Вместе: Время Ворона

В туннели наши люди спускаются на следующий же день после взрыва в полицейском участке. Изначально планировалось, что я тоже буду участвовать, ведь там может понадобиться помощь Сони, а Волков опасался, что она может учудить что-нибудь эдакое. Контроль-то у меня, и Олег не сильно доверяет всем этим договорам. Но в итоге я ношусь по офису в башне под присмотром Вероники. Диагноз «легкое сотрясение» внезапно вселил в Олега веру в то, что Соня их не сожрет из вредности. Ника с сочувствием смотрит, как я передвигаюсь из одного угла помещения в другой, и периодически командует сесть и подышать. Я слушаюсь. Произошедшее в полицейском участке чудом не повредило Еве, но я все равно опасаюсь, что может нагнать какой-нибудь афтершок. Вот и не спорю. Когда Марго сообщает о том, что Волков и его команда прибыли на место, я срываюсь в серверную, где ИИ уже настроила для меня трансляцию с их камер, прицепленных к костюмам. Заняв кресло Разумовского, внимательно всматриваюсь в экран. Ника маячит позади, периодически приносит мне чай или берет за руку, что-то там проверяет. Иными словами, честно отрабатывает звание моей персональной целительницы и жалованье, само собой. Изображение так себе, слишком темно, да и сами камеры маленькие. Иными словами, все не так, особенно то, что никакого результата эта вылазка не приносит. Когда все заканчивается, я кидаю гарнитуру на стол и закрываю лицо руками. Ника треплет меня по плечу. — По крайней мере, они все еще в городе, — говорит она, вздохнув. — Барьер держат очень сильные маги, сектантам Кутха не пробиться. Нужно подождать. — Ага, — бормочу я, вставая. — Еве в восемнадцать лет так и скажу, что нужно подождать еще. — Ася, — зовет Вероника, следуя за мной в коридор. — Ты задумала рискованную авантюру. Ту, над которой работает Тири. Даже если ей удастся избежать последствий для ребенка… Ты хотя бы примерно представляешь, каково все это будет тебе? — Честно? Мне плевать. Я должна найти Разумовского. Нужно ускориться, потому что… Не знаю, плохое предчувствие. Знаю, на самом деле. Я больше не вижу его во сне. Тири говорит, что это ничего не значит, скорее всего, Свартжель просто обнаружила утечку через печать и обрубила ее, но я не могу отделаться от мысли, что подобное совсем не к добру. Слишком совпало. Взрыв этот, репортаж и отсутствие снов. С людьми, которые выпускали весть о моей смерти в эфир, работает полиция, и им очень повезло, что стражи правопорядка успели первые. Я опасаюсь своей реакции. Скорее всего, я бы приказала их не жалеть и добыть всю возможную информацию, любым способом. Если у полиции ничего не получится, за дело возьмемся мы. — Я оставила новые травы и инструкции, — говорит Ника, когда мы возвращаемся в офис. — Чтобы голове стало полегче. Будь осторожнее, ладно? Я сажусь на диван и киваю. Девушка остается со мной до момента возвращения Олега, Шуры и Сони, потом отчитывается о моем состоянии Волкову и уходит, пообещав вернуться завтра. Шура падает рядом, пересказывает то, что я итак видела. В участке ему сильно повезло, потому что взрыв прогремел в другой стороне здания, и все, кто был в главном зале, отделались легким испугом, включая Прокопенко, который ругается на чем свет стоит. Его можно понять. Второй раз происходит нечто подобное. Веселее было пытаться объяснить Грому, что за твари на нас напали. Может сотрясение несколько подкосило мое красноречие, но майор и половину не дослушал, послал меня в задницу и ушел. Прямиком в экзистенциальный