Fyodor's Brilliant Plan

      Дазай лежал в своём белоснежном костюме на огромной кровати, застеленной красными, как благородное бордо простынями. Детектив даже счёл бы этот цвет пошлым и крайне вульгарным для спальни в собственной квартире, чем допустим в любовном отеле. Хотя, цвет под самый тон тому, о чём сейчас размышлял шатен. Мысли его были слишком туманны, чтобы их можно было описать. Однако в них, несомненно, присутствовало нечто таинственное, некое смутное чувство поражения – и в первую очередь, Дазай проиграл сам себе. Вот так жертва и попадает в капкан к своему хищнику. Наверное, жаловаться на скуку в обществе Достоевского больше не стоит.       Детектив смотрит на занавешенное шторой окно, сквозь мелкую щель которого косыми лучами падал свет луны. Он всё чего-то ждал. Осаму явно себя не относил к обществу целомудренных дев, да и девой не был, хоть сегодня и выступил на арене этого с лихом разошедшегося мероприятия в роли невесты. О его слегка потускневшей девственности уже не было и речи, ведь жизнь была бурной и интересной. Иногда можно было и за любой поманившей юбкой примкнуть, а ещё реже за подолом мужского пальто, если случайно Дазай замечал интерес и обоюдное низкое желание в глазах. Отказывать себе было незачем.       Но шатен выдыхает, прикрывая глаза. Ему до невозможности не удавалось расслабиться. Даже проверенное лекарство - алкоголь, да и тот без толку! А также, не было ни намёка на получение удовольствия... Он ведь лежит и ждёт той самой "Первой Брачной Ночи"? Это одно из немногих предположений, как же можно прекрасно провести время и познакомиться с новоявленным супругом. Проблема была в том, что как бы не напрягал свои извилины Дазай, а образ Фёдора никак не вязался в представлениях интимного характера.       Осаму мог предположить лишь то, что Достоевский собственник, любитель чего-нибудь грубоватого и естественно почти эгоист в постели...А может и быть, что совсем по-другому. Мало ли, что скрывается за фарфоровой маской демона? Нежнейший любовник либо сексуальный маньяк. Из крайности в крайность. Не исключает Дазай и того, что возможно он слишком много сегодня думает. В большинстве случаев люди, даже злодеи, гораздо наивнее и простодушнее, чем мы вообще о них заключаем. Может и Фёдор вполне обычный, насколько это можно, просто скрытный и со своими тараканами в голове.       Дазай облизывает пересохшие губы и глядит в потолок. Красные простыни, казалось, уже обжигали даже сквозь костюм, будто он лежал на костре, принесенный в жертву сразу тремя организациями разом, а там, где рука касалась прохладной материи, чудилось, что под ладонями скользкая кровь. Ничего хорошего этот цвет простыней ему не предвещал.       В основном, в комнате царил полумрак. Его разгоняла только настольная лампа и тонкий свет луны. Из-за этого в углах будто таились зловещие тени, которые насмешливо улыбались Дазаю, намекая на то, что только он сам виновен в том, что оказался сейчас здесь.       Фёдор открыл дверь и остановился на пороге. Он чуть повернул шею в сторону, словно разминая ее, потом неспешно потянул за узел галстука, ослабляя, и неторопливо расстегнул верхнюю пуговицу, открывая шею. Осаму упивался рассматриванием его бледного матового лица, взгляд его бессовестно блуждал по приоткрытой шее. И демон поймал его за этим. С ухмылкой он сказал:       — Будешь спать одетым? — Достоевский внимательно осматривает Дазая, позволяя себе и лёгкую шутку. — Настолько боишься меня?       — Вовсе нет, милый~ — Осаму улыбается так, какими улыбками одаривают своих благодетелей эскортницы, а после садится на край кровати, протягивая к эсперу руки. — Подойди-ка ко мне.       Фёдор останавливается, явно анализируя всю ситуацию. Его аметистовые глаза полны странного для Осаму выражения. В них точность, почти идеальная ясность и... Усталость? О, Дазай хорошо знаком со взглядом, человека страдающего хронической бессонницей. Но чтобы встретить такой взгляд у Достоевского? Просто немыслимо!       — Феденька, я не кусаюсь...Могу же я на основании замужества называть тебя Феденькой?~       — Можешь, — отчего-то совсем спокойно отвечает Достоевский, приближаясь к детективу. — Только дома. Я не приму фамильярность на работе и в любом другом месте кроме дома.       — Такие холодные руки, — уже бурчит Дазай, меняя предмет разговора, взяв Фёдора за обе руки, притянув к себе и пристально посмотрев ему в глаза. — Может сердце зато горячее?