Благословенный дар

Юнги с раздражением рассекает боевым клинком манекен. Чтобы сбросить накопившийся стресс и раздражение он, обычно, предпочитает поединок, но отвлекать Тэхёна кажется неправильным, а Намджун нагружен подготовкой к войне, которую не миновать. Других же, достойных и близких по силе соперников во дворце нет. Приходится справляться своими силами. Верхняя половина деревянного манекена сползает на землю и приземляется с глухим звуком. В тишине вечернего полигона это звучит практически оглушающе. — А я всё думал, где ты задерживаешься до глубокой ночи, — не менее оглушающе и неожиданно звучит голос Чимина. Юнги разворачивается, встряхивая головой, чтобы убрать влажные прядки волос со лба. Его сладкая Императрица ходит уже не в тёплых одеждах: стремительно набирающая тепло погода позволяет вернуться к полуголой спине — её сейчас не видно, но у изголодавшегося по ласке Юнги хорошее воображение. — Не сказать, что у меня есть причины возвращаться в постель, — Юнги убирает клинок в ножны и, не скрывая намерений, напрягает грудную клетку. Он в одних лишь штанах и в светлую лунную ночь довольно неплохо видно, как под светлой кожей перекатываются мышцы. Судя по блеснувшим золотом глазам — Чимин ведётся. — Или твой гнев сменился милостью? — Я не злюсь, — Чимин поджимает губы, отворачиваясь, — расстроен и неприятно удивлён — более подходящие слова. Тем более ты оставил между нами недосказанность. — Всё, что я мог тебе рассказать — я рассказал, — Юнги пользуется тем, что на него не смотрят и уверенно сокращает небольшое расстояние между ними. Он жадно втягивает ночной воздух, безошибочно улавливая сладковатые нотки парфюма Чимина. — Но есть то, что не можешь? — Есть, — у Юнги нет причин врать, но и говорить, что война для освобождения расы Чимина закончится для него смертью, не будет, — потому что, если ты узнаешь некоторые вещи от меня — это будет неправильно. — Неправильно? — Чимин резко поворачивает голову, едва не отшатываясь. Они близко. Так близко, что могут разделить одно дыхание на двоих, но Юнги, наученный горьким опытом, не пытается лезть с поцелуями. — Хоть скажи с чем это связано? И где я могу найти ответы? Юнги склоняет голову набок, обдумывая варианты. Что будет, если он отправит Чимина к матери? Не нарушит ли это магический контракт между варварами и Драконом? От кого можно узнать тайну так, чтобы это было безопасно? Ответов у Императора нет. Да и ни у кого их не будет. Стоит надеяться лишь на удачу и счастливый случай — что Юнги просто ненавидит. Он стискивает ладони в кулаки и клацает зубами от кипящей злобы в груди. Какая-то безвыходная ситуация. Казалось бы, он рассказал Чимину секрет, который давно просился на волю, но это повлекло за собой одни душевные терзания. Не стало легче. Не стало проще. Теперь они отдалились на расстояние вытянутой руки, пусть и могут находиться невероятно близко. — Мой Император, — голос Чимина смягчается, а маленькая ладошка ложится на щеку, нежно оглаживая, — вы всё ещё заставляете моё сердце трепетать. Я чувствую себя безопасно рядом с тобой, Юнги, но мне действительно надо время, чтобы смириться с неумолимой участью. И зная, что между нами есть ещё тайны… это делать намного сложнее. Юнги на это нечего сказать. Он просто скучает. По ласке, поцелуям, глупым потасовкам по утрам, когда Чимин может с искристым смехом опрокинуть его на спину и смело оседлать. По сексу. — Мне тебя не хватает, — слова даются труднее обычного, потому что обжигают изнутри непривычной… нельзя сказать, что слабостью, но как минимум откровенностью. Чиминова ладонь скользит от щеки по шее к груди и замирает напротив сердца, а он сам — приподнимается на носочках для короткого касания к губам. Ну нет. Юнги не позволит отстраниться в такой момент и, властно притянув пикнувшего дьяволёнка за талию, впивается в распахнувшийся рот жарким поцелуем. — Юм…м-м-м… — Чимин пробует что-то сказать в коротких перерывах между жадными движениями их губ, но безуспешно. Он не пытается вырваться, а его руки наоборот — обвивают шею. Золотистые крылья трепещут в такт дрожащему телу. Маленький дьяволёнок его хочет. Откровенно жаждет продолжения близости, показывая это всем своим, стремящимся к касаниям, телом. Юнги уверен, что подхвати он Чимина под задницу, впечатай в стену дома рядом с тренировочным полигоном — не получил бы и слова против. Мог бы даже толкнуться между напряжённых разведённых в стороны