Благословенный дар

Чимин неторопливо двигается в сторону Драконьего Храма. Сегодня должна свершиться казнь. Сегодня он должен казнить человека, который, по сути своей, оступился. Гаюн всего лишь поверила не в того и опрометчиво доверилась предательнице, чей прах теперь навсегда останется в этом Императорском Дворе. И отступить он не может. — И какой мой следующий шаг, Дракон? — Чимин замирает перед ступенями в храм и вскидывает глаза к нему. Это жрица подсказала ему обращаться к Дракону. Даже если кажется, что это слова в пустоту — он слышит. Слышит и видит, может направить дуновением ветра или с помощью опавшего листка. Дать знак, который поймут только они с драконом. Но вокруг Чимина густеет тишина, как и в тот день, когда Юнги оставил его на попечении Хвасы. Драконья Жрица приняла его холодно, по большей степени отстранённо. Рассказала о жертвах ритуала, о том, что его помощь, как маленького дьявола — истинно огненного создания — не будет лишней. И приказала наведываться в храм каждый день. Теперь это его новая рутина. Сто двадцать ступенек вверх к особой башне. Компания из двух молчаливых мужчин: один медитирует, второй не просыпается. И одной женщины. Первые два дня Хваса молчала, но, может быть, сегодня что-то поменяется? Чимин не отказался бы от совета или маленького поучительного указания. Как порой делала мать. Жрица не мать… не мать для него, но одна из драконьих послушниц. Разве это не должно что-то значить? Чимин замирает прямо перед входом, чтобы перевести дыхание, и неторопливо заходит внутрь. Он смотрит как жрица перебирает какие-то длинные свитки, время от времени вчитываясь в мелко написанные буквы, и уже собирается пойти к своему месту как слышит неторопливую речь: — Вы вновь пришли без опозданий, Императрица, — глухой голос Хвасы отражается от стен и попадает Чимину прямо в душу, — но вас что-то волнует, верно? — Казнь. — Прямой ответ на прямой вопрос, — Хваса отрывается от своего занятия, поворачивая голову. Их глаза пересекаются на короткое мгновение, но этого достаточно, чтобы вдоль позвоночника проскользнула неприятная холодная волна. — Мне нравится ваша честность. Тогда и я буду честной: не думайте слишком много о тех людях, кто не заслуживает вашего внимания. — А как понять, кто заслуживает, а кто нет? — Чимин склоняет голову набок. Это самый долгий их диалог. В первый день Хваса коротко проинструктировала о том, чего от него ожидают в храме и до этого момента не заводила разговоров. Чтобы не портить о себе впечатления, Чимин и сейчас двигается к выделенному для него углу. Он должен очищать специальную каменную плитку от пепла и ставить в самый центр специальную палочку. Поджигать её своим пламенем и оставаться рядом до тех пор, пока та не погаснет. А после — уходить. И так изо дня в день, пока Феликс — так назвали одного из двух мужчин — не очнётся. — Всё просто, Императрица, — Хваса отвечает после того, как Чимин поджигает палочку. Она плавно подходит сбоку, останавливаясь на небольшом расстоянии и смотрит на тлеющий кончик. — Тот, кто на вашей стороне — тот и заслуживает внимания. — И как понять кто на моей стороне? — Он не будет вам вредить, — на эти слова огонь ярко вспыхивает, словно соглашаясь со жрицей. Можно ли считать это знаком Дракона? Чимину хочется верить, что да. — Таких людей очень мало. Таких людей надо ценить. И только на таких людей надо тратить своё время. Остальные же… лишь истончают ваши ресурсы. — А вы на моей стороне? — Чимину хочется повернуться к Хвасе всем телом, распрямить крылья и не просто услышать