Blood in the water

На следующий день было пасмурно, холодно и дождливо. Себастьян поставил перед фактом, сказал учиться водить его машину, и «это не обсуждается». Добавил едкое «что бы ты делал, если бы меня тогда убили? Если бы ты зашёл в комнату, а на полу был бы не один труп, а два? — Это продолжение игры в вопросы? — Это реальность». Дошло наконец? И вот, они отъехали к лесополосе, поев перед этим шоколадного торта. Сиэль уплетал его за обе щёки — отрицать талант Себастьяна к готовке было бессмысленно. Он получился настолько вкусным и идеальным по виду, что на секунду возникли сомнения, а правда ли Себастьян его вообще приготовил? Может быть, купил в кондитерской на соседней улице? Но грязная посуда в раковине и едва видимые остатки белого напыления муки с капелькой шоколадного крема на кухне говорили об обратном. Не всё ведь он может видеть, не всё замечать — вот так кажется в такие моменты. А потом Себастьян одним точным уверенным движением стирает какие-либо следы со стола, оставляя поверхность сиять начищенным блеском. — Дави чуть сильнее. — Это комментарий к его вождению. Управлять механической коробкой чуть сложнее, но Сиэль быстро освоился. Сейчас выкручивал руль на плавном повороте за чертой города, который вёл своей полосой сужающегося асфальта вглубь вычерчивающейся на горизонте лесополосы. А за ней, наверняка, небольшая деревушка. На их машину вылупивши глаза смотрел случайный прохожий. Редко видят здесь такие автомобили. Вести легко, разобраться с передачами несложно, но вот нога на сцеплении периодически подрагивает и соскальзывает — это Себастьян каждый раз отмечает его некорректное использование. А после и вовсе ошеломляет своим лёгким надавливанием пальцами на бедро Сиэля. — Сильнее на педаль, — так он это объясняет. А рукой всё ещё давит, пока тахометр не показывает нужные цифры своей красной стрелкой. Сиэль не успевает удержать своевольно опалившее щёки смущение, и надеется, что это остаётся незамеченным. Возможно, иногда он специально опускает педали слишком резко, или наоборот, надавливает недостаточно сильно, чтобы эти пальцы снова подмяли бедро своим касанием. А потом раздражительно открещивается и сосредотачивается, мысленно себя коря. Да как можно не отвлекаться, если большая рука рядом такая ловкая и своевольная? Глазами проследить не успеваешь — те у дороги, и вот, она уже где-то подруливает, провоцируя очередное случайное соприкосновение, ничего в себе не несущее, но в каждом своём проявлении волнующее. Он не был уверен, как описать это чувство. Но когда Себастьян прикасался — было жарко. Не от печки в салоне, разогревающей неподвижный воздух. С непривычного положения на водительском становится ясно, что все косые взгляды и засматривания было прекрасно видно. Когда они отъехали глубже в поле, тепло прикосновения к брюкам все ещё горело. Себастьян выглядел так безмятежно, когда открывал багажник и доставал из коробок и сырой ткани ЮМП с другим железом, что становилось ещё более неловко за свои неуместные реакции, даже если они спрятанные. — Ты так быстро научился, что даже скучно, — Себастьян загружает гильзы и патроны, осматривает и перепроверяет, после чего складывает оружие обратно. Мимолётно пролетает мысль спросить о том, в чём необходимость делать это именно сейчас. И так понятно — им всегда что-то угрожает. Правильно, ему в руки огнестрел ложится как влитой, пусть держит его почаще и напоминает о своём виртуозном им владении. — А что, хотел подольше повозиться? Не абы кого ведь учишь. — Просто ты уже умел, — говорит по-доброму снисходительно. Слегка гримасничает, приподнимает кончики бровей. Изо рта пар, а не привычный дым от сигарет — те были скурены ещё во время пути на пассажирском. Себастьян смотрит в гущу поредевших листвой деревьев на холме поблизости. Накрывает поток ветра, он проносится одним цельным обволакивающим полотном, заставляющим содрогнуться всё разом: от поредевших остроугольных верхушек с последними слетающими с них листьями и выцветшей полевой травы, до развевающихся подолов пальто. Макушка Себастьяна мелькает единым чёрным мазком перед глазами. Волосы у его лица ложатся в обратную сторону от подувшего ветра. Белая кожа подрумянивается совсем немного под воздействием холода, кончики пальцев опаляются холодом. А у Сиэля красная уже вся ладошка. Он дует на неё, пока Себастьян закрывает багажник. Последний раз взглянув на выгоревшую полосу древесной листвы, они усаживаются обратно. Теперь место Сиэля снова на привычном пассажирском. Бедро всё ещё возгорается изнутри, а слишком цепкий, почти насильно прилипший взгляд блуждает по выглядывающему запястью, когда грубыми сильными движениями Себастьян справляется с коробкой передач и вращает рулевое колесо. Отрывать себя приходится почти что с мясом — переключаться на скользкую дорогу, на нависающую серость в окне, или на телефон, внезапно завибрировавший в кармане. Оповестил о важности включённым уведомлением, вызвав напряжение. Сиэль смотрит на сообщение от Лау. Привычным подслащённым-вылизанным: «Доброго вам дня, мистер Фантомхайв. Сообщаю вам о том, что всё готово. Надеюсь, у вас всё хорошо и вскоре вы вернётесь в город. С нетерпением жду встречи, чтобы узнать подробности. Вы знаете, где искать нужные файлы. Надеюсь, я достаточно отблагодарил вас за оказанную услугу». Всё готово. Мысли закручиваются смерчем и бесконтрольно взлетают вверх вместе с надеждой о том, что Лау, наконец, подкопал под Себастьяна. Потом