поскандалим?

Следующий день скандалисты провели в школе, отжав спортивный зал у учеников, пусть и те в свою очередь были не против. «Команда по спасению» готовилась к самой сложной части план — забраться в торговый центр ночью и подготовить все к облаве на врага. Тем утром Руслана наконец-таки смогла отключить сигнализацию всего здания, а если быть точнее, довериться коду, написанному на мониторе. Тем утром Чикина распрощалась со своими канатами, а Мишель прицепила на них свое крепление. Юлька, спустя три года, дорвалась до спичек, отчего сердце только сильнее колотится начинало. День этот, волей не волей, напоминал вылазку в детский дом: дрожащие руки, искусанные губы и неуверенность в себе. Будто бы действительно точку ставят, будто бы красиво нужно дело свое завершить. В спортивный зал Ксенофонтов Илья Владимирович заходит, тут же взор кидает на подростков, от скуки движения танца повторяющих. А быть может и не скука это вовсе, а нервное желание отвлечься от главное. — Вы все приготовили? — запрыгивает мужчина на козла. — Ксен Владимирович, вы каждый раз нас об этом спрашиваете, — недовольно произносит Мишель, стараясь завязать канат в узел. — У на все под контролем. — Вы почему решили нас проверить? Переживаете? — самодовольно Чикина спрашивает, стараясь подавить ухмылку на лице. — Не хочу снова с полицией связываться и от срока вас отмазывать, — махает рукой в сторону. — Камеры отключили? А скандалисты вспоминают день, когда человека взяли в заложники, шантажировали и угрожали расправой. — Все под контролем, — Чикина пальцами «окей» показывает и спички кидает на стол. — Они заставляют взяться за старое, — шепчет себе под нос. — Чикина, ты угомонишься? Тебя никто не просит торговый центр сжигать. Просто дыма напускаешь, делов-то, — и Малышенко закатывает глаза, руки складывает на груди. — Ксен Владимирович, вы придете посмотреть? Мужчина отмалчивается, потому что вот уже три года не посещает их вылазки. Наверное, боится за свою репутацию. Наверное, сердце кровью обливается от осознания того, что глупые подростки никак не могут старое дело оставить. Ведь это он, несколько лет назад втянул их в оппозицию. — Закругляйтесь, скоро семиклашки лыжи принесут, — отдано приказ директор школы. — А тут игрушки ваши по полу разбросаны. И за окном тогда действительно снег валил, ветер выл и хруст сугробов слышался. Как обычно забыли о празднике, полностью погрузившись в свое дело. Пытаются забыться. Пытаются оставаться подростками, которым больше всех надо. Кто сказал что плохо? Кто сказал, что не им решать, как дальше жить? Молодость простит или запомнит навсегда, отпечатав в воспоминаниях все ужасные моменты, что вместе пережили. *** Мирон и Саша вместе на кухне сидят, опустошая второй стакан по счету, с жидкостью янтарной и долькой лимона. Руслана в гости ушла к Юльке и Мишель, а парни решили будто бы напоследок собраться вдвоем, обсудить планы дальнейшие на жизнь. Потому через пару часов скандалисты отправятся на последнюю подготовку к их последнему делу. Разум затуманен слегка, пусть и стены ещё не плывут. А на столе наполовину пустая бутылка дорого виски и пустая тарелка для закусок. Облокотившись на стену и подперев лицо кулаком, слегка глаза прикрыв сидит Саша, о жизни размышляет. Рядом красная коробка с кольцом внутри. В голове куча сомнений, голосов и неуверенности в себе. — А если ей моя фамилия не нравится? Руслана Третьякова. Звучит хуёво, — в сотый раз очередную отмазку парень выдает. — Третьяков, ты скажи зачем ты все это мне говоришь? Сомневаешься? Так не делай ты это блядкое предложение, вроде бы и так нормально живете, — опустошая стакан, произносит Мирон. — Ты не понимаешь, я же ее люблю! — Тогда делай, — с нотками злости. — Почему ты боишься этот шаг сделать? Явно не из-за фамилии, меня хотя бы не лечи. — Потому что отказа я боюсь! — ударив по столу, резко на вопрос отвечает. — Я простой учитель русского языка с зарплатой в три копейки. Рус в другого меня влюбилась. В парня, который не боится против власти идти. В парня, который умеет пользоваться оружием. В парня, у которого на жизнь планы грандиозные. И где я сейчас? В съемной хате с дешевой плитой и ковром на стену. Сижу, душу изливаю единственному другу, которого три года не видел. Я ничтожен. Мы все ничтожны. Были борцами за свободу слова, а что сейчас? Работаем на государство, проглатываем все законы. — Ты думаешь, Рус не задается тем же вопросом? Давай я напомню тебе о том, что Ефремова из крутого хакеры превратила в учителя информатики. Кроме ворда ничего в своей жизни не видит. Мишель