Вместе: Время Ворона

Дагбаев поначалу не особо хочет меня слушать, горящий праведным гневом из-за того, что оказался прав насчет Разумовского, а ему нагло врали в лицо, и о каком вообще сотрудничестве тогда идет речь. И это при том, что на встрече, которую мы проводим на моей старой кухне, настаивал именно он. Пока парень распинается, я размешиваю сахар в чае и думаю о том, что хочу налить в кружку чего-нибудь покрепче. Вадим, стоящий позади хозяина, периодически гримасничает в сторону Шуры, что устроился на подоконнике и теперь буравит его мрачным взглядом, Сони, сидящей за мной на столешнице, и Олега, занявшего место в дверях кухни. Я молчу, жду, пока мальчишка выдохнется. Пусть, дело все-таки косвенно касается его погибшей матери и мести за нее. Если он думает, что эта самая месть вылечит его покалеченную душу, то кто я такая, чтобы спорить? Ведь собираюсь сделать примерно то же самое. — Значит, расклад такой, — говорю я, когда Алтан замолкает. И выкладываю ему теперь уже все, почти. Умалчиваю только о чудовищах, чтобы паренек сон не потерял. — Рубинштейна я убью сразу, как только найду, — заключаю после того, как заканчиваю рассказ. — Если бы можно было придумать кару хуже смерти, то я бы с удовольствием, но пока что имеем. Скорее всего, он у сектантов, так что цели у нас все еще схожи. Если можете предложить помощь — скажу спасибо и пущу пулю в его голову в вашу честь. Дагбаев складывает руки на груди и задумывается. Я не тороплю. Когда-нибудь в будущем из него мог бы получиться отличный союзник, но сейчас эта возня — простая вежливость, заклад на это будущее. Я отлично понимаю, что влияния у Алтана сейчас — чуть больше нуля, власти так же. Он вряд ли сможет выделить людей и ресурсы, у него просто нет подобной возможности. — Я обдумаю, чем смогу помочь, — наконец говорит Дагбаев. — Окей, — киваю я и встаю. — В таком случае, больше не задерживаю, у нас на сегодня дел полно. Алтан поднимается на ноги и обещает связаться со мной позднее, выходит в коридор, где ждут еще трое его людей. Вадим задерживается, ухмыльнувшись, смотрит на Соню. Помнит, можно не сомневаться. Тогда она, конечно, больше была похожа на оживший труп, но все же. Девушка спрыгивает со столешницы, становится рядом со мной. Глаза, загоревшиеся красным, буравят Вадима, не отрываясь. Соня усмехается и наклоняется вперед, опирается на стол, прочертив по нему борозды острыми когтями. Я меланхолично думаю о том, что надо будет заменить его. Вадим, еще немного поиграв в гляделки, следует за хозяйским окриком. Испуга на его лице я так и не заметила. — Чего ты возишься с этим Дагбаевым? — спрашивает Шура, когда за гостями закрывается дверь. — Пацан бесполезный. — Знаю, — отвечаю, сев обратно. Тошнит. — Но его мать погибла из-за наших разборок. — Дагбаев может быть полезен в будущем, когда и если займет в своей семье место повыше, — говорит Олег, доставая кружку из шкафчика. — Инвестируем, — хмыкнув, комментирует Шура. — Ладно, я пойду сумки в машину относить. — Я с тобой, — отзывается Соня. Волков засыпает в шарообразное сито травы, которые взял у Тири, сует его в кружку и заливает горячей водой. Мой невыпитый чай оказывается в раковине, а заваренный сбор — передо мной на столе. Прием у врача назначен на завтра, УЗИ тоже, и нужно как-то продержаться до того момента, когда я получу все справки и заключения, чтобы…. избавиться от слабости. Увы, с ходу этого сделать нельзя, придется обследоваться. Я беру кружку и отпиваю немного травяного настоя, обжигающе горячего. Волков садится рядом, молча ждет, пока я закончу. Тири говорит, что это должно помочь, но что-то посильнее она дать не может. С беременными даже ведьмы бояться работать. — Лучше? — спрашивает Олег, когда я ставлю пустую кружку на стол. — Не знаю. Наверно. — Уверена, что готова вернуться в башню? Ты можешь остаться здесь с Шурой, а мы… — Уверена. Я хочу домой. Волков не спорит, и мы отправляемся складывать последние вещи. Здание Vmeste проверили от и до, основные последствия взрыва ликвидировали, дальше уже работы строительных бригад. Этим любезно занялся ошалевший от новостей Славик, подключив наши связи, потому что я не в