Противоестественно

Ситуация вырисовывалась пикантная. Соуп-то, ясен хрен, больше не собирался это с Гоустом обсуждать. Нет уж, спасибочки, хватило ему загадочных переглядываний, мрачной рожи под маской и — вишенкой на торте — вселенского безразличия, которое лейтенант Райли источал по отношению к миру в целом и отдельно взятому сержанту в частности. Если для него эта их взаимная дрочка не была ничем неправильным и диким, ничем, что заслуживало бы каких-либо объяснений, то и для Соупа она должна была стать не более чем дружеским развлечением. Правильно? Правильно. Да только что ему теперь делать? Как выяснилось на следующее же утро, предполагалось, что Соуп не должен делать нихера. В смысле, Гоусту было насрать. Феерически и глобально. Когда Соуп влез в вертолёт и по привычке упал на место рядом с ним, лейтенант Райли лишь коротко кивнул ему. Это, если хотите знать, уже было нехилым прогрессом — в случае Гоуста. Похоже, недавняя сцена в душевой ни на что не повлияла в их трогательных дружеских взаимоотношениях. Стало быть, можно было забить на неё хуй? Соуп решил, что можно. — Ну что, — сказал он, — время надрать пару задниц? Кто-то из команды, тоже погрузившейся вслед за ним, одобрительно засвистел. Гоуст промолчал. Соуп пихнул его в плечо, оказавшееся ожидаемо и знакомо каменным, выдал радостное: — Как насчёт того, чтобы скрасить наш долгий путь парой сомнительных шуток? Вроде как прощупывая почву: злится или не злится? Отдалился или нет? Гоуст хмыкнул. Соуп тихонько выдохнул про себя: всё было в норме. Это, понимаете ли, было «допустим» хмыканье, хотя в арсенале Гоуста также имелись вариации вроде «закрой рот, МакТавиш» или «ещё одно слово, и я прострелю тебе селезёнку». Он был удивительно благодушен в этот чудесный вторник. Храни Господь его неповторимый похуизм. Соуп набрал побольше воздуха в лёгкие, оглядел команду, по большей части не слишком-то воодушевлённую перспективой новой миссии, и брякнул: — Мертворождённые дети попадают в Вальхаллу, потому что умирают в схватках. Кто-то заржал. Гоуст сощурился. Он, походу, вообще не умел смеяться, но Соуп уже привык к тому, что в случае с Саймоном Райли приходилось довольствоваться альтернативными методами определения реакции: вот, например, этот внимательный взгляд означал, что шутка залетела на ура. Можно продолжать. И Соуп продолжал, с каждым словом почти физически ощущая, как потихоньку ослабевает натянутая между ними струна напряжения. Даже если её чувствовал только он один. Так или иначе, нелепые анекдоты действительно были лучшим способом убить время в дороге. Уж он-то знал, о чём говорил. Границу они пересекли примерно на середине незабвенного: — В чём отличие между картиной и Иисусом Христом? Чтобы повесить картину, нужен только один гвоздь. А к точке высадки подобрались на рискованном: — Что имеет двадцать ножек, но не может бегать? Десять парализованных детей. К тому моменту Соуп успел окончательно удостовериться в том, что в их дружбе с Гоустом всё шло по плану, даже если теперь этот план включал в себя эпизодические тёрки огурцами. В конце концов, кто никогда не, а? Не отвечайте. Это риторический вопрос.

