Fleur de rose jaune*

***

      — Вы слышали? Говорят, месье Нёвиллет серьезно заболел.       — Да-да, он все реже выходит в свет, а заседания в последнее время стали чаще переноситься или вовсе проводиться другими судьями…       — Неужели он готовится отойти от дел?..              — Или же он оказался не готов к такому объёму новых обязанностей, доставшихся ему от Леди Фурины?       

***

      С того последнего разговора прошло ни много, ни мало — пара месяцев, а от Нёвиллета не было ни весточки, если не считать рабочие моменты. Более того, он вообще стал редко принимать кого-либо в своем кабинете, перенося переговоры либо на «более удачное время», так и остающееся неопределенным временными рамками, либо вовсе просил оставить заявления и вопросы в письменной форме. Те, кому посчастливилось все же встретиться с юдексом лично, могли отметить, что он стал заметно более напряжённым, будто его что-то очень сильно беспокоило: настолько, что это затмевало собой работу. Нечто подобное можно было отметить в его поведении и внешнем виде сразу после потопа. Но, если тогда Невиллет чувствовал себя крайне опустошенно и даже апатично, то сейчас в его голове было слишком много мыслей.       Незадолго до начала болезни все шло своим чередом. Разве что погода за окном постепенно менялась на прохладную, как и тому подобает в осеннюю пору. А вместе с ней ко многим людям часто приходит, так называемая, осенняя хандра — когда в голову лезет много тяжелых мыслей. Нельзя было сказать наверняка одолела ли подобная напасть и Невиллета, ведь столько лет он прожил, но всегда оставался невозмутимым даже перед погодой и природой. Но в этот раз с ним действительно что-то случилось.Все началось как раз с того диалога с Навией, где они пообещали друг другу не утаивать решение на счёт их будущего, к кому бы из них первому ни пришло бы озарение. Конечно, для того, кто зовётся верховным судьей, невозможно забить голову лишь этими думами, однако с того дня они крепко засели в его голове и успели пустить корни, став частью обыденности. Каждый день он вновь и вновь возвращался к этому насущному вопросу.       Чем дольше Невиллет находился «вдали» от Навии, тем сильнее его сердце ныло от долгой разлуки, а разум полнился вспышками воспоминаний яркого образа прекрасной леди — как звонко она смеется, как задорны ее речь, наполняющие окружающих и самого юдекса теплом. Он так желал ее увидеть… И когда судья осознал, что слишком часто отвлекается на романтичные мысли во время работы, он туже затягивал собственноручно созданные жгуты, неразрывно связывающие его с образом верховного судьи, перекрывая этим навязчивым мыслям кислород. Каждый вечер в ночи, пока весь город спал под шум очередного ночного дождя, Невиллет сидел в темноте своих апартаментов, обнимая себя руками, пальцами впиваясь в собственные плечи. Его корпус был согнут к коленям, а сам мужчина был похож на жалкий калачик. Он не плакал, но было слышно учащенное сопение, которое лишь иногда прерывалось задержкой дыхания, дабы это успокоить. Кажется, он наблюдал подобное у людей, долгое время пребывающих в сильном стрессе. Но Невиллет себя корил за то, что он творит с собой то же. Он себе такое позволить не имеет права. Одновременно с этим, он начинал ненавидеть себя за то, что невольно душит тот нежный хрупкий цветок из теплых новых чувств. Но разве он может иначе? Его цель была предельно простой: научиться балансировать эти две чаши весов так, чтобы они не мешали друг другу, чтобы они были как две обособленные друг от друга части жизни. Но дракон и представить себе не мог, что в начале этого сложного пути одна половина будет пытаться перекрыть другую, и так по бесконечному кругу, в котором он, кажется, уже начал медленно сходить с ума и постепенно терять свое настоящее «я». И появилась третья сторона, которая стремилась заглушить все остальное: саморазрушение.       