Синдром разделённого мозга | Split-Brain Syndrome

Артемида — ответственный человек, верно? Да, она такая. Ей просто приходится быть такой. Потому что иногда, вместо того чтобы взорваться, Уолли заставляет её замереть в ошеломлённой, злой тишине, и вместо того чтобы наброситься на него, она закрывает глаза, кивает головой и говорит «что угодно», мол, она пошла потренироваться, увидимся позже. Уолли быстро понимает свою ошибку, извиняется и протягивает ей половину пакета отвратительных картофельных чипсов, но Артемида отвечает, что всё в порядке, не переживай, забери свои глупые чипсы. Потому что она — ответственная личность. Её руки всё равно жаждут лук и стрелы, и, раз уж Уолли — не подходящая мишень, а миссий на сегодня нет, она свободна пройти мимо него и М’Ганн, запереться в тренировочном зале и стрелять в мишени одну за другой, пока Уолли не потеряется или пока её пальцы не начнут кровоточить — смотря что наступит первым. Сейчас, наверное, она думает, натягивая три стрелы и нацеливаясь на движущиеся мишени, что не может точно обвинить его в том, что он её не любит, в том, что он не может понять её границы так быстро, как другие. Он — идиот. Никакие химия или физика здесь ничего не изменят. Но при этом ничего не может изменить тот факт, что ей раздражающе трудно доказывать себя именно для него, даже если его дразнение стало больше похоже на радость от того, что она злится на него, потому что, в конце концов, это и есть его цель — раздражать её, злить. Обычно это то, с чем она может справиться, может быть, даже посмеяться потом, когда будет одна, но сегодня? Нет. Это не сработает для неё. Она действительно не в настроении справляться с этим стрессом. У неё и так его хватает, понимаете? Как герою, как дочери, как студентке. Потому что она — ответственная. Трижды ответственная. Стрельба из лука, по крайней мере, помогает ей собраться, снимает стресс, независимо от того, какой у неё послужной список. Когда она натягивает тетиву и выпускает стрелы, сбивает шесть мишеней тремя выстрелами, её сердце словно смеётся, оно становится лёгким, и она позволяет себе улыбку. Иногда она не герой, не дочь и не студент. Иногда она — лучница. Иногда она просто Артемида. Её охватывает прилив адреналина, и вдруг она в движении, её ноги уносят её без раздумий, пока она натягивает ещё стрелы и, бегая, нацеливается в одну мишень за другой. Она не промахнётся, не позволит себе промахнуться. Как только она начинает двигаться, она просто идёт, место, где она сейчас, становится её величайшим побегом, сосредоточенное состояние разума, человек, который контролирует всё, счастлив. Стрела за стрелой, мишень за мишенью, Артемида — это она, и она чувствует себя хорошо, гораздо лучше, чем просто хорошо; она чувствует себя замечательно, она знает, кто она, и в то же время не знает, что тоже, на мгновение, вполне нормально. Артемида в идеальном состоянии разума, когда останавливается, отходит назад и нацеливается на последнюю мишень, самую ускользающую, самую сложную из всех, когда она натягивает тетиву и выпускает стрелу. И тут раздаётся смех. Точнее, смешок, эхом отражающийся в тренировочном зале, и вдруг мимо неё пролетает парень на верёвке, а её стрела приземляется в трёх футах от цели. Артемида нахмуривается и с яростью оглядывается в поисках летучего тролля по имени Робин, но, конечно же, не может его найти. — Серьёзно? Это был первый раз, когда я хоть немного приблизилась к этой цели. Она швыряет пустой колчан на пол и злится, скрестив руки. Смех Робина снова эхом разносится, на этот раз ближе, более сдержанный. Мгновение спустя он появляется перед ней, с её стрелой в руке, играя с наконечником. — Прости, — говорит он, извиняющимся тоном. — Не смог удержаться. Он крутит стрелу в руках и протягивает её ей. Артемида не в настроении для его шалостей, поэтому она отталкивает его и направляется в сторону душевой. — Эй! — жалуется он, догоняя её и шагая рядом. — Они сказали, что ты не очень в порядке, так что я пришёл, чтобы помочь тебе, знаешь, настроиться. Серьёзно, прости, что развлекал