Вместе: Время Ворона

Гром молчит всю дорогу, не спрашивает, что случилось, и я ему даже благодарна была бы, если б могла в данный момент соображать. Но я не могу. И оторвать взгляд от манипуляций, которые медики проделывают с ранами, тоже не могу. Мне кажется, что стоит посмотреть в другую сторону, и я пропущу момент, когда Шура перестанет дышать. В голове проигрываются обрывки фраз, осознание того, что барьер пал, мешается с пониманием, почему он пал. Я не понимаю, что происходит, я совсем ничего не понимаю. Слишком легко. Почему все так легко? Нет, до меня дошло, что к Тири явилась Свартжель, я видела обугленные черные перья на полу. Упыри бы ее не достали. Но… Все это неправильно, неестественно. Или так всегда ощущается подобная смерть? Я не понимаю. Не получается соединить пазл, детали не подходят, некоторых вообще нет. В больнице хаос, слишком много раненых из-за нападений, очень много. Я выскакиваю из машины следом за врачами с каталкой, и вместе с Громом мы влетаем в приемное отделение. Я пытаюсь соображать, правда пытаюсь, но это так сложно сейчас. Я даже не с первого раза отвечаю на вопрос врача, который встречает нас в отделении, только на повторе понимаю, что он интересуется группой крови раненого. — Первая положительная, — без заминки отвечаю я. И слышу, как он говорит медсестре, что может не хватить, нужно позвонить и заказать еще, потому что раненых с каждой минутой все больше подвозят. Я паникую, заверяю, что сейчас свяжусь с людьми, выясню, у кого такая группа, и все будет, только… — Успокойся, — обрывает меня Гром, стягивая куртку. Сунув ее мне в руки, указывает в сторону медсестер. — Иди скажи им, что у тебя плечо поранено. Я сам кровь сдам. Давай, Ася, иди. Ты ж не только о себе сейчас должна думать, ну. Его слова будто через вату доходят. Я киваю, но все равно тащусь с ним и врачом до дверей в хирургическое, куда меня, естественно, не пускают. Медсестра с сочувствием смотрит, но захлопывает их прямо перед моим носом. Я остаюсь стоять, прижимая к себе куртку Грома. Шум из приемного отделения долетает даже сюда, а это второй этаж. Я отступаю, прижимаюсь спиной к стене. Плечо. Да, плечо, Сирим меня поранила. И сейчас холод пробирает до костей, хотя в больнице тепло. Ужас окутывает меня с ног до головы, железными штырями впивается в легкие, мешая дышать. Барьера нет. Сектанты уже на пути в проклятую Сибирь. Тири мертва. Шура на грани. Хольт нажал на курок. Соня не в состоянии драться. Я… Я надеваю куртку Грома, надеясь, что кровь на плече уже засохла. В крайне случае, поменяю ему подкладку потом. Потом. Если будет «потом». Я сползаю на пол, отмахиваюсь от проходящей мимо медсестры. Та обещает найти и позвать врача. — Это не моя кровь, — запоздало говорю, глядя на руки. Это кровь Шуры. И она на моих руках не только буквально. Я должна была предусмотреть… Что предусмотреть? Я не экстрасенс, я не могла знать, что произойдет. Нахмурившись, смотрю в противоположную стену. Я — нет. Если бы мы остались в машине, все было бы только хуже, все равно пришлось бы драться с Сирим, а там я бы не смогла ее так хорошо запереть. Но что тогда не складывается? Нет, с Сирим все верно, там все ясно. Она вряд ли помнит, насколько Соня сильна, когда не на цепи, вот и решила сделать подарок папаше. Но то, что произошло в магазине… Почему так легко? Нет, не легко, конечно, но… Не понимаю. Что не так? Я поворачиваю голову в сторону дверей в хирургическое отделение. Он выживет. Обязан выжить. Пусть сказали, что состояние тяжелое, но это ведь предварительная оценка. Я встаю, подхожу и дергаю за ручку. Конечно, заперто. Разжав немеющие пальцы, шагаю назад, разворачиваюсь. Плечо. Да, надо, чтобы кто-то посмотрел плечо, а потом… Я не знаю, что делать потом. Теперь не знаю. Наверно, у Олега есть план, у него всегда план есть. Нужно спуститься, он, наверно, уже внизу. И Соня, нужно узнать, как там Соня. Я даже преодолеваю лестницу и выхожу в приемное отделение. Здесь все тот же хаос, и я не пытаюсь никого искать. Я застываю у стены, смотрю на свои испачканные