Fyodor's Brilliant Plan

      Дни проходят, сливаясь с ночами, наблюдая, ожидая, предвкушая возвращения Достоевского. Дазаю безумно хотелось расслабиться и отпустить всё, что ужаснейшим камнем тянуло его сердце вниз, периодически, с холодком пробегаясь по его душе коготками. И в какой-то из этих странных, так быстро сменяющихся дней, Осаму не только понимает, что скучает, но и осознает, что скучает он далеко не от безделья, а сгорая, как спичка, от того, что внезапно объявившийся муж также внезапно исчезает, не выходя на связь и не давая ни малейшего намека на скорое возвращение.       В такие моменты Дазай старательно пытался занять себя делом. Компромат. Слово, выжженное в каждом втором сообщении в его телефоне, настолько ему осточертелое, что кислотно въелось в сознание детектива. Сравнить можно было только с укусом гадюки — с каждым часом яд всё сильнее отравляет тело, как и здесь, с каждым днём, час от часу легче не становилось. Найди он сейчас эти чёртовы бумаги, забирая из рук Фёдора потенциальную опасность для всей Йокогамы, шатен мог бы оказать себе милость, и уже после всего свершившегося подумать над своими чувствами. А думать пришлось бы о многом. Начиная от порыва ненормального восхищения во время вещания и огласки убийства, заканчивая тем, что демон проник в сновидения Дазая, творя там настолько безбожные вещи, кои Осаму и представить себе с трудом мог.       Перед глазами безостановочно поплыли совершенно новые видения минувшего сна. Фёдор, привязанный к кровати, обнаженный Фёдор, лежащий на спине со своей вечной намекающей усмешкой, полностью беспомощный, но все еще считающий, что главный здесь он... Дазай, демонстрирующий ему беспочвенность этого утверждения всеми способами, которые он успел выучить за свою жизнь, пока Достоевский не начинает извиваться под ним, запрокидывая голову и пытаясь избавиться от пут, но на самом деле не желая свободы... Осаму закусывает губу. Ему нет разницы, кому и где быть. Он бы с лёгкостью изменил своим позициям, лишь бы получить то, что так внезапно стало желаемым.       Пройдя два круга по квартире, Дазай решает пересмотреть свой подход к поиску компромата. Начал детектив с кабинета Достоевского. Хотя он уже много раз осматривал его, что-то не давало ему покоя, что-то явно ускользало от его внимания. Ещё раз окинув взглядом кабинет, он присмотрелся к книжному шкафу. Конечно, прятать документы в книгах как-то примитивно для Фёдора, но какая-то нелогичность всё-таки присутствовала. И наконец до Осаму дошло, что он обнаружил, то что нужно.       Это была с виду ничем не примечательная книга, и на первый взгляд, она не отличалась от соседних томов. Её выдала едва уловимая стёртость переплета. Книги, которые часто читают, не ставят на такую высоту, откуда их трудно достать. Рост Дазая позволил дотянуться до верхней полки. Осаму вытащил из ряда том античной мифологии, под обложкой которого он обнаружил несгораемый ящик с цифровым кодом. Цифры на некоторых кнопках были немного стёрты и код можно было легко определить. Это говорило о том, что внутри нет ничего ценного, скорее, там хранилось что-то личное, имеющее важность только для хозяина квартиры. Стал бы Достоевский совмещать свою работу и что-нибудь личное?       Всё неразгаданное, запрещённое возбуждает интерес. Дазай, сгорая от любопытства, быстро набрал код. Внутри лежал старый фотоальбом. Кожа на обложке давно выцвела. Когда-то на ней был выбит герб, но сейчас рисунок было не разобрать. В альбоме не лежало фотографий, он был полностью забит нотными грамотами, а некоторые были особенно потрёпаны из-за того, что их часто доставали. Жаль, что Дазаю так и не посчастливилось выбрать и послушать живое исполнение произведения от демона на виолончели.       И вот он. Выпавшие на пол, сшитые в папку листы. Сильнейший козырь в рукаве Достоевского теперь выстилается на руках Дазая. Компромат. Однако, дикая мысль зародилась в голове детектива. «Может сделать вид, что ничего не было? — кареглазый открывает сшитые страницы, пробегая взглядом по строчкам "Эксперимент Арахабаки." — Чтиво занятное, но не более чем пустышка. Ставить на то, что Фёдор такой же человек, способный ошибаться, равносильно тому, чтобы расписаться в собственной глупости... Отдай я компромат в руки Портовой Мафии, как ничего меня больше с ним не свяжет...»       