тебя. — Всё нормально, — отвечает она, и знает, что ведёт себя трудно и несправедливо, но быть холодной проще, маленькая баррикада, в которой можно спрятать своё разочарование и злость, потому что быть несчастной — это не то, чем она любит заниматься, но это работает. Робин кладёт руку ей на плечо. Она останавливается. — Нет, не нормально, — говорит он, и когда Артемида смотрит на него с недоверием, она задаётся вопросом, может ли он читать её мысли — она бы не удивилась, выйди отсюда, придурок. — Ты ведь знаешь, что мы не просто команда, верно? Ты наш друг. Она… Она знает. — И поскольку ты мой друг, тебе не нужно беспокоиться о том, что я тебе не доверяю. — Он пожимает плечами, на его лице нет и намёка на ухмылку или смех. Вместо этого он продолжает. — Но тебе, возможно, стоит беспокоиться о том, что я расстроюсь, когда ты расстроишься. Что-то странное, тёплое и неловкое проникает в её грудь, и Артемис поворачивается, чтобы взглянуть на этого тринадцатилетнего парня, который такой необычный, особенный и… неожиданный. Робин всегда был для неё загадкой, скрывавшейся в тенях, подкрадываясь с подколками и перехватывая её выстрелы, но как ему удаётся попадать в точку, о которой она и не догадывалась? Это что, что-то, что Бэтмен вживил ему хирургическим путём? Артемис понимает, что должна сказать «спасибо» или хотя бы что-то пробурчать, но все эти мысли, бегущие в её голове, мешают ей выразить то, что она чувствует. Робин наклоняет голову, наблюдая за её полной безмолвной реакцией, и это почему-то странно мило — его мальчишеское обаяние берет верх. Это кажется особенно странным, потому что до недавнего времени она всегда видела в Робине лишь Чудо-Мальчика, легенду Готэма, и как-то забывала, что он всего лишь мальчишка, едва ли старше неё. Легко забыть, что он такой же человек, как и она, и тоже не обладает сверхсилами (если только несгибаемую харизму и способность ладить с Уолли нельзя считать суперсилой). Легко забыть, что она вообще его лично знает, потому что когда-то, в Готэме, она лишь слышала истории о том, что Бэтмен и Робин вытворяли по ночам, когда она молча болела за них, дрожа под своими тонкими, как бумага, одеялами. Тогда Робин казался для неё абсолютно нереальным. Но теперь, взглянув на его маску, она понимает: возможно, часть его всё-таки остаётся мифом. Артемида остается Артемидой. А Робин — это… — Спасибо, — наконец пробормотала она, опуская взгляд, потому что, кажется, его маска пугает её. Она так и не была уверена, смотрит ли она ему прямо в глаза. Она всё ещё немного смущена. Сделав паузу, она тихо спрашивает: — Сколько времени ты за мной наблюдал? — Довольно долго, — отвечает он с легким пожиманием плеч, а затем, словно продолжая свой анализ, оглядывает мишени, мысленно возвращая события назад. Он указывает на одну из них. — Уолли сказал, что ты была расстроена, когда я спросил, где все, так что я пришёл проверить, и увидел, что ты сильно увлеклась. Так что просто наблюдал за тобой некоторое время. — Он даёт этим словам возможность осесть, после чего добавляет с искренним интересом: — Ты была потрясающая, кстати. Я никогда не видел стрелка с таким уровнем концентрации, страсти и энергии. Ты бы затмила Роя. — Есть причина, по которой ты меня засыпаешь комплиментами? — Она кивает в сторону холодильника, предлагая ему присоединиться. Он хихикает. — Я тебя немного умиротворяю. — Не все из нас — живые словари, Робин. Он качает головой с той самой ухмылкой, как будто только что поделился с тобой удачной шуткой, и слегка покачивается на ногах, пока она пьёт. Он играет её стрелой за спиной, словно ожидает, что его родители купят ему новенькую видеоигру на Рождество, ведь он был хорошим мальчиком и хорошо учился. — Давай, скажи уже, — говорит она. — Артемида, могу я уговорить тебя хоть как-то наладить отношения с Уолли или хотя бы поцеловаться с ним? Внезапно она чуть не захлёбывается, а Робин настороженно напрягается, готовый к любой экстренной ситуации — например, если она сейчас умрёт от самой идеи поцелуя с Уолли. Процесс проходит с трудом, но её глаза