Вместе: Время Ворона

…Когда вязкий черный туман смыкается над моей головой, я еще пытаюсь отчаянно барахтаться в тщетных попытках выплыть на поверхность. Когда-то мне пришло сравнение с центром океана, и сейчас оно кажется очень верным. Я тону. Дышать очень трудно, тьма затягивает меня все глубже. Чем сильнее я сопротивляюсь, тем охотнее бездна поглощает мое тело. Отовсюду раздаются невнятные крики и вой, яркие вспышки на поверхности ненадолго выхватывают из тумана очертания изломанных фигур. Последний раз в панике рванувшись вперед, я пытаюсь кричать… И просыпаюсь. Без воплей, и на этом спасибо. Рядом спит Сережа, повернувшись на живот и обняв подушку. Он настолько вымотался, что мои ерзания его не потревожили. Облегченно выдохнув, осторожно двигаюсь, чтобы незаметно выскользнуть из объятий Птицы, который лежит с другой стороны и прижимает меня спиной к своей груди. Перья, закрывающие бледные руки только до локтей, щекочут обнаженный живот. Поморщившись, все-таки выползаю к изножью кровати и опускаю босые ноги на прохладный пол. Обернувшись, проверяю, что никого не разбудила. Встаю и, стараясь быть тише, иду в сторону небольшого балкончика. По пути прихватываю чей-то халат, потому что на улице должно быть прохладно. Для того, чтобы попасть туда, аккуратно переступаю через свесившееся с кровати большое черное крыло и медленно открываю дверь. Птица периодически экспериментирует с возможностями печати, сейчас пробует частичное превращение. В Сережиной-то голове у них все просто, а в реальности он поначалу не мог понять, как это сделать, ведь раньше использовал либо человеческую форму, либо крылатую. Вчера вечером у него получилось отрастить уменьшенные когти, ну и… Как-то все само закрутилось так, что в кровати мы в итоге оказались полноценно втроем. Я прикрываю за собой дверь и делаю глубокий вдох, ежусь от холодного ночного ветра, который из-за влажности в воздухе чувствуется еще сильнее. Запахнув халат, смотрю на воду в канале и пытаюсь привести мысли в норму. Этот сон снится мне не в первый раз. С момента приезда в Венецию прошло чуть больше месяца, и примерно половину ночей я вижу проклятый черный туман. Просыпаюсь от него редко, в основном он теряется и всплывает в памяти уже утром. Я консультировалась с Тири по этому поводу, она посоветовала наблюдать и забить тревогу, если появятся признаки того красноглазого демона. Ничего подобного пока не было, и мы пришли к выводу, что все дело в стрессе, который нашел вот такой способ самовыражения. Я дергаюсь, когда дверь открывается. Жесткая черная ладонь смыкается на моем запястье и тащит обратно в спальню. Отличный кадр для фильма ужасов. Птица закрывает балкон и внимательно всматривается в мое лицо. Полосы под глазами и на щеках делают его особенно похожим на махровую хтонь из хорроров. — Плохой сон, — тихо говорю я и, высвободившись, отхожу в другую часть комнаты, где стоят два мягких коричневых кресла и маленький резной столик. Присев, рассеянно ерошу белые цветы в явно старинной вазе. — Все хорошо. Птица скептически хмыкает и направляется ко мне, ничуть не смущаясь собственной наготы. Вид оценен мною на десять баллов, на пару секунд даже забываю про кошмар, скользя взглядом по гладкой бледной коже. Он расправляет крылья, затем присаживается передо мной и опускает их, будто плащ. Я кладу руки ему на плечи, поглаживая кожу с черными прожилками, тянущимися от шеи, полностью утонувшей в этом цвете. Жесткая ладонь ложится мне на щеку, гладит большим пальцем место под глазом. Коготь ощущается естественно, только немного щекотно. — Снова туман? — наконец спрашивает Птица, разглядывая меня. — Да. Не понимаю, что это такое. Я опять тонула и не могла выплыть. Знаешь, я начинаю беспокоиться, что сон какой-нибудь вещий или что-то вроде. Может, из другой реальности. Черт ее, эту печать, знает. — Не бойся, мышка, — говорит он и склоняет мою голову к себе, касается губами подбородка. — Я не дам тебе утонуть. В любой из реальностей. — Я плаваю лучше тебя, если что. Мы это уже выяснили, — напоминаю и легко целую его. — Но спасибо. — Ничего мы не выяснили, — ворчит Птица. Ну да. Я не собираюсь вступать с ним в спор, уж точно не в середине ночи. Отодвинувшись, рассматриваю черные полосы на лице, глажу их пальцами, очерчивая линии под глазами и переходя на шею. Пернатый подается вперед, подставляясь под эти