в крови руки. Тири мертва. Шура в тяжелом состоянии. Разумовский… В любой другой ситуации я бы уже в панике бежала в магазин Тири и трясла бы ее, чтобы узнать, что нам делать дальше. Я могу и сейчас побежать. Но там никого не будет. Ни сегодня, ни завтра. И никогда больше. Свартжель убила ее. Я не спрошу совета, не приду пить какой-то непонятный чай, не буду болтать, пока она с ухмылкой смешивает травы. Не буду обсуждать с ней астрологию и говорить, что все сходится, я же водолей. Не притащусь в час-пик с пирожными, мы не будем смотреть «Зачарованных» под пиво и попкорн. Нет, я поеду в Сибирь и, скорее всего, там загнусь, потому что мне нечего противопоставить против всех этих тварей. Разве что Вероника сможет подсказать… Я поднимаю голову и смотрю в сторону регистратуры. Пазл оглушительно щелкает в голове. Я срываюсь с места и подбегаю к плану эвакуации, вожу по нему окровавленным пальцем. Так, так, так… Ага, здание отдельное, отлично. На территории больницы, еще лучше. Какова вероятность, что сюда? Да черт его знает. Возможно. Да, возможно. Я еще раз смотрю план эвакуации. Через этот выход будет быстрее. Надеясь, что запомнила верно, бегу в нужный коридор. Ну, как бегу. Тащусь, пошатываясь. Выскочив на улицу, запахиваю куртку и осматриваясь. Вроде вон то здание. Туда и иду. Уже у двери слышу, как меня зовет Гром. Обернувшись, вижу, как он бежит в мою сторону. Я захожу внутрь и атакую регистратора, требуя сказать привозили ли тело темнокожей женщины с рваными ранами. Тот морозится, в итоге отталкиваю его, достаю из-за пояса пистолет Олега, который был скрыт свитером, и смотрю по бумагам сама, пока испуганный парень зовет на помощь и тыкает в красную кнопку. Ага. Я бегу в сторону, где должны быть холодильники, на пути приходится врезать санитару, который пытается меня остановить. У входа слышу, как регистратор что-то кричит, скорее всего, Грому. Я распахиваю тяжелую железную дверь и, угрожая оружием требую, чтобы единственный находящийся в помещении медик, вышел. Он слушается, только уже возле двери пытается напасть и отобрать у меня пистолет, за что получает в челюсть и в живот. Дверь я захлопываю перед носом у ругающегося Грома. Засов крепкий, не сорвешь просто так. Осматриваюсь. На каталках несколько черных мешков, которые не успели распределить. Я сую пистолет за пояс и иду проверять каждый. На втором меня рвет, потому что зрелище отвратительное. На третьем везет. Я расстегиваю его полностью и застываю над телом ведьмы. Над телом своей подруги. В дверь отчаянно долбятся, и я бегу на всякий случай закрывать вторую. Через нее, наверно, завозят тела. Или еще что. Не знаю. Я возвращаюсь к каталке, смотрю на Тири. Почти жду, что сейчас она откроет глаза и скажет, что пора действовать. Но с такими ранами не живут. Видимо, даже ведьмы. Я заставляю себя дышать ртом, беру Тири дрожащими пальцами за холодную руку. Очень холодную. Выронив ее, делаю то, что собиралась. Лезу по карманам черного платья. Если мои подозрения верны, она точно оставила что-то… Я вытаскиваю на свет две карты Таро. Первая «Смерть», и там две даты. Ноябрь, когда Разумовский и Волков разыграли гибель. Вторая — взрыв в полицейском участке пару дней назад. Тири говорила, что карта Смерти совсем не значит смерть, но… Я не разбираюсь в картах, и она это знает. Я понимаю ее буквально. Две даты, когда она вмешалась. — Ты же говорила, что не видишь будущее, — шепчу я, подняв взгляд на безжизненное лицо. — Ты говорила, что не умеешь даже по картам читать. Ты… Кто должен был умереть в ноябре? Я? Или мы все? И в участке… Я закрываю рот. Гром. И я. Я помню ноябрь. Я хотела вызвать Грома в дом, чтобы передать ему Рубинштейна. Птица, который уже тогда договорился с Тири о фейковой смерти, отказался. Если бы нет… И в участке. Мы оба погибли бы, и я, и Гром. Получается, что в особняке тоже? При чем тут Гром? Он же вообще в этом не замешан! — Ты знала, — выдыхаю я, закрыв глаза. — Ты знала, что будет сегодня. Ты знала. Ты… Ты привела Веронику, потому что знала, что скоро умрешь. Ты говорила, что