Вместе: Время Ворона

Я дрожащими руками прижимаю к себе добытые у Хольта документы и с помощью Олега выбираюсь из вертолета. Полет мне совсем не понравился, эта штука большая, шумная и страшная. Ноги, оказавшись на земле, подгибаются, и я тяжело приваливаюсь к уже заглохшей стальной стрекозе. Мысленно обещаю себе, что больше никогда. Олег осматривается и удовлетворенно кивает, что мне совершенно не понятно. Мы приземлились ночью черт знает где, на какой-то лесной опушке, а дальше-то что? Куда ни посмотри — деревья. Дверь со стороны пилота открывается. — Какие же вы с Разумовским сволочи! — с чувством выдает Шура, выскакивая наружу. Я круглыми глазами смотрю на разозленного наемника, одетого в какую-то черную спецовку. За полтора месяца он почти не изменился, только волосы укоротил. Пока Шура костерит на все лады Волкова, заставляю себя отлепиться от вертолета и сую документы на пол кабины. Сверху ставлю какую-то сумку, которую достаю из-под сиденья, чтобы ничего не разлетелось. — Ты хотя бы примерно представляешь, каково мне было сегодня утром, когда ты позвонил?! Я думал, что двинулся окончательно! И теперь мне глючится мой командир, который, вообще-то, ласты склеил не так давно!.. Шура замолкает, потому что я подхожу к нему и вешаюсь на шею, с облегчением выдохнув. — И ты, коза, — бормочет он, прижав меня к себе. — С ними заодно. — Не совсем, — говорю, вздрогнув от порыва холодного ветра. — Да блин, — ворчит наемник и отстраняется, чтобы снять куртку и набросить ее мне на плечи. Пока он это делает, я кратко рассказываю ему, что именно произошло с Олегом и Сережей с момента, как взорвался особняк. Шура молча слушает, судорожно переваривая информацию, а потом его внезапно осеняет. Он поправляет куртку и ледяным тоном, какой у него редко можно услышать, уточняет: — То есть ты не знала тогда? Подожди, когда именно ты узнала? — Когда мы в башню вернулись, и я рассмотрела гравировку. Шура хмурится и выглядит так, будто пролистывает в голове все события того дня. Запахнув на мне куртку, шагает к Олегу. Я даже дернуться не успеваю, как Волков получает кулаком в челюсть, так и стою с открытым ртом. Шура толкает его назад, из-за чего он вписывается спиной в бок вертушки, и бьет еще раз. Только после этого ко мне возвращается осознание происходящего. Я срываюсь с места, чтобы удержать наемника от дальнейшего самосуда, но он и не собирается Олега еще раз бить, только кричит на того. — Вы, мрази, совсем охренели?! Ладно тебе меня не жалко, а ее?! Вы ее чуть не убили! Если бы не ваш гребаный майор, она бы внутрь дома ринулась! — Шурик… — Что «Шурик»?! — всплескивает руками наемник и хватает не сопротивляющегося Волкова за грудки. — Ну что «Шурик»?! Не ты там был, Олег! Не ты пытался выбить бронебойное стекло, потому что она заперлась и собиралась сдохнуть! — Я знаю. — Ни хрена ты, Волков, не знаешь! — зло выплевывает синеволосый наемник и отталкивает его обратно к вертолету. Уже тише добавляет: — Тебя там не было, ты этого не видел. — Шур, — зову я и успокаивающе глажу его по плечу. — Шур, не надо. Все прошло уже. — Все, да не все, — беззлобно огрызается он, но не сопротивляется и позволяет мне отвести себя в сторону. Трет лицо ладонью и делает глубокий вдох. — Ладно. Все. Не обращай внимания. Вспоминаю, как слушал твои крики во сне на том диване… Наемник качает головой. — Ничего, пережили, — бормочу я, ежась. — Ага, пережили. С шеей у тебя что? — А что там? Я не смотрела. Жжется. Шура опускает вниз ворот свитера и матерится. Ясно. — Наверно, ожог от электричества, — резюмирую я, выслушав описание. — В форме пальцев? — У меня было свидание, и мужик с сюрпризом оказался. — Пойдемте, — говорит Волков, стирая с лица кровь. Забрав сумку из кабины и документы, он указывает в сторону леса и раздает нам большие фонарики. — По дороге расскажешь. — Мудак, — мрачно сообщает ему Шура, на что Олег просто кивает. Спорить