бёдер, скользнуть стоящим членом во влажную киску. Потереться. Так было бы просто поднять подол, приспустить штаны и наполнить горячее нутро. Двигаться в едином ритме, сливаясь в бесконечных поцелуях и теряться в звучании стонов. Юнги порыкивает от желания, но не делает ничего из того, о чём думает. Это было бы подло с его стороны воспользоваться моментом, когда они пытаются восстановить покосившийся мост доверия. — Юнги, — Чимин поплывший, размякший и разомлевший только от поцелуев. Его губы наливаются очаровательным красноватым оттенком спелой вишни, а щёчки розовеют. Он такой сладкий и соблазнительный, что у Юнги мало разумных мыслей. Он хочет больше, хочет, как раньше. — Я… — Всё ещё наказываешь меня? — он скользит ладонями вдоль голой спинки, поднимаясь к чувствительным лопаткам и надавливает на место скопления гладких чешуек. — Или себя? — Небольшое воздержание перед свадьбой нам не повредит, — Чимин неохотно поджимает губы, — я хочу, но… Юнги с досадой смотрит, как его дьяволёнок тяжело вздыхает. Миниатюрные ладошки соскальзывают с крепкой шеи, опускаются на грудь, приятно сжимая, двигаются дальше — по напрягшемуся вмиг торсу и до края тренировочных штанов. Ну что за дразнящее создание? — Я действительно готов родить и дочь, и сына, Юнги, — Чимин поднимает лучистые глаза и смотрит внимательно, но с вкраплениями усталости, — пусть мне и сложно принять договор с Бёль. Не менее сложно подпустить тебя обратно к себе во всех смыслах, — он замолкает, переводя судорожное дыхание и поднимая ладони обратно к груди. — Особенно зная, что остались какие-то тайны, которые мне надо разгадывать в одиночку. Поставь себя на моё место. Что бы ты чувствовал? Юнги чувствовал бы ярость. Он не терпит подобных секретов и утаиваний, которые вынужден создавать в их с Чимином отношениях. И можно было бы оправдаться разным положением, сложившимися обстоятельствами… много чем. Суть это не изменит. То, что его дьяволёнок готов принимать и прощать говорит лишь о его великодушном сердце. Самое главное, чтобы оно пускало в себя только Юнги. — Я понимаю, о чём ты, Чимин, — не в силах сдержаться, Юнги наклоняется для неуверенного поцелуя и, не чувствуя сопротивления, напирает чуть сильнее. Не так страстно, как до этого, но с глубоким обещанием большего. А отстранившись, добавляет: — Идём спать, завтра нас ждёт тяжёлый и выматывающий день. — Это точно, — Чимин прижимается лицом к груди, нежно зарываясь в неё и потираясь мягкой щёчкой, — я просто надеюсь, что всё пройдёт спокойно. Юнги тоже надеется. Обычно, все дни рождения Императора сопряжены с алкогольными рисками, а не покушениями на жизнь. Главное, чтобы в этот раз ничего не изменилось.

***

Первая, официальная часть дня рождения начинается с ритуальных залов Драконьего Храма. Юнги омывается в ледяной воде, ступает по раскалённым углям и завершает свой путь надевая белоснежные одежды. Он всегда смиренно принимал эти этапы и сейчас тоже ничего не меняется. Разве что теперь спину обжигает обеспокоенный взгляд Чимина. После того, как Императрица примет титул — её день рождение станет таким же официальным, подчинённым законам страны. Но до того времени Чимин может лишь стоять вдоль пути, мысленно поддерживая. Единственная оставшаяся старшая наложница Чхве Юна тоже присутствует на церемонии, чей взгляд опущен в пол. О её судьбе они пока что не думали, решив оставить вопрос на дни после свадьбы, когда Юнги с чистой душой сможет отдать девушку замуж. Жрицы читают молитвы, очищая душу и тело Императора и напутствуют на благоприятный год. Юнги впервые в жизни хочет, чтобы эти слова подействовали. Сопроводили на дороге к войне и не дали глупо погибнуть из-за решения родителей. Отец, безусловно, не мог знать, что из всех людей в мире его сын изберёт себе в супруги маленького дьявола, но принимая в дар мать — разве не просчитывал возможные варианты? О чём он думал? Только о наследнике, которого не могла родить ни одна женщина? Юнги недовольно вздыхает. Ни разу за всю зиму его не посещали мысли об отце и той недосказанности, что оставила после себя его смерть. И вот сейчас, двигаясь к завершению ритуала, Юнги думает. Сколько же тайн он унёс с собой? Сколько мог рассказать и как мог принять Чимина? Жаль, что мысли представить дьяволёнка семье нормально не посетила его раньше. Может быть, тогда всё сложилось бы совсем иначе. — Да пусть Дракон осветит твоё будущее, — говорит главная жрица, чем