также стремительно опускаются вниз — какой, чёрт возьми, Себастьян, когда он спрашивал про Вишну. Это важнее, а остальное подождёт. По прибытию в дом сообщение отрезвляет и заставляет вернуться в действительность. «Поставки через северо-западный порт». Тепло чужого тела на большой кровати вместо холода действует как дурман. Внезапные прикосновения и вызванная ими реакция — всё это уже за гранью допустимого. «Получает поставки в недоступном для меня и вас районе. Ещё бы, через наши с вами районы он бы не прошёл. На него много кто работал, и похоже, теперь дело в их руках». Как можно было докатиться до этого? Каждая реакция, каждая мысль колется злостью. В голове слишком много лишнего. Сиэль предпочитает призрачно-желанной компании апатичных глаз уединение в зашторенной комнате на втором этаже. А потом вносит ясность, осмеливаясь рубить с плеча, когда наконец решает возразить несмотря на все но: — Себастьян. — С уверенным холодным голосом. Стоя внизу на полу без тапочек, на что конечно же первым делом обращают внимание метнувшиеся вниз глаза напротив. — М? Сиэль откашливается, прежде чем заговорить, тем самым обнажая первые признаки просачивающейся неуверенности и странного скручивания внутренностей при столкновении с Себастьяном лицом к лицу. Нет, он так больше не может. Подходит и показывает сообщение Лау, пытается сохранять серьёзное непробиваемое лицо. Мол, смотри, вкушай и смиряйся, но всё что нужно уже у меня. А Себастьян, со своими мнимо скучающими чертами продолжает возмущать своим спокойствием и развеивать даже далёкий туман желанной причастности: — Эта информация бесполезна без знания конкретной личности. — Приставляет большой палец к подбородку, — вычислить нужного человека может помочь только Анджела. Она уже работает над всем. И добавляет как будто для верности, как будто недостаточно убедил: — У неё уже множество раз получалось находить иголку в стоге сена. — Пытливый взгляд на этих словах странно пронизывает, режет слишком прямо и заставляет сглотнуть. Конечно получалось, особенно у её отца. Дом непроизвольно душит своими стенами, а чужая ярёмная впадинка между ключиц кажется слишком магнетической. Приходится смаргивать. Сиэль уходит. Они сговариваются лишь позже, вечером, когда Себастьян обжаривает на кухне кусочки мяса и добавляет в них овощи. После молча ставит две пряно пахнущие керамические тарелки на стол с тихим звоном. Аромат вкусный, но слишком интенсивный. Сиэль отчеканивает механическое спасибо, не поднимая глаз. — Тебе может прийтись не по вкусу. Оно острит. — Вилка вяло нанизывает на себя кусочек картофеля. — В холодильнике ещё остался торт. Обжаренная корочка раскушенной картошки сочится во рту, вилки перезвениваются по керамической поверхности. — Анджела закончила. Значит, северо-западный порт? — Кивок в ответ. — Я знаю, кто это. Что ж, отлично. — Поставлять для Белла он бы смог только там. — А благодаря тебе мы знаем, где это. — Сейчас прозвучала сомнительного качества подачка? Пародия на командную работу? Сиэль отодвигает тарелку, приподнимается со стула и намеревается двинуться к выходу. Себастьян встаёт следом, не вынимая из руки хрусталя с водой. Отпивает и приковывает всё внимание к движущейся горбинке, спрятанной в шее (так поднимается и опускается вниз трепещущий узел, заключённый в кожу). К выходу. Его перегораживают больше словесно, нежели телесно, несмотря на то, что Себастьян, расслабленно опирающийся о стол кистью, встаёт прямо на проходе. — Значит, по данным Лау, поставки наркотиков там возможны только в определённые дни, потому что в остальные там дежурит некоррумпированная береговая охрана и портовая полиция. — Коррумпированная, просто другими людьми. — Верно. Взгляни. На протянутом экране телефона высвечивается смуглое лицо. Само фото ничто иное, как магшот — фон исполосован чёрными горизонтальными линиями с приписанными цифрами. Лицо выскобленное застывшей маской враждебности: скуластое и агрессивное, черты крупные. На шее и в верхних частях лба синие (насколько позволяет понять плохого качества изображение) татуировки. Под другим углом они уже отдают зеленцой. Маленькая подпись внизу: «Хосе Торрес». — Опять перуанец? — Мексиканец. — Себастьян убирает телефон. — И какие гарантии, что это нужный человек? Если у Анджелы есть доступ к данным ублюдка Белла, то… — У неё есть доступ к данным портовой полиции. — Сиэль сильнее хмурит брови. Наблюдает за тем, как длинные бледные пальцы Себастьяна едва заметно напрягаются и норовят сжаться в кулаки, но он их останавливает. Контролирует каждую клеточку тела, берёт вверх над бессознательным. Напрасно, потому что теперь не спрячешься. Сиэль делает то же самое, хоть и менее успешно. Себастьян полирует своё лицо до отметки идеальной искусственно-воссозданной флегматичности, но его живые брови и возгорающиеся глаза как всегда выдают его. Сейчас он взволнован: на миллиметр вниз съехались надбровные дуги, почти незаметно нахмурились у переносицы в дымке напряжения, а там, наверняка, далеко не дымка, а целый пожар и дымище. Не задыхаться можно только чудом. Глаза блестят предупредительно, обращённые на Сиэля, но имеющие в виду не его. Знакомые симптомы. И хочется сказать «расслабься», прикоснуться в успокаивающем жесте к плечу, вернуть назад слова Себастьяна, обращённые к нему, да вот больше смотреть на него нельзя, как и прикасаться. — Кокаином занимается не так много людей, а те что занимаются — давно в своём деле. Чаще