Благословенный дар

— Нам следует… — Юнги не успевает договорить предложение, потому что слышит решительный стук шагов за спиной и оборачивается. Кто настолько смелый? — Чимини? Его Императрица ещё никогда не выглядел столь… рассерженным? Решительным? Не хватает гневно рассекающих за спиной крыльев, но и без них Чимин едва не готов сжечь всё вокруг себя дотла. Его руки сжаты в кулаки, а губы — в тонкую полоску. В глазах пылает непоколебимая уверенность и сила. Это настолько ошеломляет Юнги, что он моментально забывает всё, что хотел сказать Тэхёну с Намджуном и советникам. Сердце неожиданно пропускает удар, а кровь, струящаяся под кожей подобно тихой воде, сшибающей волной захлёстывает разум. Чимин прекрасен. Чтобы его не привело в зал и не разозлило до такой степени, иррационально Юнги испытывает прилив благодарности. Довелось бы ему ещё хоть когда-то увидеть того, кого признали равной Императору в столь пугающем состоянии? — Оставьте нас, — непреклонным голосом бросает Чимин. И это напоминает их знакомство. Только тогда маленькая птичка храбрилась и жалась, пыталась быть уверенной, что ни в какое сравнение не идёт с тем, что сейчас видит Юнги. Никто не двигается, вероятно, удивлённые так же, как и сам Император. Он даже оглядывается и вовремя — успевает заметить, как один из советников поспешно захлопывает рот. — Если я буду вынужден повторить просьбу, то дополню её гонящимся за вами пламенем, — недовольно добавляет Чимин и это действует немного лучше, чем первый приказ. А чувство повторяющегося момента усиливается. Юнги с улыбкой смотрит за тем, как Тэхён прячет смешок в кашле, а Намджун неловко бубнит что-то себе под нос. Советники, привыкшие к подобному, гуськом проваливают вон. Стража, явно смекнувшая, что приказ относится и к ним, без дополнительного понукания исчезают за дверьми, прозорливо закрывая их. — И вот мы одни, — Юнги вальяжно спускается к Чимину, не имея ни единой догадки, что же могло случиться. Варвары? Так они уже отправились с сопровождением в отведённое им крыло. Чонгук? Он взаперти и под стражей, ему ничего не угрожает. Замерев напротив всё ещё молчащего Чимина, Юнги плавно поднимает руку и проводит тыльной стороной ладони по щеке. Такая мягкая и бархатистая. Очень тёплая. Стоит ли сократить дистанцию для поцелуя? Уместно ли? У них остаётся всё меньше времени друг на друга, так стоит ли позволять негативным событиям мешать близости? — Варвары тянут магию из мира, — выдыхает Чимин, сбивая всё воздушное настроение, — и они не могут её… переваривать? — Что? — Они словно паразиты, которые бесконечно забирают магическую энергию из мира и в них нет… нет ничего, где бы эта магия прижилась, — Чимин судорожно выдыхает и невольно дёргает головой так, чтобы плотнее прижаться к ладони Юнги. В его глазах блестит беспокойство, ещё не перешедшее рубеж паники, но этого достаточно, чтобы стать серьёзней. — Например, у тебя есть ядро, вот тут. Маленькая ладошка опускается на живот чуть выше пупка. — Тут находится сосредоточие твоей магии, как и у меня, — Чимин перекладывает ладонь на свой живот, — но у меня ещё есть… я не знаю, как назвать. Специальные каналы? Как маленькие жилки, пронизывающие всё тело и по ним течёт моя магия. Я ещё не смотрел на госпожу Хвасу или на Чонгука, но заметил, что у Тэхёна тоже есть такое ядро, как у тебя. У Намджуна — как у меня прожилки. Но у варваров ничего этого нет. — Но они втягивают в себя магию? — Юнги хмурится, пытаясь понять сказанное. И более того, как им подобное поможет. — И куда она пропадает? — Я не знаю, — Чимин растерянно покачивает головой, — но я думаю… думаю они живут только