ответ, а прочитать его в жестах, в глазах. Сможет ли он отличить правду от лжи? — Моя сторона, Императрица — это граница между Драконом и людьми, — Хваса прищуривается, втягивая густой запах дыма, исходящий от палочки, — мне некому вредить, но и помогать должна любому, кто обратиться за помощью. Если обратитесь вы — я буду на вашей стороне. Если обратится Император — на его. Драконьи жрицы… не имеют права на свою волю. Чимин кивает на такой ответ, узнавая о быте своего нового дома немного больше. Он смотрит на тлеющую палочку, на то, как огонь торопливо пожирает серу, и думает: чем же это может помочь? Решая, что раз жрица охотно завела с ним уже один разговор и сейчас не спешит отойти обратно к своему столу, он спрашивает: — Чем это поможет? — Благовония? — Хваса вздёргивает точёную бровку и наклоняет голову набок, позволяя нескольким прядкам свободно свисать вниз. — Считается, что их запах достаточно яркий и насыщенный, чтобы помочь душе найти путь домой. Феликс не терял душу, но из-за ритуала он словно заперт внутри себя. И мы помогаем ему выбраться. А поджигать и стоять тут должен Чимин, потому что они оба порождения огня. Судорожно втянув пропитавшийся сладковатым ароматом воздух, он кивает. Это можно понять и в таком деле он действительно способен помочь. Воззвав магии внутри себя, как это было с розами, он пробует вложить в уже горящую палочку эту частичку, чтобы усилить воздействие. Сложно сказать получается ли у него — это станет известно, когда Феликс очнётся. — Иногда используют музыку, — Хваса продолжает говорить, — есть одна давняя история. Один искусный маг, когда ещё магия была доступна всем, потерял своего возлюбленного. И он каждый день ходил на гору и играл их особенную мелодию в надежде, что душа услышит и вернётся. — Он вернулся? — Вернулся, — жрица кивает. Она не показывает никаких эмоций, поэтому не понять её отношения к рассказываемому. — Переродился в новом теле. Без воспоминаний о себе и об их с магом связи. В конечном счёте это и есть наш путь: умирать, перерождаться, жить и снова умирать. Они всего лишь ускорили процесс. — Кажется, Феликс прибыл во Дворец не в одиночестве? — Чимин спрашивает с нотками сомнений. Он слышал от Юнги, что одни покои выделили для какого-то неизвестного, но влиятельного господина. Больше никто не приезжал, а отца Минсё разместили во внешнем дворе. — Он не может помочь таким образом? Играть для своего возлюбленного. — Сама мелодия ничто, если в ней нет магии, — Хваса покачивает головой, цокая, когда огонёк дожигает благовоние до основания, — сегодня она сгорела быстрее, чем вчера. Что же будет завтра? — Можно ли использовать не одну палочку? — Чимин смотрит на то, как от лёгкого ветерка сожжённая сера пеплом опадает на каменную плиту, которую он завтра стряхнёт. — Две? Три? — Это будет тратить намного больше вашего времени и сил, Императрица. — Возможно, в благодарность за спасение Феликс будет на моей стороне, — Чимин пожимает плечами, понимая, что действительно хочет этого, — ведь… вокруг себя надо собирать людей, если я не хочу проигрывать? — Не только честны, но и умны, — жрица хмыкает, впервые показывая проблеск эмоции, — кажется, Император не ошибся, когда выбрал вас. Будет по-вашему: сколько палочек зажжете, столько и будет. Главное верно оценивайте свои силы и не перестарайтесь. Чимин кивает и, спохватившись, коротко кланяется. Может быть Драконьи Жрицы и не имеют права выбирать чью-то сторону, помогая всем, но, как минимум, он сделает всё, чтобы оставить о себе только приятное впечатление.