всего это выходцы из «Кали», самого масштабного кокаинового наркокартеля в Колумбии. Вишну, по моим данным, был оттуда, пока его не нашёл Белл. Наверняка за всё время работы на него Вишну отдавал чудовищные проценты своему наркокартелю. Удивительно, что он смог построить такой домик на деньги своего главного клиента — тот жаден до невозможности и платит своим людям гроши. Себастьян говорил спокойно и размеренно, а Сиэль молча пытался куда-то деть свой взгляд. Куда угодно, кроме как на призрачно, туманно и настолько деликатно сжимающиеся челюсти и поджатые губы, выплёвывающие роботизировано-ровной интонацией ненавистное имя. — Эта тварь серьёзно берёт товар таким далёким импортом только для того, чтобы получше обдолбаться? — Это лишь одна из граней его личности. — Себастьян убирает ладонь со стола, как бы освобождая проход. Сиэль оглядывает остатки жаркого на плите. Секундно вслушивается в гул ожившей вечерней улицы за окном: выцепляет смех проходящей мимо компании. — Sin dedos. — Испанский перебил шум извне мелодичным переливом. Сиэль только посмотрел вопросительно. — Беспалый. Его прозвище. — Значит, нам нужно будет ждать его на месте? Ловить каждое мексиканское лицо в татуировках? — Именно так. Их не будет много. — Как ты планируешь взять его? Надеюсь, не тем же методом, что и Вишну. — О нет, у нас будет стратегия посерьёзнее — новая игра. — Сказано с тщательно прикрытой горечью. Игра. От прошлой было совсем не весело. В Себастьяне мелькает мрачная улыбка на этих словах, хоть губы и не растягиваются — всё говорит его тембр. Он ждёт этого и жаждет. Сиэль, наконец, проходит к выходу, но в последний момент оборачивается, складывая руки на груди и приваливаясь корпусом к дверному проёму. Чётко фиксирует ответный взгляд и добавляет: — Значит, без моих сведений про порт Анджела бы устанавливала личность намного дольше. — Глаза Себастьяна смеются в ответ, и он всё же улыбается как-то поразительно легко — моментальная резкая перемена. — Ты прав. Сиэль демонстративно усмехается и прикрывает веки. Не позволяет себе тонуть в этой улыбке дольше допустимого, разворачивается и окончательно уходит.

***

Чтобы успеть перехватить Беспалого выдвигаться нужно как можно скорее — иначе придётся ждать ещё четыре дня до момента, когда в порт будут приходить необходимые судна. И не факт, что им повезёт и они встретят нужного человека в этот раз. Сиэль стоял возле зеркала и бесцветно смотрел на своё отражение. Медленно двинулся к комнате на втором этаже, чтобы последний раз мазнуть по ней взглядом — они должны были выезжать с минуты на минуту. И правильно, быстрее и дальше от этого дома. Последнюю ночь вместе они не спали, Сиэль был наверху и почти не спал в принципе. Уже было неважно, всё равно им предстоит долгий путь к межгородью и лежащему рядом морю. Взгляд опускается в пол и проваливается в пустоту. В последний раз он был у моря с родителями. Удушливую накрывающую тоску прерывает телефонный звонок. На экране высвечивается имя, в миг заставляющее напрячься всем телом. Лиззи. Сиэль совсем забыл. Утренняя тишина и завывающий за окном ветер застывают в унисон с въедливой мелодией звонка. Он не поднимает трубку какое-то время, ничего даже не обдумывая, лишь исступлённо смотря в экран. — Элизабет. — Молчание, повисающее на том конце, заставляет напрячься ещё сильнее. — Сиэль. — Её голос холоден и твёрд, но только почти. Он раздваивается и вздрагивает на последнем слоге, а слишком взволнованно вобранный её ртом воздух не может остаться незамеченным. Идиот. В этот раз он. — Сиэль! Боже мой, ты живой! Где ты находишься? Ты хоть понимаешь, что… — Всё в порядке. — Он сильно-сильно зажмуривается, а после медленно открывает веки. — Я думала… Я думала… Ты даже не перезвонил мне! Где ты был? — Она почти плачет, и от этого внутри что-то мимолётно сжимается. А после быстро гасится. Глубокий вздох. — Прости меня, слышишь? Мне нужно было отъехать по работе. — Тишина. — Слышишь меня? Лиззи, я приеду и мы сразу же увидимся с тобой. Всё хорошо. — Тишина. — Послушай меня. Я в порядке. — Я просто не понимаю почему… — Всё в порядке. Я просто очень занят сейчас. — Я ужасно волновалась. Я ведь даже не знаю, к кому мне нужно было обратиться, — голос дрожит. — Я не хочу тебя терять… — Всё хорошо. — Сиэль!.. — Пока. Не волнуйся за меня. — Вызов скоропостижно сбрасывается, несмотря на продолжающий звенеть голос в трубке. Он придумает что-то более убедительное и преподнесёт на блюдечке чуть позже. Внизу отчётливые шаги и короткий звук автомобильной сигнализации — это значит пора спуститься. Стены ещё раз обводятся последним безэмоциональным взглядом. На улице Себастьян захлопывает багажник и мимолётно кидает в воздух: — Готов? — И в голове отзвуком все предыдущие «готов» этим таким же ровным голосом. Все двери проверяются перед отъездом, немногочисленные вещи Сиэля также отправляются в багажник. Погода мрачная: ни единого просвета в затянутом серой дымкой небе. — Готов, — лицом в городской горизонт, тонущий в утреннем тумане. Ехать пять часов. Спрашивать, справится ли Себастьян бессмысленно — конечно справится, ещё бы, не может не справиться, а если устанет, то спрячет всё как сможет. Невысказанным остаётся предложение сменить его при надобности (оно отклонено досрочно). В бледные пальцы вбирается утренняя сигарета, скуривается в быстром темпе и своим догоревшим угольком сообщает, что теперь точно можно ехать. Всё что нужно перед отъездом уже сделано.