благодаря магии, которая, в свою очередь, позволяет телу двигаться. Знает ли об этом сам Голь? Скорее всего нет, ведь тогда он не просил бы о бессмертии. Или наоборот: он знает, потому и жаждет бессмертия, чтобы поглотить всю магию в мире. К тому же те кандалы… они явно не были найдены случайно. Им их подкинули? Подарили? Подсказали, как использовать, потому что знали, что рядом с Императором есть тот, кто видит и чувствует магию? Глупость. Это уже напоминает тайный заговор с неясной целью. К тому же не пересекается со многими фактами. Никто не знал, что Чимин вернёт себе магию через драконий дар. Мало кому известно, что он вообще умеет колдовать — только самым близким. А враги скорее догадываются, но не будут делать на это ставку. Шаткое положение на доске не поможет выиграть вялотекущую борьбу. Да и Чимин, безусловно, многим не нравится в своём положении Императрицы, но не настолько, чтобы из-за этого уничтожать мир. — Что-то не складывается, — делится Юнги. Он отходит от Чимина, принимаясь ходить из стороны в сторону и рассуждая вслух. Пересказывает только что мелькнувшие в голове мысли, а потом продолжает вслух: — Если они существуют благодаря магии, то зачем им Дар? — Они не знают, что их питает магия, — уверенно говорит Чимин, и Юнги отчасти завидует тому, насколько он не сомневается в собственных словах, — знай они об этом, то чувствовали бы, кто я. Сомневаюсь, что они настолько прекрасные лжецы, что готовы игнорировать одного из айлес во дворце. — Они могут подозревать, что ты полукровка мифического создания, — Юнги прикусывает нижнюю губу, стараясь не сболтнуть лишнего. Чимину не стоит знать, что Чиён — дар, который они преподнести его отцу, но… — Всем известно, что род Мин можно продолжить лишь с тем, в ком течёт магия. Ты уже мой супруг, поэтому можно не задаваться вопросом, обычный ты человек или нет. Чимин открывает и тут же захлопывает рот, не подбирая слов, чтобы возразить. — Но я склонен согласиться с тобой, что они не знают о своем состоянии, — Юнги медленно кивает, прогоняя мысль в голове, — потому что тогда их просьба звучала бы иначе. Или… или Голь врёт, что хочет бессмертия, а сам, представ перед Драконом, озвучит другое желание. — Он может? — А кто ему запретит? — Юнги хмыкает. Это частое заблуждение, что слово Императора — непреклонный закон для Дракона и для людей. Да, подданные будут бояться отступиться от ранее озвученной просьбы, но ведь варвары не имеют никакого отношения к Империи. А Дракону плевать на мир людей. Или нет? Юнги растирает пальцами кожу на запястье, проскальзывая по золотистому сечению. Ведь Дракон принял его клятву по какой-то причине. Уничтожить всех варваров, потому что они забирают магию из мира и являются прямой угрозой для любых магических созданий? Это… это кажется правдой, потому что варвары, как помеха для страны — это ничего не значит для практически бессмертного создания. Значит вот истинная причина клятвы? Не дать паразитирующему племени разрастись и уничтожить всё на своём пути. Это несколько усложняет выстроенные планы Юнги. Поначалу он действительно думал уничтожить сильнейших воинов, потому что они не склонят головы Императору; пообещать женщинам свободу и право выбора спутника; дать детям обучение. Разрушить племенные устои и научить цивилизованности. Они наверняка не умеют ни читать, ни писать. Юнги бы дал им всё это. Но теперь… Он бросает взгляд на растерянно стоящего Чимина. — Что мы будем делать? — тот словно только и ждал момента, чтобы спросить. Юнги смотрит на замершего посреди зала потерянного птенчика и невероятно сильно хочет его утешить. Успокоить и сказать, что