Вместе: Время Ворона

…Не торопясь окончательно раздеваться, ложусь на подушки, Сережа повторяет движение, опускается рядом, не переставая целовать подставленную шею. Поддаваясь настойчивой ладони, закидываю ногу на его бедро. Ерзаю под прикосновениями, такими нежными и мягкими и одновременно голодными до близости. Собственно говоря, каменно стоящий член, зажатый между нашими телами, точно так же дает понять, насколько сильно он меня хочет. — Ты сводишь с ума, — шепчет Сережа, подняв голову. Смотрит в глаза так, словно никого другого для него не существует. — Так боюсь проснуться и понять, что все это было галлюцинацией. — Это реальность, — говорю и с нежностью целую его. — Я здесь. Я люблю тебя, и это реальность. Знаю, что галлюцинация бы так и сказала, но придется просто поверить. — Верю, — кивает он, водя кончиками пальцев по моему бедру. — Тебе я верю. Мы оба верим, Ася. Я знаю, что не заслуживаю… Накрываю его рот ладонью. Сережа послушно замолкает. — Ты заслуживаешь всего хорошего, что в этом мире есть, — уверенно сообщаю, убрав руку. — И я не устану повторять это. Как и то, что люблю тебя. Он зажмуривается, а я не заставляю смотреть, только легкими поцелуями прокладываю дорожку от скулы до губ, ловлю рваный вдох и послушно раскрываюсь навстречу его языку. Разумовский вздрагивает, когда я прикасаюсь к напряженной плоти, подается бедрами вперед. Не пытаюсь настаивать на большем и продолжаю неспешные ласки, сама чуть не прокусываю губу, стоит ему лишь спуститься поцелуями к груди. Сережа меняет положение, теперь нависает надо мной. Я выгибаюсь от зубов и языка на нежной коже соска, зарываюсь пальцами в волосы, но не останавливаю. Запах свечей, уже разползшийся по комнате, дурманит разум не меньше, чем Сережины поцелуи и прикосновения. Тело реагирует на него мгновенно, будто только этого человека всегда и ждало. — Люблю тебя, — шепчет он, прижимаясь губами к плечу. — Безумно люблю. — И я тебя, — отвечаю и обнимаю его… Поездка в больницу дается нелегко. Я обхожу все палаты, где находятся пострадавшие от взрыва в башне и старательно уклоняюсь от вопросов. Многие из них видели новости, где пока без всех подробностей сообщается о том, что Разумовский жив. Пока никаких комментариев прессе мы не давали, но сделать это придется. Как только Ангелина закончит разрабатывать стратегию и писать сценарии, я выйду с обращением на тот канал, который она выберет. Пока что я сбегаю в туалет после последней палаты, а Ангелина договаривается с руководством больницы о том, чтобы нашим людям были предоставлены лучшие условия. Зеркало удручает, я туда почти не смотрю. Мне тут нужна кабинка, потому что меня тошнит настолько, что я едва могу стоять на ногах. Рухнув на колени возле унитаза, пытаюсь дышать, как когда-то учила Агнесс. Да, Агнесс, которую я убила. Сцепив зубы, закрываю глаза. Что ж за дерьмо-то такое. Вчера еще так не было. Я просто уставала чуть сильнее последние пару недель, почему сейчас так штормит? Из-за стресса? О, этого хоть отбавляй. — Дыши, — шепчу я сама себе, дрожащей рукой нашаривая в кармане пальто телефон. Кое-как натыкав номер, жду три гудка. — Сонь, нужна помощь. Я коротко обрисовываю, в какой именно туалет забралась, и кидаю мобильник рядом. В машине ждут Соня и Олег, последнего я решаю не звать. Все-таки туалет женский. Я догадалась запереть кабинку хотя бы, и другие посетительницы меня не видели. Волков все равно приходит. Вместе с Соней они вламываются в туалет, а потом девушка безошибочно находит меня. Рванув дверь кабинки, гнет и выдирает щеколду с корнем. — Позвать