кризис, надо полагать. Сложно винить его, даже на мою голову все это валилось не так сразу. На звонки Игорь не отвечает, и я в итоге решила его не тормошить. Жаль, что никто не хочет перестать это делать со мной. Мы дали сотню опровержений, во все инстанции, на все каналы, до которых Ангелина добралась, и теперь моя персона вновь всем внезапно понадобилась. И теперь я не могу просто отмахнуться от комментариев, мне нужно любыми способами сгладить эффекты того репортажа. Как только журналистка выйдет из полиции — придушу ее к чертовой матери и даже спрашивать не буду. Я закрываю глаза, дышу. Олег сует мне в руки бутылку воды. — Все нормально, — говорю я, откручивая крышку. А внутри все так и вопит, что ничего нормального в нашей ситуации быть не может. Где мои сны? Почему я больше не вижу Сережу? Почему это так совпало с роликом о моей смерти? Разумовский просто так не поверил бы, но… Он уже был достаточно вымотан, изможден постоянными ментальными обманами, и сверху еще и это. Мог ли Кутх получить согласие, сыграть на его отчаянии? И если да, то… Что дальше? Как мне вырвать Птицу и Сережу из его лап, если он уже получил тело? И при этом не повредить самому телу? — Завтра тебе нужно попасть к врачу, — говорит Волков, присев рядом. — Мы с Соней тебя отвезем, а Шура поедет к Тири, чтобы наметить еще точки для поиска. — Им не вырваться из города, — говорю я, глядя на бутылку в своей руке. — Именно, — кивает Олег. — Поэтому не раскисай. Мы сжимаем кольцо, скоро Кутху и его людям уже негде будет прятаться. Иди поспи. Я не отвечаю, продолжаю разглядывать пеструю этикетку. Какой смысл, если там не будет его?.. — Ась. — Соня садится на журнальный стол и стучит длинными когтем по бутылке. — Да, ты больше не видишь его, но хотя бы сможешь отдохнуть. И с новыми силами грызть им всем глотки. — Я глотки грызть не умею, — отстраненно бормочу, глядя на нее. — Ну, я перегрызу, не суть. Не отдохнешь — не сможешь указать мне, кого грызть. Ладно, немного резона в этом есть. Обсудив в последний раз планы на завтра, я тащусь в спальню, пустую и холодную, от чего выть хочется все больше. Мантра о том, что мы найдем Птицу и Сережу и вырежем всех, кто виновен в этом, уже почти не работает. Эффект был в первые пару недель, но прогресса нет, и все становится только хуже. Не знаю, какое там кольцо Олег сжимает вокруг сектантов. У меня пока ощущение, что это самое кольцо сжимается только на моей шее. Мысли невеселые, но чай, который принесла Ника, действует безотказно. Я засыпаю и снова вижу только обычные сны, в них нет ни следа того, кто мне нужен. Нечестно. У меня были хотя бы эти видения, а теперь только неизвестность. Утро я встречаю все так же без сил, но хотя бы без тошноты. Мне даже удается поесть перед тем, как спуститься к Ангелине и обсудить текущие задачи. Опровержения уже просто некуда вкидывать, да и вряд ли в них изначально был какой-то смысл. То, что нужно, сектанты уже получили, вряд ли у них там круглосуточный просмотр новостей организован для пленников. После PR-отдела я возвращаюсь в офис и жду, когда за мной придут Олег с Соней. У меня скоро начнется аллергия на любое ожидание. Они приходят ровно в назначенное время, и мы спускаемся на парковку. Не будь Евы, я бы послала в задницу этот осмотр, несмотря на сотрясение, но больше так рисковать не могу. — Шура сейчас примет отчеты у ночных патрулей, — сообщает Волков, пока я пристегиваюсь. — Потом поедет к Тири. Мы тоже к ней после больницы. Я не спорю. У меня