С каждым днём стресс все усиливался, и эмоциональное недомогание отразилось уже и на физическом состоянии. Такое не могло пройти мимо наблюдательного дракона. Поначалу он с лёгкостью скрывал свой недуг, но чем дольше это все продолжалось, тем сильнее тело в дуэте с сердцем кричали о боли. Первое время юдекс брал редкие выходные или уходил с работы немного раньше, чтобы ни у кого не было лишних вопросов или домыслов, что что-то с ним может быть не так. Он хотел избежать излишнего внимания к своей персоне и потенциально возможных неудобных вопросов. Однако, скрывать происходящее становилось все тяжелее и тяжелее, а мысли за плотной маской невозмутимости бушевали штормом, норовя прорваться наружу бессвязным потоком слов и мыслей о том, о чем так страдает его расколовшаяся древняя душа.       Недели сменялись одна другой, и Невиллет всё реже и реже выходил в люди, а в какой-то момент и вовсе взял неожиданный для всех «больничный» на неопределенный срок, но с обязательной пометкой, что вся бумажная работа будет взята «на дом». Из-за его слабости не должны застывать шестеренки вечного механизма правосудия Фонтейна.       Кого из работников дворца ни спроси, никто на своем веку не припомнит того, чтобы месье брал больше одного выходного подряд и уж тем более так серьезно болел. Всем лишь оставалось пожелать ему скорейшего выздоровления и не стараться загружать его работой, пусть тот и сам убедительно просил себя не щадить и передавать все возникающие вопросы лично ему через Седэну.       Невиллет полагал, что ему было бы легче пройти через эти трудности, если он останется наедине с собой, оградившись от мирской суеты дворца и всего Фонтейна. Но все, напротив, становилось только хуже: рой мыслей отражался от этих стен и становился только громче и назойливее. Месье все больше понимал — от них никуда не сбежать, куда бы он ни пошел, эти мысли будут преследовать его и непременно настигнут. Оставалось лишь одно: встретиться с проблемой лицом к лицу и попытаться решить все, несмотря на недуг.       Для Навии первый месяц разлуки стал особенно тяжелым испытанием. Она надеялась, что признание Невиллета даст ей то успокоение, в котором она так нуждалась, пребывая в неведении. В глубине души она продолжала верить, что Невиллет всё же оставит свой излишне объективный подход и чувства в его сердце перевесят доводы рассудка. Но невозможность на это его решение повлиять или хотя бы видеть Невиллета чаще, поговорить с ним о чем угодно, кроме сухих обсуждений дел её клиентов, которым «посчастливилось» оказаться на скамье подсудимых, — всё это раздражало и порой выводило ее из себя. Чтобы выпустить пар, девушка нередко проводила часы в тире, иногда в полном одиночестве, иногда в компании Клоринды. Ненадолго девушку отпускала тоска по Невиллету, но, казалось, только чтобы вспыхнуть вновь с новой силой. Труднее всего далось посещение той же самой постановки, которая теперь ассоциировалась только с Невиллетом и его поцелуем после и тем, к чему это все привела в последствии. На этот раз, Навия договорилась посетить мероприятие вместе с Клориндой, и, как ни странно, герцогом Ризли, чье имя Навия уж никак не ожидала услышать, когда спросила подругу о том, кого бы ещё пригласить с ними за компанию. Тот, впрочем, не заставил никого пожалеть об этом приглашении и весь вечер был крайне учтив и даже мил, что особенно контрастировало с его грозным внешним видом. Навия старалась отвечать тем же: кто знает, что он мог слышать во время ее визита в Меропид, и когда наступит момент, что придется с ним договариваться.       