врача? — сразу спрашивает Олег, сев рядом. — Нет, — говорю я. — Сейчас пройдет. Пере… — Делаю глубокий вдох. — Перенервничала чуть-чуть, много вопросов. Волков убирает волосы от моего лица, заправляет их за ухо. — Тебе надо обследоваться, Ася, — произносит он. — Что угодно может пойти не так и… — Пусть. Не до этого сейчас. — Ай, уйди, — ворчит Соня и отпихивает Олега прочь, садится радом сама. — Вот это видишь? Она демонстрирует мне черную руку в перьях и с острыми когтями. Я заторможенно киваю. — Вот этим я им всем глотки повырываю, — обещает она и кладет измененную ладонь мне на голову. — Давай вместе представим, как все будет. Может, это, — она опускает взгляд на мой живот, — тоже угомонится. — Тири ждет нас в своем магазине, — шепчу я, прикрыв глаза. — Она сказала, что у нее есть те, кто совсем не хочет возрождения Кутха. — Мы с ними поладим, — усмехается Соня, обнажив маленькие клыки. — Местность возле особняка обследовали, — говорит Волков, осторожно помогая мне подняться. — Соня учуяла запах своей сестры, но он оборвался возле особняка. Я опираюсь на раковину, открываю кран. — Хорошо, — бормочу, подставляя руку под воду. — Ты сама сказала, что Свартжель самая отбитая. Не думаю, что ты восстановилась настолько, чтобы встретиться с ней. — Можно подумать, нам кто-то даст выбор, — отзывается девушка, фыркнув. — Нам нужно найти Разумовского, а не подставлять тебя под удар. Я наклоняюсь над раковиной, Соня любезно собирает мои волосы в хвост, давая умыться. Ни наемники, ни полиция пока не нашли никаких зацепок, культисты будто в воду канули. Я собиралась наведаться к Хольту прямо с утра и познакомить его со своей новой подругой, которая любит жрать людей, но Гром уговорил подождать до вечера. Он тоже хочет присутствовать, а это значит, что придется обойтись без тар-тара из Хольта. Впрочем, все зависит от того, насколько он меня взбесит. Мы выходим из туалета, встретившись с настороженными взглядами двух медсестер, и идем вниз, чтобы подождать Ангелину в машине. О чем я ей и пишу, попутно просматривая другие сообщения. Марго, конечно, доблестно стоит на страже моего телефона, но некоторые индивидуумы умудряются пробраться. Собственно, представители прессы и возле больницы как-то оказались, и теперь настойчиво требуют комментарии. Повезло, что мы взяли с собой охрану, и сесть в машину удалось без последующих статей о том, что псевдовдова Разумовского засунула телефон журналисту туда, откуда доставать будут специалисты. — Дурдом, — шепчу я, прислонившись лбом к стеклу. Усадили меня на заднее сиденье, чтобы не допустить случайных фотографий. — Дагбаев вышел на связь, — сообщает Олег после некоторой паузы. — Объяснений от Шуры требует. — Ой, да пошел он в жопу, — бормочу я. Зажмурившись, делаю несколько вдохов и выдохов. Открываю глаза. — Скажите, что я встречусь с ним завтра. У нас все еще одна цель. Рубинштейн может привести к культу, а Дагбаев — ценный союзник. — Ты знаешь, кого он предложит в помощь, — замечает Олег. — Я помощь приму от самого дьявола, Волков, твой Вадим явно не хуже. В крайнем случае, Соня откусит ему голову, а мы скажем, что несчастный случай. — Отличный план, — мечтательно протягивает девушка. Дождавшись Ангелину, мы отвозим ее в здание Vmeste. Нижние этажи пригодны для работы, и ее отдел находится среди них. Сама башня оцеплена охраной, на территории я замечаю несколько полицейских машин. Ангелина говорит, что специалисты работают с утра, собирают улики. Также она вызвала всех, кто нужен для восстановления поврежденных этажей, а завтра нам нужно встретиться с