимает он плечами. - Тетя Вай сказала показать ей, в чем я хорош... А мне больше нече показывать. Кейтлин, задумавшись на секунду, озаренно вскидывает брови. - А флейта у тебя с собой? - А как же. Куда я без нее-то? - Сыграй ей! - Да ну, - хмыкает мальчишка. - Кому оно надо? Она меня и слушать не будет. Еще стоять позориться. - А... вместе со мной? - улыбается Кейтлин. Паренек махает было снова рукой, но притормаживает. - И... как? Флейта-то одна у меня... Кейтлин азартно прищурив ресницы указывает взглядом в дальний угол лавки, где под рядами игрушек томится старенькое резное фортепьяно.*** Возраст инструмента наверняка переваливает за сотню, но Кирамман несколько раз заставала Роджерса за его настройкой, так что звук должен быть как минимум сносный. Джим, оглянувшись, с интересом почесывает затылок. - А вы че, это, правда умеете что ль? - оживляется он. - А "Портовые куплеты" сможете сыграть? - Прости, я... таких не знаю, - виновато врет Кейтлин. В исполнении Вай ей уже как-то доводилось их слышать... но так(!) напиться, чтобы повторить, она физически не сможет. Больше. - А "Утро в сапожной лавке"? - не сдается Джим. - Может... сыграем что-то более... романтичное? - откашливается Кейтлин. - Романтичных я не знаю, - надувается паренек. - Че я, на принцессу похож? Кейтлин подзапрокидывает глаза в размышлениях. Взгляд натыкается на полку музыкальных шкатулок за прилавком, и ответ вдруг приходит сам собой... - А... "Парящие сны" ты знаешь? **** - А кто ж ее не знает, - оживляется Джим. - Только... там петь же надо... а у меня голос ни к черту... - Я подпою, - охотно обещает Кейтлин. - Сыграй вступление, и дальше я тебя поддержу... - Правда? - таким робким бойкий голос Джима еще не звучал ни разу - Кейтлин, припрятав в уголках глаз умиленную улыбку, мягко дергает его за рыжую кудряшку. - Правда, Джим. Доверься мне. Вай, освободив шею от очередного лихого седока, рассеянно ищет глазами подругу. С удивлением обнаруживает ее на скамеечке за старым пианино у окна; рядом - Джим неуверенно топчется, разминая между пальцами флейту, так, будто она сильно замерзла. Роджерс тоже их замечает и тут же подскакивает от удивления; восторженная улыбка разъезжается по его физиономии от уха до уха, монокль едва не спадает с выпученного глаза. - Дамы! Дамы и господа! - азартно окликает он. - Попрошу вас минуточку тишины! Наша очаровательная Кейтлин с юным Джимом приготовили нам небольшой сюрприз! Гости притихают без видимой охоты, лениво направив глаза в их сторону. Джим, воровато оглядевшись, деловито откашливается, пришмыгивает носом, приникая губами к флейте и берет первые ноты. Берет на удивление умело. Ласковая мелодия, волшебная и легкая, как ночной полет, разливается по лавке, а вслед за ней - капель клавиш и голос Кейтлин - чистый, как хрусталь, серебристый, как звезды и нежный, как кружево облаков. Гости увлеченно подступают ближе, сбиваясь в полукруг, и затихают даже дети. Роджерс, вдохновенно выдохнув, снимает с иглу в шуршащего патефона. Вай замирает: и телом, и дыханием, и, кажется, самой