К концу осени Навия столкнулась с очередной проблемой: холодало, и Пуассон всё больше нуждался в поддержке «Спины», ведь после сильнейшего за всю историю деревни наводнения так и не удалось окончательно восстановить всю инфраструктуру, что особенно проявилось в более холодный период. Всё чаще приходилось брать дополнительных клиентов по всяким разным делам, и порой даже влезать в долги, пользуясь старыми связями «Спина-ди-Росула». Собственные запасы организации постепенно иссякали, и это оказывало дополнительное давление на и без того загруженную девушку. Необходимо было искать новые связи, дабы не потерять положение в обществе в качестве стабильного и надежного партнера, поэтому на какое-то время ее тревожность по поводу исхода затянувшегося перерыва в развитии еще не успевших толком начаться отношениях с судьей отошли на второй план, но ни в коем случае не пропадали из мыслей окончательно.       О том, что месье Невиллет по слухам болен, Навия узнала случайно. То был обычный утренний ритуал — чашка кофе вместе с Клориндой. Девушка была явно чем-то озадачена и, когда Навия спросила её причинах, та нехотя обмолвилась, что верховного судью давно никто не видел, и даже на серьезных слушаниях его стали заменять другие судьи. Сама Навия попыталась вспомнить, когда же встречалась с ним в последний раз, но так и не смогла: в постоянных попытках заглушить в себе тоску, она старалась не считать недели разлуки, дабы не расклеиться окончательно. Признаться себе самой, что ожидание всё растягивалось и растягивалось во времени, было бы невыносимо трудно. Но услышав эту новость, а также накрученные дворцовыми сплетниками подробности о «страшной болезни» или даже побеге юдекса из региона, Навия в миг приняла решение разузнать обо всем самостоятельно. Сначала она старалась действовать как можно тише, дабы не нарушать договоренностей между ней и мужчиной. По имеющимся в ее арсенале связям удалось убедиться в том, что юдекс, конечно же, никуда из Фонтейна не уезжал, но подозрения о его болезни не беспочвенны: месье уже больше недели не появлялся в общей зоне дворца, а все приемы пищи доставляются к дверям его апартаментов. Никаких контактов за это время. Навия не на шутку встревожилась, как только получила новые подробности. Она готова была отправить все их договоренности в саму бездну, лишь бы убедиться, что с ним всё в порядке.       Уже на следующий день девушка с раннего утра стояла в приемной. В первый раз она решила взять хитростью: заранее продумав легенду, Навия красочно рассказывала мелюзине за стойкой приемной о том, как Невиллет самолично просил о встрече чуть ли не государственной важности именно в этот самый день. Малышка, однако, даже не повела бровью — ложь, пусть и так искусно оформленную, она могла распознать в одно мгновение. Вторая попытка была уже под предлогом передать свежую выпечку, что по словам Навии должна была поставить на ноги любого. Мелюзина, однако, и тут была не сильно впечатлена россказнями блондинки и согласилась лишь передать юдексу гостинец. Быстро сообразив, что можно общаться хотя бы таким образом, Навия набросала маленькую записку, не отходя от стойки — короткое послание и пожелания.       Девушка пришла и на следующий день, и ещё через день. Прямо в приемной она писала записки для Невиллета, без какого-либо личного содержания: в основном, краткую сводку новостей и самые искренние пожелания скорее поправляться. Передавая весточки вместе с очередной стопкой документов, которые Седэна должна была передать Невиллету, Навия надеялась, что они не будут потеряны среди этой кипы бумаг. К счастью, в один из дней она всё же получила ответ, явно написанный его рукой: «Не волнуйтесь обо мне. Я в полном порядке. Благодарю за проявленное внимание». Уже этого короткого сообщения было достаточно, чтобы немного успокоиться. Но после этого она не перестала посещать дворец по утрам, даже наоборот, с еще большим нетерпением ждала этого момента целый день.       Одним, ничем не примечательным утром месье Нёвиллет получил сообщение от Седэны, что «днём ранее во дворец приходила мисс Навия и зачем-то соврала о том, что у Вас с ней, якобы, срочная встреча, однако я помню, что сейчас Вы никого не принимаете». Такое сообщение заставило сердце сильно екнуть и рухнуть в пятки. Невиллет не хотел беспокоить Навию по пустякам, особенно после их разговора, который был так давно и одновременно совсем недавно.       