тут сложно. Мы тащимся через лес к какому-то резервному убежищу, а я пересказываю все, что произошло за вечер, пытаясь не споткнуться и расшибить себе голову. Особое внимание уделяю странной способности Хольта, опасной способности. Волков дополняет историю эпизодом, в котором ему пришлось драться с каким-то здоровенным рыжим бородатым мужиком, судя по всему, охранником Августа. Тот перехватил Олега на половине пути к номеру Хольта, похоже, заподозрил в чем-то. Также Волков сообщает Шуре, что встретил ту женщину, Джесси, на что синеволосый наемник удивленно свистит. — Она тебя не узнала? — спрашивает он. — Думаю, нет. Это в любом случае проблема. — Еще бы. — Кто она? — интересуюсь я, переступая через какую-то корягу. — Коллега бывшая, — отвечает Олег. — Ты в порядке? — уточняю, заметив, как он прижимает руку к груди. — Тот человек силен, — пожимает плечами Волков и сам же дергается от этого движения. — Ничего, почти пришли. — Нужно сделать тебе рентген, — обеспокоенно говорю, присматриваясь к нему. — Конечно. Спроси у местных, где больница. — Здесь есть еще люди? — Не совсем. Есть медведи вроде. Может, подскажут, только приготовься быстро бегать. Все нормально, Ася, оклемаюсь. Вон, смотри. Волков указывает вперед, где уже видно двухэтажный дом из сруба, находящийся фактически на берегу озера. Олег говорил, что мы все еще в Италии, причем не так уж далеко от Венеции. Разглядывая дом сквозь деревья, я прихожу к выводу, что надо вытрясти из Волкова, сколько еще «убежищ» они заготовили. Заодно пусть поделится оставшимися планами побега, тактического отступления, капитуляции или как еще он это называет. У дома стоит внедорожник, который, судя по грязи на нем, недавно осилил грунтовую дорогу справа. — Кто еще здесь? — спрашивает Шура. Ответ не нужен, потому что на хорошо освещенное крыльцо уже выбегает знакомая рыжеволосая фигура. Я срываюсь с места, наплевав на возможность споткнуться о корни оставшихся деревьев, и уже через несколько секунд оказываюсь в родных руках, по прикосновениям которых так скучала. Сережа прижимает меня к себе, я же цепляюсь за него и пытаюсь не разреветься от всего пережитого стресса, начиная с разлуки и заканчивая полетом на адском вертолетном монстре. — Ася, — выдыхает он мне в волосы. — Все хорошо, — сдавленно шепчу, все-таки справившись с расшатанными нервами. Он слегка отстраняет меня, обхватывает лицо ладонями и жмется своим лбом к моему. — Я так волновался, — признается Сережа, поглаживая большими пальцами по щекам. — Не делай так больше, пожалуйста. — Не вопрос, — тут же отзываюсь, прикрыв глаза. — У нее шея поранена, — вероломно сдает Волков, проходя мимо. Тело напротив застывает, затем медленно отстраняется. В глазах я вижу смесь двух цветов и сама оттягиваю воротник. Сережа убирает руки от лица и подносит их к шее, но коснуться боится. Сначала просто рассматривает, потом бережно отводит растрепавшиеся волосы назад, вновь приглядывается к шее. — Это что, след от руки? — ледяным тоном спрашивает он. Я собираюсь ответить, но чувствую озноб, прошедший по руке в районе печати. Меня тут же разворачивают, и теперь уже шею осматривает Птица, так сжимая челюсти, что мне даже страшновато за него. Если у него зуб в этом теле треснет, то придется опять Тири на помощь звать, как после Сирим? Или то был исключительный случай из-за слишком сильных повреждений? Не хотелось бы проверять. — Жжется, — говорю я, когда он чуть поворачивает мою голову в сторону. — Хватит уже. — Как это произошло? — спрашивает Сережа, вновь принимая меня в объятия, потому что я тянусь к нему. — Кто поранил тебя, мышка? — подхватывает Птица, мягко опустив ладонь на мой затылок. — Хольт? Я утвердительно мычу. От этого у пернатого срывает немногие оставшиеся тормоза. Коротко рыкнув, что он убьет его, Птица решительно направляется в дом. Со своего места боковым зрением вижу, как он останавливается, сжимает