Противоестественно

Проснуться пришлось в полчетвёртого утра. Соуп еле продрал глаза — сколько ни сталкивайся с подъёмами в несусветную рань, а организм всё равно будет требовать охладить траханье. Особенно если спать ты лёг только в начале второго. То есть они. Они легли. Он и Гоуст. Что может быть лучше партейки в покер после отсоса, а? Ну да. Только вот ты даже там умудрился продуть. И тебе охренительно повезло, что вы рубились без ставок, от нечего делать, не на деньги или, упаси Господи, желание. Неважно. В любом случае, это помогло сбавить градус неловкости между ними. Но Соуп всё равно залился краской, как лишённый невинности омежка, когда они встретились в коридоре. Хотя Гоуст ничего такого не сделал и не сказал. С ним происходило некоторое дерьмо, и ему пока что не хватало духу обсудить его с лейтенантом Райли прямо. — Привет, — промямлил Соуп вместо этого мифического «прямо», и его как кипятком ошпарило непрошенным дежавю: прошлым вечером он встретил Гоуста теми же словами. Неясно было, подумал ли Гоуст о том же самом, но в его глазах вспыхнуло и угасло непонятное чувство, когда он отозвался: — Привет. Пауза. Вдох. Осечка. Выдох. И почему, блядь, он так нервничал? О, ну да, давай, сделай вид, что не знаешь почему. Гоуст протянул ему руку. Соуп пожал её. На мгновение они замерли вот так, неподвижно, в этой инсталляции «смотрите-ка, мы всё ещё братаны», в которую теперь, должно быть, никто из них не верил. Увязли, как мухи в сиропе, в этом пиздеже — разве получилось бы поддерживать его теперь? Нахрен это дерьмо. Потом. Всё потом. У Гоуста была знакомо уверенная и сильная хватка, под подушечками привычно ощущалась выделанная кожа тактических перчаток. Ночью он был без них. Если подумать, Соупу нравилось в обоих раскладах, с перчатками и без них, это же был Го… …он опустил глаза. Прокашлялся. Неопределённо мотнул подбородком: — Ну, нас ждёт разбор полётов. Взгляд Гоуста сделался насмешливым, но было в нём что-то ещё — что-то, что Соуп запретил себе определять даже мысленно. — Да, — прошелестел он. — Тогда идём? — просипел Соуп, сражаясь с невесть откуда взявшимся комом в горле. — Идём, — согласился Гоуст. И не сдвинулся с места. Соуп выждал две напряжённые секунды — четыре торопливых удара бешено колотящегося сердца, — прежде чем хрипло пробормотать: — И… чё ты не идёшь? В голосе Гоуста послышался намёк на веселье: — Ты всё ещё держишь меня за руку. Соуп побагровел и торопливо разжал пальцы. Спрятал руку за спину. Осиротевшая ладонь ощущалась пустой. — Завис что-то, — солгал он, как если бы это могло быть правдой. — Разумеется, — хмыкнул Гоуст, как если бы поверил ему. Ёбаный театр абсурда. Ему точно достался бы приз в номинации «Долбоёб года». Может, им обоим.

***

Прайс уже ждал их в своей комнате. Открыл сразу же, как только Соуп постучал. — Помирились? — сурово спросил он вместо традиционного «доброе утро». Соуп нервно кивнул. Прайс прищурился, перевёл изучающий взгляд на лейтенанта Райли. Тот кивать не стал, но, видимо, из их зрительного контакта кэп сделал какой-то конкретный вывод, потому что фыркнул и покачал головой: — Сразу бы так. Проходите. Они переглянулись и переступили порог. Берлога Прайса ничуть не изменилась с последнего визита Соупа. Разве что на столе теперь лежала развёрнутая карта — несомненно, Ирак. Пошаговый разбор самоубийственного задания, на которое их отправляли. Ты ведь захотел этого сам, МакТавиш. — Сюда, — махнул рукой Прайс, двигаясь, чтобы уступить им место. И вдруг принюхался, стоило им приблизиться. У Соупа сердце в пятки ушло. Это Гоуст ничем не пах — по крайней мере, пока его хер не был у Соупа за щекой, — а вот он сам… Что, если его запах остался на Гоусте? Что, если кэп понял, что это могло означать? Что, если это было похоже, типа, на метку, как те, которые остаются на омегах после случки? Что, если… — Салах-эд-Дин, — произнёс Прайс, откашлявшись, и до Соупа не сразу дошло, что он уже говорит о миссии. Вроде как раздаёт инструкции. Да, в