состоянии думать о ремонте. Может быть, Волков и прав, и было бы разумнее остаться здесь, но… Нет, мне нужно домой. Я не хочу сидеть в уголке только из-за того, что каждый чертов сантиметр в башне напоминает о Сереже и Птице. Мне нужно быть в центре всего этого, а не получать новости на периферии. Сумку мне Олег нести не дает, игнорируя показательное закатывание глаз, вешает ее на плечо, и мы вместе спускаемся к машине. За руль я не сажусь, уступаю Шуре. Нам не хватало только в аварию угодить из-за того, что мне станет плохо на середине дороги. Ничего, скоро это не будет проблемой. Главное — вернуть Разумовского. Я улыбаюсь в ответ на задумчивый Сонин взгляд и отворачиваюсь к окну, закрываю глаза. В голове мелькает страшное предположение о том, сколько всего мне придется положить на алтарь, чтобы достичь цели. Я привычно задвигаю ее вглубь. Положу все, что нужно будет. В башню мы заезжаем через подземную парковку, потому что некоторые журналисты не угомонились. Это смешно, но охрана докладывает о том, что регулярно вышвыривает лазутчиков. Казалось бы, чем им поможет то, что они сфоткают холл? Загадка. Шура сразу отправляется к наемникам, Олега я отсылаю с ним же. От того, что он будет со мной нянчится, толку никакого. Я взрослая девочка, в окна прыгать не буду. Это не как в тот раз, сейчас у меня есть надежда, стремление. Соня провожает меня до кабинета Ангелины, но потом ретируется, не дождавшись, и я ее не виню. Ей эта драма на хрен не сдалась, как и мы все, впрочем. В итоге, в офис я возвращаюсь одна. К счастью, потому что пробивает меня уже на пороге, и наконец-то у очередной истерики нет свидетелей, кроме Марго, которая любезно предлагает вызвать экстренную службу или Олега. Я отказываюсь. В себя прихожу довольно быстро, поднимаюсь с пола и тащусь за рабочий стол, просматриваю свою почту. Там полный хаос, несмотря на то, что Славик регулярно наводил порядок в последние дни. Дальше я отвечаю на сообщение семьи и ближайших знакомых, после чего отправляюсь в спальню. Останавливаюсь у закрытой двери, прижимаюсь к ней лбом. Возвращаюсь в офис и ложусь на диван, подгребаю ближе к себе несколько подушек. Мы вернем их, обязательно вернем. Вырежем всех, кто сделал это. Я закрываю глаза. …Улица знакомая, машина тоже. Я обожала ее до того, как прихвостень Рубинштейна пытался подорвать меня с ней вместе. И именно поэтому я понимаю, что все это нереально. Мой Форд превратился в груду металлолома, а я сама выжила только благодаря бдительности Шуры. Непонимающе осматриваюсь. Вокруг собралась толпа народу, наполовину безликая, просто силуэты. Я обхожу машину, останавливаюсь рядом с распахнутой водительской дверцей. Перед машиной на асфальте вижу Разумовского, который растерянно касается ссадины на лбу. Рядом с ним на коленях сидит… Сижу я. Тряхнув головой, подбегаю ближе, пытаюсь заговорить с Сережей, но он меня не видит, да и никто не видит. Он пытается встать, но я… Она хватает его за плечи, чтобы удержать на месте. — Вам нельзя двигаться, вдруг все-таки что-то серьезное задето. Полежите, я сейчас «Скорую» вызову. — Нет, спасибо. Я лучше пойду. — Сереж? — робко зову, и, конечно, ничего не происходит. Они встают, а я остаюсь на асфальте, смотрю, как повторяется сценарий нашей первой встречи. Все то же самое, но в какой-то момент девушка говорит вовсе не то, что должна. — Меня зовут Сергей. Ася, просто подвезите меня до дома… — Сергей? — переспрашивает она, отшатнувшись от него. — Разумовский? Я вас узнала! — Я… Да, — отвечает он, вздохнув, и тянется, чтобы взять ее за руку. Такого точно не было, и в тот момент быть не могло. Сережа терпеть не мог чужих прикосновений. Он говорил, что это обострилось после больницы. — Послушайте… — Не трогайте меня! — взвизгивает девушка… я. У меня что, тоже такой голос противный? — Боже, да если бы я знала сразу, кто вы, то даже не останавливалась бы! Вы отвратительны! — Ах ты ж сучка, — бормочу я и встаю. — Не было такого. Сережа опускает руку, задумчиво смотрит на девушку. Покачав головой, садится на капот машины, устало говорит: — Слабая попытка. Такого не было. Девушка рядом перестает кривляться и ухмыляется, глаза, полыхнув