и разжимает кулаки. В конце концов, возвращается и касается руки с печатью, пробормотав: — Давай не будем забирать у тебя силы. — Со мной все нормально, — говорю я, дернувшись, чтобы уйти от его попытки свалить. — Правда. Хольт работает на культ, он сам себе приговор подписал. Давайте зайдем в дом, тут холодно. — Конечно, пойдем, — бормочет Сережа и, все еще обнимая меня за плечи, ведет в сторону крыльца. — Уверена, душа моя? — спрашивает Птица, положив ладонь мне на поясницу. — Ты выглядишь уставшей. — Обсудим все, ладно? Потом вернешься. Останься, пожалуйста. Сережа открывает дверь и пропускает меня вперед. Внутри все такое же деревянное, как и снаружи, и подобный стиль мне никогда особо не нравился. И все-такие тут уютно. А может быть, я слишком устала, чтобы быть разборчивой. Именно по этой причине сразу иду к большому мягкому дивану. Шура стоит возле камина, выполненного из светлого камня, и очень враждебно смотрит то на Сережу, то на Птицу. Глянув на меня, спрашивает: — Стукнуть кого-то из них ты мне не дашь? — Нет, не дам. Насупившись, наемник отворачивается. Знаю. Самой хотелось, но тронуть Сережу или Птицу я не позволю даже себе. Пернатый ходит туда-сюда позади дивана, пока Разумовский заставляет Волкова сесть в кресло и снять куртку и водолазку. Теперь моя очередь свистеть при виде уже налившихся темным синяков на его груди. Сережа бормочет что-то нечленораздельное и уходит за аптечкой. Я, дождавшись момента, ловлю Птицу за руку и останавливаю. — Что произошло в Вене? — мрачно спрашивает он, обходя диван и присаживаясь рядом со мной. Дождавшись возвращения Сережи, я рассказываю, как все было, опустив только подробности навязчивого флирта со стороны Хольта. Птица ему и так бошку оторвет, незачем его еще сильнее раззадоривать. Тем более охмурять меня никто и не собирался, дражайший Август играл свою роль. Пока я говорю, Сережа еще раз осматривает мою шею, а затем роется в аптечке. Олег вынужден терпеть сердитую помощь от Шуры, который раздобыл где-то пакет со льдом. Птица сначала слушает молча, потом уточняет некоторые детали относительно способностей Хольта. Закончив со мной, начинает пытать Волкова по поводу наемников, с которыми он дрался. — Не больно? — спрашивает Сережа, не обращая на всех остальных внимания. Он осторожно обрабатывает ожог, сосредоточившись только не этом. — Терпимо, солнышко. Разумовский кивает, стараясь делать все как можно более аккуратно, и у него отлично получается, несмотря на нервную дрожь в руках. Закончив с обработкой, он хватается за телефон и уточняет у Марго, как именно дальше обходиться с ожогами от электричества. Внимательно выслушав инструкцию, вновь лезет в аптечку. К этому моменту Волков посылает присутствующих куда подальше и ковыляет на второй этаж. Шура, прихватив все необходимое, не отстает. — Дай мне, — говорит Птица, протянув руку за мазью. Сережа переводит взгляд с лестницы на него и отдает тюбик. Я снимаю свитер, чтобы ничего не мешало, а Разумовский, поцеловав меня в плечо, отправляется за футболкой. Птица выдавливает на пальцы мазь и подносит руку к моей шее. Нахмурившись, не касается. — Тебе будет больно, мышка, — говорит он, разглядывая ожог. — Мне и так больно, но это не твоя вина. Все нормально. — Я убью его, — зло шепчет Птица, все-таки приложив мазь к поврежденной коже. — Только сначала нужно подготовиться, — напоминаю, поморщившись от неприятных ощущений. — И с хакерскими диверсиями подождать. Разумовский мертв для мира, не забывай. Если попытаетесь атаковать Хольта так, то он может что-то заподозрить. — У Vmeste в штате много талантливых программистов, — возражает вернувшийся Сережа. — После того, как он напал на тебя, не будет удивительно, если ты их задействуешь. — Лучше перестраховаться, — упрямо говорю, поворачиваясь к Птице другим боком. — Может быть, ты и права, — нехотя бормочет Разумовский после некоторых раздумий. — У Хольта