***

Себастьян показывал фотографию Беспалого ещё несколько раз, но Сиэль, со своим не самым широким обзором зрения, не видел среди снующих рабочих и грузчиков на подходящих суднах никого похожего. В точке контроля и досмотра, где они как раз сидели в ожидании, тоже ничего. Парочка человек, похожих на мексиканцев, быстро шныряли мимо, но ни татуировок, ни отдалённо похожих на бывших заключённых выражения лица (а у Хосе на фото было своё неповторимое выражение, это точно). Близкая связь Себастьяна с ублюдком в прошлом обязывала идти на сделку с уже взятой под контроль его отвратительными скользкими руками полицией. Они могли бы так же перекупить их, но это рискованно. Могли бы точно узнать, дошли ли до Белла слухи об их скромных похождениях, но это было невозможно сейчас, ни с помощью Анджелы (та попросту не имела доступ к данным о нём), ни с помощью Лау (а он не имел тем более). Надежды оставались на человека Себастьяна, близкого к Луису, но тот, насколько Сиэлю известно, тяжело идёт на контакт в последнее время. Оно сразу понятно — он мутный, слишком приближённый, а потому особенно опасный. И вот, они так и сидят в ожидании, дежурно подкормившие охрану небольшой суммой, чтобы те пустили понаблюдать и выцепить, чтобы «просто поговорить». Обычный юрист с деньгами и его напарник, ведь наверняка дело настолько важное, что говорить нужно прям в порту. Обсуждать налоги или делёжку имущества, конечно же. Охране всё равно — они видят деньги и проглатывают их. Но вот нужный им Sin dedos уже помечен, и это может стать проблемой. Что произойдёт, если «просто разговоры» не состоятся, как в прошлый раз, Себастьян тоже уточнил, и причём весьма вещественно: в зоне зрительной доступности уютно покоится припаркованный автомобиль с секретом в плотных коробках и сырой ткани. Ещё парочка таких секретиков прямо в кармане у них обоих. Сидят так близко, что их бёдра соприкасаются. Сиэль зол и спокоен. Спокоен и зол. На них подозрительно поглядывает охранник в натянутой на почти вываливающееся пузо рубашке. Татуированного лица не видно, зато видно жирное расплывшееся пятно на белой ткани косящегося в их сторону мужика. Смотрит и говорит что-то своим дружкам. Что, тебе мало отсыпали, чтобы ты не мельтешил перед глазами? Сиэль готов был подойти и всучить им заготовленную для мексиканца сумму, чтобы знать, будет ли нужный человек сегодня на судне в принципе. А Себастьян, безмятежно наблюдающий из-под зажатой в пальцах книги, медленно обводит взглядом проходящих мимо приезжих и рабочих. Сиэль приглядывается к обложке: «Справочник юридических хитростей». — Мог бы выбрать что-то менее карикатурное. Ну и ну, ему только чёрного документного кейса не хватает, какой был при их первой встрече. Не Себастьян, а сразу Себастьян Михаэлис. А он в это время смотрит своими смеющимися глазами: — Тебе бы, в таком случае, подошла «Детская проза». Вот гад! Сиэль легонько бьёт своим бедром о бедро Себастьяна. Так и сидят в ожидании, ловя проплывающие лица. Проходит один час, два — хочется есть, и идти в местную столовую приходится по очереди. Его очередь настаёт первой. Сиэль позволяет себе немного вольности и отвлечения: проходит к морю после трапезы. То, как всегда, служит отражением неба. Сегодня оно монохромное и невзрачное. Ветрено. Волны струятся с силой, они с дребезжащим всплеском подходят к гавани, разбиваются о тонущие в соли волноломы. Хочется увидеть хоть каплю природы, но она дальше от порта. Сейчас же можно наслаждаться изломанно полосующими небо кранами и рампами, колоться взглядом о покосившиеся металлические ограждения. В зоне корабельного ремонта одно судно совсем плохое: изржавевшее, побитое и покосившееся, где-то по-морскому зелёное. Морская соль, кажется, разгоняется по воздуху вместе с ветром. Тот такой холодный и пронизывающий, что Сиэль закашливается, натягивает сопротивляющиеся ему, но подвластные ветру полы пальто, перестёгивает пуговицы плотнее — застёгивает каждую. Далёкий горизонт устлан туманом. Идиотское дело случая — их везение в сложившейся ситуации. Кажется, что после прошлой неудачи в этот раз всё точно должно получиться, но на деле такая закономерность не работает. Мозг сам пытается снова собрать разбившуюся картинку и показать, что всё получится, не в этот раз, так в следующий, не в следующий, так после. На деле тоже обман. Нет у них стольких попыток. Он медленно вышагивает обратно к Себастьяну. Последний раз окидывает взглядом море, когда чувствует далёкую вспышку в голове: вспоминает своё детское фото в морском матросском костюме с геометрическими синими полосками и сияющей белизной футболочкой. На голову мать тогда вогрузила такую же по цветам детскую декоративную бескозырку. И улыбалась, фотографируя недовольного Сиэля. Сейчас фотография покоится среди горы снятых и запрятанных, задвинутых