Вкус Цвета

      По ту сторону двери раздавался гул. Иногда он усиливался и особенно сильной волной заставлял слегка подрагивать стены и дребезжать те немногие вещи, что были собраны Потерянными и уцелели после многих погромов, бунтов и нападений разных монстров.       Я сглотнула, опустила голову и из-за нервов стала отряхивать и поправлять свой костюм, который был безупречно чистым и выглаженным. Это было чем-то особенным, учитывая сколько разных способов существует, чтобы изгваздаться в этом мире и ляпнут на ткань пятно краски. Большинство людей не заморачивалось настолько сильно насчет чистоты. Они не привыкли. Они слишком долго жили в полнейшем хаосе и перманентной угрозе затопления чернилами.       Сегодняшний день был особенным. Я была бы рада принять в нем участие, как простой человечек со своими маленькими мечтами, хотелками и слабостями… Но последние события так сильно изменили все. Я стала эгоисткой?       Особое положение накладывало особые ограничения. В том числе безупречно чистый, новый костюм. Но никто не учитывал, что в нем может быть довольно жарко. Я не была готова морально к тому, куда меня затянет стремительный водоворот событий. Я вообще ни к чему не была готова. Я просто пошла за кофе в тот поздний вечер… Я так любила свою работу. Она помогала забыть. Прикоснуться к чему-то бóльшему. А потом все завертелось.       Здание, в котором я находилась, выглядело значительно лучше, чем в первые дни моей победы. Но многие Потерянные не согласились бы со мной насчет одной детали. Они сказали бы ПО-БЕ-ДА, большими, широкими буквами, наляпанными на всю высоту и ширину какой-нибудь стены. Гигантские буквы выглядели бы небрежными, с подтеками краски, но главное для полубезумных людей было не четкость и ровность линий, а то чувство и экспрессия, которые они вкладывали в каждое движение. Мне довелось видеть подобное творчество и меня бы это не беспокоило так сильно, если бы не касалось напрямую. Такое обожание новоиспеченного героя до добра не доведет.       Одна группа гиперактивных энтузиастов исписало стену повторяющимися словами и лозунгами в мою честь. Они с такой яростью и бешенством разбрызгивали чернила, что удивительно как текст на стене еще удавалось прочесть, ибо пол был весь в мелких и крупных каплях. Они будто выплескивали все, что накопилось в их измученных душах. Жаль, с таким же рвением не отмыли потом стену, оставили все грязным, как было.       Все вокруг звали это Великой Победой, «Торжеством над Злом», «Восхождение Добра на трон» и прочее и прочее на подобный манер. Все пафосные словечки, какие Потерянные только могли вспомнить и соединить вместе. Это всеобщее ликование, как стеной отгородило меня от тех, кто действительно был важен для меня и кто приложил руку или лапу к тому, чтобы я добралась до здания Гент, а позже до логова Уилсона Арча и победила его.       По спине прошелся холод, когда я вспомнила про Чернильного Демона. Я крепко сжала зубы и поежилась, насильно прогоняя тяжелые видения.       Его больше нет. Его. Боль-ше. НЕТ. Все. Точка. Конец этой истории. Существует только Бенди, этот милый, харизматичный герой мультфильмов. Кошмарная безжалостная тень чудовища исчезла. Вечная ночь прервалась, настал ясный день, пришло равновесие. Луна и солнце отныне попеременно сменяют друг друга. Дьявол был изгнан из этого мира, потому что, вопреки многим сильным мира сего, я добилась счастливого конца! Отныне здесь будет звучать смех и радостные крики, люди вспомнят, что такое любовь и доверие.       Я опустила голову, вздыхая, и не сразу заметила, как сильно сжала руки и смяла низ строгого пиджака. Пальцы начали подрагивать, хотя я умела держаться спокойно, не выдавать, как сильно меня мучают разные мысли. Прошло столько времени, наверно, больше месяца, а я будто вчера пережила весь тот ужас. Битва с Шипахоям Дадли не на жизнь, а на смерть…       Успокоившись, я задышала ровнее и меня накрыло чувство иной природы. Я поймала себя на мысли, что тоскую по друзьям. Так не хватает кого-то рядом, кто мог бы поддержать или хотя бы на худой конец подшутить над всей этой дурацкой ситуацией. Кто мог бы вот прямо сейчас приобнять и сказать «все будет хорошо» или «давай, покажи им, кто их Герой!». Но… я по-прежнему оставалась один на один со своими страхами и тревогами. По опыту знаю, что нельзя давать им силу. Ни в нормальном, Цветном мире, ни здесь, где где-то внизу в недрах под студией зловеще рокотала Гигантская Чернильная Машина. Уилсон в своей лаборатории под поместьем использовал прототип поменьше и более стабильный. Возможно, он экспериментировал и с большой, но об этом мне совершенно ничего не удалось узнать.       