поскандалим?

Дни летели с бешеной скоростью. Утро сменялось ночью, сугробы каждый день становились больше, а температура воздуха приближалась к критической отметке. Ученики школу часто прогуливали, потому что до безумия было лень вставать с теплой кровати, идти по заснежанным улицам и сидеть в кабинетах в теплых куртках. Скоро вся страна будет Новый Год праздновать. Скор Дед Мороз детям подарки принесет, разумеется, тем, кто вел себя хорошо. Скоро все мамы мира начнут готовить тонну оливье, запекать грудку с помидорами, крутить рулеты и делать закуски. Скандалисты тем временем тоже наступление праздников ощущали. И мысли их были вовсе не подготовкой заняты, а разработкой плана, который вот-вот должен вступить в силу. Губы были искусаны до кровавых ранок, взляд был уставший и до невозможного грустный. То ли от осознания, что все скоро закончится, то ли от мыслей ужасных, будто не закончится этот круг ада никогда. Так, в последний раз собравшись вместе, скандалисты молодость свою провожали, вспоминая все то, что приключилось с ними за несколько лет. — Ты про тут случай, когда мы какого-то мужика слабительным напичкали? — непонимающе Мирон говорит, потирая нос рукой. — Про тот, когда мы не перепутали аппонентов и не подсыпали слабительное какому-то деду, — закатывает Вилка глаза, вспоминая неудачную вылазку. И по правде сказать, таких вылазок в жизни скандалистов было много. — Вы мне сами на него пальцем показали! — защищается Мирон, стукнув кулаком по столу. — Мы играли в «камень-ножницы-бумага» и Вилка решила показать карандаш, — усмехается Кира, влезая в разговор. — Я не виновата, что у вас детства не было и вы не знаете продолжения этой играется, — отмахивается девушка. — Вас послушать, вы только и делали, что жизнь людям портили, — сидя в кресле, Илья Владимирович наконец-то поддержал не очень то и интересную тему разговора. — Ксен Владимирович, вы же сами их находили, — дует губы Чикина. — Не так уж и страшно все было. — Да уж, — вздыхает мужчина. — Натерпелся мир. — Хотите сказать, что все это было неправильно? Что не нужно было начинать? — подключается Саша Третьяков. — Да кто мы все такие, чтобы спорить с судьбой, — снова загадками директор школы отвечает. — Кто мы такие, чтобы испытывать ее, — слегка улыбаясь. — Илья Владимирович, последнее время вы говорите одними загадками, — недовольно Мишель произносит. — Возраст, Мишель, это все возраст, — мужчина с места встает. — Спать ложитесь, у вас завтра день тяжелый, — как в старые-добрые. И на секунду в сердце каждого старый огонь загорелся. Искра, которая появлялась от новых заданий, надевания балаклав и напускания дыма перед танцем. Илья Владимирович скандалистов в квартире оставляет, сам домой уходит. Все как по привычке: горячий чай, сигарета в зубах, бесплатная газета, положенная в почтовый ящик и кресло напротив окна. А там снег метет, затмевая свет фонаря, иногда выстрелы салюта слышатся. Потому что уже завтра празднование начнется. Уже завтра все можно измениться. Одиноко смотря на снег, Ксенофонтов зубами придерживает почти догоревшую сигарету, а после пепел смахивает в пепельницу, тушит бычок от край хрустального изделия. Пробегается по словам в газете. Все как обычно. Выборы, исход которых и так понятен. Очередные законы, которые возвращают людей в крепостное право. И, разумеется, реклама мясного магазина, где на самом деле малолеткам алкоголь продают без паспорта. Мир прогнил и его давно не спасти. И как бы сильно ты не пытался верить в то, что все можно — несколько скандалистов ни за что не свете не справятся со всем, что происходит в стране. Остается только смотреть «голубой огонек», есть дешевую красную икру и пить кислое шампанское под бой курантов. Илья Владимирович улыбается, наверное первый раз за несколько недель. Все потому что в голове картинки, трехлетней давности, которые заставляют продолжать верить в лучшее. *** — Виолетта, это желтая краска, а я просил персиковую! — грозным тоном произносит Илья Владимирович, складывая шапочку из старой и прочитанной газеты. — Ксен Владимирович, какая вам разница какого она цвета будет? Поверьте мне, ученикам все равно будет где штаны просиживать. — Виолетта, желтая краска будет плохо влиять на ауру. Сходи в магазин за другой, — вторит директор. — Когда мы у вас учились, у нас были желтые стены, — под нос шепчет брюнетка. — А я два раза одни и те же ошибки не совершаю, — с доброй улыбкой на лице. — Хотите сказать, что все дело было в желтой краске на стенах? Типа, если бы не она, мы бы тут все депутатами выросли? — с высоты стремянки кричит Мишель, полностью измазанная в