Противоестественно

Вообще-то в комнату Гоуста его никто не приглашал. Во-первых, элементарно потому, что лейтенант Райли не приглашал туда вообще никого и никогда — более асоциального сукина сына невозможно было себе представить. А во-вторых, мужик наверняка отсыпался и откисал после вчерашнего Горного Пиздеца, и со стороны Соупа было просто-напросто свинством лишать его законного отдыха. Ничто из этого не объясняло того, что он вот уже пять минут торчал у Гоуста под дверью, сражаясь с самим собой. Бой был кровопролитный, и шансов на победу у него не было. В первый раз, когда Соупу вздумалось залезть лейтенанту Райли в штаны, он оправдался перед самим собой гоном. Во второй — недотрахом. Больше оправданий не оставалось, но, с другой стороны, Гоуст вроде как дал ему понять, что не возражает против их исключительно дружеского голландского штурвала. Разве нет? Бля, а если я всё понял не так? А если ему в хуй не впёрлось сейчас передёргивать со мной на брудершафт? И вообще, что я ему скажу-то? Это была, возможно, первая здравая мысль, пришедшая ему в голову в этот вечер. Соуп дёрнулся, чертыхнулся, проклял свой феерический долбоебизм, повернулся, чтобы свалить, пока не успел наломать дров… И именно в этот момент дверь скрипнула и отворилась. — Бля, — с чувством произнёс Соуп. Одновременно с негромким: — Джонни? Ёбаная же ж срань. Соуп потерянно развернулся. Столкнулся с чужими глазами, внимательными и усталыми. Гоуст выглядел… ну, а как он мог выглядеть-то. Да как всегда, в общем-то — всё те же широченные плечи, всё тот же цепкий взгляд, всё та же дебильная маска. Чёрная футболка повторяла очертания мышц настолько детально, что не оставляла никакого простора воображению. Соуп видел его в ней уже тысячу раз — Гоуст, в конце-то концов, даже на гражданке наверняка таскал эти ебучие футболки и армейские штаны. Но во рту у него почему-то пересохло. — Э-э… — с-сука, да сколько можно было запинаться и судорожно потеть? — Я это… ну… Гоуст уставился на него в упор. Соуп прерывисто вздохнул и выпалил: — Я зачем пришёл-то… Не хочешь перекинуться с нами в картишки, приятель? Это было первым, что пришло ему в голову, хотя никаких картишек на самом-то деле не планировалось. Господи, ну ты и долбоёб. — «С нами», — медленно и тихо повторил Гоуст, — это с кем? Соуп пожал плечами и промямлил, чувствуя себя неописуемо жалким и тупым: — Ну… типа… с Роучем там… с Митом… Роуч и Мит, несомненно, сильно удивились бы новости о том, что они, оказывается, проводили сегодня игру: хотя бы и потому, что время близилось к полуночи, Роуч стопроцентно торчал в медотсеке с Ройсом, а Мит, как и полагалось благочестивым мальчикам из церковного хора, дрых без задних ног. Судя по прищуру лейтенанта Райли, сделавшемуся насмешливым, он прекрасно об этом знал. — Ясно, — сказал он таким тоном, что Соупу немедленно захотелось провалиться сквозь землю. Нет, ну надо же было быть таким дебилом! — Но если не хочешь, — торопливо добавил Соуп, чтобы не ощущать себя совсем уж круглым дураком, — то забей. Не страшно. Ты наверняка заебался и собираешься лечь спа… Дверь скрипнула снова — Гоуст подвинулся. Вроде как открывая ему доступ в святая святых. Соуп уставился на него растерянно. Это было, типа, приглашение? Гоуст всё понял? Гоуст был согласен?.. …судя по всему, да. По крайней мере, когда Соуп переступил порог святая святых, он так и не дождался ни резкого окрика, ни сакрального вопроса о том, нахуя он вообще сюда явился и кем себя возомнил. Гоуст, типа, вообще ничего не сказал больше. Только дверь за ним закрыл. На щеколду. Ебучий параноик. Соуп огляделся. Штабные комнаты у всех были примерно одинаковые, с той только разницей, что зелёные новички обычно