Но ведь это было неправильно, разве нет? Тот человек, которым он был — или которым хотел быть, — должен вести себя не так.       Осаму замер. В какой момент он соблазнился мыслью о предательстве? То, что поселилось в его голове и бабочками отзывалось где-то в области желудка опасно. В конце концов выгнал детектива из квартиры именно страх. Просто побег. Спасение бегством. Зов мнимого долга перед кем-то не смог перебороть его интереса к Фёдору, но страх потерять себя потянул чашу весов вниз. Достоевский завладел его сердцем — а Дазай даже не заметил, как это произошло. Что же ещё он отнимет, если позволить ему?       Он вышел в подъезд, дошёл по лестнице до площадки и обогнул её. Здесь было тише и темнее, чем в квартире. Свет осеннего солнца, сочный, стеклянный и водянистый, как спелое яблоко белый налив, освещал площадку. Дазай остановился возле стены. На ней было венецианское окно с орнаментальными гербами по углам стекла. Цветные зайчики падали с него на пол и подоконник. Время подумать, хотя ответ уже очевиден. «Чёрт с тобой, Фёдор Достоевский, — Дазай невесело смотрит в окно. — Победа оказалась на твоей стороне, но это не значит, что я разом предам Агентство, Мафию и Отдел. Компромат будет у них на руках. Неспроста же мы договорились оставлять работу за порогом..»

***

       Накаджима Ацуши ещё мальчишка, ещё совсем юное, но самое решительное и смелое существо, молодняк и юниор с пламенным горячим сердцем. Только на плечи такого сотрудника можно было оставить всё детективное агентство, пока ведущие детективы совершают путешествие в столицу мороси и шестичасового чая. Он не совсем так прост, как оно может показаться на первый взгляд.       Дазай всегда наблюдал в мальчике-тигре недюжинный потенциал, ставки на который никогда не прогорали. Однако, войдя в кабинет сегодняшним утром, на него уставились глаза полные удивления, а также проскочило что-то, что мелькало во взгляде Куникиды, когда старший детектив оставался далеко за полночь за работой, так и не приходя домой.       — Д-Дазай-сан! — несмотря на выражение лица Ацуши, говорящее «полон надежд, но готов к разочарованию», парень улыбнулся. — Вы...       — Вышел на работу. Хотя, — Осаму оглядывается по сторонам. Никаких следов беды или недавних бедламов. — Ты и в одиночку неплохо присмотрел за агентством.       — А газета? А новости?       — Пара пустяков. Пресса на то и пресса, что пишет всё и ничего одновременно. А в новостях приукрасили...Так, царапина, — Осаму вновь смотрит на Ацуши. Чужие дети растут быстро. Накаджима изменился, но ему все также нечего печься о здоровье своего наставника. — Не бери в голову. Всё превосходно. Один справлялся?       — Ну...— Ацуши отводит взгляд в пол и скромно улыбается. — Не совсем один..       — Ооу~ — Дазай снимает с себя пальто и вешает его на спинку рабочего кресла, расправляя ткань ладонью. — Очень интересно.       — Нет-нет, ничего такого! — Ацуши, активно жестикулируя, замотал головой. — Просто помощь..       — Ты так и не научился скрывать то, что написано у тебя на лице. Не хочешь говорить о своем помощнике? И ладно! — Осаму добродушно пожимает плечами. — Зови его или её чаще, если после вашего сотрудничества здесь ни сучка ни задоринки.       — Я бы хотел... Мне наверное нужна помощь... Я бы хотел отблагодарить своего помощника.       — И в чем проблема, а, Ацуши?       — Он вспыльчив и своенравен, но умеет сдержать себя, когда надо. Он отважный. И смелый. А ещё очень замкнутый...       — Продолжай.       — В отличие от других, он всегда меня слушал, даже когда мы готовы были убить друг друга. Как это всё-таки странно, но... Почему-то даже восхитительно. Он так не похож на всех остальных...       — Звучит многообещающее, что-то ещё? — Осаму приподнимает бровь, с подозрительным прищуром рассматривая Накаджиму.       — Дазай-сан, как у вас идут дела с Накахарой-саном? На свадьбе вы общались так... Дружески. «Какая наблюдательность», — язвительно подумал Дазай, ловя себя на мысли, что уже долгое время не вспоминал доброе послание своего бывшего напарника, как и просто Чую, словно его память очистила всё, что было связано с этим человеком.       — Мы и есть друзья, Ацуши. Так к чему вообще его упоминание?       Он чувствовал на себе его взгляд.       — Знаете, он очень неравнодушен к вам, — внезапно сказал парень. — В последнее время это особенно заметно.       И кажется, в этот момент витиеватый пазл нашел свои места. Складывалось ощущение, что всё время шатен смотрел на происходящее через кривую линзу, а затем резко её сбросил и огляделся. До Дазая вмиг дошло всё то, что пытался до него донести Накаджима.       — И как давно Мафия помогает Детективному Агентству в будние дни?       — Достаточно... — честно признался юноша, тупя взгляд в пол, словно там была подсказка, реплика, которую стоит прочитать для дальнейшего разговора.       — Вряд ли ты настоял на приглашении кого-либо в здание агентства, да и настолько добродетельных мафиози я давно не встречал, только если они не были движимы личными целями.       — Директор принял помощь от босса Портовой Мафии. Им всем было важно, чтобы за вами могли присмотреть обе стороны, — Ацуши поднимает свои глаза за наставника. — Особенно после нападения на вас. Все знают, какую большую роль вы играете.       — И кого конкретно назначили в мои потенциальные няньки?       — Накахару-сана и Акутагаву. Накахара-сан часто ругался на то, что вас постоянно не было на рабочем месте, но именно он мог лучше всего подделать ваш почерк.. — и с этими словами Накаджима загадочно покраснел. — Но...       — Но сказать пламенное "спасибо" тебе явно не Чуе хочется, верно?       Ацуши призадумался, не спуская с него своих глаз, потом улыбнулся ласково и кивнул головой в знак согласия. Но вид у него был того, кто бы удивился, что от крошечной искры взлетел на воздух весь пороховой завод. Дазай же испытал некоторое облегчение от слов парня, поэтому Накаджима продолжил:       — Акутагава сделал очень многое, — Ацуши прислоняется к стене, очень легко улыбаясь. — Странно было смотреть на него и видеть просто спящего человека... — Дазай в этот момент промолчал, не задавая дополнительных вопросов. — Человека, который больше не причинит мне вреда, который дорожит мною, но в то же время явно не жалует разговоров о чувствах. Возможно, он их совсем не понимает. А может, даже боится открывать в себе что-то новое... Такой уж он человек... Дазай-сан, вы смогли полюбить Достоевского? Почувствовали к нему хоть что-то теплое, что с трепетом могло отразиться в вашем сердце?       — Возможно, — неожиданно спокойно признается детектив, хоть и пожимает плечами. Именно над вопросом своих чувств ему и следовало разобраться в ближайшее время, а утаивать что-то уже сейчас - просто не было смысла. — Любить можно и ради выгоды, ради благ, да просто, любить ради любви. И какой-то любовью Фёдора я люблю.       — А настоящей любовью?       — Настоящей?       — А умер бы он за вас? И, если бы умер, смогли бы вы жить дальше? — без единой эмоции спросил Накаджима, с горячими от собственных слов глазами. — Я думаю, что настоящая любовь — это когда человек становится твоим миром, и ты готов пожертвовать всем ради этого мира. Когда ты понимаешь, что хочешь быть с ним всегда, и тебе больше ничего не нужно, кроме его счастья. Это страшно сильное чувство, и оно самое светлое и прекрасное, что может быть в этой жизни...       Дазай молчит. Фёдор бы не отдал свою жизнь взамен его, но он убил того, кто поставил под угрозу жизнь детектива. И убил мгновенно, не давая право на помилование. Это любовь? Достоевский жив, но где-то далеко, в какой-то мнимой ссылке, не выходя на связь и ничего о себе не докладывая. А Осаму почему-то это не безразлично. Он замечает его отсутствие и чувствует что-то. Это любовь?       — Кажется, я понял, — голос детектива прозвучал тепло и печально. — Тогда у нас с Фёдором совсем не то, — Дазай поворачивается к окну, разглядывая безоблачное небо. Печаль наигранная, ведь спустя мгновение, губы шатена в улыбке приподнимаются вверх. — Но ничего, зато у тебя ещё вся жизнь впереди. Главное, ты и вправду много знаешь о любви. Знаешь, чего хочешь. Хотя на мой взгляд, любить надо без смертей друг друга. Иначе, это величайший эгоизм в форме полного самопожертвования и глубокой жертвенности.       Пусть для мальчика-тигра останется завесой тайны то, что же понял детектив из его слов. В мире Дазая краски выглядят иначе, поступки топором пересекают реальность. Не каждому расскажешь, что твой собственный муж без просьб и предупреждений убивает того, кто хотел убить тебя. Это может быть и не любовь, но может, это окажется и что-то выше этого чувства.       — Вот как... — слегка озадаченно протянул Ацуши. — Я вам верю, если вы так говорите, значит, это правда: ведь вы всегда так хорошо разбираетесь в людях... Всегда этому поражался... — парень прерывает свою речь, начиная чуть эмоциональнее. — Нет, ну, у вас ведь большой опыт! Я в этом смысле...       — Да, это бывало очень часто, — подтвердил Осаму, проводя пальцем по стопке листов на краю стола. — Но знаешь, ведь это никогда не заходило дальше, не заканчивалось чем-то серьезным... Одни просто исчезали, другие легко переключались на кого-то нового, да и я сам, — Дазай подмигивает. — Не самый благонадежный человек. А настоящая любовь... Та, о которой пишут в книгах, но которая почти не встречается в жизни... Я, если честно, не совсем понимаю, какая она. Вот мы с моим мужем живём мирно, он ко мне добр, хоть и суховат, капризы мои исполняет: что ни попрошу, всё купит и сделает, — детектив откидывается на спинку кресла, глядя в потолок. — Я знаю, что с ним никогда ни в чём не буду нуждаться. И, наверное, я счастлив, но... Может ли это быть настоящей любовью?       — Дело наверное в счастье..       — Ацуши, себя по моему примеру ты судить не сможешь. Ты рассказал мне даже больше того, что мог бы. Теперь просто повтори всю свою речь для Акутагавы, только желательно избегая момент с "Я умру ради тебя." Кстати, это что?       Дазай показывает на массивную синюю папку, на корешке которой остался большой след от синих чернил. Взяв её в руки, шатен несколько раз повернул её в руках, рассматривая с каждой стороны.       — Это... Работа Накахары-сана.       — Как интересно, — Дазай снимает резинку и открывает папку, беря в руки первый же попавшийся и исписанный лист. Дазай старался по почерку угадать расположение духа, в котором был написан отчёт, пока приглядевшись не заметил то, что сходство со своим почерком почти идентично. — Очень интересно...Так, ты хотел как-то отблагодарить Акутагаву за помощь?       — Да, я...       — Сегодня я принёс то, ради чего собственно и затевалась вся свадьба, — Ацуши в неподдельном изумлении смотрит на Дазая, пока тот потянулся к подоконнику. На каменном подоконнике на большом подносе стоял огромный графин с водой и стакан толстого стекла с простыми гранями.— Забирай компромат, зови на встречу Акутагаву, а дальше бери инициативу в свои руки. Предлог для важной встречи по рабочим вопросам у тебя уже есть, — Дазай наливает себе четверть стакана и смачивает горло. — Он не откажется.       Прекрасное, тонкое и молодое лицо его, которому, блестящие серебряные волосы придавали еще более породистое выражение, просияло улыбкой, а щеки зардели персиковым румянцем. Ацуши засветился. От радости он почти было схватил шатена за руки, чем бы сильно удивил Осаму, но сдержался. Кратко кивнув, Накаджима выполняет всё так, как сказал ему Дазай и уже спустя пятнадцать минут, ветер трепал ему волосы, охлаждая лицо от нахлынувшего жара смущения. «Я выполнил свою часть. Йокогама может спокойно выдохнуть, — печатает сообщение Дазай, провожая взглядом через окно фигуру человека-зверя. — Передача компромата сегодня. Со стороны Агентства будет Накаджима, — Осаму отходит от окна, приписывая. — Под моим наблюдением. А Мафия решит сама, кто пойдет на эту встречу.»