и выброшенных, а в последний раз, когда к ней прикасалась человеческая рука, она собирала под собой катышки пыли. Корабельный гудок оглушил всё вокруг и мигом привёл в действие: рабочие засуетились вместе с грузчиками и охраной, краны задвигались. Сиэль засуетился вместе с ними и поспешно ускорил шаг. Себастьян всё там же, в той же позе, всё ещё с дурацкой книгой в руках. — Можешь идти, я буду искать его среди новоприбывших, — Сиэль усаживается рядом и замечает, что книга с одной и той же страницы так и не перелистывалась. — Я побуду тут, пока они выходят с корабля. Сиэль вздыхает и скрещивает руки на груди. — Иди, я сам посмотрю, не беспокойся. Ты с самого отъезда нормально не ел. На него смотрят недоверчиво. — Смотри не пропусти. — Не то грозно, не то с весельем. — Иди уже. А после Себастьян всё-таки встаёт и с неохотой откладывает книгу. Сиэль немного погодя подбирает её и скучающе пробегается взглядом по строчкам: Основные правила ведения дел: 1. Прежде, чем начинать переговоры, объясняйте клиенту значение данного мероприятия. Любое примирение — это взаимные уступки, причём порой существенные… Случайные обрывки текста. От него отрывает оживившаяся охрана: со стороны морского хода нарастал гул голосов. Они отзвенивали от стен и сливались в единое шумящее нечто, пока Сиэль закрывал книгу, и, скрещивая ноги и подпирая подбородок рукой, готовился начать искать среди проплывающих мимо лиц смуглое татуированное. Лица разные: молодые и старые, округлые и заострённо-агрессивные, остранённые и смотрящие прямо на него, когда проходят мимо. Возможно, он так выдохся за полдня безрезультатного поиска, что с каждым новоприбывшим судном надеялся найти Беспалого всё меньше. Поэтому Сиэль монотонно отчеканивал в голове: не этот. И не тот тоже. И вон тот тоже не он. Кто-то идёт и курит, ругаясь громким матом, кто-то никак не может пройти пост досмотра и о чём-то оживлённо говорит с охраной — не те. Может всё-таки попробовать дать ещё денег и спросить у них? Плевать, что это может вызвать подозрения, они и так достаточно подозрительные. Люди постепенно рассасывались, а мексиканца так и не было. Вдруг они уже его пропустили? Вряд ли, Сиэль заглядывал в глаза каждому. Кроме того парня высокого роста в чёрном капюшоне c внушительной сумкой. Он идёт быстрым шагом, а макушка полностью спрятана в ткани. Внезапно как током перешибает — не слишком ли подозрительный он, этот капюшон? Времени думать нет, нужно решительно подойти и проверить. Сиэль так и делает. Силуэт движется быстро и его приходится практически догонять. Зато, когда получается заглянуть под капюшон, сомнений не остаётся. Нужное лицо. Смотрит крайне агрессивно сейчас и грубо пытается протолкнуться и обойти. Как не вовремя. Ха-ха, смешно, Себастьян? Теряться и медлить нельзя, поэтому первое, что произносит Сиэль, это скомканное «стой». И ещё одно «стой», более уверенное и жёсткое, после того как предыдущее оказывается проигнорированным. Его грубо толкают в плечо, когда обходят. — Хосе Торрес. И только после этого на Сиэля наконец оборачиваются. — Слушай меня. — Приходится удивиться тому, как уверенно и серьёзно стал звучать его голос сейчас. — Я знаю, кто ты и чем занимаешься. А дальше только импровизация. Чёртов Себастьян, который сейчас наверняка неторопливо покуривает сигарету, смотря на море. И пусть. Смотри-смотри, наслаждайся пейзажем. Сиэль разберётся. На него в ответ сщуриваются — татуировки на лбу косятся и сщуриваются вместе с глазами. В моменте кажется, что мексиканец сейчас пошлёт его, ударит с кулака в лицо или поднимет за шкирку одной лишь рукой (а они у него очень крепкие, видно даже через одежду). Но тот лишь неподвижно смотрит какое-то время, застыв посреди прохода. Потом кивком зовёт отойти. Видимо, аргумент в виде его настоящего имени срабатывает хорошо. Они уходят с пункта прибытия на улицу и встают в менее людное место. Сиэль крепче сжимает кулаки и пытается в секунду продумать, что дальше говорить. Сжимает пистолет под пальто. Решает, что этот аргумент стоит использовать только после попытки переговоров. Сначала Сиэль хотел встать у металлической стенки порта, опереться об неё спиной — потом быстро передумал, поменяв позиции. Если бежать, то так легче. Если стрелять, то легче тоже. А если стрелять, то придётся бежать. Может не стрелять, а просто погрозить и попритворяться. Поприставлять оружие к чужому лицу (и понадеяться, что ему не ответят тем же сюрпризом). Беспалый, кажется, совсем не против смены их позиций. Он охотно облокачивается о стену и прячет руки в карманы куртки. Остаётся только надеяться, что полез не за пистолетом. Сумка крупных размеров опускается на землю рядом. Сиэля оглядывают с ног до головы липким взглядом. А потом внезапно оскаливаются золотом в зубах. — Да это же ты, одноглазый сопляк! — Оскал Хосе