инвесторами, сделать какое-то заявление, да и с сотрудниками надо бы поговорить. И все это с моим участием. Я не предупреждаю, что меня может стошнить прямо во время встречи с инвесторами, а стоило бы, наверно. Казалось бы, на кой это все сейчас, если главная задача — найти Разумовского? Но зацепок нет, и я не собираюсь бросить его детище без помощи. В таких обстоятельствах кто-то запросто может решить, что самое время потопить компанию. Подхватив по пути Шуру, мы отправляемся на встречу с Тири. Синеволосый наемник говорит, что взрыв в башне был осуществлен с помощью того же вещества, которое используется в колбах для костюма Чумного Доктора. Едва услышав это, я требую отвезти нас с Соней к Хольту, чтобы прижать его прямо сейчас, но ни Шура, ни Олег не соглашаются. Слишком опасно, там может быть очередная западня. И мы не можем указать полиции на причастность Хольта, потому что тогда опять может всплыть связь его компании с Чумным Доктором, а потом и до нас дойдет. — Полиции не можем, — киваю я и вытаскиваю телефон, чтобы позвонить Грому и сообщить новую информацию. Игорь ругается и вечером обещает устроить Августу темную. А я вот, положив трубку, начинаю сомневаться в этой затее. Почему Хольт еще здесь? Почему не уехал? Пока мы можем с уверенностью утверждать, что культисты, забравшие Сережу, город не покидали. Все выезды проверяются, наемники рыщут по подозрительным местам, и Гром, что странно, с ними, а не с полицией. Тири заверила, что возможностей ее друзей хватит на то, чтобы из города мышь без их ведома не проскочила. Возможно, это еще одно доказательство того, что Хольт работает на культ? Нужно обратить внимание на работу его компаний в Сибири. Есть вероятность, что там основное действие и планируется. Но пока Разумовский еще в городе, Сибирь занимает меня меньше всего. — А, наконец-то, — говорит Тири, как только мы заваливаемся к ней в магазин. Кроме нее здесь еще трое. Одного я знаю, видела его здесь уже один раз. Рыков, кажется. Алексей? Точно. Седой мужчина в черной кепке и перчатках, я тогда еще удивилась, что он летом их носит. Насколько я понимаю, этот человек участвовал в исследованиях Тири, присылал свои наработки по поводу печати. Второй мужчина стоит рядом с ним, но он гораздо выше и шире, выглядит как боец какой-то высшей лиги или как там это называется. Я не разбираюсь. И стараюсь не задерживать взгляд на глубоких рваных шрамах, пересекающих мрачное лицо. Тири представляет его Данилой, специалистом по таким ситуациям. Надо бы уточнить, но мне не хочется. Рыжеволосая женщина, Уля, протягивает мне руку и энергично пожимает мою. Сразу же разворачивает ее, задумчиво смотрит на предплечье. Похоже, рукав ей не помеха. Она поправляет круглые очки, закусив губу, осторожно приподнимает ткань. Я не сопротивляюсь. Уля морщится, переводит взгляд на мой живот. Боже, там табличка висит или что? — То, о чем ты говорила, не получится, — произносит она, обернувшись к Тири. — Ты могла бы минимизировать вред для нее, но не для них обоих. Я убираю руку и прохожу к своей подруге. — Это не важно, — говорю, присев за круглый стол, где разложены книги. — Мы не будем учитывать этот факт, действуем так, будто ничего нет. Я… полагаю, вы уже знаете, что вот-вот может произойти? Про возрождение бога-ворона? — Его нужно остановить, — кивает Рыков. — Нам встречались люди, превращенные в упырей, и такая участь ждет всех, если позволить ему вернуться. — Давайте тогда обсудим, что предстоит сделать, — предлагает Уля, и с ней никто не спорит. …— Ты разберешься, — говорит Сережа. — Просто дай себе