Fyodor's Brilliant Plan

      Ноги промокли. В замшевых туфлях неприятно хлюпало, а белоснежные носки вымокли до последней нитки. Кремовый жилет лип к телу, а рубашка начинала просвечивать. С каждым порывом ветра лёгкий озноб пробивал всё тело. На очках оставались разводы от капель, мешая взору в оправе. Зонт над головой сходил больше за украшение, чем на предмет, помогающий защититься от беспощадного ливня. Дождь безостановочно шёл второй час, пока двое одаренных людей, бежали по горячим следам, хватая за хвост раскрытие нового дела столетия.       Казалось, что Рампо и вовсе не замечал неурядицы погодных условий перед собственным носом. Подобно профессиональной ищейке, он шёл туда, куда ему указывали знаки, символы, подсказки. Словно, они имели свой определенный запах, не давая ему сбиться с правильного пути. Он и сам полностью продрог под осенним английским дождём, но держался не менее мужественно, чем Куникида, хоть и позволял себе изредка комментировать их положение, иногда особенно удачно высказывая остро́ты.       Но ошибки быть не могло. Увидев тело дочери капитана гвардии, подразумеваемой шестой жертвы, Эдогава сразу обратил внимание не на состояние трупа, а на кофейный стаканчик, лежащий чуть поодаль, сохранивший на своей стенке отпечаток её теплой персиковой помады, с подписью её имени. Тогда первая подсказка оказалась в его руках.       Затем правительство Великобритании обеспечило двух детективов всеми фотографиями, уликами и находками с предыдущих убийств. Обещали выслать и заключения от патологоанатомов. И рассматривая фотографию за фотографией, раскладывая их в хронологии по полу, Куникида замечает одинаковое время на ручных часах одной из жертв, а затем на будильнике у второй, делая на нем акцент. Ещё один кусочек был найден.       Собирая информацию по крупицам, что-то терзало сознание Рампо. Несмотря на объём проделанной работы, Эдогава заметил ещё что-то, что не вписывалось в концепцию всех убийств. Слаженность. Схожесть. Лёгкость. Тела жертв лежали в похожих позах, ни одного ножевого ранения, никаких признаков борьбы и следы от удушения предметом, который после находили в ногах пострадавших: шнур от фена, шелковый платок, скакалка для фитнеса, пара теплых колготок. Ни одного отпечатка. Почти стерильная зона. Больше похоже на картинку, срежесированную для узкой публики, где всё расставлялось по заготовленным местам, а где-то специально допускались оплошности, чтобы в глаза не сразу бросалась странная неестественность.       — Я думаю о том, что все жертвы были знакомы со своим убийцей. — признался однажды детектив, возвращаясь в номер отеля после невероятно долгого дня в полицейском участке.       — Ни одна из девушек не была знакома ни с одной из других жертв, — напомнил Куникида. — На каждую была выдана выписка из биографии. Ничего их не связывало.       — Они сами открывали дверь своему убийце. Никто не откроет дверь незнакомцу в поздний час, если не будет с ним знаком. Не могло же у них разом переклинить и отключить всякое чувство самосохранения!       — А что, если убийца проникал не через дверь, а через окно?       — Тогда он явно нападал со спины, — с паузой ответил детектив. — Желая не видеть лицо жертвы в последние минуты её жизни.       И в тот момент, Рампо был как никогда близок к догадке. На фото у дочери капитана гвардии в ногах валялась зарядка от дорогого смартфона. И лежал труп спиной к окну.       Рампо остановился, вставая посередине лужи. Безжизненная площадь с жалкими потугами на аристократический стиль. Четыре ряда грязноватых двухэтажных кирпичных домов глядят окнами на крохотный садик, заросший сорной травой, среди которой несколько блеклых лавровых кустов ведут тяжкую борьбу с насыщенным копотью воздухом. Вокруг плохо работает слив, так что улица почти было потонула в лужах, грязи и нечистотах.       — Он живёт здесь, — Эдогава показывает на один из кирпичных домов, чью стену полностью увила лоза, а на первом этаже расположилась старая кофейня. — Именно в этом доме.       Куникида просто кивнул, сдерживая подступивший к горлу приступ кашля. Погода сыграла с ним в злую шутку. Уже как три дня, старший детектив борется с лихорадкой на ногах, пачками глотая таблетки, чтобы держать себя в строю. Холодный дождь, бьющий ему в спину, точно не вылечит его, лишь добьёт оставшийся иммунитет. Рампо заметил и это, но в дань уважения к товарищу, не показывал того, что видит все его трудности.       — Я вызову полицию для подкрепления. Возьмём его на месте.