делили одну на двоих или троих, а парням поопытнее предоставлялась привилегия жить в одиночестве. Не то чтобы условия сильно менялись: места в их комнатушках хватало ровно на то, чтобы разместить одноместную койку, стол, стул и шкаф. Но всё лучше казармы. Тусили, правда, обычно у тех, кто жил вдвоём, типа, как Роуч и Ройс, решившие не разъезжаться: там места было чуть больше, на узких кроватях умещалось, при большом желании, по четыре человека. Идиллия для любителей поностальгировать об университетском кампусе. Так или иначе, парни свои комнаты усиленно обживали — кто плакатами с полуголыми омегами обклеивал, кто просто заваливал своим хламом. А вот комната Гоуста не несла на себе ни единого отпечатка личности её владельца. Как будто бы тут вообще никто не жил. Беглый анализ не выявил нихрена полезного. Стол — абсолютно пустой (ты им вообще пользуешься?). Ни зарядки от телефона, ни блокнота, ни полупустой пачки чипсов (сам Соуп подобным аккуратизмом похвастаться не мог). Кровать застелена (лично он необходимостью застилать её пренебрегал). На спинке стула даже форменной куртки не висит (ты чё, серьёзно убираешь всё в шкаф?). Пугающая, стерильная чистота. Хотя он, конечно, удивился бы, выгляди берлога Гоуста как-то иначе. А с другой стороны, должно ли его в целом ебать, как она выглядит-то? Соуп вдруг встретился с глазами Гоуста и осознал, что тот смотрел на него на протяжении всего того времени, пока он пялился на интерьер. Это его странным образом смутило, хотя уж ему-то, здоровому лбу, смущаться явно не полагалось, и Соуп, побагровев, пробормотал: — Да у тебя тут как в морге, дружище. И скоро в нём станет на один труп больше. Ха-ха. Так держать, подсознание. Гоуст хмыкнул. Соуп, отчаянно нервничая и потея, выдавил: — Так что там насчёт картишек? Хочешь сыграть? Можем даже вдвоё… Заткнулся: Гоуст подошёл к нему вплотную. Соуп рефлекторно втянул носом воздух и, естественно, нихрена не почувствовал — у Гоуста по-прежнему не было ни намёка на запах. Интересно, как сейчас ощущался его собственный? Наверняка отчётливо и взволнованно. Как у разгорячённой голодной сучки. Лучше бы он тоже ничем не пах. — У меня нет карт, — сказал Гоуст. Его выразительный взгляд закончил фразу, которую он милостиво не стал завершать вслух: «и непохоже, чтобы их принёс с собой ты». — Да уж, стоило бы догадаться, — Соуп криво улыбнулся. — Ладненько, не страшно. Можно скачать приложение. Или я схожу принесу свои. Или… — Сержант. — Что? — Соуп отчаянно старался не выдать собственной нервозности, а Гоуст нихерашеньки не помогал ему почувствовать себя комфортнее: стоял, бля, и пялился, как истукан. — Ты уже передумал? Научись разговаривать оформленными предложениями, братан, я же нихуя не читаю твои мыс… Гоуст вдруг толкнул его в грудь. Соуп, не ожидавший этого движения, пошатнулся, попятился — лейтенант Райли явно не пожалел силы для этого тычка. В его ляжку врезался острый угол стола, Соуп выдал глухое «бля», рефлекторно выставил за спину руки, удерживая себя от падения, и растерянно застыл: глаза Гоуста оказались в каких-то дюймах от его собственных. Ещё немного, и они столкнулись бы бёдрами. На какой-то миг они оба замерли в этой идиотской странной позе, а потом… — Как нога? — спросил Гоуст своим фирменным «на самом деле мне насрать, но я обязан поинтересоваться» тоном. — Чё?.. — Соуп моргнул. Гоуст усмехнулся одними глазами: — Твоя рана. — А, — мозг бравого сержанта МакТавиша судорожно обрабатывал информацию и был готов к аварийному отключению, — да нормально всё. Просто царапина. — Хорошо, — его губы обжёг призрак чужого смешка. А потом Гоуст, типа, вдавил его в этот ёбаный пустой стол, и втиснулся своим бедром в его пах, и проехался, и