нельзя вмешиваться в порядок вещей, но ты вмешалась дважды, и ты знала, что умрешь. Ты знала. Все это кажется каким-то бредом. Я отчаянно хочу верить, что все поняла неправильно, потому что тот же Гром не имеет здесь смысла. Тири могла спасти меня, да, может быть, но Игорь? Он ей безразличен, так зачем?.. Я смотрю вторую карту. Из горла вырывается надрывный смешок. Что ж, по крайней мере, я знаю, что нужно сделать. Глядя на изображение, чувствую, как по лицу начинают опять течь слезы. Значит, либо она поняла, как стабилизировать наш замысел, либо… Либо варианта лучше все равно нет. Я думала, что это на крайний случай, потому что… Потому что страшно до безумия. Но, да, случай крайний. Я сую обе карты в карман джинсов. Вновь беру Тири за руку. — Овца, — с чувством шепчу, прижавшись губами в холодной коже. — При чем тут Гром-то? Боже, я ж тупая в этом совсем. Мне нужно больше подсказок, родная. Я кладу ее ладонь обратно и глажу по исцарапанной щеке. Выдохнув, застегиваю черный мешок, и от этого действия меня разносит только сильнее. Я опираюсь на каталку, вслушиваюсь в шум за дверью. Кажется, там Олег и Соня еще. Взгляд скользит по окровавленным рукам. По парному браслету с фразой на азбуке Морзе. Хольту не жить. Особенно, если я сделаю сегодня то, что собираюсь. Я нахожу салфетки на столе, вытираю лицо и иду открывать дверь. На меня орут Гром и Олег, позади них орут медбратья. Соня, бледная, в куртке и футболке Волкова, вопросительно смотрит. По крайней мере, они додумались залезть в спортивную сумку, которая лежит в багажнике, и наемник не щеголяет с голым торсом. — Прости, что дергаю, — говорю я, протиснувшись к ней между Олегом и Игорем. — Но мне нужна помощь. Ты как, осилишь поездку? — Нормально, — кивает она. — Поехали. — Что ты собралась делать? — спрашивает Гром. Ему вторит Волков: — Что ты задумала? — Мужиков своих спасать буду. Мне нужно в магазин Тири. — Ты охренела? — как-то обреченно спрашивает майор. — Ты вломилась в морг и врезала санитарам, угрожала оружием, ты… — Тяжелый день. Держи. Я снимаю куртку и сую ему. — Арестуй потом, если так хочется, — предлагаю, проходя мимо. Санитары смотрят настороженно, а потом накидываются на Грома с требованием задержать меня и сделать все по правилам. Их посылают. Я выхожу из морга и собираюсь взяться за перила маленькой лестницы, когда мне на плечи опять приземляется куртка Игоря. — Задубеешь, дура, — мрачно говорит он. — Поехали. Расскажешь то, что не рассказала тогда, по дороге. — Тебе не понравится. — Я и сейчас не в восторге. Что за херня творится в моем городе, Ася? *** Вход в магазин затянут полицейской лентой. Я срываю ее под недовольное хмыканье Грома, сразу иду за стойку. Пока ковыряюсь с символами на полу, успевает приехать Вероника, которой я позвонила. Нарисованная вязь с доски стирается, и я спокойно отодвигаю ее, вытаскиваю несколько листов, просматриваю их. Один с новой печатью, правильной, второй с инструкцией, третий… Третий с описанием. Я просматриваю его. Да, прогресс действительно был, но Тири не нашла, как избежать последствий для меня и Евы. Теперь они просто иные. Выругавшись, встаю, отдаю листы с печатью и инструкцией Нике. — Ты сможешь это провернуть? — спрашиваю, пока она читает. — Я… — Девушка хмурится, закусив губу. — Наверно. Подожди, но… Ася, кого оно вызовет? Тири не говорила. Я отдаю ей третий лист. Вероника спустя несколько секунд поднимает на меня откровенно испуганный взгляд. — Ася, ты… Ты понимаешь, что делаешь? Он же… Я… Нет. Прости, но я не стану. Это слишком опасно. Я не буду, прости, но я не буду. — Ладно, — пожимаю плечами и забираю у нее листы, отдаю их Соне, которая сидит на перевернутой тумбочке. — Сможешь? Девушка просматривает их, над ее плечом наклоняется Олег, тоже читает. — Что там у тебя, Доманская? — устало спрашивает Гром. — План. — Какой? — Как не загнуться в процессе беготни по Сибири. Ты сам как? Переварил? — В жопу все это, — честно отвечает Гром. — Если бы сам не видел… Боги, демоны, — он обводит взглядом помещение, — ведьмы. Чересчур. Я