время. Если кто и сможет докопаться, то только ты. Отложив карандаш, смотрю на него. Он двигается ближе, невесомо целует в щеку. Выпрямляется и улыбается. Улыбается так красиво и открыто, что дух захватывает, и больше не отводит взгляда. В его уверенности в моих силах, даже в той области, которую я не особо понимаю, хочется раствориться. Вот, значит, как это ощущается. Непередаваемо. Сережа снова наклоняется, мягко и очень осторожно касается моих губ своими. Так неуверенно, будто это не он пару часов назад вжимал меня в кровать. Чудной. Чудный. Я разворачиваюсь полностью к нему, задевая рукой карандаш. Тот летит на пол, но никому нет до него дела. Остается только надеяться, что завтра робот-пылесос им не подавится. Я его уже как-то откачивала после того, как он наелся канцелярских резинок, которые Сережа рассыпал в офисе и забыл. Впрочем, о поломанной технике я сейчас думаю в последнюю очередь, а потому подаюсь вперед, раскрывая губы навстречу влажному теплому языку. Сережа целует так, будто я значу для него все на свете, будто если меня не станет, то не будет ни солнца, ни воздуха, ни жизни. Так, что я даже верю в это. Отстраняясь, касается своим лбом моего и шепотом спрашивает: — Ты завтра будешь со мной? — Конечно. Разве может быть иначе? Разумовский смотрит на схему. — Могут быть дела, — говорит он. — Любые дела пойдут к черту, если помешают мне поддержать тебя, — заверяю его, отталкивая блокнот на другой край стола. — Не переживай, солнышко. Я буду с тобой. — Спасибо, — бормочет Сережа и будто хочет сказать что-то еще, но в последний момент останавливается. Опускает взгляд, о чем-то думает. Я не пытаюсь дергать его, пусть возьмет столько времени, сколько ему нужно, только глажу по волосам. Такой теплый и уютный сейчас. Мой. Сережа поднимает голову, смотрит в глаза. — Спасибо, любимая, — тихо говорит он. А, вот оно что. — За то, что ты со мной. Не оставляй меня. Без тебя я развалюсь на кусочки… После встречи в магазине Тири я возвращаюсь к себе в квартиру. Доступ на верхние этажи башни пока закрыт, рабочие проверяют надежность конструкции, а ночевать где-нибудь в отеле мне не хочется. Пространства тут не так много, но я, Шура, Олег и Соня вполне помещаемся. Приходится опять надувать матрас, потому что я занимаю свою бывшую студию, оставшиеся две комнаты делят между собой мои спутники. Сейчас мне хочется только запереться в ванной, пустить туда холодную воду и сидеть под ней, но такой роскоши я себе позволить не могу. Во-первых, чинить дверь, которую выбьет кто-то из присутствующих, муторно, во-вторых, не до этого. Хольт от аудиенции отказался. Мне насрать, от чего он там отказался, сегодня он со мной встретится, даже если придется брать штурмом шикарный особняк, который он арендовал. В отеле господину, видимо, тесно. Планы рушит полиция. Точнее, дяди в черных костюмах с удостоверениями ФСБ, которые звонят в дверь. Даже это простое действие у них получается каким-то бескомпромиссным. Открывать иду я, и мне в лицо сразу суют маленькую книжицу, требуя сейчас же проехать с ними в участок. Краем глаза вижу, как к двери пробирается Олег с пистолетом, и быстро киваю. Поедем, чего уж теперь. Волков хмурится, я ногой двигаю к себе кроссовки и бросаю на него многозначительный взгляд. Нам тут негде закапывать агентов, ну серьезно. Олег жестом показывает, что они с Шурой поедут следом. Я обуваюсь и спускаюсь к большой черной машине. — А разве тонировка передних стекол не запрещена? — уточняю, забираясь на заднее сиденье. Ребята угрюмо молчат, ну и ладно. Если они думали, что притащить меня в