***

А он, сука, предупреждал, что всё пойдёт по пизде. Вот жопой чуял, не иначе — Россия обернётся им тем ещё геморроем. Так и вышло. В Британию возвращались в спешке, четверть команды была нахрен выведена из строя, и речь идёт только о критических ранениях: остальные тоже не одними синяками отделались. Зато, блядь, зарождающийся военный мятеж подавили. Всыпали горным ублюдкам по первое число. Молодцы какие. Держите медальку и поздравление лично от президента. Ага. Еле ноги унесли. Хорошо, что живы остались. Впрочем, у них ещё были все шансы помереть. По крайней мере, у Рука (пулевое в грудь; только чудом прошло в паре дюймов от сердца, но кровищи он потерял немало, пока его не оттащили в укрытие) и Ройса (две пули в бедре и сотрясение: приятель пускал слюни и не отключался только потому, что Роуч то и дело хлопал его по щеке). Пиздец, знаете ли, а не миссия. Сначала, конечно, ничто не предвещало. Приземлились без эксцессов, в назначенное время встретились с кое-какими представителями местного военного контингента. Обкашляли вопросики. Предполагалось, что на территории кавказских гор готовит диверсию ещё не зачищенное подразделение ультранационалистов, ну, тех парней, которые готовы в жопу дать ебучему Захарову. Силы противника насчитывали порядка пятидесяти человек, вот какие цифры им сообщили. Исходя из этих данных, ОТГ-141 и нескольких русских отрядов оказалось бы достаточно для того, чтобы помочь говнарям упокоиться рядом с их кумиром. Правда, в действительности боевиков у ультранационалистов оказалось несколько больше, чем сообщил тот светловолосый мужик, как его, Константин. Раза так в три. Это оказалось довольно неприятным сюрпризом. В конце концов, их опергруппу сослали сюда как вспомогательную единицу, эдакую дань уважения крепкой и нежной дружбе с Россией. Никто из них не планировал помирать в этот холодный и ветреный день. И на тот масштаб, который приняла перестрелка, они тоже как-то не рассчитывали. Соуп не смог бы чётко назвать конкретный момент, в который он понял, что всё летит к ебеням. Возможно, это произошло, когда всегда такой сдержанный в формулировках Прайс грязно выругался в его наушнике — Соуп услышал это в аккурат перед тем, как заметил, что их обходят с левого фланга; или, вероятно, когда Рук заорал: «Парни, я пуст!», а через какие-то пять секунд его едва не отправили на тот свет; или, наконец, когда выяснилось, что у противника есть гранатомёт. Поддержку с воздуха запрашивали буквально на бегу, и Рук уже тогда был одной ногой в могиле. Гоуста вообще поблизости видно не было, у него было задание в духе «сдохни или умри», и Соуп, хотя в жизни бы не признался в этом никому, включая самого Гоуста, испытал ошеломительное чувство облегчения, когда тот сообщил по рации, что смог подорвать склад неприятеля. Их ключевую цель. Не то чтобы это что-то меняло, учитывая, что с каждым мгновением свист пуль становился всё оглушительнее, а снарядов в патронташе неумолимо убывало. Ебучие ультранационалисты. Безбашенные уёбки, не боящиеся сдохнуть и утащить за собой других. Не первое столкновение с этими уродами, но лучше бы для ОТГ-141 оно оказалось последним. Русские вроде как были с ними заодно, но необъяснимым образом оказались вообще на другой стороне поля боя, распределили, с-сука, обязанности. Соупа абсолютно не ебал тот факт, что с гранатомётом выпало возиться именно им. Ему и парням тоже, знаете ли, пришлось несладко. Выбора не было, кроме как удерживать позиции без надежды на продвижение вперёд или контратаку, вшестером — не учитывая одного полумёртвого бойца и ещё одного, застрявшего в самом эпицентре вражеской дислокации — против двух десятков вооружённых до зубов козлов. По-вашему, это недостаточно серьёзно? — ну так прибавьте к уравнению тот факт, что они были, мать вашу, в горах. Попробуйте повоевать в двух шагах от обрыва и не навалить