Благословенный дар

Юнги лениво перекатывается на спину довольно потягиваясь. Как же хорошо спать в своём Дворце на своей постели со своим дьяволёнком под боком. Он поворачивает голову, сразу же обласкивая взглядом золотистую, помеченную укусами и засосами кожу. Между лопаток блестят редкие чешуйки, но куда больше там распустившихся тёмных бутонов меток. «Ты мой дом», — то, что Юнги не сказал, но хотел сказать, когда Чимин приветствовал его по возвращении. Слова просто застряли в горле и никак не хотели вылетать наружу. Это не было из-за неуклюжего стеснения — он не тот, кто вообще стесняется подобного; не из-за неловкости или скованности. Нет. Причина в том, что ему не удалось понять, как расценит подобные слова Чимин. Между ними уже есть плотная привязанность, толщиной с канат, есть страсть, звенящая похоть и потребность делить ложе только друг с другом. Но есть ли… любовь? Могут ли они доверять любые секреты? Делиться планами и раскрывать потаённые замыслы? Он так и не открылся насчёт договора о первенце, значит рано? Значит не стоит торопиться? Юнги невесомо проводит тыльной стороной пальцев вдоль изящной линии позвоночника, чем невольно будоражит Чимина. Его крылья приходят в движение, как и он сам: с сонным мычанием дьяволёнок переворачивается к нему лицом и слепо тянется для объятий. Такой маленький и покладистый. Взгляд невольно падает на тонкую линию шрама. От понимания, что во время его отсутствия кто-то мог лишить Чимина жизни в груди разгорается гневное недовольство. За подобное мало просто убить. Необходимо прилюдно наказать, чтобы никто больше не смел даже думать о том, чтобы навредить его избраннику. Сотня ударов розгами? Красивая спинка принцессы Минсё превратилась бы в кровавое месиво. Возможно, она бы даже умерла раньше, чем прозвучал бы последний удар. Но и сожжение тоже звучит неплохо. — Юнги? — Чимин мило морщит носик и с шуршанием прижимается ближе. Его голое тело горячее, даже обжигающее, но это настолько приятно, что он с удовольствием обнимает тонкую талию и затягивает не сопротивляющееся тело на себя. — Ещё слишком рано. — Просто мы легли поздно, — Юнги тепло посмеивается на правду, утягивая Чимина в утренний поцелуй. Они долго не могли насытиться друг другом. Едва не сожгли спальню ещё раз, обсудили всё на свете, и не давали уснуть всей округе, потому что кое-кто совсем не хотел быть тихим. Чимин распадался в руках, раскрываясь под член, и скулил, не в силах слезть с него. Не то, чтобы Юнги хотел, но он понимал, что им надо поспать. И это удалось, когда за окнами начал зарождаться рассвет. Пара часов сна совершенно не восстанавливают силы, но это лучше, чем ничего. — Доброе утро, — Чимин до того очаровательно нежно тычется носиком в изгиб шеи, что у Юнги щемит сердце. Ему этого не хватало. За долгий практически полный месяц разлуки он истосковался по подобным моментам. — Нам точно надо вставать? — Да, — Юнги оглаживает красивую спинку Чимина, задерживаясь под лопатками, — вчера мы сбежали от всех дел, поэтому сегодня предстоит больше работы чем обычно. Мне надо тебя познакомить с Намджуном и Феликсом, решить вопрос со служанкой, встретиться с матерью и обсудить исчезновение Минсё с её отцом. И это, не считая всего остального, что грузом накопилось на моём столе. — Тэхён занимался бумагами, — Чимин капризно скулит, прижимаясь теснее. Юнги позволяет ему побыть недовольным и вредным. Пошлёпывает по сочной ягодице, сминая пухлую кожу и оттягивая в сторону. Не замечает коварного скольжения киски по члену. И целует. Долго, глубоко, томительно нежно. Поэтому, когда звучит уставшее: — С такими поцелуями думать о делах совершенно не хочется. Юнги смеётся. — Наглый Император, — Чимин с недовольством шлёпает его по плечу и резко поднимается с постели, ускользая из объятий, — совсем не считается с моими чувствами. — Чем раньше мы закончим с делами, тем быстрее вновь окажемся наедине, птичка, — Юнги с любовью любуется