участок можно будет по-тихому, то зря. К моменту нашего прибытия там уже ждут юристы Vmeste и Ангелина. Кажется, именно так и начиналась битва титанов. Меня все равно проводят в комнату для допросов под мрачным взглядом Грома, который появляется спустя пару минут. — Они хотят расспросить о подставной смерти Разумовского, — сообщает Игорь, сев напротив. — У нас есть что рассказать, — киваю, скрестив руки на груди. — Пусть. Я только ждала их немного позже. — Твои юристы смогут тебя защитить? — Вроде бы. Если дяди в костюмах захотят меня арестовать на пару суток, юристам есть, чем парировать. — Ася. — Гром внимательно смотрит на меня. — Как ты? — Нормально, — говорю я, и это самая откровенная ложь в моей жизни. Мы оба понимаем, что нет, но я сомневаюсь, что Игорь способен осознать, насколько я не в норме. Я устала, мне страшно, и я пойду по головам, чтобы спасти Разумовского и навсегда упаковать Кутха обратно. Если понадобится стереть с лица Земли тот участок Сибири, где работают люди Хольта, то я готова уже сейчас покупать взрывчатку. Выдохнув, сажусь ровно, сцепляю руки в замок. Запасной план, который мы с Тири потихоньку разрабатывали просто на всякий случай, уже не кажется таким уж запасным. Есть большая вероятность, что его придется использовать, и он навредит… этому? Я опускаю взгляд вниз. Не важно. Все не важно. Если понадобится сделать так, чтобы спасти Сережу и Птицу, то пусть. — Как там Вася? — спрашиваю я, глянув на Грома. — Ничего не нашли на него? — Отпустили, — говорит Игорь, скривившись, будто лимон съел. — Улик нет, а никто из его дружков не дает показания против. — Жаль, — тихо замечаю я. — Если он способен на такое, ему место за решеткой. — Ася, — зовет Гром. Перегнувшись через стол, сжимает мои сцепленные руки. — Найдем. Нормально все будет. Я киваю. Дверь открывается, и в комнату заваливаются двое агентов, а следом за ними юристы, один из которых садится рядом со мной и коршуном смотрит на наших опонентов. И мы начинаем допрос. Ребята хотят знать, что произошло в особняке, знала ли я, что Разумовский жив, видела ли после взрыва Стрелкова, почему Сережа разыграл свою смерть, что за культ и прочее, прочее, прочее. Я озвучиваю версию, составленную накануне Ангелиной. Про особняк рассказываю честно, про сектантов, которые охотится за Сережей после Форта, тоже, как и о связи Рубинштейна с ними. Про то, что смерть ненастоящая, не знала. Где был все это время? Да понятия не имею, он только вчера в башню заявился. Бывает же. Я старательно перевожу внимание агентов на культистов и похищение, вроде получается. По крайней мере, прослушав показания примерно три раза, агенты, видимо, мне верят. Допрос длится больше трех часов, в конце юристы уже явно нацелены вцепиться фсбшникам в горло. Расходимся мы мирно, я лишь торможу в общем зале, опираюсь о чей-то стол. Ко мне подскакивает Шура, кто-то тащит стул, чтобы я могла сесть. Я пользуюсь предложением, закрываю лицо руками и дышу. Опять тошнит, и голова кружится. Неужели и правда стресс так влияет на… это? — Что тут происходит? — гремит голос Прокопенко. — Что с девочкой? Гром, ко мне ее! Я все еще закрываю лицо. Мне хочется реветь, потому что за день мы ни на миллиметр не продвинулись к тому, чтобы найти Разумовского. Можно ли надеяться, что они действительно не успели вывезти его из города? Можно ли?.. Я опускаю руки и встаю, чтобы пойти туда, куда говорят, делаю шаг. Потом мне скажут, что сознание я потеряла сразу, как только со стула поднялась. …— В какой момент ты решил, что меня не нужно отгонять от Сережи? Пернатый отвлекается