душой. Она никогда не слышала, как Кейтлин поет... Ночью - сны, Днем - мечты. Это - я и ты. Гонит ночь Тревогу прочь До зари. Засыпай, И во сне Ты придешь в мой дом. Зов мечты: Рука в руке, Мы вдвоем. В этом сне, В волшебном сне Парят сердца В облаках, Как соловьи, В лучах любви. Любовь зовет Их за собой. Гости вслушиваются, зачарованно склонив головы; пара молодожен берутся за руки и чертят шагами круги. Роджерс, приподняв на руках белокурую малышку, мурлыча мелодию себе под нос, забвенно покачивается в такт. Мурлычет даже Мистер Пушистик. Впервые на памяти всех посетителей. Пара девчушек пристраивается на скамеечке возле Кейтлин, увлеченно наблюдая за ее руками. Вай видит, с какой улыбкой подруга на них смотрит, начиная новый куплет. Девочки подпевают - их голоса почти сливаются в один. Правда, Вай и слышит только один. Единственный - сказочный, как сон. Растворяясь в нем, она, кажется, понимает, какого это - лететь. Мы парим. Ты и я, Горлица с орлом, Бок о бок, Крыло к крылу, В светлый сон. Сон, что слаще Всех чудес И золотистых грез. Любовь - тот сон. Сильнее он Любых невзгод и слез Зовет тот сон Тебя ко мне В твой настоящий дом. Песня плавно подходит к концу - последние ноты за Джимом. Он бережно проливает их в парящей тишине, и эхо флейты провожает бой аплодисментов. Нелли и Роджерс хлопают громче всех. Вай отмирает лишь через полминуты - вернуться с небес на землю удается не сразу. Джим, неуклюже откланявшись, принимает от новой подружки теплую похвалу. Даже ее родители, смягчив строгие мины, поощрительно кивают. Кейтлин весело подмигивает его изумленной улыбке. Роджерс, упоенно хрюкая и подпрыгивая едва ли не в потолок, распевает ей дифирамбы: - Боги всемогущие, это было в наивысшей степени бесподобно! Слово Роджерса, ничего прекрасней я в жизни не слышал! Ума не приложу, как вы до сих пор скрывали такой дар, дорогая! Это непременно нужно восполнить! О, вы тоже были на высоте, мой юный друг! - одухотворенно оборачивается он к Джиму. - У вас несомненный талант, молодой человек! Его обязательно нужно подпитывать! Позволь за такой чудесный номер угостить тебя моей фирменной газировкой... - Это можно, - довольно кивает мальчишка. - ... Со вкусом сельдерея и каштана! Самая полезная, друг мой - тонны витаминов! Улыбка Джима мигом скупеет. Пока они топчутся у автомата, Вай бесшумным шагом подступает к подруге. - Это было... - все нужные слова разлетаются из головы, как назло. -... нечто, кексик. Я никогда не такого не слышала. Кейтлин, опустив крышку фортепьяно, с удовлетворенным видом разминает пальцы. - Неужели я все-таки заставила тебя меня слушать? - Я всегда тебя слушаю, кекс. - Если бы... - мягко усмехается Кейтлин. - Но, раз уж так... может, мне удастся тебе привить и любовь к музыке, мм? Что скажешь? - Уже, кексик. Я будто в раю побывала, - заверяет Вай. - Ладно тебе, - прячет она смущенный взгляд в ресницах. - Я сфальшивила в трех строчках. - Я как-нибудь в другой раз тебя отшлепаю. - Пощади, я давно без практики. - Я не заметила. Это было... черт, я не знаю слов, чтобы это