Мне пора было выходить наружу, на площадь, где собралось очень много народу, но что-то внутри продолжало противиться. Будто я переставала принадлежать себе как только оказывалась в толпе, в центре всеобщего внимания. Будто за мишурой что-то скрывали…       Никогда не желала такой славы, как у публичной личности. Да, хотелось стать знаменитой художницей, непревзойденным профи в анимации, но любовь и обожание этих людей была… не заслуженной? Будто я проникла за кулисы известнейшего театра, нацепила чужой реквизит и костюм, а потом кто-то со злой насмешкой вытолкнул меня на сцену к заполненному зрительскому залу. Все начали аплодировать, решив, что такое появление — именно то, что задумывал сценарист, а я в растерянности стою и понимаю каждой клеточкой тела, что все эти овации и восторг предназначены не мне. Я тут по ошибке, по собственной глупости и из-за чьей-то мстительной выходки. Мне известен сценарий и все реплики, я видела это представление много раз, но никогда всерьез не думала занимать чье-то законное место, чтобы присвоить внимание. Невольное знание своей роли лишь усугубляло душевные метания. И в добавок я, стоя на этой метафорической сцене, будто слышу чей-то заливистый злорадный смех, который нацелен на меня, как дуло пистолета, и только моими ушами уловим.       Я вновь поежилась и встряхнулась, взглянула в окно. Через мутные стекла пробивался свет, снаружи под окнами были разбиты небольшие клумбы, на которых ничего толком не росло, но даже трава и одуванчики — всё цвета сепии — были для жителей большой радостью.       Я понимала их — они так долго совсем ничегошеньки не могли сделать со своими жизнями, с окружением, не могли по-нормальному обустроить свои дома, просто потому что в любую секунду к ним могли ворваться банда Мясника, другие обезумевшие Потерянные или последователи Демона — фанатики-культисты. Не стоит и говорить, что также по студии бродил прихрамывающей походкой сам Всея-Зло-Студии — Чернильный Демон. Потом культистов стало меньше, но те, что не были пойманы монстрами-Хранителями, были еще более озлоблены и жестоки. Хранители редко громили чьи-то дома и убежища, если человек не выступал против их хозяина, но все равно на душе было тошно и серо. В тот период их пытались поработить, подчинить, заставить жить по новым правилам. Их не спрашивали, нравятся ли им новые порядки и чего они по-настоящему желали.       Именно за эту возможность решать самим какие-то вещи, а также почувствовать безопасность и спокойствие Потерянные и возлюбили героя, вновь поддаваясь крайности и начав фанатично скандировать имя «Одри» и перечислять мои якобы подвиги. Может, они никогда не выходили из крайностей? И я только питала иллюзии насчет того, что это возможно исправить…       Мне было бы достаточно банального «спасибо» и искреннего доброго отношения. Какой я герой?.. Я пыталась выжить и вернуться домой и мне просто повезло больше, чем всем вместе взятым здесь людям. В первую очередь я спасала собственную шкуру, противостояла всему миру. Скольких Потерянных я тогда убила собственными руками?.. И еще… Я не совсем человек. И от этого становилось жутко. Герой-монстр? Герой-оборотень, что лишь притворяется человеком? Об этом знали только я и Джоуи, но мне не было известно, полностью ли сохраняется у него память после рестарта Цикла. Я больше его не видела после разговора в отеле…       Никогда не умела и не стремилась управлять — в хорошем смысле — людьми и вести за собой. А теперь от меня этого ожидают по умолчанию. За какой-то короткий промежуток я стала Совершенством без изъянов и недостатков, все умеющей, всепрощающей… Бр.       Я выдохнула, положила ладонь на ручку двери и толкнула. Ослепительный свет ударил в глаза и он на мгновение показался какой-то невероятно мощной лампой, направленный прямо мне в лицо. Секунда и ощущения притупились, глаза привыкли к дневному свету.       «Я все еще не могу привыкнуть к здешнему солнцу?» — промелькнула удивленная мысль.