***

      Крупные капли дождя стучат в окна маленькой квартиры; на улице холодно, темно и грязно. Лишь свет от небольшой вывески кофейни пробивался в окно, добавляя красок в скудную обстановку. Достоевский налил вина, секунду полюбовался янтарным цветом напитка, вдохнул аромат и наконец сделал глоток, слушая, как музыку, тяжелое и учащенное от страха дыхание человека напротив. Жертву вгоняло в ужас ледяное спокойствие Фёдора.       — Вы не могли прийти сюда просто так.       — Верно угадано, — спокойно ответил Фёдор. — Я навестил тебя лишь потому, что полиция навестит тебя. Я пришёл рассказать о том, что сегодня тебя поймают, а затем упекут за решетку.       — Но... Но я слышал, что вы, чёрт возьми, никаким боком не могли здесь оказаться!       Эспер ничего не ответил. Не в его интересах было посвящать посторонних людей в тонкости его передвижений. Япония, родовое имение, Великобритания. Крысы могут проникнуть везде, если их за горло схватит нужда.       — Как полиция так быстро вышла на меня? Я же все идеально устроил, — пробормотал мужчина, задумавшись.       — Идеально всё устроил я, — поправил невежду эспер. — В этом я согласен, ты умный человек, но твоим делом занимаются лучшие детективы Йокогамы, — пояснил причину его поражения Достоевский. — И действуют они не одни. К ним подключено правительство, да и не только оно.       — Но я... Да... Я...       — Мне совершенно не интересны подробности, я их знаю. Но вот тебя может заинтересовать одна деталь: ты себя не выдал, это сделал я.       Лицо мужчины сначала удивленно вытянулось, а затем покраснело от злобы.       — Ты?!       Когда он осознал, наконец, что произошло, то сдавленно прошептал, забывая о всяком уважении к собеседнику:       — Сукин сын... Так это ты вынудил меня её убить. Подставил меня.       — Внесём ясность, я никогда не просил тебя убивать кого-то, — эспер ставит бокал с вином на газетный столик. — Первая жертва была только на твоей совести. Ревность это инструмент для многих страшных дел. Но убийствами легко увлечься. Испугавшись, ты стал искать любой помощи, тогда я любезно протянул тебе свою руку, попросив выполнить одну услугу, когда у меня возникнет в этом нужда.       — Из-за тебя я убил ещё пятерых! — крикнул мужчина, хватаясь за голову, бледнея в лице. — Если меня посадят, то я буду сидеть до конца своей жизни за решёткой! И там же сгнию!       Бывший бариста и одновременно убийца еще больше побледнел и вцепился в ручки кресла так, что побелели пальцы. Достоевский расслабленно смотрел на то, как жертва все больше впадает в истерическое состояние. Фёдор перешёл на деловой тон, как будто собирался предложить выгодную сделку:       — У меня к тебе предложение. Всё же, пока я руководил тобой по телефону, ты принес неплохой результат, но к сожалению, одновременно узнал и много лишнего.       — Предложение?! — с надеждой, но и страхом взвыл человек. — Мне ничего уже, блять, не поможет! Только чудо и возможность начать жить с чистого листа!       — У человека всегда есть право выбора. Aut viam inveniam, aut faciam*. Хочешь узнать, из чего предстоит сделать выбор тебе?       Сглотнув, мужчина неуверенно кивнул.       — Первая из возможных картин твоего неприглядного будущего. В течении часа в квартиру вламывается наряд полиции и двое детективов, тебя ловят на месте, а дальше светит пожизненное заключение. Ни один адвокат за это дело не возьмётся. Есть неоспоримые доказательства твоей виновности.       — О, как бы не так! — сверкнув глазами и набравшись смелости заявил убийца. — Я расскажу им всё, вплоть до того, что убивал я исключительно тех, на кого ты показывал пальцем!       — Не расскажешь, — холодно прервал его Фёдор. — За хорошее поведение тебя отпустят лет в 70 на волю. Старого, больного, возможно опущенного и униженного. Но если я узнаю, что на допросе ты упомянул моё имя, то твоя жизнь в тюрьме сможет состязаться с пытками в аду. Уж об этом я позабочусь. И ты будешь винить себя весь остаток своего скудного существования за то, что не выбрал второй, щедро предложенный вариант.       — И... Что это за вариант?       — Самоубийство, — как раскат грома прозвучало это слово. — Я даю тебе возможность быстро и безболезненно свести счеты с жизнью, унеся все секреты с собой в могилу.       — Никогда!       Выпалил мужчина, страшно выпучив глаза. Он смотрел в безумные глаза своего палача и понимал, что тот не даст ему ни одного шанса на спасение и исход уже предрешён.       — Это возможность начать свою жизнь с чистого листа, — как ни в чем не бывало продолжил Достоевский, скрещивая на груди руки. — Оставив позади всю тяжесть совести. За убийства придется отвечать. Перед судом, перед близкими жертв, перед самим собой. В тюрьме ведь легче не станет. Каждый новый день будет уничтожать тебя сильнее предыдущего.       — Быстрая смерть или мучения до конца жизни?!       — Технически, — Фёдор склонил голову в бок. — Так оно и есть. Не всегда любая жизнь, какой бы она не была, лучше смерти.       — Лучше бы я никогда не знал тебя, — в сердцах выбросил мужчина, сжимая руки в кулаки. Безотчетная неприязнь выросла в нем до ненависти. — Один раз оступился, убил... И что теперь, на моей жизни ставить крест?!       — Убийство никогда не считалось мелочью в этом мире. За любое преступление наступает расплата. Кто-то воздает сполна, кто-то откупается. А для кого-то отдать свою собственную жизнь будет даже мало.       Кулаки медленно разжались, оставляя после себя красные полумесяцы от ногтей на ладонях. Достоевский следит за каждым действием, его исполнительной жертве не останется ничего, кроме как подставить свою яремную вену под клыки хищника, предлагая пустить его кровь на месте, признавая его превосходство. Но жалкую попытку он все же предпринял:       — Но у меня даже пистолета нет, — простонал мужчина.       — Об этом я позаботился.       Достоевский залезает в карман пальто, доставая оттуда одну перчатку. Он натягивает её на бледную руку, совсем не торопясь с этим делом, а затем, уже из второго кармана, вынимает пистолет, протягивая свою последнюю подписку убийце.       — Что мне мешает выстрелить в тебя сейчас? — сразу пришел в себя мужчина, как только оружие оказалось в его руках. Но руки дрожали. — Убью, как шелудивого пса, сделав во лбу дырищу.       — До приезда полиции осталось 20 минут, так что советую поторопиться, — проигнорировал его вопрос Достоевский, считая, что все и так очевидно. — Мне бы хотелось успеть насладиться зрелищем, как твои недалекие мозги разлетятся по квартире.       Но убийца по-прежнему продолжал держать пистолет наведенным на Фёдора, а для лучшего прицела даже вскочил на ноги. Достоевский только покачал головой, утомленный человеческой глупостью:       — Сам подумай, скрыться ты не успеешь, да и не сможешь. И силенок у тебя не так много, — Фёдор поднимается с кресла, расправляя пальто, специально подставляясь под дуло. — Ты не выстрелишь в того, кто стоит к тебе лицом. Не причинишь зло в открытую, а вот в тихую, со спины, да так, чтобы жертва ещё помучилась в агонии — вот на это ты мастер. Человек соткан из своих пороков. И о твоих я наслышан хорошо... И ты правда хочешь, чтобы после всего, что ты сделал, всё сошло тебе с рук? — эспер качает головой. — Нет, так дела не делаются. Тебе ведь всё ещё важно, чтобы больная лейкемией мать получала профессиональную помощь?       — Заткнись! — взмахнув пистолетом, пригрозил мужчина. — Даже не смей упоминать её!       — Каждая мать мечтает о том, чтобы её ребенок жил безбедно, чтобы всё у него было хорошо, — Фёдор делает шаг в сторону. — Но не у каждой эти мечты сбываются. На старости лет узнать о том, что сын стал серийным маньяком, да и настолько масштабным, что потребовалась помощь от детективных агентств Японии... Это, должно быть, удар.       — Замолчи! Это ты! Это издевательство! Это из-за тебя приехал кто-то извне!       — Принимать правду тяжело, но на то она и правда, — Фёдор улыбается, вызывая своим действием скрип зубов своего собеседника. Ярость захлёстывала его. — Мне нужно было, чтобы некоторые люди покинули Йокогаму. И желательно, чтобы они же и не возвращались слишком рано. Здесь нет ничего личного, только обстоятельства.       Достоевский переводит взгляд на пистолет. Если он не получил пулю в первые тридцать секунд, значит в него уже и не выстрелят. Чем больше времени идёт, тем скорее нагрянет полиция. И тем сильнее сломается, засомневается в себе жертва.       — Сегодня оборвется только твоя жизнь, — продолжил Фёдор. — Ведь твоя смерть станет залогом того, что больная мать сможет встретить завтрашний рассвет. А человек, много потерявший в своей жизни, отдаст всё, лишь бы сохранить то единственное, что ему небезразлично. Мы связаны невидимыми узами с теми, кто нам дорог и близок. С теми, кого мы любим, — неважно, о какой любви идет речь...       — Не надо исповедей! — Достоевский удивлённо приподнял брови. — Ты манипулируешь мной тем, что сам считаешь для себя дорогим. Ты сам несвободен и знаешь цену не только себе, но и своему окружению. Я бы пожелал удачи, но если честно... — Его взгляд был пронзительным и твёрдым. — Надеюсь, вы все сдохнете.       Слова прозвучали как проклятие, каждый слог был пропитан ядом, пробирающим до костей.       — А ты – в муках, — мужчина разворачивает пистолет к виску, прожигая демона взглядом. Отчаянный человек решился. — Я делаю это только ради мамы.       А дальше выстрел. Крови брызги. И страшный грохот падающего тела.       — И она будет рада тому, что вы наконец воссоединились.              Заключает Достоевский, покидая квартиру. Около черного входа его встречает зонт над головой, а после Николай. Несносный ветер, томные огни, мозаичная плитка тротуаров: встречает город лёгкие шаги, и сердце не жалеет ни удара.