Он посмотрел на свои ладони и руки, что были обнажены от лишних тканей перчаток и длинных рукавов. В глазах вспыхнул страх — страх быть отвергнутым девушкой, ведь рано или поздно она узнает о симптомах болезни или самому юдексу скрывать это будет не в силах.       «А что, если она испугается такого меня? А вдруг я стану ей противен?»              Тревожные мысли, вызванные страхом, одолели голову дракона. Длинными пальцами он зарылся в белоснежные, чуть растрепанные волосы, сжимая те и немного впиваясь ногтями в голову. Глаза сильно зажмурилась, а лицо исказилось в гримасе, словно Невиллету было физически больно от собственных мыслей. Тревожность росла, а вместе с ней недуг набирал вновь свои обороты, когда, казалось бы, был поставлен на паузу. Ему становилось хуже с каждым днем, но об этом знала одна лишь Седэна, которая поклялась никому об этом не рассказывать. Когда же мисс Навия стала наведываться во дворец ежедневно, чтобы передать десерт или письмо, Невиллет насторожился, что она могла начать догадываться о том, что именно с ним происходит. Однако, подозревать Седэну в излишней болтливости он не стал. Мелюзины всегда держат свое слово и, если они что и пообещают, то будут исполнять это обещание до конца.       Отбросив переживания по поводу возможного раскрытия своей тайны, Невиллет задумался о другом: Навия, видимо, со всей ее беспечной искренностью беспокоится о здоровье судьи, а ее небольшие гостинцы в виде ее фирменных нежных макарон так тронули соскучившееся ноющее сердце, что Невиллет сдался. Он проиграл дуэль самому себе и был готов впервые нарушить данное себе же обещание. Пора было, наконец, признаться — он соскучился по Навии, и даже работа не смогла бы заглушить полностью трепетное желание приблизить момент встречи с ней, лишь бы вновь узреть родной образ, что грел душу, перед собой. Эта мысль сверкнула так внезапно, что Невиллет так и замер, опустив глаза на очередную стопку архивных папок, на вершине которой красовался клочок исписанной знакомым почерком бумаги, которую Седэна аккуратно разместила на краешке стола. Впервые за свою долгую жизнь Невиллет не захотел брать паузу перед принятием решения, уделять время тому, чтобы еще раз как следует все обдумать, ведь всего секунду назад, он все еще не планировал встречаться с кем-либо, пока ему не станет лучше. Он лишь перевел взгляд на уже готовую удалиться мелюзину и уверенно произнес:              — Седэна, постой.              — Да, месье Нёвиллет? Что-то еще?              — Если мисс Навия снова наведается во дворец Мермония… Пожалуйста, пригласи ее ко мне. Я бы хотел ее видеть.       — Хорошо, месье, как скажете!              

***

      Очередным утром, Навия, передав записку Седэне, уже была готова уходить, как вдруг услышала тоненький голосок мелюзины:              — Мисс, месье Невиллет желает Вас видеть.              Сердце девушки бешено забилось. Она осмотрелась: вокруг не было никого, кроме неё и Седэны, значит, это обращение точно к ней. Потеряв дар речи, Навия закивала, готовясь проследовать за Седэной по потайным коридорам куда угодно, лишь бы она привела к нему.       Пройдя уже знакомый ей путь, Навия остановилась перед высокой резной дверью.              — Проходите, мисс Навия. Я пока принесу чай.              — Позволь мне самой. — Навия как можно тише сглотнула, еле сдерживая дрожь, стремительно распространяющуюся по всему телу. Она хотела поскорее оказаться по ту сторону двери, но также боялась, что Седэна может вернуться в неподходящий момент.              Седэна слегка удивилась предложению леди, подняв маленькие бровки, но спорить не стала и, коротко кивнув, жестом пригласила Навию за собой.              