Ведьмино пророчество

      — Милая, ты поворот проехала, — осторожно сказала Адалинда.       Весь путь до Уотерфорда они ехали в тишине. Даже магнитола спустя пять минут пути была выключена «к чертям всем собачьим», как нервно буркнула себе под нос Маккензи. Она то гнала, то ехала слишком медленно. Адалинда не стала вмешиваться. Даже слова поддержки могли возыметь не самый приятный эффект.       Маккензи огляделась и цокнула языком, поняв, что действительно проехала мимо. С одной стороны, хотелось побыстрее уже разобраться с этим «верховенством», а с другой… С другой — хотелось оттянуть этот момент. Хотя бы до того, как она стала бы чувствовать себя более уверенно в новой для себя роли.       — Да, извини, — тихо отозвалась Макки и развернулась на светофоре. — Просто задумалась.       Адалинда вскинула брови и неслышно усмехнулась: она понимала, что внучка врет. Нет, она, конечно, действительно задумалась, но очевидно, что не о каких-то отвлеченных вещах. Адалинда буквально кожей чувствовала, что Маккензи готова надавить на газ и рвануть отсюда как можно дальше. И это желание едва держится под контролем.       — Приехали, — буркнула Макки и нервно выскочила из машины.       Адалинда вышла следом. Маккензи нервно рыкнула и юркнула обратно. Можно было подумать, что она испугалась, однако она всего лишь забыла выключить фары. Адалинда корила себя за то, что та сейчас так нервничает. Поведение внучки — ее вина. Все же следовало объяснить все заранее, а не оставлять ее сжирать себя.       — Макки, дорогая. — Адалинда подошла к ней и ободряюще сжала ее плечо. — Расслабься. Я понимаю, что это тяжело, но ты слишком себя накрутила.       — Неужели? — усмехнулась Маккензи и выдохнула. — А если я облажаюсь?       — Например? — Адалинда улыбнулась и наклонила голову.       — Да не знаю я, ба! — Макки всплеснула руками. — Ладно, все! Пошли. Быстрее начнем, быстрее закончим.       — Стой. — Адалинда поймала ее за руку. — Давай-ка. Посмотри на меня. — Она взяла ее за руки чуть выше локтей и посмотрела снизу вверх. Маккензи то смотрела, то отводила взгляд. Адалинда молчала, пока внучка не собралась. — Тебя там не ждет ничего сложного и ужасного. Всего лишь проверка на наличие силы Верховной. И здесь невозможно, как ты выразилась, облажаться. Она либо есть, либо она есть. Твои глаза не врут, Макки. Все будет хорошо. — Она потянулась к ней и поцеловала в щеку. — Обещаю. Я тебя никогда не дам в обиду, милая.       — И как Патриция будет проверять? — уже более спокойно спросила Маккензи.       — Через кровь. — Она отпустила ее и пошла к двери. — Если вы обе почувствуете отторжение, то твоя сила на подходе, чтобы встать на место Верховной. Если ничего не почувствуете, значит, твоя сила только зарождается, и… — Адалинда хитро улыбнулась, открывая дверь, — покой Патриции будет только сниться. — И рассмеялась в голос.       — Ладно. Понятно.       Маккензи ощутила некое облегчение. Уже с большей уверенностью она шла по ветеринарной клинике и спускалась в подвал. Несмотря на то, что в голове роилось еще полно вопросов, сейчас информации было достаточно. В конце концов, вполне возможно, что сработает второй вариант, и ей не придется даже думать о статусе Верховной. Такой расклад ей нравился все больше.       — Ба, постой. — Макки остановила ее в коридоре подвала. — А я должна поклониться Патриции, как это делаете все вы?       — Почему ты спрашиваешь? — Адалинда непонимающе свела брови.       — Не знаю… — Она пожала плечами. — Не хочу тебя подставлять.       — Макки… — Адалинда тихо рассмеялась. — В прошлый раз ты была права. Ты еще не в ковене, поэтому не обязана этого делать. — И пошла дальше по коридору.       — Но как лучше?       — Ну-у-у… — Адалинда задумчиво опустила в сторону взгляд. — Вообще Патриция до скрежетания зубов обожает подчинение. Она прямо наслаждается, когда чуть ли не сознание теряют от ее величия и мощи. — Она заметила, что внучка недовольно фыркнула. Логично, что подчиняться и выказывать уважение человеку, которого видишь второй раз в жизни… не слишком приятное занятие. Поэтому решила ее подбодрить. — Однако еще больше она любит непокорность. Ты этого, наверное, не заметила, но в прошлый раз она чуть ли не кончила от удовольствия.       — Бабушка! — прошипела Маккензи и удивленно уставилась на нее. Иногда Адалинда сквернословила похуже некоторых мужчин. — Что за выражения? Фу, боже… — Она скривилась, стараясь даже не представлять эту картину. — Почему тогда остальные так трепещут перед ней?       — Потому что страх сильнее. — Адалинда взялась за ручку двери. — Да и что получится, если каждый сотрудник будет выражать недовольство руководству и перечить ему? — Она открыла дверь и сделала шаг, повернувшись к внучке.       — Логично. — Маккензи понимающе поджала губы.       — Поэтому…       — Ты опоздала, — стальной голос Патриции разрезал воздух.       Макки остановилась в проходе. Страх сковал горло. Она сама не понимала, почему так боится ее. Хотя очевидно почему! Патриции труда не составит если не превратить ее в букашку, то задушить не касаясь. Однако Маккензи также понимала, что Патриции нужна живой. Да с чего вообще она должна хотеть ее убить?!       Макки выдохнула и недовольно свела брови, чтобы выкинуть глупые мысли из головы.       — А ты куда-то торопишься? — с такой же сталью в голове спросила Адалинда. — Этот день важен не только для меня, но и для тебя. Для всех нас.       — Для чего нас снова собрали?       — Алонзы что-то сделали?       — Нам угрожает опасность?       Послышались перешептывания. Адалинда закатила глаза: любит же Патриция интриговать… Она обернулась к внучке и улыбнулась, всем видом давая понять, что все хорошо и она рядом. Маккензи неуверенно шагнула вперед.       — Сегодня исторический день! — властно начала Патриция. — Наконец, наше будущее не такое туманное и пугающее! Сегодня пред нами предстанет моя преемница! Скоро она будет вести вас, наставлять и защищать!       — Она всегда говорит так, словно собирается в Крестовый поход? — прошептала Маккензи. — Если это передается от одной Верховной к другой… я готова прямо сейчас отказаться.       Адалинда коротко прыснула и приняла серьезное лицо.       — … и это Маккензи!       На этом веселье Маккензи кончилось. Услышав свое имя, она едва удержалась на ногах, словно слышала все это впервые. До слуха не сразу донеслись удивленные вздохи ведьм и недовольное сопение Эммы. От волнения гул в ушах усиливался, а сердце билось все сильнее и быстрее.       — Подойди. — Патриция протянула руку.       Макки неуверенно взглянула на бабушку, а та одобрительно кивнула, подтолкнув ее в спину. Она сглотнула и сделала пару шагов. Что-то в Патриции было такое, что вселяло вселенский ужас и животный страх.       — Покажи свою сущность, — вроде попросила, а вроде и приказала Патриция.       Маккензи боязливо кивнула и вздохнула. На мгновение ее охватила паника: показалось, будто она все забыла. Забыла все, чему научила ее бабушка за эти сутки. Макки закусила губу и уже хотела было обернуться к Адалинде, но что-то заставило ее взять себя в руки.       — Волкирри… — почти неслышно проговорила она и тут же почувствовала вибрацию по всему телу.       — Боже… — прошептала Патриция.       Маккензи едва сдержалась, чтобы не закатить глаза. Упоминание Бога Патрицией… уж точно звучит кощунственно и нечестиво. Однако Макки показалось, что она услышала в ее голосе нотки восхищения. И не ошиблась.       — Ты прекрасна.       