Ближе нельзя

      В доме Санву вторую неделю царила оглушающая, тягостная тишина. Больше не слышался звонкий детский смех и топот быстро бегающих ножек. Дворецкому не поступало жалоб от служащих на маленькую госпожу, в очередной раз устроившую шалость. Мэй больше не устраивала игр, не притаскивала с улицы охапки цветов, позже горничные собирали их по всем коридорам особняка. А шеф-повар каждое утро теперь тоскливо посматривал на дверь кухни в ожидании госпожи, любившей первым делом перед завтраком выпросить у него ароматную свежеиспечённую булочку с персиковым вареньем.       Санву Сок снова заперся в кабинете, никого не впуская и никому не отвечая. Лишь изредка можно было услышать звон бьющихся о стену бутылок. А Мэй, выходя из своей комнаты, вела себя тихо, быстро и молча принимала пищу, безропотно посещала занятия и возвращалась к себе. Попытки нянек и гувернанток разговорить девочку, заставить её улыбнуться ни к чему не приводили. Учитель этикета, объясняя материал, с жалостью поглядывала на девочку, пряча эти взгляды, поправляя очки. В последнее время Мэй не пропускала занятия, но казалось, что она совсем не слушает, а витает где-то в облаках. Учитель, уже знавшая, что произошло между главой дома и госпожой, сочувствовала девочке и не была с ней строга, даже отпускала на полчаса раньше положенного. Вот и сегодня она захлопнула учебник и объявила, что занятия окончены. Мэй поблагодарила учителя за урок и поспешила в комнату. Печальная, она выглядела ещё более тоскливо в сером простеньком платьице без украшений. Подросшей девочке стали малы её красивые наряды, а с главой дома согласовать пошив одежды не имело возможности, так как Сок перестал следить за тем, чтобы одежда для девочки шилась из лучших материалов и была украшена драгоценными камнями, кружевами или бантами, которые она очень любила. Поэтому дворецким был отдан швеям приказ сшить для госпожи максимально простые платья. Чем он руководствовался, никто не знал, но он был вторым после главы, чьи приказы исполнялись беспрекословно.

***

      Соку больше не снилась Эирлис. Как он ни звал её, она больше не приходила. В голову всё чаще стали закрадываться мысли, что она обижена за отношение к их дочери и таким образом наказывает его. — Но ведь я просто пытаюсь её защитить, — бормотал себе под нос мужчина. — Эирлис, я потерял тебя, неужели ты хочешь, чтобы я потерял и дочь? Она такая маленькая и беззащитная… Её каждый может обидеть…       Судорожно выдохнув, Сок схватился за сердце. Он медленно поднялся с кресла, до скрипа стиснул зубы и мучительно застонал. — Что же я наделал?! Моя доченька, моя жемчужинка. Ты ведь такая хрупкая, — отбрасывая носком сапога валяющиеся бутылки, Сок поспешил к двери. — Надо ей объяснить, надо рассказать…