движения, а я ломаю кайф одной фразой: — Ты сам как? Птица недовольно стонет и пытается отстраниться, но не слишком усердно. Я зачесываю его волосы назад и смотрю в прищуренные глаза. Этот разговор был не единожды, и всегда быстро сворачивался, потому что говорить о времени, когда мы находились порознь, Птица отказывается. Не из-за сентиментальности, а из-за того, что добровольно на этот период подавил себя лекарствами. — Те таблетки… — Душа моя, — мрачно прерывает меня он и за бедра двигает ближе к краю кресла, заставляя почти оплести его торс ногами, чтобы не свалиться. — Не порть настроение. — Когда-нибудь мы должны поговорить об этом. — Вон с ним, — он указывает себе за спину, — говори. Он тебе не откажет. — Ты тоже мне не откажешь. Сам говорил. Птица усмехается и прижимается теснее, расправляет крылья, отгораживая нас от мира хотя бы наполовину. Я сдаюсь и обнимаю его крепче, вплетаю пальцы в волосы, расправляя их. Вдохнув привычный, едва заметный аромат цитрусового шампуня, тихо замечаю: — Я просто волнуюсь за тебя. Вспоминаю тот сон с темной комнатой и… — Успокойся, мышка, — мурлычет Птица. — Это было иначе. Я же знал, что вы достаточно глупые, чтобы не оставить меня там. — Он так спасибо говорит, — бормочет Сережа позади. Зевнув, Разумовский переворачивается и спрашивает: — Опять туман? — Дымная машина явно сломалась, — пожимаю плечами я и собираюсь отодвинуться, чтобы встать, но Птица не дает. Одним грациозным движением он поднимается на ноги вместе со мной, вынудив крепче вцепиться в него. Поддерживая под бедра, несет обратно к кровати и отпускает только там, прямо в Сережины руки. Я скидываю халат, и он бросает его куда-то на пол, ложится на подушки, притягивает меня к себе. Устроившись у него под боком, наконец расслабленно выдыхаю, чувствую, как кровать сзади прогибается. Птица жмется к моей спине, накрывает нас крылом. — Спи, мышка, — шепчет он, поглаживая когтями по обнаженному боку. Ведомая его рукой, закидываю на Сережу ногу. — Мы не позволим тебе утонуть.

***

Утро я в который раз встречаю одна. Печать чувствуется иначе, чем вчера, поэтому прихожу к выводу, что Птица и Сережа снова в одном теле. Использовать эту силу дольше суток мы пока не решаемся, да и Тири не рекомендует. Она опасается, что цепь может перемкнуть, и тогда начнем все заново со срочным поиском выхода, моим угасанием и всеобщей рыжей паникой. Причем паниковал в тот раз больше Птица, Сережа наоборот был собран и решителен. Что-то подобное я читала в одной психологической статье, но вспомнить не могу. Еще немного повалявшись, скидываю одеяло и иду в душ. У обеих спален ванные комнаты свои с отдельным входом, поэтому риска наткнуться нагишом на Олега нет. Впрочем, сомневаюсь, что повидавший жизнь наемник, которого сейчас затянули в противостояние с древним культом психованного языческого бога, чему-то бы удивился. Особенно с тех пор, как по квартире периодически начала бродить крылатая копия Разумовского. Ну и вспомним еще про саму печать, колдовские ритуалы и прочее дерьмо, с чем мы столкнулись вопреки своему желанию. Да, удивить Олега будет сложно. Уже переодевшись, я направляюсь в гостиную, куда выходят все двери в квартире. Комната, куда Разумовский впихнул свое оборудование, закрыта, и он сам в ней, скорее всего. Из небольшой, но очень уютной кухни раздается голос Кипелова. Туда я и иду. Олег как раз просит Марго переключить на колонке следующий трек и, заметив меня, говорит еще потише сделать. В одной руке у него сковородка, в другой миска с каким-то тестом. В зубах сигарета. На кухне отличная вытяжка, чем мы с ним и пользуемся. Я как раз притащила с собой виноградную электронку. Для приличия спросив у Волкова, нужна ли помощь, оказываюсь традиционно послана сидеть и курить. — Что готовишь? — спрашиваю, устроившись за столом возле панорамного окна. Фетиш у Разумовского на них, что ли? Давно подозревала. Нет, у Птицы совершенно определенный заскок по этому поводу, и мы пару раз воплощали его в жизнь еще в Питере, прямо в офисе. Остается только радоваться, что стекла зеркальные, а башня высокая, и никто бы не смог увидеть, как он берет меня возле панорамного окна, развернув лицом к городу. Хороший заскок, да. Сереже, кажется, просто нравится такой формат окон. — Оладьи, — сообщает Олег, пристроив сковороду на плиту. — Ты во сколько пойдешь? — Да после