от своих мыслей, останавливается и присаживается на подлокотник дивана. Я становлюсь между его ног и кладу руки на плечи. — На вашем первом совместном походе на презентацию, — отвечает он и проходится ладонями по талии, останавливает их на бедрах, чтобы притиснуть ближе. — Дай угадаю. Когда я вылила воду на того идиота? — Именно. — Птица наклоняет голову набок, довольно прищуривается. — Столько праведного гнева, который можно направить. Такая страсть и решительность. Я тогда подумал, что если ты привяжешься к Сереже, то станешь неплохим союзником. — А любить меня в твои планы не входило? — лукаво интересуюсь, оставив поцелуй на его скуле. — Не входило, — легко соглашается Птица. — Досадный форс-мажор, душа моя. Он пробирается руками под футболку и тянет вверх. Я поднимаю руки, чтобы снять ее. — Похоже, я был обречен с самого начала, — говорит он, пробегая пальцами по ребрам. — Я был не прав, когда сказал, что все наши проблемы из-за тебя. Ты принесла в нашу жизнь нечто новое, ранее неизведанное. — Привычку спать по утрам? — предполагаю, поглаживая его по лицу. — Уверенность, — шепчет он, целуя так удобно подставленную ключицу. Я неосознанно подаюсь вперед, потому что мое тело тут же реагирует на него волной жара. — Непоколебимую преданность. Свои глупые нежности. И совсем уж абсурдное чувство дома, принадлежности. — Птиц, ты просто хочешь развести меня на секс, да? — спрашиваю, улыбаясь. В горле почему-то щемит. — Да, — соглашается он, расстегивая мои джинсы. Наклонившись, целует грудь над кромкой белья. — Получается? — Ага. На ближайшие пару тысяч раз. — Хорошо. Он резко встает и решительно подталкивает меня к столу… — Да все нормально, — шепчу я, сидя на диване в кабинете Прокопенко. Дубин в очередной раз пытается всучить мне стакан воды. Сдавшись, беру его и пью мелкими глотками, пока Шура беспокойно ходит по кабинету. Федор Иванович садится рядом и протягивает мне плитку молочного шоколада, говорит, что я могла перенервничать, и упал сахар, вон какая бледная. Я понятия не имею, как все это взаимосвязано, но послушно беру кусочек. Гром, угрюмый до невозможности, садится на край рабочего стола начальника, заявляет, что допрос был слишком долгий и вообще. — Нервы, — говорю я, усмехнувшись. Шура останавливается, от его взгляда хочется заползти под диван. Я даже почти чувствую себя виноватой, пока не вспоминаю, что те две полоски, вообще-то, не его дело. Сейчас немного освоюсь, соберусь с мыслями, и это не будет мешать. У меня есть одна цель, и я не хочу думать о том, что… Ни о чем, что может помешать ее выполнить. Еще немного посидев, я вместе с Шурой отправляюсь на улицу, где сажусь в машину. Олег за рулем, Соню, видимо, не взяли. Хорошее решение, полицейские к такому явлению не готовы. Волков трогается с места и говорит, что с Хольтом мы вечером не встретимся. Он в особняке отсутствует, встречается с какими-то местными чиновниками. — Где? — спрашиваю я, пристегиваясь. — Можно использовать Чумного Доктора. — Нам нужно поговорить с Хольтом, а не жарить его, — напоминает Олег. — Но дело даже не в этом. — А в чем? — Ангелине позвони. Я послушно достаю телефон, связываюсь с PR-директрисой. Новости у нее для меня есть, я даже задумываюсь, уж не приснилось ли мне и это. Если нет, то Август ван дер Хольт приглашает меня завтра на ужин в фешенебельный ресторан. Обсудить сотрудничество и риски. Я опускаю телефон, смотрю на Волкова. — Не знаю, — говорит он в ответ на немой вопрос. — Ясно, что не просто так, но не знаю, что у него в голове. — Будет пытаться убедить нас, что он ни при