Наконец, после едва слышного стука ручкой-варежкой, мелюзина распахнула перед Навией высокие двери, и, пропустив её вперед, закрыла дверь за вошедшей девушкой снаружи. Навия вошла в знакомую гостиную и огляделась: письменный стол, журнальный столик, даже софа и частично пол, были заставлены стопками и коробками документов. В комнате кроме неё никого не было. Найдя небольшое пространство на столике, девушка поставила на него поднос с чаем и тихонько позвала:              — Месье Невиллет?              Невиллет обнял себя руками, проведя по плотной темной ткани рубашки, которую надел сегодня не без труда и дискомфорта. Руки были вновь облачены в перчатки, что были надеты впервые за весь больничный, теперь кажущиеся жутко неудобными — и как раньше он носил их, практически не снимая? Зачем он это все делал, ведь его все равно не увидят? Но такой необычный прием долгожданного гостя вовсе не означал, что можно выглядеть неопрятно. К тому же, Невиллет предпочел перестраховаться, словно пытаясь доказать самому себе, что он и правда просто болен, скрыв за плотными тканями свой недуг.       Услышав это так трепетно произнесенное: «Месье Невиллет», сердце от радости подпрыгнуло и забилось чаще, прогоняя жар по всему телу и заставляя щеки и уши сильно краснеть.              — …Я так рад тебя слышать. Ведь я очень скучал. — его голос раздался из-за закрытой в спальню двери. Могло ли девушке показаться из-за этой самой двери, что мужской голос за ней был каким-то странным? Будто ниже, чем привычный баритон судьи, и неидеально чисто и ровно, словно бы месье мешал его же язык, придавая речи лёгкую шепелявость, однако Невиллет усердно старался это скрыть в попытках говорить нежно и искренне. Он действительно очень соскучился по трели нежного голосочка. — Прошу прощения за столь неподобающее приветствие и за то, что, к сожалению, не могу встретить тебя лично. Я просто опасаюсь, что ты… можешь заразиться.              Навия прильнула к двери в спальню, как только за ней раздался голос. Да, он определённо звучал как-то иначе: глухо, более низко. Навия встревоженно ловила каждое его слово, пытаясь определить его состояние по ту сторону двери.              — Я не смогу тебя увидеть?! — голос чуть ли не срывался от волнения и страха. Но она старалась взять себя в руки, а потому понизила тон: — Знаешь, а тебе не стоит бояться меня заразить. В детстве я переболела всеми возможными болезнями…              Она чувствовала, насколько бесполезным было пытаться что-то изменить, но сердце разрывалось от скопившейся тоски. Ведь быть так близко к нему и не иметь возможности его увидеть, к нему прикоснуться, буквально сводило с ума.              — Хотя бы скажи, что с тобой… — она прижалась плотнее к двери, будто в попытке услышать его как можно лучше. — Как ты себя чувствуешь? Я должна знать, что могу сделать, чтобы тебе помочь.              Невиллет закусил нижнюю губу, слушая встревоженный голос девушки. Его сердце ныло, сильно участив свой ритм, словно бы желая покинуть тесную клеть из ребер и прорваться навстречу сердцу Навии. Рука неспешно поднялась, касаясь ладонью двери, словно бы пытаясь нащупать руку девушки сквозь плотную ограду и коснуться ее. Он понимал ее досаду, ему и самому безумно хотелось сейчас резко распахнуть дверь и просто крепко обнять Навию, прижать к себе и не отпускать. Никогда ещё это желание не было столь сильным, и вот когда она буквально за дверью, но они не имеют возможности хотя бы украдкой взглянуть друг на друга, это желание вспыхнуло ярким пламенем, словно бы кто-то бросил зажжённую спичку прямиком в пролитое горючее. Это желание сжигало его изнутри, но он оставался бессилен что-либо предпринять. Он не мог сейчас так просто показаться ей. Ещё не время.              — Прости меня… Это действительно так. Это вынужденная мера. Прошу, оставь попытки переубедить меня показаться. Я слишком волнуюсь за тебя. — грудь разрывало от того, что ему приходилось врать Навии. О каком доверии между ними может идти речь, если ложь начинается с самого начала? — Я в порядке, правда. Я вовремя заметил обострение болезни и ушел на больничный. Сейчас мое состояние стабильно. Твои макароны и правда очень помогают, лучше любого лекарства!              