***

Чимин проходит мимо площади, где совсем скоро состоится казнь. Он думал о том, чтобы избегать этого места как можно дольше, но… есть ли в подобном смысл? Его шаг замедляется, а взгляд задерживается на специальной платформе. Будет ли Гаюн кричать или же его огонь нежно окружит тело, давая шанс умереть безболезненно? Хотелось бы, чтобы несчастная девушка ушла спокойной смертью. — Слышала? Говорят, что сжигать будет сама госпожа, — до Чимина доносится тихая трель шёпота. Он уходит немного в тень, чтобы подслушать сплетни служанок. Нахмурившись, в голове сразу же вспыхивает воспоминание, что сейчас время для работы в саду у подчинённых второй наложницы. — Слыхала-слыхала, мужики говорили, — второй голос явно принадлежит кому-то более зрелому, — да и после матери-Императрицы это не удивительно. Она сама казнила, значит и преемница должна быть такой же. С сильной рукой. — Но это так жестоко, — совсем девичий голосок звучит напугано, — теперь всех провинившихся будут сжигать?.. — Да если бы за обычную провинность сжигали, в мире бы давно не было людей, — Чимин всё же коротко выглядывает, чтобы оценить кто там болтает. И видит троих: две юные девушки и одна сухонькая невысокая старушка. Впрочем, её возраст выдают только морщины. Именно она сейчас и говорит, делая тон строгим и наставительным. — А тут было покушение на госпожу. Где это видано, чтобы обычная служанка поднимала меч на Императрицу? За такое нельзя прощать. А то, ишь, смелые все, раз у госпожи нет влиятельной семьи, значит и правила можно нарушать? — Но ведь… — Так, а ну за работу, живо! — строгая бабулька проворно встряхивает полотенцем, ударяя обеих девушек по очереди до звонкого визга. — Лясы точить все горазды, а работать кто будет? Не болтайте лишнего и в ваших головушках не будет дурных мыслей. Наше дело простое — ухаживать за хозяйкой. Вот и ухаживайте! Чимин прикрывает рот, хихикая от того, как строгая женщина бьёт девушек ещё раз, подгоняя их. Но, судя по тому, как те больше смеялись, чем действительно плакали от боли — это у них обычное дело. От услышанного в груди растекается приятное тепло. Знать, что тебя защищает Император не то же самое, что слышать, как и простой народ согласен с принятым решением. Конечно же, Юнги всегда будет на его стороне, как и Чимин — беспрекословно поддержит будущего супруга. А вот у обычных жителей такого весомого довода нет. Они смотрят на поступки, оценивают их. И либо соглашаются, либо точат ножи сомнений. Думая об этом, Чимин практически пролетает мимо площади, торопливо двигаясь в кабинет Императора. Наверняка Юнги сейчас не там, но можно же просто подождать? Перебрать бумаги на столе, полить цветы. День, который начался несколько сумбурно и растерянно принимает более строгие очертания. Становится предсказуемым. Вот сейчас, когда до казни осталось несколько часов, Чимин пробудет с Юнги. После они отправятся на площадь, где Гаюн скажет свои последние слова и будет предана огню. Поужинают. Проведут время наедине друг с другом и уснут. И так будет каждый день, исключая момент с казнью. Чимин будет просыпаться под боком Юнги, ходить в храм. Большую часть дня заниматься подготовкой к разным мероприятиям — он составит специальный календарь, чтобы заполнить дни знати весельем. И вечером возвращаться в постель к тому, кто его ждёт и… желает. Чимин не разрешает слову «любовь» звучать даже мысленно, боясь спугнуть росток чувств между ними. Он уверенно двигается по пустым коридорам, мечтательно думая, что после зимы, которую он встретит впервые в жизни, наступит весна. И вот тогда он станет Императрицей официально. Свяжет себя узами брака с Юнги, будет думать о наследнике и спасении собственной страны. Все поменяется настолько же, насколько останется неизменным. Чимин надеется только на хорошее, не позволяя негативным мыслями затуманить чистый разум. В кабинете пусто. Чимин осторожно прикрывает за собой дверь и осматривается. Полки заполнены книгами, на столе не бардак, но чернильница не закрыта крышечкой, а кисть лежит рядом, засыхая. Он наводит лёгкий порядок, не думая о том, что этим должны заниматься служанки. В последнее время он относится к ним с опаской. Конечно, пришлось вернуть некоторых обратно, но