всё будет хорошо. Скорее всего уже без самого Юнги, но… будет. Он принесёт мир в Империю и уйдёт на покой. Оставит после себя Императрицу, которая не даст алчным чинушам власти и воспитает достойного наследника. — Иди сюда, птичка, — Юнги поднимается к трону, где когда-то они слились воедино в первый раз, и устало усаживается на него, — помнишь, как ты пришёл ко мне? — Такое разве забудешь? — отзывает Чимин и, помедлив, подходит ближе. Не мнётся, но останавливается. Размышляет. Обдумывает что-то в своей невероятно очаровательной головушке, а потом плавно седлает Юнги, задрав юбки. Ткани так много, что она неудобно комкается, но они в четыре руки распределяют её по разные стороны, чтобы не мешалась. — Я тогда боялся. — Что я не приму дар? — Юнги свободно проскальзывает ладонями под одежду и гладит голые ножки. Ласкает чувствительные местечки и наслаждается бархатом кожи. — Или что сделаю тебя наложником и не спасу твою страну? — Да, да и да, — говорит Чимин на выдохе, покладисто подаваясь вперёд. Он обхватывает Юнги за шею и жмётся так, словно тоже чувствует, что это одна из последних возможностей, когда они могут быть вместе без оглядки на все проблемы. — Думал, что ты воспользуешься мной, а потом выбросишь. Думал, что ты не лучше варваров. Думал, что ты безрогий демон, который уничтожит меня. — А что думаешь сейчас? Вместо ответа Чимин целует. Распахивает плюшевые губы, позволяя языку Юнги скользнуть в рот, и приподнимается, давая возможность приспустить штаны. У них множество дел, ждущие выполнения. За пределами этого зала — люди, нуждающиеся в приказах. В одном крыле — враги, в другом — закованный в цепи вынужденный заложник. И всё это действительно важно и существенно, но… — Думаю, что люблю тебя, — Чимин приподнимается и плавно опускается на член. Он протяжно стонет и туго сжимается вокруг ствола, откровенно наслаждаясь их близостью. Такой спонтанной и от этого в разы более приятной и желанной. — Думаю, что не готов тебя терять. Думаю, что способен уничтожить мир, лишь бы мы были вместе. — Такой кровожадный, — Юнги довольно улыбается, властно обхватывая ладонями бёдра и проминая кожу, — не думаешь, что мир — это слишком? — Я просто жадный, Юнги, — Чимин, позволяющий возбуждению вести своим телом, несколько ускоряется, прокатываясь по всей длине члена, — жадный до твоих рук, губ, голоса. Не готовый отпускать тебя на войну и трястись в неясном ожидании. Ты не представляешь, насколько я действительно… действительно… м-м-м… Чимин не заканчивает предложение, впиваясь настойчивым поцелуем в рот Юнги. Он впервые пытается целовать так грубо и дерзко, с очевидной попыткой вести. Сложно поддаться, поэтому рыкнув, Юнги перехватывает власть. Прикусывает нижнюю губу, стискивает одной рукой бедро, а второй — обхватывает тонкую шею. Под пальцами бьётся заполошный пульс в такт движениям их тел. Юнги вскидывает таз, влажно вбиваясь в горячее лоно и Чимин спокойно принимает подобный темп. Он цепляется за него, хватается, словно это последний раз, когда они могут быть столь близки, и не выпускает член из киски слишком надолго. Увидь их кто-то сейчас, что бы подумали? Что это нормально для вступивших в брак Императора и Императрицы? Или начали бы рассуждать о морали, ведь они занимаются сексом в тронном зале. Напряжение в воздухе словно пар омывает их, наполняя пространство сладким ароматом желания. Юнги порывисто гладит Чимина везде, где может дотянуться, не разрывая сладкого поцелуя. Он не готов отказаться от их чувств, не готов терять время на подготовку к войне и переговоры с варварами. Поэтому сейчас, коль у них действительно есть короткое