пожимаю плечами, собираюсь заверить, что он привыкнет, но тут оживает Волков и высказывает свое категоричное «нет», заявляя, что я двинулась, и он не позволит. Я молча смотрю на Соню. Она чуть заметно кивает. — Это не выход, Ася, это дерьмо собачье, — продолжает Олег. — И я не дам тебе так рисковать, ясно? Мы поедем в Сибирь, и разберемся на месте. Наши люди уже отслеживают их путь, так что… Не дури. Серьезно. Разберемся без этого. Может быть. Я киваю. — Ты прав, наверно, — тихо говорю, опустив голову. — Я… Мне страшно, что у нас не получится. Я безумно боюсь за них, Олег. — Справимся, Ася, — произносит Волков, потрепав меня по плечу. — Пойдем, начнем готовиться к вылету. Я не спорю, иду с ним. Гром и Вероника выходят первыми, мы с Олегом за ними. Я запинаюсь на пороге, останавливаюсь, схватившись за голову. Волков поддерживает меня, спрашивает, что болит. И получает пинок в колено, и слабый заряд в бок после того, как разжимает руки. Электрошокером, который я сдернула у него с пояса. Шагнув назад, хлопаю ладонью по дверному косяку. Олег, бросившийся следом, вписывается в невидимую стену. — Извини, — говорю я, отступая к Соне. — Не мешай. Без этого вряд ли что-то получится. И я готова рискнуть. — Ася, подумай, — просит Волков, стукнув по невидимой преграде. — Это перебор, слышишь? Ты подставляешь и себя, и ребенка, не сходи с ума! Соня подходит ко мне, держа листы в руках. Неуверенно смотрит на Олега, который рявкает ничего не понимающему Грому отвалить. — Я пойму, если откажешься, — говорю, повернувшись к Соне. Она опускает взгляд на листы, хмурится, поджав губы. От этого почти зажившие порезы на щеке опасно натягиваются. Вновь смотрит на Волкова. — Ты сам говорил, что семью нужно защищать, — произносит она. — Я это и делаю. Я защищаю твою семью. Ты не представляешь, что отец устроит там после воскрешения. Ей не выжить, если она пойдет в самое пекло. — А она пойдет, — обреченно добавляет Волков, стукнувшись лбом об косяк. — Пойду, — отзываюсь и возвращаюсь за стойку. Соня следует за мной, ждет, пока я принесу из подсобки все нужное для того, чтобы нарисовать печать. — Большая, — бормочет она, разложив листы на лакированной поверхности стойки. — На руку вряд ли помещу. — На спину? — Да, на спину подойдет. Я бросаю последний взгляд в сторону двери, где Гром спорит с Волковым. Олег ему что-то объясняет, Вероника, притихшая, стоит рядом. Может быть, я совершаю ошибку. Может быть, не отрицаю. Но мне нужно все, что я могу достать для того, чтобы вытащить Разумовского. Дочь… Дочь поймет меня потом. Я снимаю куртку Грома, кладу на тумбочку рядом. Лезу в карман и сверху кидаю карты. Поверх Смерти на меня смотрит карта Дьявола. Я достаю из ящика копии гримуара Джосет. *** Каменная пустыня кажется холодной. Я почти рада, что никогда не была здесь физически, поэтому только кажется. Проморгавшись, сажусь, осматриваюсь. Обрыв, с которого я так часто срывалась во сне, сейчас далеко, но шепот теней внизу слышу даже отсюда. Тряхнув головой, встаю и направляюсь в сторону горы. Он, наверно, почувствовал мое вторжение. Не знаю, может ли он через меня наблюдать за тем, что происходит в мире. Может быть, этот визит для него не новость. Я останавливаюсь возле провала в черноту. Стучу по камню рядом. Сначала ничего не происходит, а потом из тьмы раздается хриплый смех. — Маленькая мышка заглянула в гости? Голос печально знакомый, от него по телу проходит дрожь. Я игнорирую обращение и громко и четко озвучиваю, что сейчас сделаю. Предлагаю не дурить, иначе точно останется в гадской пещере навсегда. Тварь некоторое время молчит, затем спокойно произносит: — Ладно. Я шагаю ближе и протягиваю в черноту руку с печатью. Она скрывается там по локоть, и я все жду, что этот придурок схватит и дернет к себе. Вздрагиваю, когда на предплечье смыкаются длинные когтистые пальцы, царапнув кожу. Делаю глубокий вдох и медленно отступаю. Вид собственной руки, которую сжимает жуткая демоническая, кажется иррациональным, совсем ненастоящим. Я, стиснув зубы, иду дальше, пока