самом деле: вот и пальцем указал на нужную часть карты. — Мухафаза в северной части страны. В данный момент большая часть региона находится под контролем боевиков ИГИЛ. В эту секунду исламисты волновали Соупа невообразимо мало: щёки всё ещё горели. А вот Гоуст, хоть и взглянул на него как-то странно, пронзительно, словно ударил наотмашь, отрывисто кивнул, показывая, что внимает. — Вертолёт доставит вас в Самарру, — продолжил Прайс. — Её пока контролируют правительственные войска, так что небо будет безопасным. Оттуда переберётесь в Балад, — его палец проделал путь на юго-восток. — На местной машине, с нашим агентом, который встретит вас в Самарре. Он обеспечит вас всем необходимым для миссии под прикрытием. Пока что всё было предельно понятно. Всё, кроме идиотского и несвоевременного желания Соупа чуть сдвинуться, чтобы врезаться своим плечом в плечо Гоуста. Соберись, придурок. Санта-Барбара подождёт. — Ваша основная задача: обеспечить конвой для группы гражданских. Перевезти их через оккупированный силовиками транш, — Прайс, бесконечно далёкий от его душевных метаний, прочертил линию на карте. — Вернётесь вместе с ними в Самарру, дальше разберутся местные власти. Придётся озаботиться тем, чтобы не вызвать подозрений: скорее всего, понадобится раздобыть грузовой фургон. Этим займётся наш человек. Кивнули, кажется, синхронно. Кэп потёр воспалённые глаза. — Постарайтесь не оплошать, парни, — сказал он устало. — Рисковать нельзя. Если вас обнаружат… — уголок его рта дёрнулся, и Соуп различил в его запахе встревоженные и напряжённые нотки, — я не сумею помочь вам отсюда. — Да не парься, кэп, — брякнул Соуп, — мы быстренько. Одна нога здесь, другая… — …в могиле, — внезапно мрачно закончил Гоуст вместо него. Соуп закатил глаза: порой он забывал о том, что лейтенант Райли был ходячим сгустком негатива. Впрочем, и ему стало совершенно не смешно, когда Гоуст осведомился: — Сколько в Баладе боевиков? И действительно. Хороший, мать его, вопрос. Почему Соуп не допёр задать его? Прайс прикрыл глаза. — Около полусотни, — медленно ответил он. — И ещё порядка тридцати контролирует транш. — Это, — начал было Гоуст, — довольно… — Секундочку, — перебил его Соуп, сердце которого совершило бешеный кульбит, — то есть нас что, отправляют воевать с восемьюдесятью вооружёнными до зубов террористами вдвоём? Прайс сжал зубы. Его запах стал резче и агрессивнее, до мурашек и вставших дыбом волос на загривке. — Это не моя идея, сынок, — отрезал он. — Приказ свыше. Я пытался его оспорить. Но командование полагает, что отправлять в Ирак больше людей слишком рискованно. Раньше, чем кто-то из них успел вставить хоть слово, Прайс тяжеловесно добавил: — В настоящее время Союзные войска не имеют права находиться на территории Ирака. Мы оказываем неофициальную и во многом нелегальную услугу местному командованию, соглашаясь эвакуировать гражданских. Вдвоём вам будет легче миновать все блокпосты, не схлопотав пулю в лоб. И замолчал. Хотя продолжать-то и не надо было. Оно всё равно было практически осязаемым, это так и не озвученное если погибнет всего два бойца, это будет менее критичным, чем если мы потеряем целую команду. Отлично. Просто, блядь, блеск. И захера Соуп так рвался на это задание? Чтобы героически сдохнуть? Наверное, его выражение лица стало совсем уж жалким, потому что кэп неожиданно оторвался от своей драгоценной карты и сжал его плечо. — Всё будет в порядке, Джон, — сказал он так, словно пытался убедить в этом самого себя. — Открытых столкновений с врагом в данной операции не предполагается. Не предполагается, но если нас раскроют и схватят за жопу, то выбора не будет, тоскливо подумал Соуп. И промолчал. Что толку было озвучивать очевидное? К тому же он сам — в буквальном смысле — пошёл на всё, чтобы не лишиться этого задания. Теперь оно казалось откровенным суицидом. — Идите, — кэп со вздохом отвернулся от него. — Вертолёт уже ожидает вас в ангаре. И, парни… будьте осторожны. Надеюсь увидеться с вами вновь