только один конец, — произносит пернатый, отстраняясь. — Я доберусь до него и выпотрошу. — Давайте все спланируем сначала, — морщится Сережа. Он помогает мне надеть свою серую футболку, потом спрашивает, хочу ли я чего-нибудь. Решив, что не помешает выпить горячего чаю, сообщаю ему об этом. Разумовский, кивнув, берет меня за руку и целует запястье. Потом говорит Птице, чтобы показал мне спальню. Пернатый, удивительно покладистый сегодня, даже никаких колкостей не отпускает. Поднявшись по лестнице, я слышу, как в одной из комнат препираются Шура и Олег. Волков гнет свою привычную линию про то, что ему просто надо отоспаться, и все заживет. По звуку нахожу нужную дверь и заглядываю внутрь, чтобы уточнить: — Что-то серьезное? — Ушибы, — угрюмо отвечает Шура. — Жить будет. Я закрываю дверь и иду дальше вслед за Птицей. Спальня, в которую он меня ведет, оказывается самой последней. Внутри просторно и уютно, но и здесь слишком много деревянного на мой вкус. Зная, что Сережа такое тоже не любит, могу лишь предположить, что дом брался уже с мебелью. Резную спинку кровати в виде переплетенных ветвей я оценила, как и дверь на небольшой балкончик, выходящий на озеро. Туда я и направляюсь. Сжав широкие деревянные перила, вдыхаю свежий воздух. С этой стороны дома освещения почти нет, поэтому вода внизу похожа на черную бездну. Вздрогнув от промелькнувшего в голове воспоминания о тумане, из которого не выбраться, отхожу на шаг, из-за чего сталкиваюсь с Птицей. Он ловит меня за плечи, набросив на них что-то теплое. Опустив взгляд, вижу, что это бежевый плед, который он стащил с кровати. — Спасибо, — бормочу, все еще опасаясь смотреть в сторону озера. — Еще одна такая выходка, — тихо говорит Птица, прижав меня к себе, — и я посажу тебя под замок. — Не посадишь. — Проверь. Я закрываю глаза, потому что взгляд постоянно притягивается к темной поверхности озера. Птица обнимает крепче, утыкается подбородком мне в плечо. Я глажу его по щеке и стараюсь ни о чем не думать. В каком-то смысле затея с Хольтом была удачной. Мы выяснили наверняка, что он работает на культ, встретились с парочкой его наемников, даже кое-какие документы достали. Уж не знаю, насколько они важные, но я даже прихватила что-то вроде записной книжки. Мы все это пока не смотрели, переберем завтра. Может быть, найдем там что-то интересное. И все равно внутри скребется какое-то противное тянущее чувство, от которого меня в очередной раз даже передергивает. — Что? — тут же спрашивает Птица, выпрямляясь. — Ничего, — шепотом отзываюсь я. Правда, ничего серьезного. На меня и раньше нападали, и это не первая моя «боевая» рана. В последнее время я успела расслабиться и позабыть, каково всегда быть настороже, что было очень зря. Пока психованная секта Кутха существует, нужно быть готовой ко всему. Мне безумно не хочется опять падать во все это дерьмо после спокойных и тихих дней в Венеции, но придется. — Мышка? Птица разворачивает меня к себе, заставляет поднять голову и посмотреть на него. Дело даже не в том, что нужно опять драться, кусаться и всячески выцарапывать себе будущее. Это как раз стало привычным. Будто роликовые коньки, один раз научился и больше уже не теряешь навык. Ну, разобьешь пару раз коленки после долгого перерыва, а потом покатишься нормально. Нет, проблема в другом. — Чувствую себя мерзко, — говорю я, все-таки подняв взгляд на Птицу. — Все эти ужимки, танцы, попытки флирта, чтобы получить желаемое, а в уме только вы. Хреновый из меня разведчик, наверно. — Хольт заплатит, — мрачно обещает пернатый и, взяв за руку, подносит ее к губам. — Перед тем, как я убью его, он потеряет все, что у него есть. — Осторожнее, ладно? Никто не должен догадаться, что вы живы. — Не догадается. Усмехнувшись, Птица целует тыльную сторону ладони. У меня уходит пара секунд на то, чтобы понять смысл этого жеста. Судорожно вздохнув, я высвобождаю руку и притягиваю