фигуркой Чимина. Длинные ножки, полные бёдра с красиво очерченными ягодицами. Талия такая, что её грешно скрывать плотными одеждами. Да и то, что выше — очаровывает. Юнги укладывается на бок, подпирая щёку ладонью и с любопытством смотрит, как Чимин подходит к какому-то горшку. Горшку? Разве он тут был? — Что ты делаешь? — Императрица-мать подарила мне семена розы, — Чимин полностью перегораживает вид и, судя по звукам, с пыхтением делает что-то интересное, — уж не знаю, в чём была её цель, но… раз вы, мой дорогой Император, сегодня навестите её, то не соблаговолите ли передать от меня небольшой подарок? Юнги с приоткрытым ртом смотрит на аккуратный куст золотых розочек в горшке. Цветы. В его холодных, строгих покоях есть цветы. И не какие-то случайно попавшие, не подарок, а заботливо выращенные самим Чимином. Бутоны роз. Он точно отсутствовал всего месяц?! — Это цветы, Чимин, — Юнги пытается совладать с собой, чтобы лёгкие истеричные нотки не вываливались наружу. Какие ещё дивные открытия его ждут? — Зачем они тут? Их место в саду. Или где-то ещё, но точно не в нашей спальне. — Меня охватила злость, — Чимин с покаянием покачивает головой, — я не знал, что делать. Выбрасывать как-то жаль? Подарок всё же. Поэтому я вливал в них свою магию, чтобы изменить цвет. И теперь этот горшок можно спокойно отдать твоей матери. С каким-то глупым смыслом. От этих слов, сказанных небрежным тоном, Юнги немного отпускает. Он поднимается с постели приближаясь к злополучному горшку и уже с новым неясным тревожным чувством смотрит на куст. И правда золотые. Переливающиеся на солнце. Очень сильно напоминающие самого дьяволёнка. — Им надо дать имя, — Юнги проводит кончиками пальцев по краю бархатного лепестка, — ведь ты создал новый вид. Почему-то уверен, что если от этого куста отпочковать кусочек, то новый куст тоже будет цвести подобно золоту. — Скорее всего, — Чимин согласно кивает, — а название у них есть — Чимин. Их же вырастил я, значит и называться будут в мою честь. — Как самоуверенно. — Разве будущей Императрице не полагается быть именно такой? — Чимин лукаво склоняет голову вбок, и Юнги понимает, что его скромный дьяволёнок изменился. Это казалось незаметным, когда они жили бок о бок, но после разлуки подобные мелочи бросаются в глаза. Чимин стал уверенней, изящней. Его волосы отросли и теперь хорошенькие рожки почти не видно в спутанных прядках. Как он ведёт себя с подчинёнными? Как раздаёт указания? Юнги хочет видеть его в действии и насладиться каждым мигом. Он приложил руку к тому, чтобы будущая Императрица была достойной. Решительной, готовой убить, почуяв угрозу. И в тоже время, при необходимости — дипломатичной, уступчивой, когда это надо. Как было с лекарем Соном. — Должна, — Юнги проводит кончиками пальцев по коже, убирая выбившиеся волосы за аккуратное ушко, — ты хорошо справляешься. И, я уверен, что дальше будет только лучше. Золотые глаза блестят таким искренним счастьем за столь простую похвалу, что Юнги неловко продолжать скрывать важные моменты между ними. Он обязательно всё расскажет, но не сейчас. У них впереди ещё много дней, чтобы решить любой вопрос. — Давай собираться, сладкая птичка, у нас действительно много дел, — Юнги оставляет нежный поцелуй на пухлых губах, не углубляя его, — и теперь не только ты сможешь сжигать дома в моём дворе. — Что? — Из провинции Со я вернулся с двумя… огненными созданиями, — Юнги не пытается уйти от ответа, но жрица просила не рассказывать слишком много, чтобы самостоятельно ввести в курс дела его избранника, — поэтому сейчас мы завтракаем, только вдвоём, а после я отведу тебя в Драконий Храм, где жрица Хваса расскажет тебе обо всём, что необходимо знать. Возможно, ты сможешь даже помочь. — Если у меня получится, то я обязательно помогу, — Чимин забавно кивает головой, стремительно принимаясь собираться. Они чистые, поэтому не тратят время на водные процедуры, расходясь по комнатам, чтобы одеться.