~       — Может, — немногословно отзывается Достоевский, слегка улыбаясь лишь уголками губ. — К чему ты клонишь?       — Я? О, как хорошо, что ты спросил~ — Дазай кладёт руки Фёдора к себе на плечи, пока сам притягивает демона за галстук, страстно и горячо шепча почти на самое ухо. — Чем же могут заниматься взрослые люди при выключенном свете?~ Будем предаваться разврату~ К нему и склоняю~       Достоевский посмотрел на Дазая обычным своим задумчивым взглядом, но теперь в этом взгляде виднелся оттенок удивления и как будто вопрос. Через какое-то мгновение взгляд его сделался хмурым и через минуту рука эспера поднялась с плеча на шею детектива. Дазай застыл. Под холодной рукой ритмично бежал горячий пульс. Затаив дыхание и с сильно забившимся сердцем, Осаму продолжил:       — Шучу~ Вот он, самый разврат! — Дазай залезает рукой под свой белоснежный пиджак, вынимая письмо с вымятыми краями, показывая его Фёдору. — Считать деньги со свадьбы достаточно интимно?~       — Подарок со свадьбы? — Достоевский не спешит убирать свою руку с чужой шеи, наоборот, большой палец слегка поглаживает кадык. — И от кого такой щедрый презент?       — Уже и не помню, — лукаво отвечает Осаму.       — Тебя действительно интересует количество зелёных бумажек внутри? « Всегда интересно узнать, за сколько таких бумажек можно продать или купить человека, — улыбается в мыслях шатен, не произнося этого вслух. — А с посланием "Дурак" оно становится и ещё более интересным.»       — Как и любого человека, меня просто интересует моё нынешнее финансовое положение. Свадьба же мероприятие затратное, верно?~       — Nihil sine causa*       — И какой же должна была быть причина, чтобы ты взял меня в мужья и устроил мне такой увеселительный праздник?       — Узнаёшь позже, любимый.       — Фёдор! Скрывать что-то от горячо любимого мужа ужасно дурной тон, — Дазай захлопал глазами, игриво кокетничая, а может и пытаясь вызывать раздражение. — От меня ты так легко не отвяжешься. Я очень привязчив.       — Вот и прекрасно, дорогой, скоро благодаря священным узам брака ты сможешь всегда держать меня на привязи.       Дазай позволяет себе пустить смешок, с юмором у Фёдора точно всё было в порядке. Детектив вновь падает на кровать, отлипая от столь тесного контакта с Достоевским, да и последний уже соизволил отпустить его шею и плечи. Теперь Осаму смотрит на эспера снизу вверх, тешась сравнением, что вот он, коршун над безобидным цыплёнком, хотя ничего плотского в аметистовых глазах шатен и не наблюдал.       — Наконец всё закончилось, — с явным облегчением сказал Фёдор, снимая с себя пиджак, спокойно вешая его на спинку кресла. В белой рубашке и распущенным галстуком Достоевский тоже был...Ничего таким.       — Мне казалось, тебе это нравилось, — Дазай приподнимается на локтях, продолжая следить за Фёдором.       — Сама свадьба да, а вот процесс подготовки меня вымотал, — откровенно признался эспер. — Точность ко всем деталям, мелочам... А сколько было важнейших баталий в выборе, это свело бы с ума любого гения. Но сам понимаешь, "злодею" такого ранга, как я, иначе нельзя, все должно было быть по высшему разряду.       — Злодей?~ Как оригинааально!~ Так и знал, что ты долго готовился к этому дню~ — Дазай выдыхает, растёгивая и у себя верхнюю пуговицу рубашки. Дышать сразу стало легче. — Меня лишь смущает то, что я совсем не пьян. А попытка напиться у меня происходила весь вечер.       — In vino veritas*, разве не ты сам захотел испить со мной с одного бокала?       — Стоп-стоп-стоп. — кареглазый оживляется. — В плане? Что за истина?       — "Абсолютно такой же, ещё не является гарантией такого же содержания". Таковы были твои слова. Я на какое-то мгновение был даже омрачён тем, что ты откуда-то узнал про то, что в моем бокале было не обычное шампанское. Да, яда там не было, как и алкоголя.       — Моя стеклянная трезвость дело твоих рук? Вот это номер! — Дазай громко и протяжно выдыхает, закусывая губу. — Жестоко.       — Я предупреждал.       — Теперь и вовсе пресно... — шатен осматривается по сторонам, не замечая ничего нового в своём окружении. Те же красные простыни, та же мебель из ароматного темного дерева, те же шторы с кисточками, та же чарующая ночная атмосфера. — Может у тебя найдется что выпить? Не пора ли "чарам развеяться"?       