Маккензи огляделась. Все ведьмы завороженно смотрели на нее. В их глазах она видела огромный спектр эмоций: от преклонения до страха. Внутри аж все затрепетало от ощущения власти над опытными и могущественными ведьмами. К слову, Макки считала каждую из них куда сильнее, чем она сама. Даже несмотря на то, что среди них было достаточное количество Жертвенниц и Грешниц, которых она превосходила по силе, просто потому что она Природная.       Маккензи вернула человеческое лицо и обернулась. Адалинда стояла чуть дальше стола, за которым сидели представительницы ковена, и улыбалась. Улыбалась одобрительно и гордо. Макки едва сдержала слезы. Не то чтобы бабушка редко поддерживала ее… Просто именно эта похвала была самой важной и нужной.       — Ну а теперь проверим тебя, дорогая! — Патриция отошла чуть дальше от стола и жестом позвала ее к себе.       Маккензи послушно подошла и встала напротив. Патриция приняла истинную сущность. Несмотря на то, что она видела свое лицо утром, лицо Патриции ее пугало куда больше. Но сейчас Макки могла разглядеть его лучше: из проваленного носа шел странный, едва заметный дымок, из рваной раны на правой щеке выползали мелкие — однако не менее мерзкие — личинки, а левая часть лица, похожая на ожог, блестела и шипела, словно прямо сейчас кожу разъедала кислота. Ей даже показалось, что от нее так и разит трупным запахом.       От такого вида хотелось скривиться. Макки подавила приступ тошноты и снова приняла свою сущность.       — Сейчас повторяй за мной. — Скрипучий, словно ржавые петли, голос эхом раздался по почти пустой комнате.       Маккензи кивнула.       — Саа́ра, агела́рис аль хьёдес Волканэ́рис, семпе́рувт!       «Хьёдес — это, кажется, богиня?.. — интуитивно поняла Макки. — Надо бы расспросить бабушку об этой богине».       — Саа́ра, агела́рис аль хьёдес Волканэ́рис, семпе́рувт!       Патриция поднесла руку ко рту и резким движением откусила и без того рваную кожу на ладони. То же самое повторила с другой рукой. Кровь стекала по рукам на пол и шипела.       Маккензи выдохнула и потянула левую руку ко рту. Кусать саму себя не очень хотелось. Но деваться было некуда. Она уже приготовилась испытать боль, однако после укуса боли не последовало. Лишь холодная кровь потекла по запястью. Странно… С каких пор кровь может быть не просто холодной, а ледяной? Макки подошла ближе, держа ладони кверху.       Патриция грубо развернула одну ее ладонь, а затем приложила свои руки — одну поверх, а другую под левую руку и так сильно сжала, что Маккензи готова была поклясться, что слышала хруст костей.       Ничего не происходило. Мертвецки ледяная кровь еще больше холодила руки Макки, чем ее собственная. Она даже позволила себе расслабиться и забыть, что кровь не может быть холодной. Почему это понятно только ей? Ну это же логично! Сила ее пробудилась пару дней назад! Ну какая из нее Верховная? Очевидно, что такое невозможно — за несколько дней обзавестись такой мощью, чтобы сместить матерую и прожженную ведьму! Маккензи ухмыльнулась, уже обозначив себя победительницей.       Однако через пару мгновений она почувствовала тепло в руках. И это тепло становилось все ощутимее и ощутимее… Да так ощутимее, что казалось, будто кровь вот-вот начнет кипеть.       — М-м-м… — застонала Маккензи. Ладони действительно стали горячими. — Ай… Ай! — Она уже хотела было выдернуть ладони, но Патриция сжала сильнее, дернув ее на себя. — Жжется! Сильно жжется!       Ладони уже горели так сильно, словно на них лили кипяток. Смешанная кровь капала на пол черными крупными пятнами, издавая мерзкое шипение. На мгновение Макки даже показалось, что кровь «скулит»…       Это… это именно то отторжение, о котором говорила бабушка? Маккензи была готова разрыдаться от такого нелепого поражения. Это уже слишком! Она же явно не готова! И что, Патриция прямо здесь и сейчас передаст бразды правления и свалит на покой?! Ну уж нет!..       