Чимин с трудом позволяет им касаться себя. Пока что они помогают лишь одеваться. — Моя золотая птичка, — со стороны входа звучит тёплый голос Юнги, — ты словно залетел ко мне через открытое окно. — Может и так, — Чимин кокетливо склоняет голову набок, взглядом проскальзывая по одеждам Юнги, задерживаясь на поясе, — может, я услышал, что тебе одиноко и решил разбавить время своим пением. — Это радует, — Юнги в два широких шага сокращает расстояние между ними и уверенно притягивает Чимина к себе, обхватив ладонью талию. Их поцелуй полон нежности и глубокой привязанности. Нежные губы танцуют свой собственный танец, пока их тела трепетно прижимаются друг к другу. Чимину никогда не надоест этот момент, когда они с Юнги едины. Будь у Императора желание взять его прямо тут, на рабочем столе — он бы отдался. Позволил бы ласкать себя, наполнять, выбивать из рта судорожные всхлипы. Плевать на смятую одежду, на то, что их могут услышать. Важно лишь то, что они вместе. — Как всё проходит в Храме? — но Юнги отстраняется, напоследок оставляя мягкий поцелуй на щеке, и отходит к рабочему столу. Они обмениваются последними новостями, обсуждают решение отца Минсё остаться на казнь и коротко затрагивают идею о гильдиях. Юнги посвящает Чимина во все свои дела, постепенно подпуская ближе и ближе. Единственное, что ему не даёт покоя — это та встреча с Чиён, о которой всё что он услышал это: «цветы ей понравились». Чимин не рискнул расспрашивать. Всё же это, может быть, касается только матери и сына, но невольно наблюдая за поведением Императора, время от времени он замечает странную задумчивость на лице. Словно тень набегает на мысли Юнги, погружая их во тьму и не давая и капли света для спасения. Но как найти первопричину? Рой идей крутится в голове, пока не застывает на одной, несколько сомнительной. Чимин задумчиво прикусывает губу, не решаясь на неё. Может, дело в том, что Юнги мучают вопросы Империи? — К зиме всё готово? — Чимин заходит издалека. С интересом смотрит на отчёты, которыми Юнги охотно делится; вникает в структуру армии — даже в холода должна продолжаться подготовка. Он суёт свой носик везде, куда получается, и тем странней то, что всё кажется в порядке. Значит дело всё же не в управлении страной. — А когда твой отец спустится с горы? — тогда Чимин плавно подбирается к вопросу о семье. — Наверное, госпожа Чиён заскучала в одиночестве. И вот тут Юнги напрягается. Едва уловимо и Чимин бы не заметил, но его ладошка как раз лежит на крепком плече и чувствуется то, как мышцы наливаются сталью. Всё же дело в бывшей Императрице. Она выступает против его кандидатуры? Или же замешана в нападении? Может ли Чиён быть возможной изменницей и готовить переворот? — Думаю, что через несколько недель, — голос Юнги не звучит от напряжения, а вот его тело — да, — он не большой любитель холодов, поэтому вернётся в свои покои. Тебе так не терпится познакомиться с ним? — Конечно, — Чимин мягко улыбается. Он опускает и вторую ладошку на крепкое плечо, принимаясь массировать, чтобы помочь расслабиться. Его пальчики давят совершенно не сильно, но, судя по тому, как Юнги довольно мычит, даже такое лёгкое внимание приятно. — Я же буду частью вашей семьи, значит должен быть знаком со всеми её представителями. — Ты уже часть семьи, — Юнги поворачивает голову, чтобы оставить поцелуй на губах, — можешь не останавливаться? А то у меня затекла шея и твои ладони как нельзя кстати. — Конечно, только давай немного ослабим одежду, — Чимин проворно расстёгивает несколько скрытых пуговок, позволяя ткани соскользнуть с плеч и дать доступ к голой коже, — у нас же есть немного времени, верно, мой Император? — Есть. Юнги сидит перед столом, работая с очередными отчётами, пока Чимин за его спиной, неумело массирует плечи. Этому его никто не обучал, так что он действует интуитивно. Пробегается пальцами по крепкому изгибу, сжимает шею, надавливая со всех своих маленьких сил, чем пытается помочь расслабиться. Он скользит подушечками больших пальцев вдоль загривка, спускаясь до ложбинки над лопатками и поднимается обратно. Ужасно хочется прижаться к линии волос поцелуем и, подумав, Чимин не видит причин отказываться от этого лёгкого жеста. Его губы касаются