его к себе ближе, чтобы прильнуть к губам, упасть в то самое чувство, которое позволяет забыть обо всем, что вокруг происходит. Ничего, разберемся. Главное, что они оба рядом. Птица отстраняется, собирается привычно поцеловать в шею, но вовремя останавливается. Вместо этого ласка достается плечу. Едва коснувшись голой кожи, он выпрямляется и запахивает на мне плед. — Пойдем, мышка, — говорит он и открывает дверь в спальню. — Завтра у нас будет еще одно путешествие, не хотелось бы, чтобы ты валялась в самолете с градусником. — Какое путешествие? — спрашиваю, усаживаясь на кровать. — Мы как раз хотели об этом поговорить, — отвечает вместо Птицы Сережа, заходя в комнату. Он вручает мне большую кружку с ароматным чаем и присаживается рядом. Улучив момент, пернатый касается печати, посылая вверх по руке мурашки. Разумовский включает настольную лампу, которая освещает спальню мягким теплым светом. Кроме нас с ним тут больше никого нет. — Что вы планируете? — спрашиваю я, отпив немного чая. — Если тебя интересует Хольт, то у Птицы полно замыслов, — пожимает плечами Сережа. — Начиная с мелких пакостей и заканчивая его головой на вилах. Последнего я все-таки надеюсь избежать. Август не был слишком аккуратен, поэтому я смогу сильно усложнить ему жизнь, а потом и прописать дорогу за решетку. В Европе подобные махинации не любят, и сядет он надолго. — Солнышко… — Не спорь, — просит Разумовский, положив ладони сверху на мои, сжимающие чашку. — Он связался с культом и поранил тебя. Сережа несколько секунд смотрит на повязку, потом поднимает взгляд к глазам. Я чувствую, как его пальцы подрагивают. Отставив кружку на небольшой низкий столик возле кровати, подсаживаюсь ближе к Разумовскому и обнимаю его, в конце концов, переползаю к нему на колени. Сережа гладит меня по спине и целует в висок, шепчет о том, как сильно любит. — Прости, — говорю я. — Все эти статьи и фотографии… Я начинаю думать, что оно того не стоило. — Я просмотрел кое-что из того, что вы украли у Хольта. Это может оказаться полезным. — Ты просто не хочешь меня обижать, да? — Не нам кидать в тебя камни за не самые удачные решения, — качает головой Сережа. Он касается губами моего лба и добавляет: — Я так волновался. — Ну да, там было полно холостяков, а я теперь весьма завидная партия, потому что кто-то переписал на меня все свое имущество. — Я не из-за этого волновался, — морщится Сережа. — Что, думаешь не клюнули бы даже из-за кучи денег? — Ася, — строго прерывает мои попытки в юмор Разумовский. — Я боялся, что Хольт навредит тебе. — Он опускает глаза и робко признается: — И ревновал, да. Ничего не мог с этим поделать, хоть и знаю, что ты любишь меня. Нас. — Очень сильно люблю, — тихо говорю и целую его в кончик носа. — Насчет того путешествия… Что Птица имел в виду? Сережа пересаживает меня обратно на кровать и берется за пряжку ремня. Я вовремя успеваю перехватить его руки и расстегиваю эту штуку сама. На немного обиженный взгляд щелкаю по кнопке. Вылетевшее небольшое лезвие очень хорошо объясняет причину. — Олег придумал? — спрашивает Разумовский, убирая опасную вещицу на стол. — Ага. Не пригодилась, зато кольцо было кстати. — Какое кольцо? — уточняет он, нахмурившись. Я в подробностях рассказываю про модный-молодежный девайс, который помог вырубить Хольта, пока Сережа стаскивает с меня джинсы. Вид у него при упоминании ядовитой иглы такой, будто заставили лимоны без сахара съесть. Я двигаюсь, чтобы он вытащил одеяло и накрыл им меня. Скинув толстовку, Сережа избавляется от штанов и ложится рядом. Я тут же забираюсь в его теплые объятия, переплетаю с ним ноги, желая быть максимально близко. Рука на плече перестает подрагивать. — У меня хорошие новости, мышка, — говорит Птица, оглаживая кончиками пальцев мое бедро. — Завтра мы возвращаемся домой. — В квартиру в Венеции? — Нет, — отвечает Сережа и целует меня в макушку. — Домой. В Питер.