притёрся. Так, как очевидно никогда не сделал бы омега по отношению к альфе. Но как мог бы сделать альфа — по отношению к омеге. К своему, сука, омеге. Вот только Джон МакТавиш омегой не был. Считал ли Гоуст иначе? Видел ли в нём доступную дырку, недоальфу, готового раздвинуть перед ним булки и попрыгать на его хуе? Нет. Нет, нет, нет… Он вдруг пожалел о том, что припёрся сюда в этот вечер; что в какой-то миг в его больной голове промелькнула мысль о том, что в этом нет ничего странного и ненормального; что его вообще, с-сука, родили на свет. — Бля, чувак, — прохрипел он, хватаясь за столешницу, — погоди. Да стой же ты! Я, походу, зря зашёл, и вообще мне уже по… Захлопнул пасть, рвано вздохнул, сжал зубы: Гоуст прижался ближе, у него были не бёдра, а ёбаные стальные тиски, такими можно было сломать кому-нибудь шею, вверх-вниз, вверх-вниз, если сила давления ужесточится ещё на какую-то одну хуяллионную процента, станет больно, это всё равно что добровольно лечь под асфальтоукладочную машину, чтобы она размозжила тебе к хуям яйца, Соуп хотел сказать, что ему неприятно, что он не течная соска с любовью к лёгкому налёту БДСМ и что предполагалось, что они просто погоняют лысого в дуэте, а не что Гоуст попытается отбить ему самое ценное, но тут вдруг чуть изменил угол, и это совершенно ёбнутое дерьмо заставило Соупа глухо ругнуться, а его хер — судорожно дёрнуться. Гоуст почти прижался своим лбом, спрятанным под балаклавой, к его. — Ты ведь этого хотел, — сказал он с мягкостью булыжника. И проехался бедром по пульсирующему болту Соупа снова, и ещё раз, и опять. Соуп издал сдавленный звук, совершенно не достойный альфы. Пугающе похожий на всхлип. Блядь, блядь, блядь! То, что он припёрся к Гоусту с совершенно определённой целью и что они вообще тёрлись огурцами, — это, знаете ли, было ещё полбеды. Как и то, что Гоуст с какого-то хуя вёл себя так, будто творящаяся между ними срань являлась дичью исключительно для Соупа, а для него самого была рядовым вечером пятницы. Но вот тот факт, что в штанах у сержанта МакТавиша наметилось оживление, хотя он бы в жизни не подумал, что когда-то у него привстанет на то, что его будет раскладывать по столу, как готовую ко всему давалку, Мистер Тестостерон… — Отвали, — Соуп попытался оттолкнуть его и, естественно, не смог: теперь Гоуст придавливал его к столу всем своим весом. — Я сказал отъебись, блядь! Дидактический эффект его монолога оказался несколько подпорчен рычащим стоном, который Соуп издал, когда Гоуст вклинил меж их телами ладонь и опустил её на его хозяйство, притираясь знакомо, уверенно и грубовато, так, как делал в предыдущие разы. — Тише, — сказал Гоуст практически ему в подбородок. — В соседней комнате спит Прайс. Спасибо, сука, что напомнил о том, насколько мы рискуем обосраться с подливой, если кто-нибудь — особенно кэп — узнает о наших исключительно гетеросексуальных развлечениях! Я же, мать твою, так в этом нуждался! Соуп зажмурился, пережидая прилив отчаяния, и просипел: — Я не ебучий омежка. Гоуст сжал его твёрдый ствол прямо через штаны. — Я заметил, — сухо ответил он. — И не собираюсь тебе давать, — выдохнул Соуп, проглотив скулёж. — Я в курсе. — Я люблю… с-сука… трахать омег, а не быть на их… м-месте. — Ты пришёл сам. Урыл. Соуп завалил ебало. А может, подействовало то, что мощное бедро Гоуста всё ещё было пугающе близко от его ноющих яиц. Или, скорее, то, что в потемневших глазах лейтенанта Райли не было ни намёка на презрение или насмешку. Ни на что из того, что говорило бы о том, что он действительно считает Соупа своей штатной давалкой. Это было… типа… хорошо? Да? Так. Так, придурок. Дыши. Дыши и… …и он всё-таки заскулил, когда Гоуст проехался ладонью