нет других идей. Ничего нового в больнице нам не говорят. Ухудшений нет, риска для ребенка тоже. Мне повезло, как говорит врач. Честное слово, если еще хоть кто-то скажет эту фразу, я буду долго и громко орать. Настроение ухудшается еще больше, потому что по пути из больницы мы становимся в пробку. Судя по ее виду, закончится она нескоро. Я ерзаю на сиденье, выглядываю в окно и, в конце концов, просто распахиваю дверцу и выхожу на дорогу. Олег выскакивает следом. Под его раздраженные команды сесть и не страдать херней пробираюсь через машины к тротуару и иду дальше. Спустя пару секунд ко мне присоединяются Соня и Волков. В ответ на не сильно цензурный вопрос последнего развожу руками и говорю, что просто не могу сидеть на месте. Вон там кофейня, хоть куплю что-нибудь горячее. Зря Олег переполошился. Зайдя в уютный зал, мы направляемся к стойке, и мрачный Волков ждет, пока мы с Соней выберем напитки. Вздыхает, когда я заказываю карамельный капучино. — И еще… Меня прерывает громкий стук в окно. Когда я оборачиваюсь, Олег уже направляет в ту сторону пистолет, но там ничего нет. Соня шагает ближе ко мне, а потом, выругавшись, хватает за руку и утягивает подальше от окна. И теперь я тоже понимаю почему. Птицы, десятки птиц впечатываются в стелко, разбиваются насмерть, и от них повсюду расползаются трещины. Посетители и сотрудники кафе кричат, начинается полнейшая суматоха, и Соня оттесняет нас обеих еще дальше, в угол. — Плохо, очень плохо, — шепчет она, озираясь. — Там подсобка, — говорю я, указав на неприметную дверь возле стойки. Даже пробую сделать к ней один шаг, когда из того коридора раздаются душераздирающие крики. Соня, крепко держа мою руку, командует Олегу двигаться в сторону выхода, но мы не успеваем. Другая дверь не просто распахивается, ее буквально вырывает с петель, и через мгновение мы видим того, кто это сделал. Сирим! Олег стреляет сразу, но никакого толку от пуль нет. Она лишь с усмешкой смотрит туда, куда они попали. Человек бы умер. Жаль, что нам так не везет. — Сестрица, — капризно протягивает Сирим, стряхивая с когтей чью-то кровь. — Ну что за дела, дорогая? После всего, что мы сделали для тебя, ты так невежливо сбежала. Соня низко рычит, встав передо мной, обнажает когти. — Контролируй себя, — бросает ей Волков, не опуская оружия. — Мы говорили об этом. Злость ничего хорошего в бою не принесет. — Нового завела? — ухмыляется Сирим, поводя плечами. — Молодец. Свартжель соскучилась по тому, как ты воешь. — Что тебе нужно? — спрашиваю я, оглянувшись на крики на улице. Упыри, ну конечно. Самое место. Скоро подтянется полиция, но они им будут как овцы на заклание. — Верну блудную дочь домой, — любезно отвечает Сирим. — А ты, значит, и правда выжила. Как там тебя? Аня? Я советую ей сходить на три буквы, но мои слова ее только веселят. — Отсюда никуда не денетесь, — нараспев тянет она, подходя к нам. — Я не пропущу, а там, — женщина указывает в сторону выхода, — вас будут ждать. Ваш драгоценный Данила, который так варварски расправлялся с нашими зверятками, сейчас не в городе, помощь придет о-о-очень не скоро. Олег шагает ко мне, крепко сжимает руку, и вместе мы отходим в другой угол. Сирим провожает нас веселым взглядом, а потом вновь обращается к Соне: — Но отец милостив, дорогая сестра. Он готов простить тебя, позволить вернуться. Он даже предлагает защиту в обмен на повиновение. Больше никакой цепи, ты будешь его полноправной дочерью. Взамен, — длинный коготь указывает в нашу сторону, — принеси