бархатной кожи, а чуткий нос улавливает приятный терпкий запах. Юнги пахнет так вкусно, что, не сдержавшись, он лижет кожу кончиком языка. — И что ты делаешь? — Пробую тебя на вкус, — Чимин действует ещё смелее. Он скользит ладонями с плеч на грудь, стискивая выпирающие мышцы и прикусывает местечко на сгибе шеи. — Нельзя? — Можно, — Юнги хмыкает. Его дыхание ощутимо тяжелеет, а тело вновь напрягается, но совсем по иной причине. Чимин чувствует себя на пути к победе, поэтому продолжает шалить. Прикусывает кожу с другой стороны шеи, сразу же зализывая место и наслаждаясь солоноватостью на языке. — Не увлекайся слишком сильно, нам пора идти на площадь. — Конечно, мой Император, — Чимин в противовес словам, вжимается лицом между лопаток, потираясь и целуя позвонки там. Почему он раньше никогда не изучал тело Юнги? Только принимал ласку и отдавался. Ведь очевидно, что подобные знаки внимания нравятся им обоим. Он обещает себе заняться пробелами в этом вопросе в самую ближайшую ночь. — Просто хочу помочь вам расслабиться. — А твои действия говорят о противоположном, — Юнги хрипит и бросает короткий взгляд на солнечные часы, — но мы поговорим об этом позже. Нам следует собираться, Чимини. Чимин не успевает ничего ответить, потому что его утягивают на колени, крепко вжимая в пах. Ощутимый бугорок возбуждения упирается в промежность, отчётливо намекая, чего именно сейчас желает Император. Совершенно не казни. Но у них нет на это времени, поэтому они могут позволить себе лишь быстрые поцелуи и слабое трение друг о друга, прежде, чем отстраниться. — Чуть позже потом я научу тебя кое-чему, — Юнги со смешком шепчет это в горящее от смущения ушко, — раз ты изъявляешь желание пробовать меня на вкус и помогать расслабляться. — Хорошо, — Чимин глупо моргает, совершенно не понимая сказанного, — я люблю учиться. — Не сомневаюсь, — Юнги целует его в последний раз, перед тем как подняться с места и поставить Чимина на пол. Он поправляет их одежды, стряхивает несуществующую пыль со стола и закрывает чернильницу. — Ты готов? Юнги обхватывает его лицо ладонью и проводит подушечкой большого пальца по нижней губе. Всё лёгкое возбуждение, что витало между ними вмиг слетает, возвращая в отрезвляющую реальность. Готов ли Чимин сжечь человека? И да, и нет. Но единственно верный ответ: — Конечно, мой Император, — Чимин приподнимается на носочках, оставляя мягкий поцелуй на губах Юнги, — вы ведь будете рядом со мной, значит я со всем справлюсь. Они могли бы задержаться в кабинете ещё на мгновение, ещё на миг отстрочить момент, который заставляет Чимина бояться неизвестности, но им надо идти. У кабинета их ждут исполнительные стражники, сопровождающие часть дороги. А в обычно пустых коридорах встречаются чиновники, которые провожают их задумчивыми взглядами. На выходе из дворца стража меняется. Чимин с паникой понимает, что на площади собралась совсем не маленькая толпа. Конечно каждого жителя столицы сюда не пропустят, но знать — пожалуй вся. Он видит мелькающую причёску Чиён, замечает узор платья Юны. Да и младшие наложницы нет-нет, да мелькают среди прочих людей. Большая часть была на мероприятии, где на него напали. Что они будут думать? Как оценивать решение ещё не получившей корону Императрицы? — Меньше думай, птичка, — шёпот Юнги помогает собраться и очистить разум. Чимин распрямляет плечи и вскидывает вверх подбородок. Сейчас ему нельзя погружаться в эти мысли. Нельзя разрешать себе раскисать. Нельзя давать повода сомневаться в нём. И взять себя в руки рядом с Императором намного проще, чем будучи тут в одиночестве. — Умница. Чимин рдеет от похвалы. Они как раз поднимаются на помост и закатные лучи солнца красиво подсвечивают его лицо. Замерев поодаль от стоящей в центре Гаюн они замирают. Глашатай озвучивает приговор, но его голос смазывается и не получается разобрать и слова. Бушующая под кожей магия ходит волнами, откликаясь на переживания своего носителя и, пожалуй, это к лучшему, потому что получится свершить казнь. — …последние слова, служанка Гаюн, — когда звучит завершающая часть, Чимин заставляет себя собраться. Он не знает, что скажет девушка, но знает, что Юнги ходил к ней лично. Договаривались ли они о чём-то? — У