Невиллет кратко усмехнулся и эта мимолётная улыбка спала с губ. Лоб прижался к двери.              — Сам факт того, что ты изо дня в день приходишь к Седэне и спрашиваешь о моем самочувствии, передавая небольшие гостинцы, уже многое значит для меня и наполняет меня силами. Я не могу передать словами, как я благодарен тебе за уделённое время.              Его голос был теперь совсем близко. Кажется, их разделяли лишь несколько сантиметров двери. Можно было даже различить его дыхание за ней. Навия зажмурилась, сдерживая поток нахлынувших чувств. Тревога, смешиваясь с радостью, тоска с умилением от его нежных, благодарных слов — все это вихрем сбивало её с толку. Она, наконец, сдалась, пытаясь успокоить растущую тревогу:              — Хорошо… если тебе так будет угодно. Я же счастлива быть здесь с тобой, даже… даже так. — она слегка похлопала по двери. — Но если вдруг ты на самом деле совсем не в порядке и скрываешь это от меня, то я, клянусь, разнесу эту дверь и всё вокруг…              Она грустно усмехнулась с того, как глупо это могло прозвучать. Конечно же, она хотела верить, что он действительно скоро поправится, какая бы болезнь ни настигла его, и эта дверь распахнется в скорейшем времени сама собой.       Она глубоко вдохнула, прикрыв глаза, а затем спросила:              — Почему Седэна пропустила меня?              — Потому что я ей так сказал.              — Странно было бы ждать от тебя менее логичного ответа. Но… она ведь может догадаться о чем-то, зная, что я здесь?              — Навия, существа, отличные от людей, отличаются не только внешне. Их ход мыслей тоже совсем иной. Понимаю, тебе возможно нелегко это понять. Но, поверь, Седэна не задала никаких вопросов. Более того, я уверен, что у неё никаких вопросов и не возникло. Эти прекрасные существа не ищут повод для сплетен, в отличие от людей.              — Что ж… надеюсь, это действительно так, и ты не сердишься, что я могла выдать нас.              Произнеся это, она осеклась: никаких «нас» не существовало. Быть может лишь пока, а может и вовсе.              — Я скажу без утайки: в тот день меня и правда возмутила твоя неосторожность… Однако, я не в силах злиться на тебя так долго. Но, надеюсь, что к вопросу о наших отношениях ты относишься со всей серьёзностью, как и я.              — Так и есть. — еле сдержав восторг от услышанного «наши отношения», Навия поспешила сменить тему:              — Я же принесла тебе чай! Я могу подождать за дверью, чтобы ты забрал его. — она в миг очутилась у столика с подносом, и тонкие пальцы аккуратно приподняли горячий чайник, чтобы наполнить чашку.              — Если… Если тебя это не затруднит. — ответил мужчина. Отчего-то он почувствовал неловкость за себя. Он буквально выглядит в своих глазах, как параноик. Он понимал, что нужно просто это перетерпеть, но сколько это может продолжаться?              Как только девушка скрылась за входной дверью, другая же распахнулась, являя гостиной высокую беловласую фигуру. Взгляд Невиллета тут же устремился на входную дверь, безмолвно извиняясь перед девушкой за ней за весь этот дешёвый цирк. Руки осторожно взяли чашку с блюдцем. И, задержавшись в комнате ещё на мгновение, фигура вновь скрылась.       Навия вернулась в комнату сразу же, как только услышала повторный щелчок двери. Она сразу проследовала обратно к двери в его спальню и села на пол, прислонившись спиной в двери.              — Надеюсь, отдых и много-много чая быстро поставят тебя на ноги. — она удовлетворенно кивнула самой себе, услышав легкий звон посуды за дверью. — Я сегодня встретила мисс Фурину, когда направлялась сюда. Она так спешила в театр в окружении своей труппы, что не сразу меня заметила. Мы перекинулись парой слов… думаю, если бы она знала, что я смогу с тобой поговорить, то передала бы привет. Многие переживают о твоем здоровье.              