ее голову. Давай, сестра. Это лучшее, что ты можешь получить. Кутха вам все равно не одолеть. — Он занял тело? — спрашиваю я, дернувшись, но Олег держит крепко. Сирим смотрит на меня, растягивает губы в ухмылке. И ничего не отвечает. — Давай, Синаневт. Всего одна голова, и больше никакой боли. Решайся. Соня выпрямляется, встряхивается. Смотрит на меня. — Маркер есть? — спрашивает она. Я киваю. Соня, усмехнувшись, просит: — Подстрахуй. И срывается с места, налетев на Сирим, вместе с ней впечатывается в стойку. Никаких девушек там уже нет, теперь ни на жизнь, а на смерть друг друга раздирают два чудовища. От зрелища тошнит хуже, чем от токсикоза. Олег пытается прицелиться, но выстрелить в Сирим и не попасть в Соню невозможно. Выругавшись, Волков хватает с пояса электрошоковую дубинку. Я дергаю его за запястье и говорю: — Оставь. Ты не поможешь ей. Лучше проследи, чтобы меня не задели. Дрожащими руками я снимаю пальто, вытаскиваю из его кармана маркер и швыряю бесполезную шмотку на пол, подальше. Упав на колени, рисую на паркете символы, зазубренные от и до, стараюсь не обращать внимание на рычание позади. Закончив в одном углу, вместе с Олегом перемещаюсь в другой. Волков, такой бледный, каким я его еще не видела, не отрывает взгляд от сестер, которые пытаются друг друга разорвать. Я повторяю вязь, и вот сейчас начинается самое интересное. Два угла находятся слишком близко в драке. — Дай. Я забираю у Олега оружие, стреляю в противоположную стену. Соня, отшвырнув Сирим, поворачивается и бросает на меня быстрый взгляд. Красные горящие глаза лишь на миг встречаются с моими, и почти сразу она вновь вцепляется в сестру, но теперь делает все, чтобы оттеснить ее подальше от нужного мне угла. Я заставляю себя встать и пойти туда, но тело совершенно против, оно трясется от ужаса. В итоге символ не получается сразу, приходится править. Одного толчка хватит, чтобы навредить мне, навредить непоправимо для Евы. Если Соня не удержит Сирим, то нам всем тут крышка. Но она быстрее и, возможно, сильнее сейчас. Пусть и ненамного, но я знаю, что нужно делать, чтобы обойтись малой кровью. Хотя, судя по сестрам, малой уже не получится. — Скажи, что то, что ты делаешь сработает, — хрипло просит Волков. — Сработает, — говорю я, не глядя на него. Ничего серьезного, значит, да? — Сейчас, еще немного. Я выжидаю, пока Соня уведет Сирим подальше от последнего угла, и ныряю за стойку. Под ногами хрустят осколки, остается только надеяться, что подошва сапог достаточно плотная. В конце концов, их Олег выбирал, должна выдержать. — Последнее, — шепчу я, выглядывая из-за стойки. Выдохнув, кидаюсь к середине зала и быстро черчу символы на паркете. Едва успеваю сделать последнюю закорючку, как кто-то хватает меня за плечо, впивается когтями и дергает. Вскрикнув, роняю фломастер, но давление почти сразу пропадает. Волков утаскивает меня подальше, но я все равно вижу, как Соня, схватив сестру за горло, впечатывает ее в пол, прямо туда, где я нарисовала символы. — Сильно? — спрашивает Олег, рванув ворот моего свитера. — Ася? — Ничего, — шепчу я, едва не хныкая от острой боли в царапинах. Сирим пытается встать. И не может. Дергается, как насекомое, наколотое на булавку, но все тщетно. — Жива? — рычащим голосом уточняет Соня, повернув ко мне зубастую голову. — Да, — киваю, стараясь не шипеть, пока Волков осматривает раны. Соня разворачивается к Сирим, наклонившись, хватает ее за волосы. — Где они? — требует она, несколько раз ударив сестру