в штаны. Наверное, под конец им просто-напросто повезло. Ничем другим Соуп это не объяснил бы: силы были неравны, за десять минут обороны они потеряли Ройса, схватившего пару пуль и здорово приложившегося башкой об лёд, а Гоуст всё ещё не присоединился к ним — в наушнике были слышны лишь звуки пальбы. Промедли подкрепление на какие-то мгновения, и они, возможно, все уже померли бы. Но то ли ветер был попутный, то ли русские всё-таки подозревали подобный исход и держали вспомогательный отряд наготове. Помощь прибыла именно тогда, когда Соуп уже отчаялся выбраться отсюда живым. И вот: теперь трясся в кабине вертолёта, придерживая бледного как мел Рука за загривок, чтобы тот не вписался виском в какой-нибудь выступ и не сдох наитупейшей из смертей. Постепенно отогревающиеся пальцы покалывало: к тому моменту, как над его головой зашумели вращающиеся лопасти, Соуп едва был способен держать автомат. Хорошо, что обошлось без обморожения. Плохо, что они летели вчетвером — он, Роуч, Ройс и Рук. Другая половина команды осталась там, на поле боя, в самом разгаре перестрелки. Таков был приказ Прайса, и у Соупа не было ни времени, ни возможности оспорить его: на них с Роучем легла обязанность отконвоировать к вертолёту тяжелораненых товарищей, и в подобных обстоятельствах любые возражения были обречены на провал. Прайс сказал, что теперь, с подкреплением, они быстро прикончат оставшихся боевиков. Что волноваться не о чем. Что они полетят в штаб следующим же вертолётом и встретятся с теми, кто отправился на базу раньше, уже там. Гоуст, естественно, не сказал ничего. Соуп не знал, почему до сих пор не снял мокрый от снега наушник и не отключился от линии связи: его личная миссия уже была завершена. Но по-настоящему выполнена она оказалась только тогда, когда кэп сообщил им по рации, что ультранационалисты ликвидированы. Слава, блядь, богам. Соуп и не осознавал, насколько напряжена была каждая его мышца, до этого короткого сообщения, вынудившего его расслабиться. Хорошо. Просто заебись. Дело за малым. В первую очередь, стоило их вертолёту приземлиться, они отконвоировали Рука и Ройса в медпункт. Соуп пытался помогать, но его и не подпустили к носилкам; кто-то из бойцов, укладывающих на них Рука, кожа которого уже приобрела пугающий сероватый оттенок, рявкнул ему: — Не мешайся! Вот вам и спасибо. Они с Роучем уныло переглянулись. По-хорошему, теперь им стоило тоже заглянуть к дежурному врачу — лицо Роуча напоминало вывернутого наизнанку енота, а Соуп мог похвастаться глубокой кровоточащей царапиной на правой ноге — или хотя бы ополоснуться, но они не сговариваясь остались здесь, на площадке для посадки, дожидаясь второго вертолёта. Ждать пришлось долго. Рация молчала. На запросы о местонахождении не отвечали ни Прайс, ни Гоуст, ни Газ, ни Мит. — Что, если с ними что-то случилось? — в тысячный раз спросил Роуч. К тому моменту они оба уже уселись на полу, Соуп вытянул окровавленную ногу и старался не шевелить ею без надобности. — Да прекрати, — устало ответил он. — Всё с ними заебись будет. Может, линия упала просто. Или рации разрядились. — Ага, — мрачно буркнул Роуч, — или их догнал в воздухе какой-нибудь беспилотник, существование которого мы не учли. — Кэп бы не подставился так тупо, — Соуп попытался прозвучать бодро, но, ясен хер, всё равно вышло напряжённо. От Роуча пахло плохо сдерживаемым волнением, и у его собственной сущности от этого волосы дыбом вставали. Ебучие феромоны. — Он же не какой-нибудь зелёный новобранец. И не из такого дерьма выбирался. Кажется, подействовало — Роуч заткнулся. Правда, как выяснилось, хватило его всего на пару минут, прежде чем он снова открыл рот и начал было: — А если… — Бля, ты или захлопнись, или вали отсюда, — не выдержал Соуп. — Пиздуй, вон, к Ройсу, узнай, как он там. Я найду тебя, когда они прилетят. Честное слово, он обожал Роуча — ну, мировой мужик, свой в доску. А в стрессовых ситуациях мозг долбит почище омежки какого. И хорошо, что только его. Соуп ни за что не признался бы в этом никому другому, но он определённо испытал облегчение, когда Роуч действительно съебался с площадки. В одиночестве он прождал ещё несколько десятков минут — Соуп не знал в точности, сколько прошло времени, экран на его часах погас, батарейка сдохла, а личный телефон остался в штабе. Нихрена у него с собой не было, кроме рации, наушника и бесполезной теперь уже пушки, в которой осталась какая-то жалкая пара патронов. И ещё беспокойства. Древнего как мир беспокойства за тех, кто столько раз прикрывал ему спину. Он сказал Роучу правду — неопытных новичков в отряде не было, случалось переживать и большую жопу, чем сегодняшняя. Но у войны был неприятный закон, работающий без сбоев и исключений: любая миссия могла оказаться последней для кого-то из них. Пусть, блядь, эта не окажется. Разве этого так много? Шум лопастей раздался тогда, когда он почти успел задремать. Или реально отключился?.. Пришёл в себя Соуп от тычка. — Вставай, боец, — произнесли над его головой. — Ты чего вообще торчишь тут? — А? — Соуп осоловело проморгался и с некоторыми усилиями опознал в говорящем капитана Прайса. Тот протянул ему руку, помог подняться, блядская царапина, о которой он не вспоминал ни на минуту на поле боя, немедленно заныла. Соуп огляделся. Остальные ещё выгружались из вертолёта: Мит, который вылез первым, остался возле подножки. Похоже, кто-то из оставшихся бойцов был ранен, и Мит страховал на выходе. В самом деле — через мгновение на него навалился Газ, забросил руку ему на шею, и они зашагали к ним вместе, медленно и осторожно. Газ заметно прихрамывал. — Что-то серьёзное? — спросил Соуп. Прайс покачал головой: — Жить будет. Что с ногой? — Жить буду, — вернул любезность Соуп, и Прайс усмехнулся в бороду. Гоуст, по всей видимости, помогавший Газу добраться до заботливо подставленного плеча Мита, вылез из вертолёта последним. Он казался целым и невредимым, по крайней мере, беглый анализ в полумраке не выявил ни намёка на следы крови. Не очень-то Соуп и нуждался в этом мысленном заключении. — Давай-ка в медпункт, парень, — Прайс похлопал его по плечу, кивнул ему и направился вслед за Газом и Митом, уже покинувшими площадку. — Ага, — рассеянно ответил Соуп, случайно столкнувшись взглядом с ничего не выражающими карими глазами. Но с места не сдвинулся, даже когда за кэпом захлопнулась дверь. На какие-то мгновения они остались здесь вдвоём: он, опирающийся на автомат, и неспешно приближающийся к нему Гоуст. Лейтенант «я всегда выхожу сухим из воды» Райли. Он мог бы пройти мимо, но зачем-то остановился прямо напротив Соупа. В каком-то шаге. Их глаза, бронежилеты и автоматы оказались на одном уровне. От Гоуста несло войной и морозом — таким мог бы быть его истинный запах. Соупу не стоило так пялиться. Это было слишком похоже на ебучую сцену из душевой, хотя он не должен был вспоминать об этом и поклялся даже мысленно не возвращаться к произошедшему тогда. И всё же во рту у него до нелепого сильно пересохло, когда он прокаркал: — Порядок? Гоуст весь был двумя нечитаемыми безднами в вырезах идиотской маски. — Порядок, — ответил он и вдруг протянул Соупу руку. Соуп пожал её, необъяснимо чувствуя себя полным кретином. Он уже знал, что у Гоуста крепкая и уверенная хватка, что Гоуст не снимает перчаток, и вместо его кожи ощущается прохладная и жёсткая выделка защитной оплётки для ладони, что это единственный вид тактильного контакта, который он инициирует с сослуживцами, и его, Гоуста, способ сказать: «Мы справились, спасибо за успешно завершённую миссию». Он только не ожидал, что то, о чём он подумает в этот момент, будет настолько… нелепым взволнованным тупым и противоестественным …непростительно далёким от дружеского рукопожатия.