побелке. — Вот покрасим стены и узнаем, — смеется Ксенофонтов. Секунда. Звонкий треск со стороны будущего коридора школы. А там, рядом с осколками окна стоит Саша, подпирая парту спиной. Виолетта губы поджимается, на потолок смотрит, старается не засмеяться во весь голос, а ещё слышит, как дыхание Ильи Владимировича начинается учащаться. — Ксен Владимирович, главное без паники, — произносит рядом стоящая Чикина. — Вы все равно собирались это окно менять, — пожимает плечами. И Виолетта на выдерживает, срывается на смех, охватывая громким голосом все здание. — Вы умудрились разбить единственное окно, уцелевшее после пожара, — трет нос мужчина. — Виолетта! Краска! — Так точно, капитан, — шутливо прикладывая руку к виску и убегая в сторону лестницы. — Уберите здесь, не хватало ещё чтобы вы сами себя этими осколками убили, — Ксен рукой махает, уходит обратно в кабинет делать шапочки из газеты. *** Тогда все было по-другому. Тогда, в компании подростков Илья Владимирович из руин школу построил. И не просто центр для трудных подростков, а целую империю. Но даже в таких империях бывают сбои. Но это уже совсем другая история. Ксенофонтов откладывает газету в сторону, вытирает намокшие от слезы глаза и улыбается, когда видит на часах полночь. Сегодня он увидит действительно последние дело скандалистов. Он научил их дружить. Он научил их любить. Он стал для них не только другом, но и отцом. Утром скандалисты проснулись от громкого будильника Чикиной, грохота на кухне и крика возмущенной Мишель. Прибежав на место грохота, друзья столкнулись в Мироном, одетым в костюм Деда Мороза. — Ещё раз наденешь этот халат, я его сожгу, — недовольно Вилка говорит, обходя осколки посуды. — Че это за наволочка, — пальцем указываю на мешок на столе. — Вообще-то это новогодний сюрприз, — тянет Мирон огорченным голосом. — Спасибо, мы с Чикиной оценили, — произносит Мишель, смотря на разбитую посуду. Скидывает тапочки с ног, садится на стол и хватает пачку сигарет. Одну берет, с остальным делится. — А посох где? — сонно бурчит Кира, после чего слабую тягу делает. — Блять, ты встал в шесть утра, чтобы засунуть какую-то фигню в наволочку? — Это мешок с подарками, — отчеканивая каждое слово, вторит Мирон. — Я не виноват, что вы здесь вчера все раскидали. — Надеюсь, там новые тарелки и стаканы, — усмехается Чикина. — Клади свою наволочку под елку, умник. Нам сегодня не до праздника, — включается в диалог Третьяков. — Это мешок Деда Мороза! — продолжает Мирон свою линию гнуть. — Да хоть человека-паука, — отмахивается Третьяков. — Сначала дело, потом все остальное. — Ты стал нудным и скучным. Возраст влияет или седые волосы на затылке? — смеется Руслана, забирая сигарету из зуб парня. — Ты опять перепутала мои волосы с накладной бородой Мирона, — закатывает глаза парень. — Собираемся? — со вздохом. — Я выйду из этого дома, только если выпью кофе, — твердо отвечает Виолетта. — Меня тошнит. — Это называется проснутся перед важным делом и бояться вечера. Старость и на тебе сказалась, — подает голос Кира. — Это называется проснутся от того, что Мирон, одетый в халат решил устроить нам утренник. Скандалисты смеются, а парень закатывает глаза, морщит нос и кидает бороду на пол. Перекинувшись ещё парой фраз, все по комнатам разбредаются, дабы подготовиться к пусть и очередной, но последней вылазке. Виолетта, сидя перед зеркалом, волосы в хвост собирала, укладываю непослушную гриву гелем. — Ничего не забыла? — произносит на ухо Кира, а брюнетка тут же за поцелуем тянется. Но блондинка прямо перед носом показывает свою балаклаву, смеется и садится рядом. Малашенко недовольно хмурится, цокает, от девушки отворачивается. — Правда хочешь поменяться? — с вызовом спрашивает. — А ты? — с тем же вызовом. Кира кусает губы, осматривая татуировки девушки на лице. Быстро стреляет глазами, а после тянется к чужим губам. Мажет, слегка сминая, кладет руку на шею. Запах кофе смешивается с запахом сигарет и мятной жвачки. Едва касаются носами, чувствуя обжигающие дыхание. — Ну, хватит уже, — голос со спины. — Нам ехать пора, — говорит Третьяков и уходит в коридор, теплую куртку и сапоги надевать. — Последний раз? Не перестанешь любить меня, если я больше не буду той безбашенной Вилкой, встающей против закона? - облизывая губы. — Нас все равно ничего не изменит, — пожимает плечами Кира. — Нас все равно ничего не изменит, — повторяет с грустью, целует в щеку, берет девушку за руку и направляется в коридор. Скандалисты кое-как усаживаются в машину Мирона. Как раньше. Глупо лыбятся. И уже предвкушают тот адреналин, который больше не смогут ощутить. Никогда.