затылком об пол. — Где? Отвечай, и я просто убью тебя, не заставлю платить за все, что вы сделали со мной. Сирим смеется, странно, булькающе. Из неестественно растянутого рта струится черная кровь. — Поздно, — шипит она. — Поздно, слышишь? Теперь уже поздно. Пусть у меня не получилось приволочь тебя, но отец покажет, где ваше место! Он доберется до пещеры, и потом заставит склонить головы всех! — Где они? — повторяет Соня, когтями впившись ей в грудь. Снаружи раздаются выстрелы, сирены. Телефон в кармане моих брюк вибрирует, не переставая. Здоровой рукой я достаю его, смотрю на экран. Отбиваюсь от вызова. Немыслимая куча сообщений. Что-то не так. Я открываю первое, второе, похолодев, лезу в новости. Десятки нападений по всему городу. Показываю Олегу. — Поздно, — смеется Сирим. — Барьера сейчас уже нет, слышишь, Синаневт? Он и до тебя доберется. И твоя маленькая подружка, — ее рука отрывается от пола и метит Соне в горло, — тебя не спасет. Соня пытается блокировать удар, но сестра и не ее ранить пыталась. Она вцепляется когтями себе в горло и, рванув, хрипит в агонии. А потом мгновенно затихает. Соня отшатывается, вертит головой по сторонам. Вписавшись в полуразломанную стойку, тяжело дышит и постепенно принимает человеческий облик. Только сейчас мы видим, насколько она изранена. Клочья футболки почти не скрывают тела. — К ней, — говорю я, толкнув Олега. — Я в норме. Проверь ее. Волков бросается к Соне, осматривает. Сняв куртку, укутывает в нее девушку, осторожно стирает кровь с щеки, которую пересекают три царапины. Я встаю, морщась от боли в плече, пинаю безжизненное тело на полу. Спрашиваю: — Умерла? — Да, — тихо отвечает Соня. — К машине, быстро, — командует Олег. — Через запасной выход. Менты сами разберутся. Не уверена, но мы не в том положении, чтобы помогать. Я открываю ту самую дверь, за которой слышала крики, стараюсь не смотреть на растерзанные тела. Выворачивает меня уже на улице. Времени на то, чтобы отдышаться нет, мы несемся закоулками к тому месту, где оставили машину. Сейчас она там одна, бок помят, но целая. Твари до нее тоже не добрались. Олег усаживает Соню на заднее сиденье, забирается к ней и кидает мне ключи. Я завожу мотор. Снова звенит телефон. — Да? — раздраженно отвечаю, выкручивая руль. — О, Ася, дорогая, рад тебя слышать, — протягивает приторно ласковый голос на той стороне линии. — Чего тебе, Хольт? — рявкаю, оглянувшись. — У меня нет… — Времени? Я знаю, не волнуйся. Я звоню для того, чтобы выразить сожаление о том, что мы с тобой не… сработались. Нахмурившись, уточняю: — Что? — Видишь ли, я покидаю город. Как и мои союзники. — А сколько нытья про предательство было, — с отвращением цежу, не отвлекаясь от дороги. — Жаль, что мы с тобой не поладили, дорогая. Жаль. Пойди ты со мной тогда… Просто хочу напомнить, что их смерть на твоей совести. Увидимся. Может быть. — Чья смерть? — спрашиваю, вздрогнув. — О ком ты? — Нужно было со мной сотрудничать, Ася. Тогда все бы обошлось малой кровью. — Кого ты убил? Хольт! — Прощай, Ася. Кстати, я лично нажал на курок. — Хольт, клянусь, я тебе лично башку оторву! Про кого ты говоришь?! Август смеется и отключается. Я хватаю телефон, набираю номер Полины. Она отвечает, испуганная, но отвечает, как и Леша, и родители. Разумовского Кутх бы не дал убить. Я звоню Шуре. Один гудок, второй, третий. Десятый. Жду до упора, перезваниваю. Ничего. Сцепив зубы, набираю номер Тири. Все повторяется. Нет, нет, нет, это ничего не значит. Я звоню Веронике, она