кривой, а глазёнки узкие и чёрные. Зрачки — маленькие точки, скользящие быстро-быстро. Сиэль смотрит агрессивно, сжимает металл через пальто крепче. — Я тебя не знаю. Ему в ответ скрипуче смеются. — А я вот о тебе наслышан, малыш. — Сиэль кривится. Непонимание в груди растёт, когда его руку ловят в плен чужие огромные крючковатые пальцы (три из которых таки отсутствуют), когда начинают крепко сжимать и трясти плененную ладонь в своих татуированных и гигантских: — Мы тебе реально благодарны, парень, — от скалящейся улыбки и настойчивых пальцев хочется отшатнуться. Взгляд срезает вниз: под крупными ногтями полоской слой грязи. Руку Сиэль таки вырывает. Незаметно вытирает о пальто. Может быть, после всего, что произошло ранее, становится чуть менее страшно за свою жизнь. С каждым разом становится всё более всё равно. С каждым разом Сиэль всё больше понимает Себастьяна с его въевшимся в черты спокойствием. Поэтому уверенно говорит: — Либо говори, откуда ты меня знаешь, либо заткнись и слушай. Мексиканец внезапно разрывается громким смехом в ответ, хватается за живот и сжимает глазёнки до узких щелочек. Его хохот скрипит также как и речь. — Что смешного? — Да это же ты убрал Вишну! — Всё ещё смеётся. — Да, точно ты! Пиздюк, о тебе тут все наши говорят, — теперь тяжёлая ладонь начинает хлопать Сиэля по спине. — Я даже подумать не мог, что его зажравшуюся жопу уберёт кто-то подобный! С тобой, правда был ещё один, длинный, где он? Я ему тоже руку пожму! Давление на пистолет под пальто ослабевает, внутри что-то оседает и успокаивается. Ну и ну, по случайному стечению обстоятельств этот Хосе, видимо, ненавидел Вишну… Ответа Сиэля не дожидаются, вместо этого продолжают громко и оживлённо говорить, размахивая руками. — Мы реально охренели, когда увидели ту кровавую баню в его доме. Подумать только, три тела вместе с его головорезами! Мы таки сразу типа твою мать, чуваки, вы щас тоже не догоняете? А когда смотрели запись с камер, мы так ржали, ты не поверишь! Его прибил сопляк, сопляк чёрт возьми. De puta madre! На последних словах Сиэля хватают за грудки и приближают излишне близко хищное лицо. Приходится поморщиться от зловонного дыхания. — Будь тише, — проходящие неподалёку люди только что обернулись на них. Сиэль делает шаг назад. — Значит, ты ненавидишь Вишну? — Ненавижу? Сынок, это мало сказано. Ты думаешь, чё я работал на него так долго? И типа здесь я нахожусь, думаешь, тоже просто так? Да мы ему бошку выкрутить хотели, даже думали, пока он спит, ему мозги растормошить. Ну, или в бетон закатать, отобрать все деньги, весь товар и домик от его папочки. А потом приходите вы и делаете за нас всю работу! — Он снова заливисто хохочет. Видеокамеры. Домик от папочки. То, что удача в этот раз оказалась на его стороне ещё не означает, что всё пройдёт гладко. — Папочка? Что за папочка. — Ну-ну, так я тебе и сказал! — Смех резко превращается в угрозу, а улыбка снова в жёлтое оскаливание. — Подожди, ты за мной теперь пришёл? Я типа следующий в списке после Вишну? Тоже убрать хочешь? — Отвечай на мои вопросы и я отвечу на твои. Я знаю, кто этот папочка, и хочу понять, что именно знаешь ты. — Чувак, да я первый раз на его деле в роли барыги. Мне вот это счастье вообще не нужно, я сильно задолжал ему и поэтому работал на гада, но знаешь как кто? Как его личная псина, и мы, те кто были здесь, все такие! Maricon de mierda. На нас вся грязная работа, а он просиживает жопу и пиздит наши деньги. Говорит «процентик присвою». Вот и присвоил, сукин сын. Я мотался хер пойми куда, чтобы привозить ебучий отборный товар для его клиента, и так несколько лет. А что мне с этого? — Местный папочка. Скажи, это Луис Белл? — Даже не буду спрашивать, где ты всё это нарыл. — Ты показывал ему видео с камер? С убийством Вишну. Как он обо всём узнал? — Не ссы, никто ничего не показывал. Я сам пришёл к нему и сказал, что могу занять место Вишну. Но мне этот Луис нахрен не сдался. — А зачем тогда ты пошёл к нему? Хосе замолкает и Сиэль позволяет себе выдохнуть. Чёрные глазёнки смотрят куда-то вдаль. Но быстро оживляются снова: — У тебя семья есть? — Была. — У меня тоже была. Пока я мог попасть домой. Смекаешь? — Сиэль вопросительно поднимает бровь. — Я отрабатывал свой долг перед Вишну за гроши, но теперь он откинулся. Я не знаю, что тебе нужно, сопляк, но отобрать у меня клиента я тебе не дам. И жизнь свою забрать тоже. Я серьёзно. — Блеск в глазах Беспалого мгновенно сменяется опасной пустотой, мышцы лица напрягаются. Он наседает. — Побарыжу, пока денег не подниму. А потом можешь брать его себе, парень! Только вот где ты такой товар достанешь? — С такой же резкой переменой смягчается до улыбки. Смеётся. Говорит, что это услуга за услугу. Сильный поток ветра вклинивается в их разговор. — Сколько тебе нужно денег, чтобы уехать домой?