чем, — бурчит Шура с заднего сиденья. — Подготовьте людей, — прошу, откинувшись назад. — Я с ним встречусь. — С врачом не хочешь встретиться? — сердито спрашивает синеволосый наемник. — Нет, — отрезаю я. — Давайте обсудим завтрашнюю встречу с Хольтом, — предлагает Олег. …Я вздрагиваю, когда Птица проводит пальцами по моему плечу. Его рука тут же замирает. Он, похоже, до сих пор принимает все это на свой счет. Я двигаюсь чуть ближе и убираю волосы на другую сторону, чтобы не мешались. — Я говорю это сейчас, — негромко, но твердо произносит Птица, возобновляя движение. — Никто. И никогда, душа моя. Я смотрю в окно, радуясь, что он не видит сейчас, насколько ошарашили меня его слова. Я же правильно поняла?.. Пернатый, кажется, не собирается больше ничего объяснять, продолжает осторожно водить по моему плечу. Я тоже молчу. С каждым невесомым прикосновением дрожь внутри утихает, а ее место заполняет какое-то другое чувство, очень знакомое и родное, но в то же время другое. Оно уже почти не пугает, не вызывает ужаса от того, что его не должно быть. Между нами осталось так мало барьеров, последний держится едва-едва. Птица что-то шепчет, настолько тихо, что мне приходится переспросить. — Мы с ней больше не работаем, — говорит он, и я почему-то уверена, что это совсем не то. — С Селивановой? — уточняю, и Птица кивает. — Почему? Он двигается ближе, окончательно убивая расстояние между нами, на ухо сообщает: — Не сошлись характерами. — Очень смешно, — бормочу я и подаюсь чуть назад, чтобы прижаться к нему еще немного. — Пожалуй. Мне интересно, как ты себе это представляла? Думала, что я вот так просто открою правду о себе еще кому-то? — Знаешь, не обязательно светить огнеметами перед каждой женщиной, с которой собираешься переспать. — Вот как? — уточняет Птица. — Думаю, ты права, стоит проверить твою теорию. Он слегка отстраняется и делает вид, что собирается вставать. Я же делаю вид, что купилась на это, и, повернувшись, хватаю его за руку. Пернатый, усмехнувшись, садится обратно, а я иду на риск и прижимаюсь к нему уже так, вполоборота, ткнувшись лбом в шею, глажу по руке и уже привычно жду, когда он перестанет быть таким каменным. Птица кладет ладонь мне на поясницу и не отстраняется. — Расскажи про свой день, душа моя, — предлагает он. — Ну, никто тебя за язык не тянул… Я заползаю под одеяло, ворочаюсь. Матрас протестующе скрипит. Заснуть не получается. Мне больно. И страшно. Тири сказала, что узнает, если культисты с Разумовским покинут город, но вдруг что-то пойдет не так? Или оцепления не хватит? Или эти ублюдки решат провести свой ритуал здесь? Нет, не смогут. Соня говорила, что место должно быть определенное, центр города явно не подойдет. Не стоит ли нам уже сейчас лететь в Сибирь и искать там? Не могу избавиться от мысли о том, что мы теряем время, драгоценное время. Кольца на пальце кажутся очень тяжелыми, и я сжимаю правую ладонь, касаюсь их губами. Если… Все будет бессмысленно. Абсолютно все. Зачем я делаю столько ненужных вещей? Инвесторы, компания, Хольт, полиция. Это все не то. Я должна приложить больше усилий, а не валяться тут под одеялом. Решительно спихнув его с себя, встаю и иду к спортивной сумке, достаю оттуда вещи. Одевшись, выхожу из студии. На кухне горит свет, и там я нахожу Олега, Соню и Шуру. Первые двое явно куда-то собираются. — Чего не спишь? — морщится Шура. — Куда вы? — уточняю, глядя то на Волкова, то на Соню. Олег, вздохнув, признается: — Собирались присоединиться к поискам. — Отлично, — говорю я и направляюсь в коридор. — Я с вами. Никто не пытается спорить.