меня нет права просить прощения, — голос Гаюн дрожит, как и она вся. Маленькие ладони сжаты в кулак, а в уголках глаз собираются непролитые слёзы. И всё же она старается говорить твёрдо. — Я потеряла это право в тот миг, когда предала свою Госпожу, сделав неверный выбор. За любые проступки должна быть соответствующая кара и свою я приму с честью. Чимин не ожидает этого, но Гаюн разворачивается к нему лицом и падает на колени, низко опуская голову. Перед тем, как его пламя охватывает тоненькую фигурку звучит отчаянное: — Моя жизнь — ваша, Императрица. Его не должно так сильно трогать сказанное, но пальцы предательски вздрагивают. Чимин хотел бы смотреть не на Гаюн, а на толпу, выискивать предателей, искать глаза тех, кто желает ему смерти, но… Он не в силах отвести взгляда от бушующего пламени, которое, подчинённое его воле, сжигает без боли. Забирает одну маленькую жизнь, отпуская душу на круг перерождения. Это так сильно отличается от убийства Минсё, что Чимин шумно выдыхает. Тогда убийство было спонтанное, на эмоциях и резком чувстве исполнения мести. Но... он не может вспомнить: ушла ли душа Минсё? Сейчас же Чимин отчётливо осознаёт, что Гаюн получит новый шанс в новой жизни. Её душа с нежным ветерком возносится ввысь, в то время, как Минсё навек будет прикована к земле. Неприкаянным духом. Блуждающей тенью самой себя. Чимин нервно оглядывается на Юнги, но не спешит поднимать разговор об этом под прицелом сотни глаз. Сначала им надо уединиться.

***

Юнги не из тех, кто любит обсуждать серьёзные вопросы в спальне, поэтому бросив короткое: — Всего несколько дней и имена предателей будут у меня на столе, — он опрокидывает его на постель. Чимин совершенно не против прогибаться навстречу жарким прикосновениям. Он мечтает об этом с середины дня, когда массировал Юнги плечи в кабинете, но в голове зудят вопросы. Они не пропадают ни с языком между ног, ни, когда вместо него проникает член. Нервное напряжение копится с каждым толчком, пусть тело и охотно отзывается на ласку. Он правда пытается отвлечься, меняя положение и теперь самостоятельно седлая крепкие бёдра. Увлекается поцелуем; стонет, когда ладони сдавливают осиную талию и сам покусывает Юнги, оставляя метки на коже. Но перед глазами вспыхивает сегодняшний костёр. Даже пламя, собирающееся узлом внизу живота, не сбивает Чимина с мучающих мыслей. Минсё действительно осталась призраком во Дворце? Могут ли знать об этом в храме? Знает ли об этом кто-то ещё? Что скрывает от Чимина Юнги и какая тайна есть между ним и матерью. Вопросы друг за другом вспыхивают в голове в такт глубоким толчкам. Чимину не помогает очистить разум даже проникающий во вторую дырочку палец, который так приятно надавливает изнутри. Ему хорошо, правда очень и очень хорошо. От наслаждения хочется кричать — Чимин не сдерживается, стонать — так громко, чтобы через всё ещё распахнутое окно музыкой лились звуки. Хочется забыться и отдаться до бессознательного состояния. Но взращённая ответственность, за то время, что он провёл в одиночестве, не даёт в полной мере отключиться. — Ах! — Чимин коротко вскрикивает, сжимаясь на члене и крупно дрожа. Он чувствует, как лоно заполняет семя, но, к своему стыду, только облегчённо выдыхает. Не потому что может засыпать вопросами Юнги, а потому что сможет отправиться на поиски ответов. — Я мыться, мой Император. Составите мне компанию? Юнги составляет. Берёт его во второй раз в купальне, расплёскивая воду так, что не остаётся ни одного сухого места, а после валится на постель, моментально засыпая. Чимин ради приличия выжидает какое-то время, но убедившись, что Император крепко спит, тихой мышкой кидается к вещам. Надевает тёмные одежды и такой же плащ, а потом ныряет в скрытый ход. Он неплохо изучил схемы — нашёл в библиотеке в одной из старых книг. И уже довольно неплохо ориентируется в том куда и когда следует повернуть, чтобы не заблудиться. Да и магическое чутьё подсказывает верное направление. Сейчас Чимину надо бы вернуться к сожжённому дому, чтобы попытаться понять действительно ли дух Минсё тут, а потом, если останется время, наведаться в покои Чиён. Чимин не самый лучший в мире шпион, но для своего счастья и покоя сделает всё возможное.