***

      — Как он мог так поступить! — возмущался Рампо, стоя перед трупом мужчины. Он был разочарован. — Я столько сил потратил на его поиски, чтобы сейчас констатировать банальное самоубийство.       В ответ на удивлённые взгляды полицейских ни один мускул не дрогнул на его лице. Куникида тоже задумчиво всматривался в лужу натекшей крови, о чём-то усиленно думая, смежив брови возле переносицы. Эдогава же перестал разглядывать труп самоубийцы, обращая своё внимание на окружение жертвы. Не заправленная и не свежая постель, слой пыли на шкафах и тумбе, лёгкий беспорядок на столе, но ничего важного из него не выделяется. Полная пепельница на подоконнике, одна из сигарет ещё "теплая", винная пробка...       Один момент всё-таки заинтересовал Рампо.       — Куникида, обрати внимание, — детектив подходит к газетному столику. — Стоит два винных бокала.       — Правда, — Доппо подошёл поближе, присаживаясь на корточки. — И прикасались к каждому по отдельности, разные люди...       — Господа детективы, давайте не будем углубляться в детали, — поморщился инспектор местной полиции, бесцеремонно вклиниваясь в диалог, до этого их подслушивая. — Вы же сказали, что это было самоубийство. Давайте и остановимся на этой версии.       Ему явно хотелось побыстрее закрыть дело и не усложнять ситуацию, за почти даром получив свою премию за кураторство, но Рампо уже понесло:       — Здесь был кто-то еще… — детектив замолчал. Новая мысль ловко зацепилась в его голове, и страшная догадка блеснула у него в уме.       — И?! — вопросительно посмотрел на него инспектор, готовый наброситься на Рампо, как сорвавшийся с цепи бешеный пёс.       — Ничего, — покачал головой Эдогава, переводя свой взгляд на напарника. — Мы здесь больше не нужны.

***

      Они быстрым шагом покинули квартиру. И отойдя достаточно далеко, Рампо с досадой пнул жестяную банку, валявшуюся у него в ногах. Выдающийся детектив понял, что самоубийство бариста — дело рук третьего игрока.       — Почему мы перешли в отступление? — спросил Куникида, поправляя очки. — На месте многое указывало на то, что мы имеем дело не с простым самоубийством.       — Потому что мы тратим своё время в пустую! — Рампо поднимает свои изумрудные глаза и смотрит ими прямо в лицо коллеги. — С самого начала нас только и делают, что водят за нос. Профессиональные убийства, интриги, подсказки. Это лишь обман, ничего более, чем прием для отвода глаз. Ложное ощущения того, что мы играем на большой сцене, когда на самом деле, всего лишь заняли минуту от антракта. Кому-то было выгодно то, что бы мы убрались из Йокогамы. Полиция же с самого начала не была заинтересована в ведении дела. Они все куплены и я уверен, что как только мы ушли, многие улики были бесследно уничтожены.       — Йокогама не осталась без сильной опоры. Ацуши и Дазай все ещё члены ВДА. И раз дело закрыто, то сейчас, настало самое время купить билеты домой и поделиться полученной информацией с остальными членами.       — Кто-то очень умный и опасный меняет пешек местами и делает интересные ходы, — Куникида достал телефон, набирая в поисковой строке местный аэропорт, чтобы купить места в самолёте. Пальцы быстро и точно набирают искомое, вот только серо-травянистые глаза неожиданно расширяются. — Хм? Что там такое?       — Билетов нет в продаже. Ближайший рейс будет через полторы недели.       Рампо смотрит в экран, глядя на красную бронь мест. Полный солд аут, эта и следующая неделя полностью раскуплены. И вновь смутное чувство наносит свой удар.       — Это всё не к добру... — детектив разворачивается в сторону дома самоубийцы. Шагнул даже вперед — и вдруг ему стало страшно. И даже не мыслями страшно, а почти физически, словно от опасности, которая надвигалась, как грозовая туча над горизонтом. — Где-то была ошибка..