…♪ ♫ Kamelot — Insomnia ♪ ♫…

When the darkness brings the cold,

Когда темнота приносит холод,

To draw me under,

Что охватывает меня,

I am caught between

Я оказываюсь заточенным

The chapters of a dream.

Между сюжетных глав моих снов.

Something is reaching out and

Что-то тянется ко мне,

My entire world is crumbling

И весь мой мир рушится,

And it whispers that I am

Оно шепчет, что я

The chosen one…

Избранный…

Can you hear me?.. Слышишь меня?..       До меня донеслись первые восклицания, которые можно было разобрать. Люди, что стояли за небольшой декоративной оградой у крыльца здания, запрыгали и захлопали в ладоши, будто передо мной были не взрослые, а дети, увидевшие наряженного в костюм артиста. К счастью, все не усугублялось еще больше чувствами, что я клоун, который вызывал смех и овации из-за своей внешности и комичных действий. Но было не по себе.       Чрезмерная радость, чрезмерная жестикуляция и взволнованность толпы — это не то, к чему возможно быстро привыкнуть. Не мне. Будь на моем месте школьная звезда и любимица учителей и одноклассников — такой барышне наверняка бы понравилось такое внимание и обожание. К несчастью, в этой ситуации была я. Подобные публичные выступления и нахождение среди Потерянных, количество которых превышало цифру три — уже было чересчур много. Кто бы сказал мне раньше, что я начну шарахаться от любого человека и что каждый в округе — а в Чернильном мире это все — будет знать меня в лицо и не будет равнодушным, встретив случайно на улице. Теперь отдала бы многое за то, чтобы меня оставили хотя бы на день в одиночестве и никто бы не обращал внимание.       Я начала двигаться к центру площади мимо чернильных людей и нацепила на лицо улыбку, которую с каждым новым днем становилось все сложнее держать. Если бы среди окружающих были те, кто хоть немного знал меня лично, они распознали бы в ней фальшь. Но настоящие друзья бы попытались вытащить из этих непрекращающихся кругов ада в тихое и уютное место, где не было бы посторонних глаз.       Со всех сторон кричали, кто-то пытался дотянуться до меня, кому-то это даже удавалось. Меня вел через толпу один из Потерянных, который ответственен за порядок и соблюдение правил. Нарушителей хватало, но их теперь могло хоть что-то сдержать. Мне бы очень не хотелось применять изгнание в данный момент или размахивать Гент трубой — это могло вызвать панику и спровоцировать потасовку. Для многих драки стали смыслом жизни.       Как мне не хватало того, кто по-настоящему бы выслушал! С недавних пор появился Эд и хоть он стал моим приближенным помощником, он умудрялся говорить о многом, но только не о самом себе. Большинство Потерянных были бы счастливы рассказать своему герою о себе все, что помнят. А прошло уже больше двух недель как он со мной и я так толком о нем ничего и не узнала. Он считал эгоистичным нагружать «мисс Одри» незначащей для спасения и поддержания мира информацией и деликатно сменял тему. Эдгар отличался хорошими манерами и умел держать дистанцию даже там, где это было не вполне уместно.       Я пыталась. Я много раз пыталась добиться таки хоть какого-то ответа на свои вопросы о нем. Если мне вновь попадется человек, который предложит помощь, моим обязательным условием, помимо перечисления и демонстрации навыков, будет подробнейшее досье от «в каком часу тот предпочитает завтракать», склада ума, мировоззрения, чем занимался раньше и до детального описания разных привычек полезных и вредных. О жизни до живых чернил не удастся узнать много — вспомнить об этом мечтали почти все, но это было неисполнимо.       Я поморщилась. Этот гомон и близость сотен чернильных тел как-то по странному действовали. Будто надышалась багульника или какого-то дурмана, и продолжала идти еще глубже, где этого растения было еще больше и запах становился гуще. Словно моя связь с Чернильным миром становилась крепче, душу сильнее стискивали в призрачных объятиях, словно ниткой стежками пришивали все больше и крепче.       Жуткая ассоциация вышла…       Из-за экспериментов Уилсона в мире Сепии появились вкрапления иного цвета. У некоторых Потерянных были не желтые глаза, а зеленые, голубые, синие, красные. Красные больше прочих притягивали к себе мое внимание и особенно пугали, однако в этих людях не было ничего особенного, кроме этого зловещего оттенка радужки. Я специально это выясняла, узнавая, что это за люди. Они не были злее или агрессивнее других, их скудная биография не сильно отличалась от биографий собратьев.       