из каскадера превратилась в мастера маникюра. Чикина вообще физкультуры детям преподает, — рукой по голове проводит, паузу небольшую берет. — У всех нас амбиций было выше крыши. Только это жизнь, нормальная жизнь. Разве мы мало судеб спасли тогда, три года назад? Разве мы мало сделали? Пойми ты, что власть мы ни за что на свете не изменим. Потому что либо это делает весь народ, либо все в тряпочку молчат, — поджимает губы. — Думаешь, мне просто было свалить? Думаешь, я в путешествиях своих отдыхаю и кровать проминаю? Да я в ёбанных бегах. В бегах, потому что живу в стране, где таких как я сажают, убиваю в подворотне и вывешивают штраф в размере годовой зарплаты. — Я все понимаю, — похлопав друга по плечу, говорит Саша. — Давай будем честны хотя бы перед собой. Рано или поздно мы все разойдемся, а наш диалог в телеграмме будет состоять поздравлений с праздниками, идиотских картинок и смайликов. Мы правда оставили след после себя, теперь нужно думать не только о других, — заканчивает монолог Мирон. — Свидетелем на свадьбы хотя бы будешь, — смотря из под ресниц, Третьяков вопрос задает. — Обижаешь, — с улыбкой. — Только давай договоримся, что Руслана это раз и навсегда? — Больше жизни люблю ее, — просто произносит, потому другого от него и не ждут. И телефон начинает звонить, и на нем простыми словами, коротко и ясно написано: «любимая». — Вы собираетесь? — на том конце провода голос Русланы. — Мы скоро будем выезжать. — Да, мы тоже, — некоторые буквы не произнося. — Вы там что пьете? — набирает воздуха в легкие. — Третьяков, если вы открыли то дорогое виски, я сброшу тебя с балкона, — старается не нервничать. — Я не знаю, оно стояла на верхней полке рядом с кубками, — рассматривая бутылку. — Третьяков, блять! — кричит в трубку. — Сегодня спишь на диване. И завтра. И послезавтра. — А как же Новый Год? — сщурив глаза, стараясь поймать баланс. — Вот в новом году и пересечемся. А в этом даже близко ко мне не подходи. Руслана телефон от уха убирает, начинает подругам на парня жаловаться, в то время как Мирон пытается сдержать смех. — Я ему говорила, что это на Новый Год! — жалуется девушкам, а после про парня вспоминает. — Ты ещё здесь? — Да, — икая. — Через десять минут Вилка и Кира за вами заедут, будьте готов, — смягчает голос Ефремова. — Люблю тебя, — позабыв о ссоре, что произошла несколько минут назад. — Я тоже тебя люблю, — говорит Руслана и сбрасывает звонок. Девушка телефон кидает на стол, зарывается в волосах и театрально хнычет. — Если это и есть взрослая жизнь, то я передумала, — в стол произносит. — Это потому что мужики козлы. Вот у меня не жизнь, а малина, — усмехается Кира, Виолетту за плечи обнимает. — Вы забыли, как хотели разъехаться из-за того, что одна из вас ставила зубную щетку щетиной на запад, а другая на восток? — Мишель подмечает. — Бросьте, дело вовсе не в мужиках. Мы просто любим скандалить. А после нашей последней вылазки вообще друг друга поубиваем, — блондинка встает с дивана, направляет к зеркалу и принимается красить губы блеском. — Вот возьмем в пример Чикину, пальцем указывает на девчонку недовольную. — Она вечно просит меня зажечь плиту. Я просто не понимаю, в чем проблема повернуть ручку самой? — Кто бы говорил, — закатывает глаза Юлька. — Сама-то когда последний раз готовила? Ты вообще знаешь, где у нас макароны лежат? Чай? Крупы? — По-моему, я отлично справляюсь с включением плиты, остальное меня не волнует, — отмахивается. — Или полотенца. Наши полотенца постоянно в краске для волос. Помните, как Чикина с черной хуёвиной на бошке ходила? Люди вокруг думали, что ей краски не хватило. — Заткнитесь уже, — подает голос Виолетта. — Можно подумать, вас что-то не устраивает. Руслана три года предложения ждет, и ничего, жива здорова. — Ничего я не жду, — врет сама себе, а после не выдерживает. — Я просто не понимаю, чем я хуже остальных. Вы вместе три года живем, вместе работаем, вместе ходим в туалет. Разве я не заслужила белого платья? — Вы только послушайте себя, — смеется Кира. — Разговариваете как тридцатилетние тетки. Осталось рецепт борща обсудить и квитанции за воду. — И что же ты предлагаешь? — Например, вспомнить, что мы скандалисты. Что мы ими останемся, даже после нашей последней вылазки. Что мы пережили перестрелки, пожар и мазок на бошке Чикиной. Бытовуха нас никогда не съест, я в этом уверена, — гордо парирует Медведева. — Если наш диалог в телеграмме будет состоять из поздравлений с праздниками, я кину вас в черный список, — заканчивает Виолетта. — Поехали, нам ещё алкашей забрать надо, — толкает девушку в бок.