описать... - Крышесносно! - весело вставляет приютившаяся возле Кейтлин девчушка. - Еще как. - Вай, щелкнув ее по носу, возвращает благоговейный взгляд к подруге. - Почему ты не пела раньше? Кейтлин вздыхает почти бесшумно; Вай замечает проскользнувшую в ее глазах тоскливую нотку... - Напоминало мне о маме. ... Касается кончиком пальца ее подбородка, чуть приподнимает. - У тебя ее голос, Кейт. - Откуда знаешь? - Молли как-то сказала - у нее он был ангельский. - Это правда, - теплеет Кейтлин голосом. - Я... любила ее слушать. И любила петь вместе с ней. Эту песню тоже... Ее взгляд украдкой светлеет от воспоминаний, но Вай уже давно научилась вылавливать в нем болезненную изнанку. И эта боль ей хорошо знакома. Поэтому нужные слова находятся сами: - Ей есть, чем гордится, Кейт. Вам обеим. Кейтлин поднимает к ней благодарные глаза, тянется было за поцелуем, но подруга в вовремя ее останавливает, красноречиво скосив глаза к любопытным мордашкам девчонок, и спрашивает почти шепотом: - Споешь мне как-нибудь еще? Кейтлин моргает с обещающей улыбкой. - Сколько захочешь, Вай. Когда захочешь. - Спойте сейчас, тетя Кейтлин! - восклицает малышня наперебой. - Мы тоже хотим послушать! - Полностью солидарен, мои дорогие! - мигом подлетает Роджерс. - Прошу вас, голубушка, исполните нам что-нибудь еще! Вас я готов слушать хоть до самой зари! - Я тоже, - уверенно кивает Вай. - Пожалуйста, тетя Кейтлин! - Если Джим мне снова поможет... - улыбается Кирамман вполуоборот. - Что скажешь, Джим? - За шар сладкой ваты - хоть станцую! - деловито крякает голосок мальчишки. - Какие песни ты еще знаешь? Джим, звучно прихлюпнув газировкой, задумывается на пару секунд и весело заводит: - А гоооолуби летяяяят над наааашей зо... - конец строчки поспешно глохнет в ладони Вай. - Давай я просто куплю тебе ваты, малец. *** Время пролетает, как само детство - легко, незаметно, незабываемо. Когда оно подкрадывается почти к самой полуночи, утомленная ребятня начинает зевать вовсю; родители охотно поддерживают. Толпа гостей потихоньку редеет - сладко посапывающих детей выносят за дверь на руках; Роджерс умиленно машет им вслед. Когда лавку покидает именинница-Нелли, Джим остается последним из детей. Кейтлин удерживает его болтовней и играми, сколько может, но мальчишка, предвкушая ранний подъем, упрямо плетется к двери. Девушки выходят проводить его с порога, правда Кейтлин и тут не торопится его отпускать: - Тебе не обязательно уходить, Джим. Ты можешь переночевать у нас, если хочешь. Мальчишка признательно пришмыгивает носом, но все же мотает головой. - Говорят, тут ночью призраки бродят. Не-а, я уж лучше у кореша на чердаке перекантуюсь. Да и вы бы лучше тут не зевали, а то мало ль че... - Можем тебя проводить, - предлагает Вай, опередив подругу, но Джим только махает рукой. - Не надо. Пацаны увидят - будут меня до старости цыпленком звать. Да тут и топать-то - доплюнуть можно. - Но уже так поздно, - не сдается Кейтлин. - Сейчас опасно ходить в одиночку... - Да че мне боятся, - сухо пожимает он плечами. - Кому я нужен... - Мне.