***

И вот, спустя краткие разъяснения от Сиэля и совсем не краткие от Sin Dedos, они сидели примерно в том же месте, что и ранее с Себастьяном, и ждали, когда он вернётся. — И что мне, надо убить его? Дать лошадиную дозу, или травануть чем-нибудь? — Не убить. Парализовать, вырубить — мне всё равно, но он должен достаться нам живым. — Тогда и на домик мне хватит? — И на домик. Если сделаешь всё правильно. Оказалось, что «на домик» и «домой уехать» нужна совсем смешная сумма. В масштабе тех, что люди обычно на такие приобретения тратят. Беспалый всё говорил, говорил, хватал Сиэля постоянно, то за плечо, то по спине, то пылким взглядом хватал и не выпускал — так завёлся, когда почуял деньги. Эти деньги всех лечат, кроме них с Себастьяном. Его силуэт, кстати, наконец-то появляется в поле зрения. Сиэль загорается предвкушением и жаждой скорее увидеть реакцию на свои приключения. О, а реакция была, и ещё какая. Экстаз чистого вида — смотреть, как апатичные черты преображаются удивлением, как на лбу залегают морщинки, и как округляются глаза. Себастьян застывает с таким искренним изумлением на лице, с каким Сиэль его не видел ещё ни разу. Ни во время убийства Алана, ни в недавнешнюю ночь в жёлтой комнате в компании трупов. А это удивило, значит. Потом отмирает: — Хочешь сказать, что ты сам вот так просто уже перекупил его? — Говорит так, будто они здесь вдвоём, а тот, о ком идёт речь не сидит рядом. — Именно. — Сиэль перекидывает ногу с ноги, раскладывается на деревянной портовой скамье удобнее и смотрит из-под век, ухмыляясь. Беспалый пожимает руку Себастьяну и что-то тараторит. Взгляд, обращённый на Сиэля, всё ещё полон неверия. Забавный. Петляет зрачками от одного лица к другому, старается делать это незаметно. Призрачно касается того, что может понадобиться, если Sin dedos перестанет быть покладистым. Но нет, Себастьян, этого пока не нужно. Всё ещё касается, когда они втроём идут к машине. Беспалый опускается со своим грузом на заднее сиденье, но тот так откровенно неприкрыт, что это воспринимается как дерзость в отношении возможных встречных сотрудников полиции. Сиэль сжимает кулаки — пусть только попробуют остановить их. Один неверный шаг, и я сделаю кое-что интереснее, чем просто убью тебя. — Зачем-то говорит Себастьян с особенно грозным лицом, когда огромные руки в очередной раз стучат по спине Сиэля, а скрипучий голос разливается радостной экспрессией. Становится любопытно, что входит в репертуар этого «интереснее». Возможно, вскоре Себастьян это продемонстрирует — пугает и будоражит одновременно. Дорога разворачивается впереди, море уходит вдаль. По венам медленным жгучим потоком начинает растекаться сладостное предвкушение. Оно поднимает и кружит вспышку адреналина и огромной силы возбуждения. Себастьян, кажется, тоже чувствует это. — Когда ты пойдёшь к нему? — Хоть завтра. В смысле, серьёзно, он уже ждёт меня… Завтра. Веки сами непроизвольно раскрываются, зубы сжимаются, чтобы остановить настойчиво вырывающуюся улыбку. Страх и тревога уходят куда-то на затворки после всего, что было. Может быть, Себастьян тоже сейчас хочет улыбнуться, хоть и держит привычное медитативно смотрящее строго перед собой лицо. Его глаза горят взбудораженным пляшущим огоньком. Интересно смотреть на поредевшие листвой деревья у дороги с острыми угловатыми ветками и почерневшими от влаги стволами и представлять, как пуля прилетает в череп Луиса, как при ударе в голову крошатся и вылетают его зубы, как перемалываются кишки в огромном толстом пузе и как от отравленных наркотиков он задыхается с пузырящейся пеной у рта и ползает на коленях. Он бы кричал: Спасите! Спасите! Помилуйте! Падал бы в ноги и унижался, а если вдруг нет — они бы заставили его делать это, деликатно доведя обстановку до нужного градуса. Или не совсем деликатно. Сиэль весел и зол. Зол и весел. — Ты понимаешь, что теперь никуда от нас не уйдёшь? И вот, они, наплевав на всё на свете, движутся в заветном направлении. Всё самое важное с собой, все необходимые люди здесь. Дорога в окне смазывается в одну летящую с бешенной скоростью киноленту. Над небом в невидимом потоке нависает кое-что очень важное, проникает в воздух и напитывает его своей вибрацией. Оно надвигается с бешенной скоростью и готовится лопнуть в любой момент, выпустить из своего замкнутого панциря. Остановкой