***

      Вдохнув полной грудью, можно почувствовать только запах от дымящей сигареты. Сделав это дважды, в нос уже ударяет запах, характерный только для осени. Весь золотой, подсохший и поредевший сад, кленовые аллеи, тонкий аромат опавшей листвы и запах антоновских яблок*, запах меда и осенней свежести. Воздух так чист, точно его совсем нет, повсюду раздаются голоса и рокот проезжающих машин.       И прохладную тишину утра нарушают только сытое квохтанье дроздов на коралловых рябинах. Сигарета гаснет, огонь слабеет, пока и вовсе не догорает до фильтра. Щелчок портсигара, росчерк огнем от зажигалки. В ход пошла вторая штука.       Чуя курит не с целью снять стресс, скорее занять себя чем-нибудь и согреть подмерзающие пальцы. Ещё совсем недавно он был на свадьбе этого заносчивого прохиндея Дазая, чуть позже стрелял с крыши в наемника, стремящегося его убить. А между всем этим месяцы и месяцы молчания, где ни единой весточки не получала ни одна из сторон. Жизнь вообще непредсказуемая штука.       Всем нутром вокруг себя Накахара ощущает кроткую улыбку увяданья своего окружения. Уходит лето, уходит тепло... Всё уходит, как когда-то один человек. Эти мысли стали настолько навязчивыми, что мафиози перестал их от себя отгонять. Он стал позволять себе думать о Дазае, думать о том, что им двигало, какая у него была мотивация. С чего он так улыбался на свадьбе, опять пуская в ход какие-то намеки, которые недалёкому Чуе были чужды.       Несколькими часами ранее, Мори вызывал его к себе на ковёр. Новое задание заключалось в том, чтобы Чуя из тени составил сопровождение для Акутагавы, который "Должен стать важной частью нашего плана. Он — основной переносчик." И никаких вопросов, к слову, всё как и обычно. Дан приказ — исполняй. От Чуи столько скрывают, что он перестал обращать на это внимание. Его поднимают посередине ночи, вырывая из собственной квартиры, ставя перед фактом, что сегодня он убьет человека, ради того, чтобы его личный предатель Дазай Осаму жил, а дальше работы было так много, что Накахара и забыл, в какой момент он оказался в кресле Вооруженного Агентства, наблюдая за тем, как Ацуши объясняет Акутагаве ход новой работы.       В какой момент его жизнь так круто изменилась? Друзья, враги... Границы размылись, словно их никогда и не существовало. Потянуло на лирику и захотелось душевных разговоров.       — Накахара-сан, с вами всё в порядке? — рука мальчика-тигра ложится на переписываемый листок, заставляя Чую посмотреть ему в лицо. — Вы два часа безвылазно сидите за работой. Пора бы сделать перерыв.       — Ничего ещё не пора, я только начал..       — О, вы доделываете отчёты Дазай-сана? — Накаджима берет один из готовых экземпляров, пробегая по нему взглядом. — Как...Как похоже...       — Сам сделать нормально не может, — Чуя отводит взгляд, глядя на стол. Глаз не скроешь, он устал. — Ещё и не появляется, урод...       — Вы переживаете за Дазай-сана?              Чуя мотает головой. Акутагава всё ещё в зоне его видимости, но пара шагов и тот скроется за поворотом. Самое время его нагнать, но продолжать держать дистанцию. Накахара выходит на небольшой открытый рынок. Наверное, только осенью он встречал на них такие натюрморты из изобилия овощей. Ничего не цепляет его взгляд, пока не наступает момент уйти. Всего мгновение, где-то сбоку, в периферии зрения, Чуя замечает знакомый женский силуэт, продающий яблоки. Но стоит ему только обернуться, как пустующий прилавок встречает его. Показалось.       