***

Юнги уходит от храма с чистой душой. Хваса приняла Чимина холодно, но это часть её натуры, поэтому ожидать иного и не приходится. Сейчас его ждёт куда более неприятный разговор. Приказав слугам принести несчастный горшок с розами, он двигается в сторону покоев матери. Насколько он помнит отец проведёт время в уединении еще несколько недель… если не решит задержаться, поэтому пламенный гнев бывшей Императрицы придётся в полной мере принять только на себя. Юнги не боится, но опасается головной боли. Он проходит внутрь покоев сам, зная, что госпожа Мин Чиён никогда не выходит встречать гостей, величественно ожидая их появления. В детстве его это долгое время злило, потом он смирился. А теперь такие выходки вызывают лишь усталость. Разве сложно быть хоть каплю теплее? Особенно к единственному ребёнку. — А вот и мой любимый сын, — колкие слова матери не задевают Юнги, как и брошенный едкий взгляд. Она была добра лишь в исключительных случаях. — Удивлена, что мне не пришлось ждать слишком долго. — Будь у меня больше дел, тогда обязательно пришлось бы, мама, — Юнги небрежно усаживается перед небольшим столиком и жестом приказывает поставить горшок, — мой возлюбленный просил передать подарок. Золотые розы, выращенные специально для тебя. — Возлюбленный. — Мне стоит говорить Императрица? — Юнги вздёргивает бровь, зная, как сильно Чиён любит выплетать кружева разговора. — Или же супруг? Любимая жена? Избранник? — Как тебе будет угодно, так и называй, — Чиён не смотрит на него, полностью поглощённая золотистыми лепестками роз, — но в общении со мной используй имя. Чимин, кажется? — Не стоит быть такой злой, — Юнги закатывает глаза, как никогда сочувствуя отцу. В этот момент им приносят чай, и он с благодарностью принимает напиток, спокойно делая глоток. Как и Чимин он тоже невосприимчив к большинству ядов. — Мне грустно от того, что вы не поладили, но я знал, что так и будет. — Будешь просить меня быть мягче? — Даже отцу не удалось сделать тебя мягче, — Юнги пропускает смешок, — куда уж любимому сыну просить что-то у Императрицы-судьи. Нет, я пришёл узнать подробности нападения на моего… на Чимина. Чиён моментально деревенеет. Она кривит алые губы и срывает несколько золотых лепестков с розы. Придирчиво рассматривает корни, пытаясь разглядеть что-то известное лишь ей одной, и неудовлетворенно вздыхает. Юнги может наблюдать такое представление часами. В обычные дни, когда его не ждут завалы дел, поэтому сейчас раздражённо цокает и говорит: — Мама. — Минсё не понравилось то, что она осталась в стороне, — и это действует, потому что Чиён говорит не расплывчато и туманно, а прямо, — она хотела лишь поставить твоего дьявола на место, но перешла грань. — Я не верю, что она провернула всё в одиночку, — Юнги отставляет чашечку с чаем в сторону и некрасиво опирается локтем о столик, подпирая подбородок кулаком, — она никто здесь, не имеет денег и влияния. Значит ей помогли. Ты? — Нет, я предпочитаю… — Чиён морщится и чинно складывает руки на коленях. Она поднимает полный предостережения взгляд на Юнги и продолжает ненавистным ещё с детства ровным тоном: — Твой дьявол — отвратительная партия, Юнги. Ты и сам прекрасно знаешь, что за его спиной никто не стоит. Это не нравится многим, поэтому и помочь Минсё мог кто угодно. Что до меня, то я лишь проверяю его на прочность и только посмей предостеречь своего чертёнка. Раз он хочет занять место Императрицы, то должен быть готов к трудностям. Юнги не нравится то, как говорит его мать, но он принимает её слова, поэтому склоняет голову. Было бы большой удачей получить имя изменника сейчас, значит придётся искать дальше. В одном Чиён права — тех, кому не нравится кандидатура Чимина и правда достаточно. Они могут ему улыбаться, могут фальшиво склонять головы и на людях признавать власть, но за стенами своих домов — готовить заговор. Чимин способен себя защитить и, пусть это плохо сжигать людей, но Юнги не будет его останавливать. Пусть знают своё место. Если потребуется, то он с радостью снесёт несколько голов своим клинком. — Учи его так, как считаешь нужным, — Юнги ставит на этом точку. Он уже хочет уйти, но старая мысль мелькает в голове, задерживая на месте. Стоит ли спрашивать? Поколебавшись всего мгновение, он всё же роняет: — Мама, знаешь ли ты, что варвары