на ночь служит случайный мотель с каким-то идиотским названием. Он одиноко ютится на обочине, пустующий и аскетичный, но зато имеющий рядом с собой точку заправки. Безвкусный чай, купленный среди пустых товарных рядов, выпивается в три глотка. Берут два номера с заминкой. Сиэль успевает встретиться взглядом с Себастьяном и прикусить губу на моменте, когда они решают, какое взять число спальных мест. Бессловно согласуются в выборе двух кроватей в одной комнате. И, наконец, когда остаются вдвоём, тихо переговариваются, попутно осматривая белые стены с висящими на них случайными картинами. На одной поблёскивающая дешёвым глянцем морская пристань, на другой полуголая женщина, смотрящая с холста томным взглядом. — Что он говорил тебе, пока меня не было? — Себастьян аккуратно достаёт вещи и попутно выкладывает на прикроватный столик сигареты с зажигалкой. — Ничего важного из его нескончаемого словесного потока я не услышал. — Сиэль садится на небольшую кровать, на которой вряд ли получится поспать в слишком возбуждённом состоянии. Себастьян замирает и внимательно смотрит. — Всё равно расскажи. — Не доверяешь моей оценке поступающей информации? — Хочу перестраховаться. — Он уже прожужжал тебе все уши ровно теми же историями в машине. Сигареты подбираются и Себастьян выходит. Наверняка будет курить на крыльце. Чуть погодя Сиэль выходит следом, накидывая пальто и попутно мазнув взглядом по двери Беспалого. Она закрыта и звуков за ней не слышно. Крыльцо встречает жёлтым отсветом от фигурных подвесных фонарей, они же мелькают рефлексом на белом полотне скул. Себастьян выдыхает дым, смотрит куда-то вдаль, на дорожный пустырь или почерневшее небо. Подвесной фонарь покачивается от порыва подувшего ветра. Стукается о деревянные мотельные доски. Ночная прохлада могла бы быть освежающей, если бы не обжигала своими маленькими ледяными уколами лицо и руки. Сиэль закутывается в пальто плотнее, прячет подбородок в воротник. Себастьян, кажется, вообще не мёрзнет, напротив, стоит распахнувшись. Не смотрит и не оборачивается. Они стоят в тишине, разбавляемой глухим постукиванием фонарного стекла, пока Сиэль не заговаривает: — Надеюсь, он не убьёт нас ночью. Слова тонут в ветряных потоках и далёком собачьем лае, в далёком голосе сторожа, в еле слышимых бытовых звуках шагов или звона посуды за стенами. О чём думает Себастьян сейчас угадать слишком сложно — его лицо не выражает ничего. Абсолютно пустое. Он поджигает и скуривает одну за другой. Нестихающее волнительное предвкушение перед завтрашним побуждает желать разговора, взгляда в свою сторону, тех же, таких же эмоций в глазах — чтобы понять, что это не он один сейчас чувствует и ощущает. Лицо Себастьяна неизменно припечатано к темнеющей дороге. Он так и не обращает внимания. Что ж. Сиэль решает развернуться и уйти, смотрит на качающийся оранжевый сгусток света в последний раз. Но его останавливают. — Не ищи в мести успокоения. — Звучит за спиной. Сбивает с толку. Черты искажаются непониманием. Сиэль разворачивается и в один шаг равняется с Себастьяном. Настойчиво заглядывает ему в лицо, зная, что этого сейчас не хотят. Хочется раздражённо выплюнуть «к чему, ты, чёрт возьми, говоришь это сейчас», но изо рта вылетает другое: — Я был бы последним идиотом, если бы искал в этом всём успокоения. Себастьян всё ещё не смотрит. Это начинает злить сильнее, поэтому Сиэль продолжает говорить, пронзая взглядом. — Я нахожусь здесь не потому что ищу успокоения, решения проблем или счастья. — Будто бы это не было понятно и так. Будто бы это не было чем-то очевидным и таким неуместным сейчас. Красный сигаретный кончик тушится, испускает последний дым. Он тут же развеивается по вечерним сумеркам. Синий смазывается в голубой. Они встречаются взглядами. На мгновение, маленькую кратчайшую секунду, моментный поток — его хватает, чтобы увидеть в глазах напротив что-то незнакомое. Что-то ещё неизведанно глубокое, забирающееся под кожу глубже, чем волнение от предстоящего дня. Что-то определённо до острой сжимающейся боли в животе печальное. Мелькнувшее также незаметно и быстро, как пролетевшие у пустой дороги горящие автомобильные фары. Внутри всё скручивается, когда Себастьян размыкает губы: — То, что ты здесь не за этим — ещё страшнее. Уходит. Фонарь бьётся о дерево, освещая силуэт дрожащим светом.