мгновение быть рядом, быть вместе — Юнги берёт от момента всё, что может. Мнёт мягкие бёдра, отпечатывая на коже подушечки пальцев. А, разорвав поцелуй, набрасывается на оголённую шею, оставляя ожерелье из укусов и засосов. Юнги не пытается быть нежным, он рычит, голодно помечая каждый доступный участок кожи. Мысленно клянётся, что будет делать это каждый день, пока они рядом, пока вместе. Не даст Чимину и шанса забыть о той страсти, которая вспыхивает между ними. — Ю-м-нги… Откинув голову назад, Чимин нервно стягивает верх одеяния, чтобы открыть грудь. Юнги охотно прижимается раскрытым ртом к стоящим соскам. Терзает их, посасывает, облизывает, а потом кусает рядом. Пусть он весь будет разукрашен тёмными пятнышками их любви. И сегодня ночью Юнги не остановится — будет вылизывать всего Чимина. От очаровательных румяных пяточек до висков, по которым будут стекать капельки испарины. — Ты можешь желать уничтожить весь мир, — звучит между тяжёлым, прерывистым дыханием Юнги, — но я положу его к твоим ногам раньше. Чимин протяжно стонет, подхныкивая под конец, а потом медленно наклоняется к Юнги, оглаживая лицо двумя ладошками, словно касается чего-то очень хрупкого. И смотрит так разбито, с проглядывающей между трещинами отчаянья любовью. — Мне не нужен мир, если в нём нет тебя. Теперь от ответа ускользает Юнги. Он целует тугие губы, чувствуя, что Чимин начинает трепетать, будто осознавая, что сейчас между ними нечто большее, чем просто физическая связь. Это обет, словно священное обещание, оберегающее их от любых опасностей, которые ждут дальше. Становится не так и важно, будет ли мир существовать с ними, без них, потому что сейчас всё сужается до одной точки. До их, двигающихся в едином желании тел и нарастающем напряжении. Чимин упруго сжимается на члене, готовый кончить в любой момент. Юнги остаётся лишь сделать пару грубых рывков, чтобы их семя смешалось. С рыком, не разрывая поцелуя, он доводит их до очевидного финала. Быстро и правильно. Чимин вытягивается подобно струне, а после оседает, приваливаясь лбом к сгибу шеи. Их тяжелое дыхание разрывает тишину зала, прерываемое лишь шуршанием одежд. Приведя друг друга в порядок, они, тем ни менее, не порываются встать и отправиться по делам, продолжая вместе сидеть на одном троне. — Ты не дашь им дар, верно? — роняет Чимин. Его маленькая ладошка покоится на груди Юнги, а пальчики перебирают тёмный узор на ткани. — Но и они не нападут, потому что не настолько глупы. — Кто-то из нас должен ошибиться, — нехотя признаёт Юнги, — и это буду не я. Надо просто… довести их до крайней точки. Заставить потерять терпение и сорваться. Чимин задумчиво мычит. Конечно, они всё это обсуждали, но одно дело — праздные разговоры и совсем другое — принимать Голя и его людей во дворце. Юнги прокручивает в голове десятки вариантов, как вывести их на правильную точку кипения, но каждый раз чего-то не хватает. — Согласись обменять Чонгука на дар, — голос у Чимина глухой, опустошённый, — через неделю. Пусть всё случится в этом зале и… и не проси их снять кандалы. Они должны поверить в то, что выиграли. — Чимин?.. — Их ведёт жадность, — Чимин плавно приподнимается, но в глаза не смотрит. Его взгляд ускользает, блуждает по залу, выискивая за чтобы зацепиться, но не за что. Тут пусто. Настолько пусто, что не устроить и засаду. — И они ошибутся только тогда, когда почувствуют, что выигрывают. А для этого ты должен ошибиться. Юнги остро понимает, что его птичка что-то задумала, но не спрашивает. Не может спросить, потому что рот немеет, а в голове мелькает опасная мысль: Чимин знает что-то, что ему знать не положено.