широко открыты, и теперь она не злится и не расстроена, а просто совершенно ошеломлена, когда резко поворачивается к Робину и восклицает: — Откуда это взялось в твоей голове?! Он поднимает руки, в знак защиты. — Просто говорю! Между вами такая… ну, напряжённая атмосфера. Ты разве не знаешь, что значит фраза «напряжение, как струна»? — Это не о нас! — отвечает она, сбиваясь с мыслей. — Он слишком… Уолли слишком Уолли, чтобы у нас было что-то! Робин смеётся и машет руками, чтобы успокоить её. — Ладно-ладно, расслабься. Если ты говоришь, что ничего нет, я тебе верю. Её плечи опускаются. — Да, конечно. — Эй, друзья, помнишь? — Друзья, — повторяет она, кивая. Она берёт ещё воды и предлагает ему стакан. Он принимает, и они оба садятся на скамейку в тишине, но её мысли катятся по рельсам, от Уолли к вопросам жизни, любви, парней и Готэма. Это не неловкое молчание, скорее оба поглощены мыслями, но внутри неё растёт нечто меланхоличное, когда она осознаёт, что они оба из Готэма, и он об этом не знает… или, по крайней мере, не должен знать. — Артемида? — Робин вдруг нарушает её размышления, потрясая перед ней руками, как будто пытается привлечь внимание. Она поднимает голову, удивлённо встречая его взгляд. — Потерялась в мыслях? — Прости, — говорит она, — просто… э, думала о том, что ты сказал. — Ммм? — Про Уолли, — объясняет она, немного нервничая. — Даже если бы он не был таким надоедливым, я не думаю, что я могла бы с ним встречаться. Я как-то… всегда думала, что хочу парня из Г— родного города. — Она замолкает, осознавая, что сама себе задаёт вопросы, стоит ли продолжать, и почему именно Робину, а не Затанне, например, она решает довериться. Но Робин — хороший слушатель, и ей приятно кому-то поделиться чем-то личным. Да и он её друг, не так ли? Поэтому она решается продолжить. — Конечно, в отношениях на расстоянии нет ничего плохого, но мне бы хотелось, чтобы кто-то был рядом. Кто-то, с кем можно переждать ночь напряжения, кто-то, кто просто рядом, супергерой или нет. Даже если он самый быстрый человек на свете, даже если бы он не был таким раздражающим до крайности, Уолли Уэст всё равно остаётся слишком далёким. Она поднимает глаза. — Это имеет смысл? Его выражение остаётся непроницаемым, и он медленно отвечает: — Кто-то из Старлинг-Сити, да? Это немного сбивает её с толку, ведь она не понимает, что общего у Старлинг-Сити с этим разговором. Но, взглянув на маску Робина, она вдруг вспоминает свою собственную, и, отвечая, говорит: — Да. Из дома. Он улыбается. Она уже устала от его улыбок и настороженно следит за тем, что будет дальше. С театральным вздохом он встаёт, тянется и наклоняется так, что его маска оказывается прямо перед её лицом, когда он задаёт вопрос: — Ты всё обдумала? Артемис закатывает глаза и отталкивает его, но он, не теряя равновесия, выполняет совершенно лишнее сальто назад. Предсказуемо. Ещё одна волна смеха. — Так, если бы я был из Старлинг-Сити, — боже, — был бы шанс, что я был бы подходящим кандидатом? Пауза. — Что? Я на каком-то игровом шоу? Ты слишком юн для меня, Роб. Она тут же жалеет о своих словах, заметив, как его лицо на мгновение выглядит немного обиженным. Но эта эмоция исчезает так же быстро, как и появилась, скрываясь за его детской улыбкой, и она вдруг осознаёт — как она раньше этого не замечала? — что за этой улыбкой прячется небольшая неуверенность. Она хихикает. — Тебе вообще можно ходить на свидания, Птичка? Робин делает гримасу. — Знаешь, этот вопрос ещё не обсуждали. Это не та беседа, которой я жду с нетерпением. Это заставляет её засмеяться, и в её смехе появляется что-то искреннее и настоящее, что приносит лёгкость и облегчение. — Эй, — замечает он, замечая улучшение и сразу же решив воспользоваться моментом, — Мисс М пекла печенья, когда я сюда зашёл. — Он протягивает руку. — Пойдем? — Конечно, — отвечает она, и он берёт её руку. Он помогает ей встать, и, когда она отпускает, в её ладони оказывается стрела. Но прежде чем она успевает что-то сказать, он уже мчится в кухню, растянув руки, как крылья, а за ним раздаётся смех.