Видения не заканчиваются на этом. Выйдя следом за Акутагавой на главный проспект, Чуя находит странным, что из всей толпы людей, он способен легко опознать ещё двоих. Накаджима Ацуши, который что-то рьяно прижимал к сердцу, был слишком чем-то возбужден и сам поминутно кого-то искал в гуще народа. Чуть поодаль от него, выдерживая интервалы, шёл Дазай. Ошибиться с ним было невозможно. Он изменился. Ранение, может брак, может личные изменения всё же не оставили Осаму таким, каким он был. Что-то поменялось. Это и бросилось в глаза мафиози. Было много моментов, когда Накахара мог решить, какой стратегии ему придерживаться при виде Дазая. Но любая из них была слишком сложной, а если и не сложной, то скорее провальной.       — Это развлечение, которое можно отложить, или мне следует пойти одному?       С каждым шагом они всё ближе. Ацуши и Акутагава заходят в неплохое кафе, скрываясь за его массивными дверьми, с деревянными инициалами названия. Жаль, что вместе с ними за эти двери не проскочил и Накахара, ведь сладкий голос бывшего напарника уже звучит над ним.       — О чём ты? — поднимая голову на шатена, спрашивает мафиози.       — О сопровождении внутри кафе. Босс же сказал тебе, с какой целью ты сопровождаешь Акутагаву? — Чуя сжал свои зубы. — Ясно, — спокойно повел плечами детектив. — У Ацуши папка с компроматом на Достоевского. Хотя, возможно и это от тебя нагло скрывали.       Лицо Чуи дало для Дазая больше информации, чем мог сказать рыжеволосый парень.       — Боже мой, не расстраивай меня, раньше в тебе было больше запала, ты по крайней мере интересовался теми вещами, которые должен был выполнить, — Осаму улыбается. — Я кстати и замуж именно с этой целью выходил. Получить, найти и принести компромат.       — Ты..?       — Потом поговорим, предположим, что сейчас я смогу удержаться от констатации очевидного факта — тебя обвели вокруг пальца. Если короче, Чуя-кун стал идио..— Дазай недоговаривает, замечая, как резко вспыхнул огонь в голубых глазах. — Разговоры в сторону. И не заигрывай со мной своими глазками~       — Я ни с кем не заигрываю! — повысил голос Накахара. — Я никогда ни с кем не заигрываю. Ты всегда так думаешь, но ты ошибаешься.       — И что на твой взгляд, ты только что делал?       — Это не заигрывание, это разговор. Совершенно нормальное явление между...       — Твои слова бессмысленны.       — Только для идиота, который понимает себя не лучше, чем кого-либо ещё, — резко съязвил Накахара, прожигая взглядом фигуру бывшего напарника.       — Хорошо, я пойду один.       — Знаешь что? Прекрасно. Мне надоело ждать, пока ты это решишь. Ты действительно самый глупый гений, которого я когда-либо встречал.       — И всё же, гений. А ты полностью уверен в том, что зайди я один, такое важное событие, как спокойная передача компромата останется прежним? — нехорошая улыбка растянулась на лице детектива. А Чуя получил ещё одну медаль за собственное поражение. Наверное, это единственная коллекция, от которой рыжеволосый хотел бы навсегда избавиться. — Настолько мне доверяешь, что готов рискнуть несколькими сотнями жизней? Ты ведь особенный, выбранный для слежки. Ты следишь не только за Акутагавой, но и за...       — Это то, что ты делаешь, не так ли? — Дазай опешил, а Чуя с удивительным для него настроем на сегодня вновь его прервал.       — Делаю что? — приподняв брови, невинно спрашивает шатен.       — Ты ищешь во мне дыры, а потом проникаешь во все из них.       — Ммм...И да, и нет.       — Это не ответ, Дазай!       — Ну-ну, — ласково журя продолжает Осаму, похлопывая Накахару по плечу. — Не заводись. Потом поговорим. Например завтра. Я назначу время. А теперь пойдём.       Принять поражение – это уже половина победы. Правда, играя в эту игру с Дазаем, победы для себя можно и не ждать вовсе. И именно с этой мыслью, Чуя проходит за детективом в кафе, предчувствуя, что самое интересное ожидает их впереди.