через четыре дня. «Надеюсь». Не «увидимся». Соуп вышел из его комнаты молча, не попрощавшись. Внутри кипела бессильная злость. Да, конечно, он не хотел отдавать эту миссию Роучу и Ройсу, горло бы себе охотнее перегрыз, чем подвёл бы Прайса, возлагавшего надежды конкретно на них с Гоустом. Но, с-сука, серьёзно? Восемьдесят? Гоуст, задержавшийся в святая святых на какие-то секунды, поравнялся с ним, задел плечом, их пальцы соприкоснулись. Типа, исключительно дружеский жест поддержки. Соупа передёрнуло, восстановившееся было дыхание снова сбилось. Наверняка и на запахе отразилось — может, он стал тревожным, или испуганным, или жаждущим, — но Гоуст комментировать это не стал. До зоны вылета тащились в гробовой тишине. Соуп почти жалел о том, что не попрощался. Интересно, каково было кэпу? Они же, типа, реально могли не вернуться. Ну, какие у них были шансы не попасться? Не вызвать подозрений? Один к восьмидесяти — по одной возможности провала на каждого способного спалить их боевика? А если спалят? Что тогда? Сразу броситься на пулю? В случае исламистов быстрая смерть была лучше перспективы плена, уёбки не гнушались пытками. Не очень-то хотелось превращаться в халяльную отбивную. И обвинят во всём Прайса, ясен хер. Недоглядел. С лондонской базы-то. Похер, чей там был приказ и одобрял ли его кэп. Твой отряд — твоя ответственность. Настроение скатилось в ебеня. Пилот уже торчал в кабине. Судя по недовольному взгляду, ждал их довольно давно. Видимо, дольше двух минут. Эти говнюки всегда были нетерпеливы. Соуп влез в кабину первым. Гоуст последовал за ним жутковатой молчаливой тенью, упал рядом, вытянув длинные ноги в армейских штанах. Устроил на коленях автомат. Соуп почти привычно облапил взглядом его мощные бёдра и тихонько вздохнул: крыша у него явно не то что набекрень была, а отваливалась к херам. Об этом можно было подумать позже. Обо всём, что между ними творилось, чего он хотел и что это значило. Гоуст-то явно не стал бы поднимать этот вопрос первым: сукин сын был молчалив, как статуи с острова Пасхи. …впрочем, на этот счёт Соуп ошибся. Вертолёт уже набирал высоту, а не выспавшийся Соуп практически задремал, когда где-то над его ухом прошелестели: — Жалеешь? — Чего? — Соуп дёрнулся так резко, что приложился башкой об обшивку кабины и взвыл, схватившись за затылок. Суть вопроса дошла до него только после этого. — Ты о чём? Об этой миссии или… О том, что было ночью? Гоуст неопределённо пожал плечами. Ну ещё бы он объяснил что-нибудь, блядь. Когда такое было-то? Мистер Я Не Умею Словами Через Рот. Соуп напоролся взглядом на линию чужой челюсти, и последняя фраза, уже готовая сорваться с его языка, умерла у него во рту. Гоуст умел смотреть так, что завалить ебало моментально начинало казаться не самой плохой перспективой на свете. Мог препарировать, вскрыть, уничтожить этими своими ледяными безднами. Но в данный момент он не смотрел на Соупа вообще — пялился в одну точку перед собой, и идиотская маска скрадывала подробности его лица, а практически отсутствующий запах не позволял определить его эмоции. Но Соупу всё равно почему-то стало нечем дышать. Из-за какого-то дебильного, нелепого, в высшей степени абсурдного чувства, щекотно свернувшегося в груди. Спать больше не хотелось. — Нет, — сказал Соуп хрипло. — Не жалею. И задержал дыхание: Гоуст повернулся к нему. Пауза. Заминка. Чужой взгляд просканировал его растерянное лицо, задержался в районе глаз и вдруг переполз на губы. Соуп рефлекторно облизнул их. Гоуст шумно выдохнул и прикрыл глаза. Отвернул от него голову. — Хорошо, — его тон был спокоен и сух. — Это хорошо. — Ага, — глупо согласился Соуп. Подавившись вздохом, когда чужая широкая ладонь в кожаной перчатке легла на его колено. Сжала. Погладила. Что ты де… Гоуст убрал руку раньше, чем Соуп успел бы пошевелиться, или сбросить её со своей ноги, или накрыть чужие пальцы собственными, почему-то дрожащими. На протяжении всего остатка пути до Самарры ни один из них не издал ни звука.