Август в Париже

Не забывай никогда, как хлещет в пристань вода, и как воздух упруг — как спасительный круг.

А рядом — чайки галдят, и яхты в небо глядят, и тучи вверху летят, словно стая утят.

Пусть же в сердце твоем, как рыба, бьется живьем и трепещет обрывок нашей жизни вдвоем.

Пусть слышится устриц хруст, пусть топорщится куст. И пусть тебе помогает страсть, достигшая уст,

понять — без помощи слов — как пена морских валов, достигая земли, рождает гребни вдали. (с)

Париж покорил Вертинского, но его всё равно тянуло домой. И тянуло не так чтобы трагично, скорее, тихо и неспешно. Каждый день Роман вспоминал родную Москву и неповторимые старомосковские домики, пышнозелёные дворы, гулкие арки, чинные мостовые... Великий город великой страны. Но во Франции был свой шарм. Он и помогал пережить разлуку с домом. Вертинский довольно быстро понял, что французские нравы разительно отличаются от советских. То, что в его стране считалось мерзостью, здесь или не замечалось, или поощрялось. С одной стороны, казалось, что эти люди, французы, более свободны. С другой, Роман испытывал невольную антипатию к такого толка свободе. Видя страстно целующуюся в одном из летних кафе Парижа парочку, он чувствовал смущение. Ему казалось, что это неправильно. Нельзя так демонстрировать свои чувства. А почему нельзя - не знал. Просто был воспитан иначе. И свыкнуться с французским образом жизни было весьма и весьма тяжело.Другое кино. Другие книги. Другая музыка.Роману казалось, что он попал в параллельную Вселенную, настолько тут всё было иным, непонятным и вроде как пугающим своей диковатой очаровательностью. Приехав в Париж работать, Вертинский усердно делал переводы, и большую часть времени проводил именно в трудах и хлопотах. Однажды он посетил джаз-ресторан, и вышел оттуда странно взбудораженный. Саксофон в тот вечер плакал так эротично, что Роману казалось, что ещё немного, и в нём откроется то сокровенное, то интимное, что он прятал не только от всех, но и от самого себя. После того раза он старался поменьше шляться по парижским заведениям, банально опасаясь соблазна. То, к чему у него была тяга, в СССР каралось уголовной статьёй со всеми вытекающими. Думать о том, что во Франции он мог бы попытать счастье, не хотелось. В этих помыслах таилась большая опасность. Опять же - соблазн. Поэтому молодой человек исправно делал свою работу, не тратя время на "всякие глупости", как он сам стал про себя называть соблазнительные развлечения.Всё изменилось достаточно неожиданно. В один из дней в издательство пришёл человек. Человек это был представительный, с дерзкими и холодными глазами нежной мяты, с нордическим, красивым лицом, с русыми волосами, зачёсанными назад. Его синий бостонский костюм выдавал принадлежность к зажиточному населению.- Здравствуйте. Вы ведь переводчик, я прав? - Здравствуйте. Да. Вы... ко мне? - немного удивившись, Вертинский вопросительно смотрел на незнакомца. - Думаю, что да. Внизу сказали, что мне в этот кабинет. Присяду - Хм... Понятно. Вы хотите перевести текст на русский? - Всё так. На русский. По тому, как мужчина говорил по-французски, говорило Роману о том, что человек немец или англичанин, не иначе. - И что вы хотите перевести? - Роман медленно откинулся на спинку стула. Солнечный свет, льющийся из окна, щедро заливал золотым стол и все предметы на нём. - Я хочу, чтобы это сделали вы, - ни один мускул не дрогнул на холодном собранном луце. - И всё же? - Вертинский "проглотил" явную колкость. - Это очень личное. Мне бы хотелось поговорить о деталях позже. Сперва я должен понять, действительно ли вы сможете передать все оттенки эмоций, которыми пропитан текст. Я заплачу. Заплачу много. Но вы должны знать, что это не стихи и не выдуманные рассказы. Это жизнь. Это то, что было взаправду. Весьма страшная правда. Готовы ли вы взяться за перевод? - Мне нужны подробности. Без них не смогу ответить... Ухмыльнувшись, мужчина чуть подался вперёд, и его бледного лица коснулся игривый солнечный свет. - Подробностей не будет, пока я не получу ваше согласие. За вознаграждение, которое я вам выплачу, вы сможете купить своё жильё тут, в Париже. Этого достаточно? Вертинский был немало удивлён. Он с трудом собрался с мыслями и сухо ответил, что подумает над этим предложением. - У вас сутки на раздумья. Откажетесь - найду другого русского переводчика. Моё имя Бернард Уилсон. Держите. Жду звонка. Мужчина встал и протянул Вертинскому карточку. Тот принял её и тупо посмотрел на напечатанные цифры. Что-то уже подсказывало ему, что он позвонит, не выдержав своего любопытства.