***

      Огромный зал, полный воодушевленных, ярких и незабываемых лиц, сцена с большим роялем и строго одетой пианисткой, усевшейся за ним, умеренные аплодисменты, несколько секунд медленной глубокой музыки, сотрясшей хрустальную тишину. Чуя с удовольствием бы насладился моментом соединения с прекрасным, моментом полного внемления музыки, когда исполнитель ловко, клавиша за клавишей играет мелодию лежавшую на сердце, помогая пережить какие-то внутренние незаурядицы. О, это было бы незабываемо, если в этот момент Накахара не был готов провалиться под землю, лишь бы оказаться как можно дальше от этого места и своего позора.       Пора отдать дань смущению и чувству неловкости, которые пришли от мыслей, насколько Чуя сейчас комичен и жалок одновременно. Под столом, на коленях, за спиной Дазая, который уломал на эту авантюру одинокую, чуть подвыпившую девушку, которая охотно предавалась самому рискованному флирту, коротенькая юбочка которой позволяла любоваться её красивыми ногами, что Осаму и делал, вызывая румянец и кокетливое хихиканье у девы. Больше всего сейчас мафиози ненавидел только Дазая. Ничего не могло с ним сравниться в этот момент. Чуя краснел вместе с девушкой, непроизвольно подслушивая, чего только не наплёл ей детектив, в каких только тонах и полутонах он не расписывал ей всякие небылицы. И как он это делал!       Его лукавый, игривый, зазывающий, бесхитростный взгляд, какой бывает только у самого честного лгуна, мягкий, бархатистый голос, коим он крайне живописно описывал такие картины, которым бы позавидовали эротические романы. Все его жесты, взгляды, двусмысленные намёки, всё вмиг создавало из него искусителя, ловко играющего с жертвой своих чар.       — Я сейчас же уйду, — с пылающими щеками сказал мафиози, как только пассия Осаму встала из-за стола и куда-то удалилась. — Довольно, хватит с меня.       — И зачем? Это такая мелочь. Кроме мимолётного флирта, ей никаких отношений пока не хочется, но потребность заботиться о ком-то прямо гложет. Вот мы и помогаем друг другу. С её столика — замечательный обзор на Ацуши и Акутагаву, пока нас закрывают соседние столы и часть бара, с меня — заинтересованность, обман, утешение, словом, только флирт. И я не собирался выходить за его границы.       — Это соблазнение, а никакой не флирт!       — Соблазнение должно быть заманчивым, притягательным, доводящим до сумасшествия.       — И полчаса ты не доводил эту девушку до сумасшествия? Она с минуты на минуту ждёт, что ты кинешься ей в след, чтобы показать, какой ты мастер не на словах, а на деле.       — Узнал для себя что-то новое?       Чуя не ответил, отвернувшись от детектива. Сложно было забыть, что соблазнение женщин раньше являлось его любимым занятием в свободное от работы время. Хотя Дазай это называл "Поиском своей половинки для парного самоубийства".       — Ты невыносим. Если тебя действительно терпит Достоевский, то я готов поверить в то, что вы друг друга стоите.       — Может и терпит, но твоя реакция мне нравится больше.       — Что ты сказал? — Накахара разворачивается. — Ты сейчас серьёзно?       — И что бы ты хотел сейчас услышать?       — Что-нибудь искреннее, а не тот бред, которым ты подкупил ту девушку.       — Присоединяйся ко мне завтра. Есть не пыльная работёнка. Там и поговорим. Я отвечу на все твои вопросы, какими бы они не были, а сейчас смотри, — щека Дазая почти касается щеки Накахары, когда шатен неожиданно приближается, показывая пальцем на столик, за которым сидели его бывший и нынешний ученики. — Ещё пара минут и они разойдутся. И ты вновь пойдешь за Акутагавой до Мафии, после докладывая, что всё прошло успешно. А я уйду уже сейчас, чтобы вовремя поймать Ацуши на улице.       — А... — Чуя переводит взгляд на пустой стул, за которым раньше сидела увлечённая флиртом девушка. — Если она вернётся?       — Так скажи ей что-нибудь убедительное, — Осаму подмигивает, выныривая из-под стола. — Например, что женщины меня не интересуют.

***

      — Смею поздравить с успешным выполнением задания и с началом отношений?       Дазай широко улыбается, догоняя Ацуши, выравниваясь с ним по шагу, идя нога в ногу, при этом убрав руки в карманы.       — Да, все верно.       С той же искренностью и улыбкой отвечает Ацуши, смотря в небо, ощущая себя самым счастливым человеком на всей земле. Однако, спустя пару мгновений, переварив все слова своего наставника, Накаджима останавливается, широко раскрыв свои глаза.       — Я говорил шепотом и в углу, ему на ухо, как могли вы узнать? — сообразил вдруг Накаджима.       — Я там сидел под столом. Не беспокойся, Ацуши, я все твои шаги знаю.