красным, насмешливо смотрят на Разумовского. — Проваливай, — мрачно советует Сережа. — Ответ всегда будет один: нет. Тогда, — он кивает на окружение, которое начинает постепенно расплываться, — у тебя бы получилось, но не сейчас. У меня есть семья, и они за мной придут. Твои игры не сработают. — Пока что, — шепчет блондинка, а потом все начинает растворяться в воздухе. Я отчаянно пытаюсь дотянуться до Сережи, но хватаю лишь воздух… Просыпаюсь от того, что кто-то трясет меня за плечо. Соня ловко уворачивается, иначе мы бы точно столкнулись лбами, потому что я подскакиваю, будто ошпаренная. Девушка смотрит на мое ошарашенное лицо и падает рядом на диван, деловито интересуется: — Что было? Я тру лицо ладонью, встаю и начинаю ходить по офису, дважды натыкаюсь на журнальный стол. В конце концов, останавливаюсь возле автоматов, дрожащими пальцами набираю код, хватаю банку с отвратительно сладкой шоколадной газировкой. Терпеть ее не могу, но сейчас очень нужно. Размахивая пока еще закрытой банкой, пересказываю все, что увидела, надеюсь на кошмар. — Вряд ли, — говорит Соня, обрубая мои чаяния на корню. Я, выдохнув, сажусь на журнальный столик к ней спиной. — Это было ожидаемо. Я же говорила тебе, что твой Разумовский пошлет Кутха в зад. А ему нужно согласие, чтобы вселиться. Сейчас он попытается сломить его волю галлюцинациями, вытащить главные страхи. Потом еще что придумает. Ему нужно, чтобы он подчинился, добровольно, а не потому что заставили. Если бы все было так просто, то Кутх выкрал бы и тебя тоже, а потом пытал бы, чтобы Разумовский согласился. Я оборачиваюсь. — Стремно. Но логично. — Не очень, — пожимает плечами Соня. — Если воля не будет сломлена, то Разумовский вполне может взбунтоваться уже потом, когда Кутх займет тело. И тогда все станет сложнее. — Иными словами, полное подчинение. — Да. И манипулировать эта тварь пытается с помощью наших с Сережей отношений, а может, не только наших. Разумовский пока понимает, что это все бред древнего божка, но долго так будет продолжать? Сколько таких видений он выдержит, пока уверенность не даст трещину? Кутх ведь может повторять это постоянно, добраться до самых отчаянных моментов. — Нужно его остановить, — шепчу я. — Хотелось бы, — отзывается Соня. — Почему мы до сих пор ничего не нашли? — Свартжель бешеная, но прятаться умеет. И отлично понимает, что если сейчас они попадутся, то без возрожденного Кутха не вытянут. Многовато игроков на доске против нее. Одна твоя ведьма чего стоит. Я, кстати, не верю этому Хольту. — Я тоже, — тихо соглашаюсь и прижимаю ко лбу холодную банку. Несколько минут мы сидим в молчании, потом Соня перебирается ко мне на столик, устраивается рядом. Неловко поерзав, говорит: — Я не умею это все. Ну, знаешь, поддержку и прочее. Учить было некому, а у самой не получилось. Убрав банку, смотрю на девушку. — Ты ни с кем не сближалась во время своих побегов? — Сближалась, — отвечает она, помедлив. — Только толку от этого всегда было мало. Я отлично понимала, что меня не отпустят надолго, да и о каком доверии, например, может идти речь, если я не могу рассказать человеку о себе всю правду? Соня вытягивает руку, смотрит на ее трансформацию. Я тоже завороженно наблюдаю за тем, как на коже появляются черные перья, подобно черному пламени. — Об этом не расскажешь, — продолжает девушка, усмехнувшись. — Я старалась контактировать только с людьми, не хотела нарываться на нечисть и прочих. Всегда была вероятность, что кто-то из них захочет выслужиться перед Кутхом. — Я не требую от тебя ни поддержки, ни дружбы, Сонь, — говорю, коснувшись ее когтистой руки. — Мы заключили сделку на уничтожение твоего отца, и все, что мне нужно — помощь в этом. Но если ты захочешь стать моей подружкой, то я не буду против. Со мной не скучно. Ну, обычно. — Ага, когда твоих мужиков не похищают, — фыркает она, ну руку не убирает. — Слушай, мы их найдем. Свартжель и ее приспешники даже из города не выберутся. Так что выше нос. Или как там сейчас по-новому? Мы с твоим братом не все еще освоили. — Да и так нормально. — Идешь в патруль? Олег еще здесь, но скоро должен свалить. — Да. Задержи его немного, переоденусь хоть.