Цвет совершенно ничего не говорит об их обладателе, ни то, каков его характер, ни прошлое, ни настоящее — от поступков цвет не менялся. Меня это даже огорчило. Я была удивлена, что в этом сказочно-ужасном мире это не поддалось какой-то закономерности, каким-то мистическим законам, которые бы самовольно изобрела Чернильная Машина после вторжения цветных чернил в эту реальность. Может, если бы Создатель был жив, то это действительно бы могло измениться, но Джоуи умер в реальном мире.       Не так давно я посещала его могилу в этом мире. Ничего особенного не произошло. Постояла, испытывая смешанные чувства, и ушла, решив не говорить с умершим вслух. Не знаю, что почувствовал бы местный Джоуи, если бы подглядывал за мной. Не знаю, какого ему — иметь воспоминания и знать о всех пороках человека, чьим клоном он был. Возможно, все ошибки того Дрю подталкивают его к тому, чтобы совершать что-то хорошее, чтобы доказать хотя бы себе, что он не так плох.       Не знаю, хочу ли вновь поговорить с ним. Будет ли он слушать меня или станет вести себя по шаблону, который заложил в него Создатель? Больше всего боюсь того, что буду разговаривать как со стеной.       Мы подошли к помосту. Перед нами продолжали расступаться люди. Потерянный, что сопровождал меня, жестом указал в сторону лестницы. Там, наверху у микрофона, сбоку стоял Эдгар, мигая светло-желтыми глазами, одетый, как и я, в безупречно чистый деловой костюм. В грудном кармане был воткнут чертополох.       «Весьма необычный выбор цветка, Эд. Хотя в нашем то положении есть ли широкий выбор? Но раньше ты не был застигнут за любовью к сентиментальными мелочами», — пришла мысль, на пару секунд отвлекая от давящей на нервы толпы.       Пришел раньше меня, как и следовало ожидать. Его все эти жутко важные мероприятия не выбивали из колеи. Не знаю, что он чувствовал глубоко внутри, но вел себя на них безупречно и уверенно, как рыба в воде.       Я не вздрогнула, когда отвлеклась на чересчур настырного человека, который хотел выразить свое обожание. Не показала, как сжалось что-то внутри, когда расслышала все те заковыристые фразочки, что тот горланил, восхваляя мои геройские поступки и умопомрачительную внешность. Не дернулась, когда кто-то другой слишком сильно опустил руку на плечо, пытаясь потрясти и выразить ободрение. Кто-то сзади почти схватил меня за руку, но мне удалось выскользнуть, а страж порядка пихнул наглеца назад. Я продолжила улыбаться, даже поняв в это мгновение, что будь градус накала еще выше, то меня могли бы и разорвать на кусочки из-за пылкой любви к своему Спасителю.       Я поднялась на сцену. Не хочу допускать мысли, что слишком поздно и с ними нужно обходиться жестко, чтобы не наступил хаос… «Отсутствие страха порождает хаос» — скользнуло что-то потустороннее. Я замерла, будто услышала призрака прошлого. — Нет! Ложь! — крикнула я раньше, чем сама что-либо осознала. Мой возглас потонул в общем шуме.       …И я вздрогнула, когда периферийным зрением заметила, что чертополох в кармане Эдгара не просто стал пурпурным, он начал излучать зловещую ауру глубокого темно-фиолетового цвета.       Я резко повернулась к нему, в миг забыв о надоедливых фанатах, и Эд лишь приветственно улыбнулся мне, вытянувшись сильнее, и будто стал еще длиннее и уже, как гибкий ивовый прут. Цветок ничем не выделялся из окружающего буйства оттенков сепии. Он казался ничем не примечательным на фоне горящих почти безумных глаз толпы, которые походили на сотни далеких зловещих звезд. Только небо это было не над головой, а внизу, у моих ног, больше напоминая алчущую бездну с хищными тварями.       Я больно укусила себя за губу, чтобы перестать нагнетать себя. Я здесь, потому что спасла их. Я здесь, чтобы продолжать восстанавливать город и другие места. Делать этот мир лучше. Я должна. Я обязана! Я ведь Дрю… Это все — темное наследие отца. Я бы хотела, чтобы этого не было… Но оно есть. И я не могу просто задвинуть его в самый дальний и темный угол и забыть.       Скорее всего никто из тех Потерянных, что сейчас стоит внизу, не представлял, какая это огромная ответственность и тяжкий груз. Они хотели видеть и видели лишь прекрасную воительницу, почти что Божество, за плечами которого струился ослепляющий свет. Они сами создали этот свет и ослепли от него. Они хотели быть ослеплены чем-то прекрасным в противовес ужасу, что вселял в них Чернильный Бенди.       