Навия начала болтать обо всем, что происходит в городе и о чем не пишут в газетах, заранее очертив круг только из хороших новостей, которые не допустили бы у Невиллета мысль раньше времени приступить к работе.              Невиллет и сам сел на пол, повторив движения за девушкой, как только услышал тихое шуршание тканей одежды. Интересно, в каком образе она сегодня пришла? Мужчина слушал девушку, практически не перебивая, а сам пытался воссоздать ее образ перед глазами, такой солнечный с большой искренней улыбкой, который освещал все вокруг и заряжая всех своей энергией, и Невиллета в том числе. Казалось, что ее улыбка, ее голос, ее касания — ключ от всех недугов, особенно от того, что сейчас его одолел. Очнуться от мечтательных дум помог взволнованный голосок:              — Прости, если я слишком много болтаю, подумала, что ты мог заскучать тут за это время… если хочешь тишины, просто скажи. Или если что-то ещё хочешь.              — Теперь ты извиняешься? Эх, а ведь я не хотел тебя заражать, а все равно это случилось. — послышался тихий смешок. — Наоборот, для меня удовольствие вот так слушать тебя. Действительно, я слишком долго пробыл в тишине наедине с собой. Тем более… Я просто рад слышать твой голос.              — Ха-ха, — звонкий смех отразился от стен уютной гостиной. — а я рада, наконец, услышать твой. Поэтому не лишай меня этой радости и хоть изредка отвечай мне. Кстати, мне показалось, твой голос… он стал как будто ниже. Или может, я давно его не слышала?              Ту-дум! — отдалось в груди. Всё-таки это так заметно? Ну да, кого это Невиллет пытался обмануть, пытаясь подделать свой собственный голос. Опустив чашку, он невольно прикрыл губы рукой, словно пряча их от фантомного образа Навии перед собой. Но с настоящей Навией приходилось играть в игру, где нужно общаться по стаканчику с веревочкой.              — Всё-таки заметила. От тебя и правда ничего не утаить. Лукавить не буду, голос и правда стал немного ниже — это одно из последствий моей болезни. Надеюсь, он тебя не слишком беспокоит.              На самом деле его голос, конечно же, её беспокоил. Скорее даже, волновал. Он стал более низким и бархатистым, лаская слух. Так как он явно был прямо за дверью, прислонившись к ней, можно было даже почувствовать его легкую вибрацию.       Навия, опомнившись, ответила:              — Для меня главное, что это не доставляет неудобств тебе.              — Может быть, сыграем в игру? — неожиданно предложил юдекс. Так он хотел отвлечь беспокойные мысли девушки по поводу своего самочувствия. — Что-то вроде загадки. Кто-то из нас загадает загадку, второй должен задавать вопросы, на которые можно ответить только «да» или «нет». Что скажешь?              — В игру? — Навия не на шутку удивилась. — Не думала, что ты любишь играть в игры, хах. Но ты продолжаешь меня удивлять. Сколько ещё тайн у вас есть, месье Невиллет? — она загадочно взглянула на дверь, будто бы мужчина мог ее увидеть. — А как определить победителя? Я хочу знать, какой приз мне может полагаться!              — Не сказал бы, что я ярый поклонник игр, но мелюзины частенько предлагали к ним присоединиться. Если я никуда не спешил, то с удовольствием проводил с ними время.              Следующие вопросы застали юдекса врасплох. Он окинул взглядом свою комнату.              — Победителя определит время. У меня есть таймер. Кто быстрее отгадает загадку, тот и победил. Что насчёт приза… Ох. Даже не знаю. — юдекс затих, явно задумавшись над словами Навии. — Если выиграю я, то ты расскажешь мне секрет своих бесподобных макаронов, и желательно в процессе их готовки. А что на счёт твоего желания?              — Ха-ха! Ну уж нет! Я буду готовить их для тебя сама. — она задорно рассмеялась. Встречный вопрос заставил её задуматься: всё, чего она поистине хотела, он вряд ли мог бы ей дать сегодня. Поэтому она ответила коротко: — А свое желание я, пожалуй, пока сохраню в секрете. — Что ж. Начинайте, месье Невиллет. Я вся внимание. — она уселась поудобнее.       — Что ж, как тебе будет угодно. — Навия слышала, как чашку и блюдце были отставлены на пол, а после послышались отдаляющиеся шаги. Захватив часы с таймером, Невиллет вернулся на место у двери. — Итак, приготовься. Как-то раз на одной из главных площадей Фонтейна были развешаны объявления с сообщением: «Осторожно! Здесь работают карманники!». Жандармы знали, что здесь действительно много карманников, но они активно срывали эти объявления. Зачем?              Щелчок таймера, и за дверью воцарилось молчание. Эта загадка ввела Навию в лёгкий ступор, и она серьезно задумалась над тем, какие же вопросы ей стоит задать. К ее радости, это было напоминало настоящее расследование. Перед ее глазами тут же воссоздалась сценка, описанная мужчиной. Голубые глаза сосредоточенно забегали в поисках улик, за которые можно было бы зацепиться. Тем временем ее собеседник уже нажал на кнопку таймера.              — Хммм… Карманники сами повесили объявления?              — Да.              — Причина связана с операцией по поимке карманников?              — Скорее да.              — Карманники хотели, чтобы людей на площади было меньше?              — Нет.              — Хотели ли они запутать жандармов?              — Скорее нет.              Так и продолжился их дальнейший разговор. С каждым вопросом Навии казалось, что она ходит кругами, блуждая по этому лабиринту. Она ещё раз внимательно осмотрела воображаемую площадь с новыми подробностями, которые узнала из этого «расследования». Пробыв в тишине еще какое-то время она радостно ахнула. Да! Вот оно!              — Я знаю, что произошло! — воскликнула блондинка. — На этой площади было много народу. Жулики сами развешивали эти объявления, чтобы читающие их люди начали рефлекторно проверять свои карманы. А карманники, наблюдающие из кустов, определяли бы, где их цель! Я угадала?              — Хм… А для чего же тогда срывались эти объявления?              — Тут все логично! Чтобы люди неосознанно не помогали жуликам их обокрасть. К тому же, так можно было выследить, кто развешивал листовки.              Послышался щелчок таймера.              — Браво, Навия, ты блестяще справилась с моей загадкой! На самом деле, такое дело было и в реальности, правда очень давно. И ты так быстро смогла его раскрыть.              Навия засмеялась. Кажется, она очень гордилась собой, раз смогла в одиночку так эффектно распутать реальное дело.              — Хаха, а я не промах, да? Что ж, теперь моя очередь!..       

***

      — Хи-хи! И как такой наблюдательный и эрудированный человек как вы, месье Нёвиллет, мог так завести себя в тупик и не найти ответ, лежавший буквально на поверхности. — слегка подтрунивая над пыхтевшим от напряжения Невиллетом, Навия явно была горда своей победой, пусть и в такой простой детской игре.              — Ох, я же признал свое абсолютное поражение… Или тебе доставляет особое удовольствие смаковать его снова и снова?              — Ну если только самую малость! — она ехидно улыбнулась. — Что ж, если ты признаешь мою победу, время обсудить моё желание. Но! Я решила не реализовывать его сейчас. Это было бы нечестно, ведь ты находишься по ту сторону двери от меня, а значит, выбор у меня достаточно ограничен. Поэтому я, пожалуй, его приберегу для более удачного момента. Но не надейся, что я забуду!              Её взгляд упал на часы. Сердце неприятно ёкнуло. Нехотя, девушка поднялась на ноги, и прислонившись к двери, проговорила уже без былого радостного настроя в голосе:              — Невиллет… Я должна идти. Не могу пропустить эту встречу. Но завтра я снова буду здесь. Если ты, конечно, захочешь. — стоило ей даже не уйти, а просто подумать о предстоящем расставании, грусть снова затягивала её, словно зыбучие пески. — И знаешь, я тоже очень скучала по тебе всё это время.