***

Верный своему слову, Юнги не слезает с Чимина каждую ночь, помечая кожу жадными укусами. Исследует каждый уголок тела губами, ощупывает пальцами, вбивается до срывающегося голоса и запоминает каждый проведённый вместе миг. Днём же, продолжает общаться с варварами. Не только в тронном зале: водит их по Императорскому Дворцу, по городу, приглашает в лес на охоту, хоть они и отказываются. Юнги выжидает, продолжая быть максимально любезным, глядя в их лица, а за спиной рассылает письма, созывая немалую армию. Тэхён тоже не сидит на месте и использует свою тайную сеть, чтобы связаться с каждой успешно созданной гильдией. Они будут готовы, когда настанет время. Лишившись своего господина племена не смогут сопротивляться слишком долго, и эта война действительно станет последней. Для всех. Последним штрихом становится встреча с сыном Голя. Если до просьбы Чимина Юнги планировал пересечься с ним тайно, чтобы узнать честное мнение, то сейчас он действует не столь скрытно. Дайн будет вынужден вести двойную игру, чтобы соответствовать ожиданиям отца и попробовать протолкнуть свою личную выгоду. — Отец умирает, — без расшаркиваний начинает Дайн. Варвары все такие: прямые, упрямые и показательно честные. Только Юнги не обманывается, подсознательно ожидая, что они скрывают нечто за этим красивым фасадом правды. — И по нашим законам следующим повелителем буду не я, а самый сильный боец среди всех племён. Юнги предложил встретиться на уже полюбившемся месте под сенью смерти. В тени скрывается один их его шпионов, не Хосок, но тоже прекрасный воин, способный заметить любую внезапную угрозу. — Ты хочешь на его место? — Да, — молодой и порывистый, варвар подаётся вперёд, стискивая ладонь в кулак, — но я не хочу, чтобы мне подчинялись как ему из-за проклятой магии. Сделай меня сильным. Сильнейшим среди всех и тогда я смогу победить в честной схватке. — А что взамен? — Юнги не пытается подлавливать Дайна на том, что именно «проклятая магия» сделает его сильнейшим. Он мог бы сам тренироваться, мог бы выделиться среди других воинов не только силой, но и смекалкой. Но он глуп и порывист. Слишком юн, чтобы вести за собой все племена. Не сложно представить, как спустя время его свергают и вот, варвары нарушают договор, заключённый неопытным юнцом. Юнги это было бы на руку. Позволить Дайну свергнуть отца и возглавить всех остальных. А после — дождаться, когда внутри вспыхнет бунт, они переубивают… не всех, часть своих же людей, а после, его армия легко добьёт оставшихся. Не так и плохо, если подумать. — Что ты хочешь? — Дайн хмурится, но взгляда не отводит. — Продолжение мира между нашими народами? Ту страну золотых птиц? Наложницу из наших женщин? Я готов дать всё, что ты скажешь, Император. — Дай всё, — Юнги хмыкает, — можно без наложницы, но мне — мир и страна золотых птиц, а вам — всё остальное. Насколько мне известно, последние тридцать лет вы не кочуете. — Да. Это решение, которое не нравится другим, но его принял отец, — Дайн некрасиво сплёвывает на землю, — он слишком боится, что проклятая магия не будет действовать, если он уедет далеко от вашего Дракона. Боится, а воину нельзя бояться. И сейчас! Он хочет бессмертия, тогда как лучшая награда любого воина — смерть в бою. Он предаёт свои же истины, но никто не может его ослушаться. Значит, не могут ослушаться? Юнги не задумывался о том, как именно магия позволяет Голю подчинять себе остальные племена, но приятно знать этот особенный нюанс. Не самый действительно важный или полезный, но не лишний. — Я не буду соглашаться на условия твоего отца сразу, — решает поделиться Юнги, понижая голос, чтобы он звучал доверительно, — он мне не поверит, если я быстро поменяю мнение. — Мне надо подыграть? — А ты сможешь? — Юнги хмыкает, недоверчиво покачивая головой. — Ты слишком прямолинейный, поэтому лучше помалкивай. Просто не вмешивайся в наши с ним переговоры даже если тебя это заденет напрямую. — Какое решение ты примешь в итоге? — Дайн плотно стискивает губы в тонкую линию. Хочет узнать секреты? Хах, этого Юнги не скажет. Понятное дело, что Голь расспросит сына об этой встрече и тот расскажет всё, но попытается утаить ту малость, что сможет. Наверняка вопрос об итоге переговоров — это то, что необходимо и отцу, и сыну. Тогда они расслабятся и позволят себе лениво ожидать, когда терпение Императора кончится. Не то, что Юнги хочет. Ему нужен триумф. Ощущение победы. А этого не достичь, если раскрыть все карты. — Жди и ты узнаешь, — ухмыльнувшись, роняет Юнги, — я услышал твоё предложение, Дайн, но не думай, что приму его не взвесив аргументы со стороны Кхан Голя. Ты показал мне, что вы по разные стороны, но не дал мне понять, что твоя сторона для меня выгодна. Дайну хватает ума промолчать и не уточнить, что именно Юнги может быть выгодно, но даже спроси — то получил бы в ответ неприятный и колкий вопрос. Какая собака с меньшей вероятностью укусит: та, что на поводке или та, что бегает на свободе?