заканчивает традиционное утро в день рождения Императора, — не оглядывайся назад, не сожалей, не бойся. Ты — Император, а Император не ошибается. Верно. Юнги приободряется от этих слов. Прогоняет все мысли прочь, настраиваясь на то, что день пройдёт без проблем и подлянок с неожиданных сторон. Они с Чимином всё просчитали: сейчас никому из затаившихся крыс не выгодно наводить суету, потому что этот день слишком важен для народа. Будет неправильно разрушить первый праздник после траура и тем самым подставить себя под удар. Ведь ничто так не запоминается, как разрушенное счастье. Поэтому — они сделали внешний императорский двор открытым и доступным почти всем. Чимин сомневался до последнего, потирая ставший незаметным шрам, но в итоге согласился. Главное, чтобы это не стало очередной ошибкой Юнги. Он надевает белоснежные одежды, склоняет голову, чтобы на неё надели венок, и разворачивается в сторону выхода. Там его ждут люди: и враги, и друзья, и семья. Больше всего на свете хочется выйти к ним бок о бок с Чимином, но рано. Слишком официальное мероприятие, чтобы позволить наречённому показываться. Да и крылья слишком заметные, хоть они и замаскировали их под золотистую накидку. Толпа взволнованно гудит, радостно приветствуя Императора. Среди океана людей нет ни одного мрачного лица, только улыбки от предвкушения празднования. Как скоро народ будет тревожится из-за начавшейся войны? Как скоро они будут винить Юнги в том, что он прервал годы покоя? Мелкие неурядицы, как смерть бывшего императора или сожжение Минсё ничего не стоят для простого обывателя — их это касается опосредованно. А вот варвары, которые получат свободу действия на землях Империи — проблема. Обычная, способная напугать любого селянина, проблема. Значит Юнги должен истребить всех варваров до последнего. Он стискивает кулаки, мрачно осматривая тех, кого обязан защищать, и клянётся перед собой и перед Драконом, что сделает всё возможное, чтобы не дать Империи погибнуть. «Смелые мысли, Император», — голос Дракона шорохом раздаётся в голове, напоминая своим воздействием щекотку, — «не боишься, что не сможешь выполнить клятву?» «Не боюсь», — Юнги умеет оценивать возможные риски и готов к любому исходу, — «примешь её?» «Приму» Левое запястье словно стягивает огненное кольцо. Юнги сразу же вспоминает золотое свечение на руке Чимина — клятва Юджи — и понимает, что теперь они с Императрицей ещё больше похожи. Не имея сейчас возможности посмотреть, проверить, убедиться, что это не фантомные реакции тела, он делает решительный шаг вперёд, чтобы произнести официальную речь и начать празднование. — Мой народ, — стоит Юнги начать говорить, как на заполненную площадь опускается тишина, — у нас была сложная зима, начавшаяся слишком рано из-за траура. Жрицы напутствовали меня не оглядываться на прошлое и не сожалеть. Это то, с чем мы войдём в весну и начнём мы с праздника. Отдыхайте, веселитесь и не позволяйте гнетущим мыслям останавливать вас. Юнги на мгновение замолкает, чтобы перевести дыхание перед последними словами. В голове нет ни капли сомнения, а сердце расцветает от осознания, что теперь это станет официальной датой для всех. Не только для высокопоставленных семей и чиновников. Не будет шёпотом передаваться из уст в уста. Нет. Это станет не меньшим ожиданием, чем сегодняшний день. — А с завтрашнего дня начнётся подготовка к свадебной церемонии, — слова Юнги вызывают приятный гул среди людей, — она продлится неделю, прежде чем мы с моей избранницей предстанем перед Драконом. Правильно было бы сказать, что выбор Юнги в том числе и дар, но тогда это может дойти до варваров. А их нельзя спугнуть, поэтому приходится скрывать часть информации. — На этом всё, — Юнги сверяет всех императорским взглядом, словно заглядывая в душу каждому, — веселитесь. Он разворачивается, позволяя подолу наряда широко распахнуться, и скрывается обратно в темноте здания, где его ждёт Чимин. Миниатюрные ладошки моментально оказывается в крепких и больших Юнги, но широкий рукав немного сползает, оголяя запястья. — Это… — глаза Чимина расширяются, когда он видит похожий золотистый браслет с клятвой, как у себя. — Что это, мой Император? — Не здесь, — Юнги отвечает резче, чем следовало бы, — идём. Не обращая ни на кого внимания, они торопливо уходят, игнорируя любопытные взгляды. Об этой клятве нет причин врать, поэтому Юнги расскажет всё. Больше он не подведёт доверие своей Императрицы.