принесли в дар отцу? Удивительно то, как с бледной кожи может схлынуть любая краска. Юнги с удивлением смотрит на мертвенно бледную мать, на то, как дрожат её руки, а губы приоткрываются словно в немом крике. «Она знает», — понимает Юнги, — «и не скажет мне». — Зачем тебе? — Чиён не может совладать с голосом и тот поднимается на несколько тонов выше, выдавая её ещё больше. Этот дар связан с ней? — Зачем ворошить прошлое? — Это прошлое настигает меня, — Юнги склоняет голову набок, не разрывая зрительного контакта с матерью, — идёт по пятам и не даёт спокойно жить. Я знаю, что это связано с нашей семьёй, — он делает паузу, понижая голос, — с тобой. — Тогда ты ничего не знаешь. — Расскажи мне, — Юнги опасно сощуривается. В теле бурлит кровь, от чего его зрачок наверняка становится вертикальным, как в минуты опасности. — Не как сыну, а как Императору. Чиён рывком поднимается с места. Она мечется по комнате из стороны в сторону, как раненый зверь и это, неведомо почему, успокаивает Юнги. Мать редко позволяла себе быть такой — необузданно эмоциональной. Обычно она предпочитает держать чувства в узде и ловко манипулировать ими, выводя на чистую воду собеседника, но сейчас отчётливо видна искренность. — Сын Кхан Голя хочет устроить визит в мой Дворец, — Юнги начинает говорить, не дожидаясь ответа. Ему стоило бы раньше навестить мать и решить этот вопрос, но всегда находились дела важнее. — И принести что-то в дар. Возможно, кого-то, потому что информация о Чимине не просочилась слишком далеко. Мать резко останавливается, отворачиваясь. — Варвары любят дарить людей. — Они подарили тебя? — Юнги тычет пальцем в небо, но, судя по тому, как крупно вздрагивает Чиён — он попал в цель. — Это был не политический брак ради объединения земель? — Для вида. — И ты родила меня, — Юнги недовольно сжимает ладонь в кулак. Значит, даром был он — наследник. Мальчик, принёсший благословение Императорской семье. — Это всё усложняет. Он не сможет пойти против варваров, пока Кхан жив. Если он, как дар, убьёт своего дарителя, то это нарушит естественный поток вещей. Привнесёт смуту в итак хрупкое полотно магии, которое их оберегает. Дракон не сможет защитить от подобной неблагодарности. Как же ему быть? — Это всё ради твоего дьявола? — Чиён всё ещё смотрит в сторону, перебирая пальцами ткань на руках. — Он стоит этого? Стоит ли Чимин того, чтобы нарушать правила? Юнги вспоминает искристые золотые глаза, бархат кожи и звонкий смех. Если он спасёт его, то погубит себя и всю страну. Один важный человек против целого мира… Должен быть выход. Лазейка, способная помочь победить. Юнги постукивает пальцами по губе, обдумывая с десяток вариантов. Он не может отдать приказ убить Кхана; не может рассказать обо всём брату, чтобы тот убил варвара своими или чужими руками. Не может ничего. Кто-то должен понять эту ловушку сам, разгадать не озвученную загадку и разрешить её. Кто поможет Императору, если не знает, что ему нужна помощь? — Юнги? — Чиён взволнованно оборачивается, не получая ответа на свой вопрос. Она видит его, задумчивого, готового сказать «да, стоит», и взволнованно подскакивает ближе, опускаясь на колени. — Ни один человек в мире не стоит подобного. — Тогда хорошо, что Чимин не человек, да? — Ты не можешь… это бессмысленно, мой дорогой сын, — Чиён хватается за его руки, не отпуская, — если ты пойдешь против правил, то потеряешь куда больше, чем можешь представить. Что проку от твоей жертвы, если она пропадёт бесследно? Раз ты любишь своего дьявола, то разумно ли оставлять его одного? — Не разумно, мама, — Юнги тепло улыбается и гладит её маленькую ладошку, — поэтому я ничего не буду делать сейчас. Подходящий момент наступит, не сомневайся. Но ты должна дать мне слово, что ничего не расскажешь Чимину. — Даю слово, — слова шёпотом слетают с её алых губ, — если ты дашь мне слово, что не будешь действовать опрометчиво. — Даю слово Императора и твоего сына, — Юнги наклоняется и оставляет сухой поцелуй на лбу Чиён, — раз я дар, значит и удача на моей стороне, верно? Не случится ничего, с чем бы мы не смогли справиться, мама. Юнги действительно верит в свои слова. Его цель куда важнее, чем просто спасти страну Чимина, а значит и сама судьба будет благоволить его действиям. Осталось понять, как разорвать сдерживающие его цепи.