***

Клиника нами выбрана все та же, что и в предыдущие разы, когда кому-то требовалось обследование, перевязка или еще что. Место престижное, дорогое и конфиденциальность там соблюдают строго и тщательно. Олег паркуется и выходит, за ним на улицу из салона выползает наша сонная ворона, увязавшаяся следом. Я сижу несколько секунд, потом все-таки отстегиваю ремень безопасности. Дверца открывается, Волков протягивает руку, крепко сжимает мои дрожащие пальцы. Первые мгновения асфальт кажется зыбким, нестойким. Закрыв глаза, жду, когда пройдет, и вместе с Олегом и Соней иду в сторону входа. Нас уже ждут, вопросов не задают, любезно провожают в зал ожидания, где Соня залипает на огромный аквариум. Я уже знаю, что рыбу в еде она терпеть не может, поэтому не особо беспокоюсь. Трясет меня по другой причине. Когда приходит улыбчивая медсестра, сердце пропускает удар. Пересилив непонятную тревогу, встаю и иду за ней, Олег не отстает. В кабинет УЗИ мы заходим вдвоем, и никто не говорит ни слова против. Светловолосая высокая женщина сначала меня коротко опрашивает, потом приглашает на кушетку. УЗИ на таком сроке делается только внутреннее, поэтому Олег остается за ширмой, я же раздеваюсь по пояс, чувствуя себя совершенно разбитой. Ничего, скоро это закончится, я смогу. Я же понимаю, что сейчас совсем не время, у меня нет сейчас права быть слабой. Повторяя это в уме, ложусь на кушетку, расставляю ноги, как велено. Отвратительная процедура, ужасная. Неужели нельзя просто взять и… Я смотрю в потолок, вцепившись в кушетку по бокам. И слушаю, как врач комментирует увиденное. Беременность есть, но это мы и так поняли. Плодное яйцо одно, что значит, что и ребенок один. Размер в норме, показатели в норме. — Срок у вас четыре недели, — бормочет женщина, вглядываясь в экран. — Так, и два дня. Здесь… Вот, видите эту точку? — Я качаю головой и зажмуриваюсь. Она, помедлив, продолжает: — Это сердце такое. Все соответствует норме. Вот только какая разница? Умом я понимаю, какая это все удача, но тот же ум ясно говорит, что сейчас совершенно не до того. Мне нужно думать о другом, нужно… — Сейчас послушаем, — произносит врач и что-то нажимает на клавиатуре. Я слишком поздно понимаю, что она имеет в виду. А потом слышу. Глухо и странно, совсем не похоже на то, как в кино показывают. Но ритм, быстрый размеренный ритм не спутать ни с чем. Застыв, смотрю в потолок расширенными глазами, слушаю чужое крошечное сердце и чувствую, как мое перекручивается в одну сплошную кровоточащую рану. Поворачиваю голову, смотрю на экран. Среди непонятно чего вижу ту черную точку. Закрыв глаза, прошу: — Уберите аппарат. Врач делает это, что-то говорит, но я уже не слушаю. В ушах звучит то маленькое сердце, и я не могу, не могу, не могу, ничего не могу. Решимость ветром сдувает, но какой во всем этом смысл, если все равно ничего не изменится?! Женщина испуганно зовет меня, Олег выскакивает из-за ширмы. Я ложусь на бок, сворачиваюсь в клубок и реву, закрыв лицо руками, громко и навзрыд. — Оставьте нас, — рявкает Волков, приземлившись на стул рядом. Видимо, никто ни с ним не спорит, потому что больше он к врачу не обращается. Склонившись надо мной, берет за плечи. — Ася? Ась, ну все, все, успокойся, чего ты? Ася? Я не могу остановиться, кажется, что наваливается все и сразу, а в ушах все еще тот звук, сильный и ритмичный, и все это должно было быть совсем не так! Я бы подарила Сереже коробочку с тестом, а потом мы бы планировали, где обустроить детскую, обнимались и целовались на диване, а через неделю пошли бы на УЗИ, и он бы держал меня за руку, пока мы бы слушали, как бьется сердце у нашего ребенка! Вот так это должно было быть! Вот так! — Все хорошо, Ась, все хорошо будет, — тихо произносит Олег, обнимая меня, почти закрывая собой. — Я тут, слышишь? Я рядом, мы справимся со всем этим, договорились? Все закончится, мы надерем Кутху зад, а потом напьемся