***

      Путь Мэй пролегал через главный коридор. Шла девочка, не поднимая глаз, но всё же заметила, что главная дверь приоткрыта. Она остановилась, поёжилась, чувствуя себя некомфортно. Оглядевшись по сторонам, убедившись, что никого нет, она пробормотала себе под нос: — Дверь должна быть закрыта, иначе папочка будет недоволен.       Подбежав ко входу, она положила ладошки на гладкую деревянную поверхность двери, с намерением толкнуть её, а потом защёлкнуть замок. Но не успела она приложить силу, как послышался грозный голос главы: — Санву Мэй!       Она вздрогнула, задрожала всем телом, несмело оглянулась и попятилась назад. Прикрыв глаза и сжавшись в комочек, девочка взвизгнула, когда Сок больно схватил её за плечи, потряс, словно куклу, и взволнованным голосом спросил: — Мэй Санву, что ты собиралась сделать? Смотри на отца, когда он с тобой разговаривает! — Я… я хо… заклыть двель, хоте…ла, — голос её срывался, девочку сковывал страх и вопреки приказу отца глаза отказывались смотреть на него.       Сок заскрежетал зубами, переводя взгляд с дочери на приоткрытую дверь. Его самого трясло от мысли, что дочь сейчас могла выйти из дома и попасться на глаза Мадуку. Представив растерзанное тело дочери на своих руках, Сока повело в сторону, к горлу подступил огромный ком, вызывая чувство тошноты. Мэй, не понимая, почему её не ругают, и, понадеявшись, что ей поверили, посмотрела на отца и наткнулась на его остекленевший взгляд. Внушительная фигура отца, когда-то внушавшая только чувство защиты, сейчас пугала до смерти, и обессиленная девочка повисла в цепких руках главы тряпичной куклой. — Мэй Санву, ответь правду, что ты собиралась сделать? — Медленным, скрипучим и повелевающим тоном потребовал Сок. — За-заклыть двель… — всхлипнула девочка. — Правду. — Заклыть, заклыть двель, — снова и снова, едва слышным шёпотом отвечала она.       Тягучим взглядом Сок обвёл помещение, зло усмехнулся и влепил дочке звонкую пощёчину. На миг потеряв сознание, дочь повисла на его руке, а Сок вновь потряс её и закричал, не видя своего искажённого от гнева, пугающего лица: — Я глава этого дома и привык, что ко мне прислушиваются! — Мэй, придя в себя, заревела в голос, совсем не вызывая у Сока жалости. — Мало того, что мои приказы не выполняются, так ещё и собственная дочь растёт маленькой лгуньей! Как мне смотреть после такого в глаза лорду? Другим главам? Отвечай, говори мне правду! — Заклыть двель, заклыть, заклыть, — но голос оправдывающейся дочери лишь больше взбесил Сока. — Говори нормально! Почему ты говоришь, словно маленькое дитя? Ты глупая? Моя дочь глупая? — Неть, — уже охрипшая, ответила Мэй. Голос пропал, и она лишь могла качать головой и беззвучно рыдать, хватая ртом воздух. От этого сильно саднило горло, рука, за которую её держал отец, сильно болела, голова кружилась. Но больнее всего было от понимания, что отец ей не верит. Папа, который называл её своим сокровищем, никогда не наказывал и обещал, что никогда не даст её в обиду, сейчас нависал над ней устрашающей фигурой, а лицо его искажала ярость. — Ты маленькая лгунья, — с отвращением смотря на дочь, выплюнул Сок. — А лгунов следует наказывать.       Встав, он быстрым шагом направился вглубь дома. Мэй он держал за руку, отчего она болталась, и её начало подташнивать. Побоявшись испачкать одежду отца, чем только больше бы рассердила его, Мэй свободной рукой зажала себе рот, прикрыла глаза и задержала дыхание. Но из-за рыданий на неё напала икота, против воли рвущаяся наружу. Эти звуки раздражали Сока, он встряхнул дочь, требуя от неё молчания. Обжигающее чувство ярости на непонимание дочери всё больше поглощало его, и он едва сдерживался, чтобы не сдавить её руку изо всех сил. Она уже не хныкала, и Сок, выругавшись, резким тоном сказал ей: — Я всего лишь пытаюсь тебя защитить. Когда ты это поймёшь, я перестану тебя отчитывать, — помолчав, он добавил немного мягче: — Но ты не понимаешь. Почему? Почему, Мэй?       Когда девочка, не слышавшая речь отца, была уже на краю сознания, Сок вошёл в комнату, швырнул её на кровать и вышел, громко хлопнув дверью. Мэй едва успела свеситься наполовину с кровати, и её стошнило на ковёр. Вытерев рот покрывалом, она, икая, пробралась к открытому окну и перевалилась через подоконник, упав на кусты роз.