завтрака и пойду, — подумав, отвечаю и затягиваюсь. — Мое мнение ты знаешь. — Мое ты тоже: мы не головорезы какие-нибудь. — Говори за себя, — улыбается Волков. Из колонки начинает играть «Грязь», и мы оба затыкаемся. Я проверяю сообщение в телефоне и невольно вздыхаю. Мое семейство до сих пор злится на меня за то, что второй раз пропустила Новый Год и не встретила его с ними. Для них я нахожусь в бессрочном отпуске, поскольку оплакиваю гибель своего жениха, вот они и не в курсе, что праздник я отмечала с ним и Волковым. Прошлый Новый Год был проведен с Димой и Сашей во Вьетнаме, где я спасалась от себя и бывшего мужа. Дверь в серверную с громким стуком распахивается и Сережа громко рявкает: — Олег! Мы с Волковым одновременно поворачиваемся в сторону гостиной. Тяжко вздохнув, наемник выключает плиту и ставит сковородку с недожаренными оладьями на подставку. Я следом за ним иду узнавать в чем дело. Дело оказывается в том, что Сережа выяснил кое-что интересное. «HOLT International», оружейная компания, у которой Птица заказывал костюм Чумного Доктора и много чего еще, оказывается как-то связана с культом. Разумовский нашел несколько подозрительных транзакций и решил копнуть глубже. Слава современным технологиям, даже поехавшим фанатикам нужно пользоваться банковскими карточками и прочим. Тонкий след привел его к «HOLT International», и он начал ковырять ее со всех сторон. Выяснилось, что в последнее время компания начала массово скупать заводы и шахты в восточной Сибири. Вдвойне подозрительно, ведь мы уже выяснили, что культисты окопались где-то в той стороне, поскольку их божок тоже оттуда. Весть не обрадовала ни Сережу, ни Олега. Это означает, что проблема гораздо масштабнее, чем мы полагали, и выходит далеко за пределы простой секты с парочкой антропоморфных зубастых дочек. Плохо. Только зачем оружейной компании им помогать? — Вот этот, — бормочет Сережа, выводя на экран фотографию мрачноватого темноволосого мужчины. — Август ван дер Хольт. Он сейчас руководит «HOLT International». — Нужно больше информации, — качает головой Олег. — Возможно, это просто совпадение. Не думаю, но все же. Копай дальше. — Понятное дело, — бурчит Сережа, резво стуча по клавишам. Передернув плечами, цедит сквозь зубы: — Если все подтвердится, я сделаю так, что они не оружие будут производить, а максимум пылесосы. — Вот Птица обрадуется, — умиляюсь и целую свое чудо в макушку. — Только прервись на завтрак, ладно? Я потом планирую отправиться в пансионат. — Хорошо, — кивает Сережа и оборачивается, чуть виновато улыбается. Мы с Олегом возвращаемся на кухню и вполголоса обсуждаем, что для нас означает новая информация. Волков давно подозревал, что культистам кто-то помогает, и теперь на арену выходит «HOLT International» со своим владельцем. Неужели они как-то замешаны в делах этой дурацкой секты? Я занимаю место у кофемашины и ставлю рядом три кружки. Слушая размышления Олега о масштабах происходящего, ставлю первую на подставку и щелкаю по клавишам на электронной панели. Вроде бы я должна радоваться, потому что это первая внушительная зацепка за весь месяц, но что-то мне не весело. Снова прощаться с относительно спокойным временем совсем не хочется. Сережа заявляется на кухню в обнимку с ноутбуком и занимает место подальше от окна, чтобы свет не мешал. Мы с Олегом переглядываемся, но не возмущаемся. Зацепка серьезная, и нам нужна информация, как бы мне ни хотелось отрицать очевидное. После завтрака я оставляю Волкова и Разумовского работать и иду одеваться. Сегодня на улице довольно прохладно, и сверху на синюю блузку я накидываю черное пальто, даже шарф прихватываю перед выходом. Из кухни как раз раздаются приглушенные голоса, и интонации в одном из них откровенно Птичьи. Ясно, обсуждают, как подпалить зад оружейнику, который «крайне охренел». Я закрываю дверь и спускаюсь на улицу. Остановка, куда приходит нужный мне вапоретто, здесь недалеко, поэтому особо не спешу. Недавно я отправила в Питер свою новую картину, и злобный дракон в лице моего агента пока доволен, уже пихнул ее на выставку. Теперь он пинает меня чуть меньше, поэтому я могу немного похалявить. После вапоретто, от которого меня поначалу подташнивало, я дожидаюсь нужного парома на причале. Возле воды погода кажется совсем иной, ветер пронизывает тело чуть ли не сквозь одежду. Я застегиваю пальто и сую