в драбадан, отметим с размахом. Только на этот раз без коня, ладно? Мне Серый весь мозг потом вынес. — Мне нельзя алкоголь, — всхлипнув, шепчу и убираю руки, цепляюсь за его свитер. — Я же беременна. — Я тебе глинтвейн безалкогольный сделаю, — обещает Олег и обнимает крепче. — Все будет хорошо. Мы сможем. Давай сядем? Получится? Вот так, умница. Сейчас одежду подам и салфетки. Справишься? Я гляну, не вызвали ли там уже полицию. — Она, наверно, решила, что ты меня жестко абьюзишь, — хрипло предполагаю, забирая у него свои джинсы. — Кто кого еще абьюзит, — бормочет Волков и выходит в коридор. Я открыв пачку салфеток, смотрю на монитор, где застыл скрин УЗИ. Несколько снимков врач успела распечатать. Закусив губу, двигаюсь ближе, разглядываю бесформенное пятнышко и черную точку в нем. Не в середине, а ближе к левому краю. Сердце. Я спрыгиваю с кушетки, вытираюсь и одеваюсь. Зашнуровав кроссовки, хватаю распечатанные снимки. Ну нет. Гребаному Кутху не удастся лишить нас еще и этого. Не отдам, ни за что. Все будет так, как я себе представляла, просто чуть позже. Выдохнув, кладу ладонь на живот. У нас получится. Приложим чуть больше усилий. Обязательно получится. Не отдам. Может, мать из меня так себе уже на старте, но Сережа будет прекрасным папой, самым лучшим, и я не позволю лишить нас этого, никому. Даже себе. Я сажусь обратно и смотрю на изображение, тихо говорю: — Так, давай уговор. Нам сейчас надо поднапрячь силы и вытащить папу из лап мудаков. Поэтому ты давай, соберись там. Потом будем валяться на диване, закинув ноги на подушки и требовать огурцов с мороженым. Я выхожу в коридоре, где топчутся Олег, Соня и обеспокоенная Анастасия Михайловна, у которой прием сегодня явно пошел не по плану. Захлопнув дверь, говорю, махнув снимками: — Я это возьму, окей? И дайте заключение. Мне еще к гинекологу, витаминки там всякие выписать и так далее. Врач заторможенно кивает и возвращается в кабинет, я за ней, а потом в соседнее помещение с заключением. Олег следом, не обращая внимания на то, как странно посматривает на него персонал. Соня, усмехнувшись, остается в коридоре подпирать стену. Я выслушиваю рекомендации, пребывая в частичной эйфории, которую не могу до конца объяснить, но вот теперь я не просто повторяю про себя мантру о том, что мы вернем Сережу и Птицу и вырежем сектантов, я в нее еще и верю. Надо полагать, так выглядит гормональный всплеск. Или еще что. Я не знаю. Меня тошнит, я сажусь в машину со стопкой назначений и продолжаю верить в свою мантру. — Слышала, да? — спрашивает Соня с заднего сиденья. Я киваю. — Сильное сердце, как у мамы. Губы поневоле расползаются в улыбке. Наверно. Первый, кто нас встречает в офисе, — Шура. Наемник, переминаясь с ноги на ногу, сует мне сначала голубой воздушный шарик, потом розовый. — Олег мне написал, — сразу же поясняет он. — Я бы не стал лезть, но раз уж… Короче, это тебе. — Спасибо, — улыбаюсь я и обнимаю его. Тири, сидящая на диване, рассматривает свои бордовые ногти и советует: — Голубой шарик можешь сразу лопнуть. Дай-ка глянуть, что тебе там понаписали. Я пристраиваюсь рядом с ней и протягиваю все листы. Пока ведьма читает, Олег и Шура обсуждают новости, решают, куда бросить побольше усилий, где еще искать. Соня садится справа от меня, вытянув ноги, закидывает их на журнальный столик. Предлагает ребятам поскорее выбрать точку, с которой начнем сегодня, ей охота попугать людишек. Тири отдает мне листы, мягко касается ладонью живота. Усмехнувшись, шепчет: — Сильное сердце. Над именем думала? — Неа. Ведьма обвивает меня руками за талию и кладет голову на плечо. — У меня есть идея, если позволишь. — А давай, — киваю я, переплетая с ней пальцы. — Думаю, что надо будет посоветоваться с Сережей и Птицей, но пока соберу варианты. Тири пережидает, пока Шурик закончит эмоционально доказывать, почему сегодня мы полезем туда, а не сюда, и негромко говорит: — Ева.