***

      Санву Мэй шагала по лесу, вытирая со щёк испачканной ладошкой слёзы. Так что вскоре всё лицо было в грязных полосах. Она шмыгала носом и, иногда останавливаясь, опускала голову и тихонько выла, стиснув зубы и судорожно сжимая складки платья на груди. Она шла уже довольно долго и остановилась, чтобы потереть ладошками зудящие ножки. Решив отдохнуть, Мэй подошла к дереву, вокруг которого зеленел изумрудного цвета мох, ещё слегка влажный от утренней росы, и присела на него, поёрзав, устраиваясь удобней, и поджала под себя ноги. Зевнув, Мэй вздрогнула, когда на её нос упала холодная капля. Она запрокинула голову и посмотрела на нависшее над нею дерево. На кончиках листьев, держась из последних сил, висели капли росы, а может, прошедшего утром дождя. Они сверкали на солнце, как бриллианты, и часто срывались вниз. За одной Мэй проследила. Капля упала на огромный красный гриб с белыми пятнами на шляпке. Удивлённо распахнув глаза, Мэй присела около него и, оглядев со всех сторон, вытащила из земли, ухватив за ножку. — Какой класивый, — с восхищением прошептала она.       Поднявшись на ноги, она повернулась, чтобы пойти в обратную сторону, но, заметив что-то меж деревьев, движимая любопытством, прошла вперёд и вышла на поляну перед большим особняком. Недолго думая, Мэй пошла к нему. Встав перед огромными резными дверьми, она пыталась дотянуться до звонка, но он был слишком высоко. Не найдя стула, на который можно было забраться, или палки, которой можно дотянуться до звонка, Мэй повернулась спиной к двери и постучала в неё ногой. Подождав немного, она постучала ещё раз. Когда она подняла ногу, чтобы постучать в третий раз, — услышала шаги и отошла назад. Прижимая к себе левой рукой гриб, правой она наспех привела себя в порядок: как смогла, отряхнула от пыли платье, пригладила волосы на макушке и тыльной стороной ладони потёрла щёки, не ведая, что это ей нисколько не помогло. Дверь открылась, и на пороге возник дворецкий. Это был высокий блондин с длинными, ниже плеч, волосами. Он с удивлением смотрел на маленькую девочку с грязным лицом и грибом в руках. — Здлавтвуй, — поздоровалась она. — Я Мэй, а ты здесь живёшь?       И без разрешения проскользнула мимо него в дом. С ещё большим удивлением наблюдая за ней, дворецкий закрыл дверь. — Меня зовут Франкенштейн. Ты одна гуляешь? Где твои родители?       Мэй уверенно шла куда-то вперёд, на ходу осматривая стены, вертя головой во все стороны. — Одна. Отец занят. И я не боюсь. Я вообще ничего не боюсь, — Мэй остановилась и поманила Франкенштейна рукой.       Улыбаясь он присел перед девочкой. Мэй приподнялась на цыпочки и прошептала ему на ухо: — Кломе темноты. И сколпионов, — и продолжила уже громко: — Только это секлет. Я тебе ласказала, потому что мы тепель длузья. Ты один здесь живёшь? — Нет, не один, любопытная маленькая леди. Позволь теперь мне задать тебе вопрос.       Мэй тщательно подумала и с важностью кивнула, давая разрешение. — Почему ты так далеко и одна? Заблудилась? — Франкенштейн не поднимался, но всё же на девочку смотрел сверху вниз. — Нет. Я ищу длузей. Тебя нашла. Тепель у меня есть один целый длуг. У тебя есть молоко? — девочка беспрерывно вертела головой по сторонам. — Есть. Но для начала тебе нужно умыться, — Франкенштейн поднялся, взял Мэй за руку, для чего ему пришлось немного согнуться, а девочке привстать на цыпочки, и повёл её на кухню. — Ты знаешь, что этот гриб есть нельзя?       Мэй сидела за столом чисто умытая и в очищенном от пыли платье, болтала ножками и пила молоко с тёплой булочкой. Гриб, тоже чистый, с обрезанной ножкой, лежал рядом на блюдце. Франкенштейн ставил на поднос чашку, молочник, салфетку и сахарницу. — Кому ты понесёшь это? — с любопытством наблюдая за его действиями спросила Мэй. — Мастеру, — с улыбкой ответил Франкенштейн. — Это его имя? Или он что-то мастелит? Что он делает? А он холоший? Он станет моим длугом? — Пойдём со мной и узнаешь, маленькая любопытная леди.       Мэй поставила пустой стакан на стол, взяла гриб и, спрыгнув со стула, побежала вслед за ним. Постучав, Франкенштейн отворил дверь и вошёл в комнату. — Мастер, у нас сегодня юная гостья.       Мэй вошла следом и увидела стоящего у окна темноволосого мужчину. Он повернулся и посмотрел на Мэй чуть заинтересованным, но невероятно грустным взглядом. Она широко улыбнулась. Он галантно поклонился ей, после чего представился: — Кадис Этрама Ди Райзел. — Пливет, а я Санву Мэй. А ты мой новый длуг и поэтому я далю тебе это, — Мэй протянула Райзелу гриб и забралась на диван. Райзел посмотрел на подарок и перевёл растерянный взгляд на своего дворецкого. — Он ядовитый, Мастер. Дайте его мне, я… поставлю его в воду.       Райзел отдал гриб и сел напротив Мэй. — Я тебя ланьше не видела. Лолда видела и Каджу. А тебя не видела, — Мэй разглядывала его и убранство комнаты. — Ты живёшь так далеко от нас. Тебе не скучно? Навелное нет, ведь у тебя есть Флан… Фланкан… — Меня зовут Франкенштейн, юная леди.

***

      Когда стемнело, Мэй попрощалась и поспешила домой. Забравшись в дом так же, как и выбралась утром — через окно, она не успела спрыгнуть с подоконника, когда дверь распахнулась.