руки в карманы, включаю музыку в наушниках. Слегка притоптывая в такт, стою в очереди на паром. Зайдя на борт, в очередной раз напоминаю себе, что мне ведь даже не обязательно сюда ехать. Человек, которого я собираюсь навестить, достаточно неприятен, чтобы легко согласиться с планом Олега пристрелить его. И все же. Как я сказала, мы не головорезы. Если только иногда и вынужденно. На Лидо я сажусь в небольшой автобус, который довозит меня до ворот местного пансионата, чем-то похожего на наши российские санатории. Миновав небольшой дворик, я поднимаюсь по лестнице, ведущей в современное четырехэтажное здание. Входная группа у заведения так себе, но я отлично знаю, что вся красота находится на заднем дворе. Там и высокие деревья, и фонтаны, и красивые клумбы, и комфортная зона отдыха для постояльцев. Туда меня и проводит улыбчивая женщина в медицинской одежде, с которой я кое-как объяснялась в первый раз на английском. Пришлось знатно приподнять свой уровень языка. Выучить итальянский я даже не надеюсь. — Добрый день, Евгений Борисович, — говорю я, присаживаясь за столик к мужчине. — А, ты, — бормочет он и морщится. Я тоже рада его видеть, от слова «нет». Выглядит он вполне нормально, только почему-то больше мне не улыбается. Я откидываюсь на спинку стула и оглядываюсь. Под прозрачным стеклянным куполом расположились пара десятков столиков, заняты только половина. Люди сидят и разговаривают друг с другом, кто-то прогуливается по дорожкам, выложенным брусчаткой. Все здесь ощущается довольным и расслабленным. — Как ваши дела? — любезно интересуюсь, глядя на Стрелкова. — Где твой демон? — мрачно спрашивает он, запахивая на себе теплый плед. — Дома, — отвечаю, улыбнувшись. — Копает под «HOLT International». Оказывается, они… — Знать не хочу, — обрывает меня Стрелков. — Ничего, скоро я выйду отсюда и разгоню всю вашу шайку. Вы у меня узнаете… Я киваю и не напоминаю о том, что его тут никто и не держит. Разумовский и Волков прихватили доблестного агента с собой, потому что девать его было некуда. Спасибо, что хоть в горящем доме не оставили. Оттуда они, кстати, дали деру через подвал, когда поняли, что дело в переносном смысле пахнет жареным. Птица не был бы собой, если б не организовал под домом тайный ход, ведущий в лесополосу. И, конечно, узнав про приближение культистов, он нашел решение в своем стиле и заложил по всему особняку взрывчатку. Экспертиза, кстати, куплена. Ну да ладно. За это вот все пернатый уже выслушал. Суть в том, что Стрелкова Волков тоже вытащил, Птица про него вообще забыл. Отпускать агента было опасно, и поэтому его потащили с собой в Венецию, сделав ему поддельные документы. Проблема в том, что Евгений Борисович слегка поехал кукухой, когда увидел нашу кукуху во плоти и во всей своей крылатой красе. Последующие события с нападением культистов и Сирим на здоровье Стрелкова тоже не сказались хорошо. Именно поэтому Сережа засунул его сюда. Поначалу Разумовский думал, что агент сбежит при первой возможности, и его пребывание здесь было принудительным. Довольно быстро оно таким быть перестало. Евгений Борисович, похоже, решил, что самое время отдохнуть. Подальше от всего крылатого, что превышает размером ворону. Бежать он не пытается, послушно лечится. Пансионат, как уже стало, наверно, понятно, имеет весьма специфическую направленность. Все случившееся, наверно, не очень справедливо по отношению к Стрелкову, но… Этот человек умеет подать себя так, что его становится не жаль. Я здесь уже третий раз и просто приезжаю убедиться, что он все еще немного не в себе. Может, где-то в глубине души у меня совесть играет. Обычно мы перебрасываемся дежурными вежливыми фразами, а я немного рассказываю про культ. Ну так, для профилактики, чтобы уважаемый Стрелков понимал, как дела обстоят, и не стремился нас покинуть. Он и не стремится, только угрожает. Для успокоения собственной души, наверно. Повторно встречаться с крылатым Разумовским Евгений Борисович совсем не желает. На обратном пути я захожу в пекарню, которая находится недалеко от нашего дома, и покупаю там несколько обалденно вкусных соффиони и пару других пирожных для Олега, потому что первые ему не нравятся. Прихватив еще кофе, я спешу домой, пока напитки не остыли. А дома ждет сюрприз. Точнее, гениальный план, от которого мне хочется вернуться в пансионат и попроситься на лечение.