по его стволу. Грёбаная плотная ткань брюк необъяснимым образом делала ощущения ярче и болезненнее. В штанах было тесно и немного влажно. Соуп как раз подумал о том, что это означало, что он ебанулся, окончательно и бесповоротно, и что ему пора в дурку, в комнатку с мягкими стенами, когда Гоуст вдруг отстранился и произнёс: — Ладно. Давай сам. — Ч-чё?.. — растрескавшиеся пересохшие губы Соупа отказывались шевелиться. Гоуст отпихнул его от стола — к стыду Соупа, он не сразу сориентировался и всё-таки позорно пошатнулся, отступив на шаг — и, вопреки всему, что успело пронестись в дурной башке сержанта МакТавиша в эту долю секунды, занял его место сам. Какой же он, сука, был здоровенный. Даже на фоне ёбаного стола. А ведь они были практически одной комплекции. Гоуст совсем немного выигрывал у него в мышечной массе. С какого тогда хуя он считал нормальным обтираться бедром о стояк такого же как он? Тут, типа, даже богатое воображение не поможет. А ты что, когда-то к нему прибегал, что ли? Думал о ком-то другом? Идиотская мысль заставила Соупа вздрогнуть. Гоуст, опёршийся на руки, сощурился: — Ты вроде бы не хотел быть на месте омеги. — Я… не… — Соуп поперхнулся вдохом и закашлялся. До чего тупая была бы смерть. — Иди сюда. — Слушай, элти… — Иди. Сюда. — Ты, блядь… — Ты не расслышал приказ, сержант? С-сука. Будь на месте Гоуста кто угодно другой, и Соуп уже заехал бы этому кому-то по роже за по-ублюдски командный тон, тем более в этом контексте. Но с Гоустом всё почему-то было иначе. Особенно в этом контексте. И Соуп пошёл к нему, чувствуя себя полным бараном. Гоуст смотрел на него внимательно и остро. Усмешки и издёвки в его взгляде не было. Когда Соуп навис над ним, он не сделал ни единой попытки схватить его за плечо или загривок — только подался назад, опираясь на локти. Кто-то, кто не являлся бы лейтенантом Райли, в такой позиции выглядел бы беззащитным. Он — добровольно уступающий инициативу и контроль — таковым необъяснимо не казался. Зато, блядь, был он каким-то таким, что в яйцах у Соупа засвербело. Ёбаное сумасшествие. Это будет последний раз, подумал он про себя, расправляясь со своей ширинкой. Самый, мать его, последний. Ну нахуй. В пизду такие приключения. Способность думать, впрочем, оставалась с ним недолго. Примерно до того момента, пока он не стащил с бёдер неподвижного, не препятствующего ему Гоуста штаны и трусы. До чего же всё-таки здоровый у него был болт. Здоровый и твёрдый. Насколько, блядь, вообще нормально для альфы было хотеть потереться об этот хер своим, взять его в руку, почувствовать, как он дёргается и пульсирует в кулаке? Тебе просто хочется трахаться, МакТавиш. Вот и всё. Да. Да, наверное, всё действительно было так. Но а ему? А Гоусту? Чем объяснялось то, что у него тоже стояло, что он вообще на всё это пошёл, что он не выгнал Соупа из своей палатки, не набил ему морду в душевой и не вытолкал взашей из этой безликой комнаты? Что он обо всём этом думал? Да в жопу. Соуп мстительно втиснулся в чужой стояк бедром. Гоуст издал едва уловимый звук, больше всего похожий на полузадушенный выдох, непонятным образом отозвавшийся болезненным нытьём в его собственном приборе. Соуп сглотнул, пообещал себе, что больше этого не повторится, вжался теснее и начал двигаться. Помог себе рукой. Облапил стальные канаты мышц бедра, поясницу, не по-омежьи твёрдую задницу. Тяжёлые яйца. Гоуст не сказал ему убрать лапы и проваливать. Не оттолкнул его. Не послал к хуям. «Закрыл бы глаза», — вот что посоветовал Соупу Ройс, едва ли подозревающий о том, к чему приведёт его сомнительная тактика ТС. На протяжении тех нескольких минут, которые понадобились им обоим, чтобы кончить, ни один из них не закрыл глаз.