не отвечает. Впрочем, у нее смена, девушка вряд ли что-то знает. Снова пытаюсь дозвониться до Шуры, опять и опять. Пока не швыряю мобильник в сторону. — Это ничего не значит, — говорит Волков, озвучивая мои мысли. — Да, — киваю я. Но скорость выжимаю такую, что за мной опять увязывается полиция, будто у них дел сегодня нет других. В квартал, где находится магазин Тири, въезжаю под звуки сирен. Разбитую, раскуроченную витрину вижу издалека. Ускоряюсь еще больше, едва не влетаю в столб рядом, когда пытаюсь остановить машину. Не глуша двигатель, выскакиваю на улицу. И снова хруст стекла под ногами. Дверь вырвана. Я забегаю внутрь, спотыкаюсь об остатки какой-то мебели. Тири лежит на полу в луже крови. Вскрикнув, кидаюсь к ней, чуть не падаю по пути. Раны огромные, явно от когтей. Я заношу руки, но даже не знаю, как тут можно остановить кровь, слишком большие повреждения. А потом замечаю это. Она не дышит. Я прикладываю два пальца к шее, к холодной коже, ищу пульс. Зрение нечеткое, и я зло смахиваю слезы, продолжаю искать хоть какой-то признак того, что сердце бьется. Рядом приземляется Олег, отталкивает мою руку и повторяет. Ругается, хватает измазанное в крови запястье. Я поднимаю голову, отвожу взгляд, потому что смотреть не могу. Если не смотреть, то можно убедить себя, что неправда, что мы просто найти не можем, что… — Олег, — в ужасе шепчу, заметив чьи-то ноги сбоку от стойки. С нашего ракурса не видно, кто там, но тут и гадать, наверно, не надо. Я встаю, бросаюсь в ту сторону. Шура не двигается, синие волосы вымазаны в крови. Раны… Одна на груди, другая в районе живота, и это не когти. Это выстрелы. Выстрелы. Два выстрела и… — Олег! — зову я срывающимся голосом. — Олег, он дышит! Волков оказывается рядом почти мгновенно, зажимает раны и командует вызвать «Скорую». Но потрясенный полицейский, из тех, что преследовали нас, говорит, что уже это сделал. Он стоит на входе, бледный как мел. Я дрожащими пальцами убираю синие волосы с лица, сжимаю руку наемника. Жив, жив, главное, что жив. Сейчас «Скорая», и тогда… Главное, что жив. Пусть только дотянет до больницы, пожалуйста, пусть только дотянет до больницы. Так не должно быть, не должно, он же… Почему их? — Барьер? — шепчу я и смотрю в сторону Тири. — Барьер? Ты была одной из тех, кто удерживал его? Слышится перезвон колокольчиков, чудом удержавшись над дверью. — Ася, — произносит Олег. — Помоги. Зажми здесь. Я делаю, как она сказал, почти не видя, потому что слезы льют рекой, капают на ладони, которыми я держу одну из рану. Выживет. Обязан выжить. Выживет. Он выживет, не может сдохнуть, только не так. Кстати, я лично нажал на курок. Хольт. Выстрелы. Хольт сказал, что нажал на курок. — Держись, — говорит Волков. — Не время для истерики. Но удержать ее я не могу, я реву, но продолжаю упорно давить на рану, даже тогда, когда в разгромленный магазин врываются медики. Олегу приходится меня оттащить, потому что информация совсем не доходит до мозга. Я вижу, как один из фельдшеров опускается рядом с Тири, проверяет пульс. И сразу встает. Волков не дает мне пойти туда, держит, пока я вою, уткнувшись в его рубашку. Но когда носилки с раненым наемником выносят, я вырываюсь из его рук и следую за медиками. В дверях сталкиваюсь с Громом, но сейчас решительно не до него. Не слушая возражений, сажусь в машину «Скорой», потрясенный майор лезет следом. На вопрос фельдшера, родственник ли я, отвечаю: — Да. Гром показывает удостоверение, и машины с визгом срывается с места.