тварь не появляется из пещеры полностью. Тьма тянется за ним, не желая отпускать, цепляется из последних сил, но удержать не может. Моя печать целиком и полностью пронизана колдовством семьи Джосет, и они же заточили его. Это место меня узнает и принимает за одну из них. Пока что. Демон не разжимает пальцы, продолжает рассматривать меня красными глазами. Рот изгибается в широкой улыбке, обнажая клыки. Он ничуть не изменился, но сейчас у меня есть шанс рассмотреть его лучше. Высокий, рогатый, с чересчур длинными конечностями, слишком тощий для демона. Ладно, ладно, я сужу по картинкам с накачанными, сексуальными исчадиями ада. — Ивори, — говорю я, не пытаясь освободиться. — Ивори, — подтверждает тварь. — И что же дальше? Полагаю, у тебя ко мне назрело дело? — Назрело, — киваю я. Демон, ухмыльнувшись, все-таки дергает меня к себе. Я вписываюсь в порванные черные доспехи, а он обхватывает мой подбородок пальцами, заставляет запрокинуть голову и смотреть на него. — Давай, маленькая мышка. Убеди меня не вырывать тебе сердце прямо сейчас. — Легко. Я тебя вытащу. И я рассказываю. Фактически предлагаю сделку. Честно описываю, как все будет, добавляю, что это единственный способ его вызволить, другой он вряд ли найдет. Озвучиваю последствия. Лишний раз напоминаю: — Если я сдохну, ты вернешься сюда сразу же. И все, шанс упущен. — Интересно, — протягивает Ивори, оттолкнув меня. Он ведет плечами, распрямляет их, ходит вокруг. Я поворачиваюсь следом. — Это лучше, чем сидеть в пещере, — говорю, наблюдая за ним. — И, когда кончится эпопея с Кутхом, я клянусь, что буду искать дальше способ освободить тебя окончательно. Помоги мне. Заключи со мной сделку и окажешься в нашем мире. — Стать твоей верной тенью, маленькая мышка? — усмехается он. — Многовато просишь. — Я столько же и отдаю. И… Я опускаю взгляд вниз, касаюсь ладонью живота. — Пока мой род жив, ты сюда не вернешься. — Для твоего рода тоже будут последствия, — как бы между прочим говорит демон и машет рукой в сторону живота. — Может, не для этой, а для другого. Но будут. — Разберемся. Заключи со мной сделку. — Очень надо, да? — хмыкает демон и замирает. Внезапно оказывается рядом, нависает надо мной. Я шарахаюсь назад, но его ладонь удерживает меня за руку. — Обговорим еще кое-что. И тогда… — Печать готова, — сообщаю, стараясь не трястись так сильно. — Все готово. Ивори требует показать, и я высвобождаю руку, разворачиваюсь. Стаскиваю свитер. Демон молчит некоторое время, рассматривает символы. Коготь касается позвоночника между лопаток. — Неплохо, — заявляет он. — Какие еще условия тебе нужны? — О, сущие мелочи. Дурь, а не мелочи. Но ладно. Я соглашаюсь, в очередной раз повторяя все условия и последствия. Демон обходит меня опять, становится передо мной. Протягивает руку. Я делаю ошибку. Знаю. Но все равно беру его ладонь. Выглядит это так, будто мою взяли в капкан паучьи лапы. Я смотрю на него, и мы проговариваем нужные слова. А потом спину обжигает боль. *** Я открываю глаза и хватаю ртом воздух. Соня рядом что-то говорит, трясет меня за плечо. Сначала не получается определить, где я и что происходит, но довольно быстро осознание ко мне возвращается. Я дергаюсь в ее руках, сажусь. Мы на полу в лавке Тири. Значит?.. Соня осматривает мою спину, затем подает свитер. Натянув его, прислушиваюсь к себе. Вроде никаких глобальных изменений не чувствую. Девушка отходит объясниться с Олегом, я на дрожащих ногах поднимаюсь. Делаю пробный шаг. Вроде нормально. Схватив стакан воды со стойки, осушаю его, и выхожу в зал, взяв куртку Грома. Останавливаюсь рядом с разломанным прилавком. Что-то же должно быть? Что-то и есть. По ногам ползут тени, поднимаясь вверх, струятся по рукам. Я дергаюсь от того, что кто-то вжимается в мою спину. Неестественно длинная рука впивается в остатки прилавка, разламывает его ококнчательно. В тишине, повисшей в дверном проеме, Ивори протягивает, полностью материальный: — Начнем играть? — Начнем, — говорю я. Не глядя на Волкова, добавляю: — Готовь вертолет, Олег. Мы летим за Разумовским.