Кто-то звал меня ангелом, но Потерянные разграничивали понятия. У них был «лже-Ангел», что поддалась соблазнам — Сьюзи Кэмпбелл, — и Ангел, что предпочла скрываться и поддерживать, стараясь сохранять безликость и безвестность, не жертвовать полностью своими личными мотивами во имя призрачной надежды простых смертных. Ходили слухи, что второй Ангел — Эллис — скупа и труслива, и поэтому не применяла свою ангельскую силу, чтобы противостоять демонам студии. Кто-то нарек меня Серафимом, «дабы ведали все слышащие, что не могут прочие Ангелы стоять на ровне с нею». Мне не нравилось, что о моей подруге начали сплетничать в подобном духе. Я то знала, что у нее не было никаких супер сил, ее сила была в доброте и умении поддержать боевой дух. Демон и Хранители растерзали бы ее точно также, как и простого человека.       Прокрадывались подозрения, что мои поклонники, что яростно хотели верить в божественность моего происхождения, были бывшими культистами Сэмми, которые по каким-то причинам перебежали на сторону победителя или же затаились вовремя появления Уилсона, а после его свержения вновь вернулись к фанатичному поклонению, но уже тому, кто одержал верх — мне.       Спасибо-спасибо, но мне не нужен такой «подарок». Заверните обратно и отправьте туда, откуда пришел… Чернильного Демона на них нет. Он бы доходчиво объяснил, что быть крысой может быть хуже, чем угодить к Хранителям в щупальца… Но лучше о нем вообще не вспоминать. Сэмми тоже мог задать им трепку, но его гнев мерк на фоне Его ярости…       Тревожило то, что меня начали идеализировать, никогда не задумывались, что я такой же человек, как и они, со своими недостатками и, возможно, не с такой сильной волей, как предпочитали говорить. Так могло дойти дело до того, что начали бы сочинять истории, где спаситель одной левой расправилась со всеми, даже не вспотев. Что это было провидение и иначе случиться и не могло.       Это обесценивало мои заслуги. Это было вопиющей ложью. Я пыталась опровергать то, что говорили. Это не помогало. Иногда хотелось в отчаянии сжаться в углу своей комнаты и до боли вцепиться пальцами в волосы. В том витке Цикла я могла оступиться в любой момент и все осталось бы как было, а, может, стало бы хуже. «…стало бы хуже. Оно и стало хуже»       Мои глаза на секунду остекленели, а вымученная улыбка — стала маской с застывшей гримасей.       Нет, мне все это только кажется. Сейчас не время противостоять новым внутренним демонам. «…Внутренним ли?»       «Хватит! Я вымотана, но не настолько, чтобы обрести шизу!» — рыкнула я.       Вдох-выдох. Хотелось поморщиться, но сейчас я не была наедине со своими мыслями. Ангел, Херувим, Серафим… хорошо, что не додумались богиней звать. Но это могло быть только вопросом времени… Свет действительно ослеплял их, как кротов, что жили под землей и вечность рыли норы. Источником сияния был их пошатнувшийся рассудок, изнуренный страданиями и бессилием. И страшнее все было их бессмертие. Каждая новая смерть отнимала у них частицу их самих, но оставляло нетронутым маленькое, съежившееся, сморщенное ядрышко личности и осознание, что когда-то они были кем-то важным.       Ужасное наказание. Соразмерно ли оно их грехам?.. Самуэлю Лоуренсу бы понравилось это высказывание и риторический вопрос. Я не знала его хорошо, но пока жила здесь, кое-что мне пролило свет на его противоречивую персону.       Перед тем, как притянуть к себе микрофон на высокой ножке, я повернула голову к Эду, что был по правое плечо от меня. — Необычно видеть тебя с цветком. Где смог достать его? Неужели это было лучшее из прочих вариантов? — сказала я как можно дружелюбнее, желая расположит его к беседе. Планировалось продолжить ее после окончания. — Какой цветок? — удивленно спросил мужчина. Пожалуй, я впервые видела на его лице удивление и растерянность. Обычно я сталкивалась с приевшимся дружелюбием и готовностью выслушать и помочь мне. Впрочем, без лебезения и слащавости, за что я была благодарна ему. Но при всем при том я не могла назвать его другом. — Кхм… — Мой взгляд задержался на лице помощника, которое имело незначительные отличия от лиц прочих Потерянных. Несмотря на казавшуюся однотипность лиц, я начала привыкать выделять детали, которые придавали им индивидуальность. Не знаю, сохранялись ли они после смерти и передавались ли новому телу, Эд ни разу не умирал, как стал работать со мной.       Глаза переместились ниже и я сглотнула появившийся ком. Чертополоха не было. Исчез. Почудилось, что вижу небольшую примятость на ткани от цветка, но я не могла сказать это наверняка и банально не списать на свою усталость и нервозность. — Н-не важно. — Мисс Одри, речь. — Лаконично напомнил он.       Я вздохнула, на секунду убирая улыбку. Затем собралась и повернулась обратно к толпе, ожидающей слов.       Гул на площади почти стих.