***

— Итак, казнь? — Тэхён вальяжно усаживается на его место за письменным столом в рабочем кабинете. Юнги же потирает виски из-за пульсирующей боли. Разговор с отцом Минсё прошёл утомительно. Старик не кричал, но всё время пытался надавить на жалость, плакал, стремился упасть на колени и поползти за ним. Отвратительно несчастное зрелище и Юнги даже не может его понять. У него есть ещё девять дочерей, которых он совершенно не любит — иначе не торговал бы ими как спелыми фруктами на рынке. И несчастная супруга беременна в одиннадцатый раз. Поразительная плодовитость. — Да, послезавтра, — устав бороться с самим собой, Юнги достаёт припасённый отвар на травах. Остро алкогольный, но это то, что ему надо. — Чимин сожжет служанку, те, кто принимал участие в покушении увидят в этом знак, отец Минсё поймёт, что его дочь убили… ком проблем. — Не такой и большой, — Тэхён жестом просит и ему налить в соседнюю стопку, — рано или поздно Чимина попытались бы убить. Ты слишком… открыто показываешь привязанность. — Минсё пытались убить пять раз, а Юну около семи? — Только потому что ты наведывался к ним слишком часто, — Тэхён залпом опрокидывает в себя налитое и наполняет ёмкость до краёв, — и я же не про ночи любви. Это понятно, что Император должен проводить время с наложницами, а скорее о времени за пределами спальни. — Полезно иногда узнавать тех, кто может стать твоей супругой, — Юнги повторяет за братом, наливая им в третий раз, — лишь бы Восток не счёл это поводом проверить подготовку моей армии. — Зимой воевать неудобно. — Это и спасает, — Юнги нравится так говорить с братом. Обсуждать какие-то детали, которые мало кто поймёт в должной мере. Они понимают друг друга с полуслова, порой даже заканчивая фразы. Ему пора бы вернуться в спальню, под тёплый бок Чимина, но вместо этого он доливает остатки настойки. — Что было за время моего отсутствия? — Помимо того, что ты уже знаешь, ничего особо интересного, — Тэхён пожимает плечами, полностью расслабляясь. Он прикрывает глаза и выглядит умиротворяюще сонно. — Поймал за руку парочку чиновников, кто воровал из казны. Собрал отчёты по налогам и сбору урожая… тебе правда интересно? — Хочу понять, насколько тебе интересно заниматься подобным. — Это то, что я должен делать, — Тэхён пожимает плечами. Он умело увиливает от ответов, чем ужасно напоминает собственную мать. С Юджи Юнги любит вести переговоры ещё меньше, чем с Чиён. — Я не это спросил. — Что ты хочешь услышать, Юнги? — Тэхён раздражённо выпрямляется на кресле, стряхивая напускную расслабленность. Он не зол, но явно недоволен тем, что в столь позднее время его втягивают в серьёзный разговор. — Что я ненавижу отчёты? Ненавижу проверки? Что хочу весь день проводить в борделе и развлекаться? Ни одно из этого не будет являться правдой. — А что будет? — Мне скучно, — Тэхён всплёскивает руками, признавая поражение, — обучать Чимина было… как глоток свежего воздуха? Но он уже вполне хорошо справляется сам, поэтому я вновь ощущаю себя ненужным. Император Сердца, как же, всего лишь собиратель слухов, сплетен и разносчик новостей подобно чуме. Тэхён принимается ворчать, разглагольствуя о собственной бесполезности. Подобное настроение нападает на него каждый раз, стоит Юнги вернуться и прервать полюбившееся занятие. Брат никогда не признается, но ему нравится ощущать течение жизни и влиять на чужие судьбы. Делать нечто значимое. Как, например, задуманные Юнги и братьями Кан гильдии. — А к чему ты спросил вообще? — выдохшись, Тэхён достаёт ещё одну бутылочку настойки. Он разливает приятно пахнущий напиток по стопкам и с интересом смотрит на Юнги. — Явно не просто так. — Не просто так, — Юнги довольно кивает, — в провинции Со я встретил трёх братьев, и они предложили мне кое-что интересное. — Интересное? — Я уверен, что тебе это понравится, — Юнги проказливо ухмыляется. Алкоголь приятно ударяет в голову, снимая головную боль, ком проблем отходит на второй план, поэтому он принимается рассказывать. О том, что придумал сам; о том, что в порыве страстного спора придумали братья Кан. И, судя по тому, как загораются глаза Тэхёну — ему эта идея кажется более, чем перспективной. Не скучной.