Фёдор молча встаёт, ненадолго выходя из поля зрения детектива, покидая комнату. Он возвращается с бутылкой алкоголя, но такого Осаму ещё не видел. Тонкий графин из стекла, с содержимым, напоминающим обыкновенную воду, а рядом несколько рюмок. Поодаль был и простой стакан, что казался наполненным абсолютно тем же, что и графин. Зачем? Неужели в этом доме не найдется ничего покрепче?       — Что за взгляд? — с ухмылкой примечает Фёдор, ставя всё это на прикроватный столик, потом налил обоим, не спрашивая Дазая. Этого, впрочем, и не требовалось: они оба устали. — Такое недовольство. Не я ли исполняю сейчас твою просьбу?       — Вода? — протяжно завывает Дазай, без энтузиазма разглядывая графин. Эспер подошёл к севшему на кровати Осаму и устроился рядом.       — В каком-то смысле, так и есть, — Достоевский подносит ему рюмку водки и стакан воды. — Менделеева вода.        — Не слышал о такой, — Дазай машинальным движением вливает в себя целую рюмку разом. Реакция не заставляет себя долго ждать. Шатен весь сморщился, в груди разлилось огненное, обжигающее тепло, а тело пробила дрожь. — Кхе...Какая гадость..       — И кто же так пьёт водку?       — Водка..? Это в здравом уме и не выпить... — детективу становится веселее. С пьяным блеском в глазах, он просит повторить ему. — Как чистый спирт. Налей-ка мне ещё, дорогой~       И Достоевский в этой просьбе не отказывает.       — Я только костюм для тебя выбирал неделю, вместо того, чтобы строить планы по завоеванию мира, — устало с иронией продолжил Фёдор, только слегка пригубив водки, раскрывая чуть больше подробностей об этой свадьбе и её подготовке.       — Насчет костюма, — решил уточнить Дазай, держа в руках уже вторую рюмку спиртного. — Он белый.       — И что? — Достоевский поднимает свои глаза на Дазая.       — Ну, с определенной точки зрения… — попытался развить свою мысль Осаму. Он нахмурился, пытаясь до конца осознать саму идею собственных слов: алкоголь начал своё действие, вызывая лёгкую заторможенность, и после небольшой паузы продолжил. — В белом цвете..       — Так ты все это время думал, что я тебя буду насиловать? — неожиданно заканчивает начатую детективом фразу демон. — Иногда ты меня сильно разочаровываешь. Белый цвет тебе идет больше, чем мне, — Дазай может поклясться, что слышал смешок. — У некоторых загадок очень простой ответ.       Просто, либо с тайным умыслом, но белый цвет был воплощением Дазая. Сегодня он был лучшей копией самого себя. Достоевский точно знал, что придет в голову детективу и его друзьям. Ацуши весь день пытался бить тревогу из-за цвета костюма Дазая, но по итогу, на замысел с костюмом повелся вовсе не Осаму, а Накаджима.       Дазай замирает, как-то удивительно неожиданно останавливаясь, словно он стал белокаменной статуей. Перед его глазами растекалась дымчатая пьяненькая плёнка, но смотрел он нежно, как-то с восхищением. И смотрел на Фёдора, ловя каждое его слово. У шатена было чудное, немного покрасневшее на скулах лицо. Он подвинулся ближе, заглядывая в чужие глаза. Ещё немного и рамкам приличия придёт конец.       — Расскажи мне ещё что-нибудь, мой милый~       — Террористы чуть все не испортили, — спокойно вещает Фёдор, замечая эту необъяснимую перемену в своем собеседнике.       — Террористы? — Дазай воодушевляется, им, незаметно для самого себя, овладело очарование неестественного рода легкой влюбленности.       — Точно, как же я не поведал тебе о том, какой подарок мне хотели презентовать на свадьбу..       — Когда же ты успел расправиться с ними?~       Достоевский обречённо махнул рукой, подразумевая: даже не спрашивай.       — Я все предусмотрел и договорился заранее о спокойном дне, — краем глаза Фёдор замечает, как всё ближе и ближе к нему склоняется Дазай. — Я не мог позволить, чтобы завтра газеты писали еще о чем-нибудь, кроме этого события. Только новости о свадьбе. Ничего более.       — Идеалист, — пьяно пробормотал Дазай. Он без предупреждения впивается жгучим поцелуем демону в шею: не то поцелуй, не то укус. Он покрывал его лицо и бледную кожу быстрыми страстными поцелуями, а потом что-то томно выдохнув просто отключился, падая подбородком на плечо Фёдора. Водка. Какой же она возымела эффект. Знакомство с менделеевой водой прошло успешно. Дазай с двух рюмок напился до потери чувств.       Всё, что смутно Дазай помнил потом, так это то, как Достоевский прикасается к его волосам, что-то негромко произносит, поглаживая, а затем стягивает с него пиджак и туфли, укладывает на кровать и накрывает одеялом, бормоча что-то о неудавшейся первой брачной ночи.