- Я... вслух это сказала?

- Сказала, кекс.

Паренек замолкает на добрую минуту, неподвижно таращась в ее лицо исподлобья таким взглядом, словно искренне боится поверить в одно единственное слово. Взгляд почти, как у волчонка. Даже Вай от него не по себе. Кейтлин же смотрит со всем спокойствием - Джим, тихо пришмыгнув носом - на этот раз чуть более влажно - приопускает голову и плечи. - Я буду осторожен, - бросает он негромко, но уже без намека на прежний гонор и усмешку. Делает было шаг вперед, но замирает снова, и чуть пожевав губу, приподнимает глаза обратно - теперь, открытые во всю ширь. - Вы... это... правда хорошая, теть. Очень. Кейтлин не удерживается от тронутой улыбки. Наклоняется ближе, осторожно приподнимает козырек его кепчонки и прикладывается к веснушчатой щеке поцелуем. Паренек, смешно сморщив нос, торопливо прячет от нее багряный румянец вместе с глазами, бормочет скомканной скороговоркой: - Че вы тут, это самое... Нече тут, это самое... Но Кейтлин улыбается только шире. - Приходи почаще, Джим. В любое время, когда захочешь. Я буду ждать.

- Правда, Джим.

Мальчишка окидывает ее последним взглядом - юрким, скрытным, но искренне-теплым. Быстро кивает: - Приду. - И уходит. На этот раз совсем. Полная луна прорезается из толщи грозовых облаков, заливая серебристым сиянием их пушистые верхушки, и освещает ему дорогу. Кейтлин бережно провожает его взглядом. И да... он все-таки оборачивается - на секунду, всего в полглаза, но прямо на нее. Шмыгает носом на прощание, приподнимает глаза к луне, будто в знак благодарности, спускает взгляд к реке и снова шагает вперед, безмятежно напевая. Слова песни долетают до двух подруг. Вай знает их наизусть. Кейтлин же вслушивается, почти не дыша. Мой друг, за темной речкой Печальна жизнь моя. О помощи сердечной К тебе взываю я. Прошу, дай лишь монету. Мне жизнь она продлит. Прошу без слез и гнева. Мы не возводим замков, Живем в домах простых. Приди же из-за речки, Чтоб встретить нижний мир... ***** Песня быстро затихает - тонет во мраке вместе с силуэтом мальчишки, но Кейтлин продолжает стоять. К чувствам ее возвращает только теплая ладонь Вай, бережно обнявшая ее руку. - Он будет в порядке, Кейт, - обещает ее уверенный полушепот. - Он вырос на этих улицах - не думаю, что хоть кто-то сможет его поймать. - Я надеюсь, Вай, - выдыхает она, все еще глядя вдаль. - Но он совсем один. Его некому защитить. - Ты все-таки хочешь... - Я хочу, чтобы у него был дом, Вай. Дом, в который он сможет вернуться. В котором о нем позаботятся. - Я вижу, кексик. Не хочу тебя расстраивать, но... - Я могу найти, его, Вай. -... Не уверена, что он этого захочет, - договаривает Вай с тяжелым вздохом, тоже запустив взгляд к горизонту. - Он уже долго на улице, кекс. Такие редко приживаются. Никто о нем не заботился - он научился добывать еду, убегать, когда бьют, но вот слушаться и доверять - вряд ли. - Ты ведь научилась, - с надеждой роняет Кейтлин. - У меня был хороший учитель. - Пара стальных глаз обдают ее нежным сиянием. Но тут же тускнеют заново. - Только ты - одна. А таких, как он - тысячи. Ты не можешь помочь всем на свете, Кейт. - Знаю, - кивает она без видимого разочарования. - Но могу - хотя бы тем, кто мне дорог. Тем более... я ведь уже не одна... Улыбка все же проскальзывает по ее губам - невесомая, но преданная и теплая, как весенний ветер. Как и взгляд небесно-синих глаз, теперь направленных к подруге.

- Ты тоже хорошая, Вай. Ты даже не знаешь, насколько.

Теперь уже Вай, застыв в них, сама не сразу замечает, как свободная ладонь девушки берет ее вторую руку, притягивая ближе. Они замирают на время, соприкоснувшись лбами, невесомо ластясь - голова о голову. Ненавязчивая, нежная мелодия доносится до них сквозь окно лавки; обе с запозданием ловят себя на том, что покачиваются в такт - даже украдкой переставляют ноги. Танцем это не назовешь, но им двоим абсолютно все равно. Все мысли, вся тревога тают и уносятся куда-то в ночную прохладу - ощущение сродни полету. Синева ночи, серебро облаков, шорох грома вдалеке вливаются в пурпурно-золотые отсветы окна и оседают теплым блеском в глазах напротив. Вскоре весь остальной мир растворяется и меркнет за их пределами. Глядя в них, Вай верит - ее Кейтлин, ее напарница, ее лучшая подруга может все. Они могут. Сжимает ее ладонь крепче, поднимает к самым губам, целует - медленно и бережно, не закрывая глаз. Кожа все такая же нежная, только слегка обветренная и потертая в некоторых местах; на подушечках пальцев еще чувствуются мозоли от рычага. Эту руку Вай никогда не отпустит.

- Моя девочка...

Вместе с ней Вай на все готова. - Люблю тебя, кексик. - И я тебя, Вай.