Маккензи продолжила бы сокрушаться и дальше, если бы Патриция не издала тихий болевой стон и не скривилась, отпустив руки. Она отпрянула, сжав ладони и прижав руки к груди. Макки облегченно выдохнула, чувствуя, что боль отпускает, и вернула человеческое лицо. На обычной коже была большая рваная рана от укуса, ладони и кисти были покрыты мерзкими волдырями. Однако через мгновение рана начала затягиваться, а ожог пропадать. Не прошло и десяти секунд, как кожа на ладони стала здоровой и целой.       Маккензи посмотрела на бабушку. Та вроде и с гордостью улыбнулась, но в глазах отчетливо читалось сожаление. А вот Патриция скалилась, да с таким воодушевлением, что Макки поежилась, испытав неприятный холодок по позвоночнику.       — Наконец-то мы узрели новую Верховную! — воскликнула Патриция, а Адалинда закатила глаза. Пафосный тон матери всегда бесил ее. — Возрадуемся!       Ведьмы, все как один, поднялись со своих мест и почти синхронно склонили головы, слегка присев. Даже Эмма, которая в прошлую встречу едва ли не назвала Маккензи пустым местом при всех, подчинилась.       Макки нервно закусила губу, растерянно смотря то на бабушку, то на Патрицию. Как себя вести и что делать, она не знала. А если учесть тот факт, что она даже не член ковена… Маккензи чувствовала себя еще более неловко.       «Будь проклят этот чертов день, когда Эрик Алонза приперся в лавку! Жила себе спокойно! Не было проблем!» — взвыла про себя Макки, сильнее закусив губу.       — Мы можем поговорить? — прошептала Адалинда Патриции на ухо. — Пора бы уже закончить весь этот фарс и приступить к главному вопросу. — Патриция недоуменно уставилась на нее, мол, садись за стол и поговорим, в чем проблема? — Наедине.       — На этом наше собрание окончено, — властно и холодно заключила Патриция. — Да прибудет с вами сила!       И почему это так пафосно, напыщенно, глупо и нелепо звучит? Маккензи облегченно выдохнула, что грандиозная эпопея подошла к концу. Ей уже не терпелось отправиться домой. Теперь-то Макки поняла, почему ковен собирался не так часто: слушать «красноречие» Патриции — та еще пытка. Во всяком случае, ей эта причина казалась вполне сносной.       — Совсем наедине.       Голос бабушки выдернул ее из мыслей. Маккензи так закопалась в своих мыслях, что только сейчас заметила, что почти все ведьмы покинули комнату.       Адалинда перевела взгляд на стоящую за спиной матери Эмму. Та ошарашено таращилась то на Патрицию, то на нее. Макки едва сдержалась, чтобы не фыркнуть: уж кто тут возомнил о себе, так это Эмма. Взгляд ее был похож на взгляд побитой и преданной хозяином собаки, выброшенной на мороз. А потом в карих глазах заплескались гордыня и презрение. В них так и читалось: это меня вы хотите выгнать? Меня?! Словно выпроваживают не Жертвенницу, которой и знать не положено предмет разговора Верховной и Первой, а выгоняют пинками саму Верховную.       — И чего ты ждешь? — равнодушно бросила через плечо Патриция. — Особое приглашение нужно?       Эмма втянула воздух. Однако не повиноваться не могла. Она склонила голову и поспешила к выходу. Маккензи почему-то последовала за ней. Ей показалось, что это обращение было и к ней.       — Маккензи. — Адалинда развернулась к ней. — Ты должна остаться.       — Что?! — За спиной Макки услышала шипение Эммы и развернулась к ней.       В глазах бушевали злость и… зависть. Маккензи буквально кожей чувствовала, что та, будь у нее хотя бы намек на вседозволенность, испепелила бы на месте. Но что-то заставило Макки ответить. Она с театральным разочарованием поджала губы и захлопнула дверь прямо перед ее носом.       «Два — ноль, сучка», — подумала она и ухмыльнулась.       — И о чем ты хотела поговорить? — спросила Патриция и села в кресло. — Наверное, о вступлении Маккензи в ковен?       — Нет, — тихо, но уверенно ответила Адалинда и села напротив. — Ее нужно спрятать. Хотя бы на время. Рано или поздно Виктор узнает о том, что…       — Исключено, — грубо перебила Патриция. — Верховная, пусть и еще не состоявшаяся, должна быть здесь. Ее следует принять в ковен и обучить.       Маккензи стояла чуть поодаль от стола и ничего не понимала. Куда спрятать? Как спрятать? Бабушка ведь и так варила «Плутовку-чертовку»! Что еще нужно? Не посадит же она ее в бункер, в самом деле!       — В ковен она всегда успеет вступить. — Адалинда выдохнула, собираясь с духом. — А обучаться ей следует явно не в опале. А в спокойствии и как можно дальше от этих недоумков.       — И где же ты хочешь ее спрятать? — нервно спросила Патриция.       Маккензи тут же поняла, что вопрос был озвучен для галочки: она и так знала ответ на этот вопрос. И несмотря на то, что Патриции явно не нравился этот вариант, деваться было некуда. Только вот что они собираются делать, Макки не знала.       — Венесуэла. — Адалинда придвинулась ближе к столу.       Маккензи поперхнулась: какая еще, к чертям собачьим, Венесуэла?! А что не Антарктида сразу? К слову, Адалинда и Патриция явно не обратили внимания на ее реакцию. Да и вообще Макки бесило, что они говорят так, словно ее тут нет. Однако встревать не решалась.       — Она покинула ковен больше двадцати лет назад. Многое изменилось. — Патриция говорила так, словно уговаривала саму себя, что стоит отказаться от этой идеи.       — Это не отменяет того факта, что Габриэла обучит ее так, как не смогу я и даже ты.       Эти слова задели Патрицию за живое. Маккензи увидела в глазах обиду и даже горечь. А еще осознание, что Адалинда права. Снова. Макки тихо хмыкнула и наконец решилась встрять в разговор, совершенно забыв подумать о том, кто такая Габриэла:       — Я, вообще-то, здесь.       Она хотела сказать это уверенно, но получилось несколько робко и слишком тихо. Однако громкости ее голоса было достаточно, чтобы обе ведьмы повернулись к ней. Патриция вскинула брови, словно только что ослушались приказа генерала во время боевых действий, а Адалинда вздохнула.       — Что ты сказала? — с явным раздражением спросила Верховная.       Маккензи сглотнула и взглянула на бабушку, словно та должна была одобрить ее дерзость. Но тут же взяла себя в руки и сделала пару шагов, глядя в глаза Патриции, и вздернула подбородок.       — Я сказала, что, вообще-то, я здесь! — Получилось достаточно грубо, так что Верховная оторопела от такого тона. Однако Маккензи разглядела за растерянностью и раздражением нечто знакомое: восхищение и одобрение — именно то, что увидела в первую встречу. — Вас вообще не интересует, что хочу я?       — Милая, послуш…       — Нет, бабушка, это ты послушай! — повысила тон Макки. — Почему все решается за меня?! Я уже не маленькая девочка, чтобы вы могли распоряжаться моей жизнью! Это не моя проблема, что эти чертовы Алонзы охотятся за моей головой! Это не моя проблема, что вы решили запечатать мои силы и скрывать нашу сущность столько лет! Это не моя проблема, что каким-то чудом я — будущая Верховная! Все это, — она обвела взглядом помещение и всплеснула руками, — не моя проблема!       — Макки…       — Даже сейчас вы разговариваете между собой и решаете сослать меня! — продолжила кричать Маккензи. — И куда? В Южную Америку? Вы спятили?! Вывалили тонну информации за пару дней и вселили еще больше страхов, а теперь с этими страхами и растерянностью хотите отправить черт знает куда?! И к кому? Кто такая Габриэла? И чего ради я вообще должна к ней ехать?       — Это твоя тетка, — сухо и практически равнодушно ответила Патриция. — Ведьма, которая была с позором изгнана из ковена.       — И которая сровняет этот ковен с землей, если хотя бы подумает об этом, — с ехидством парировала Адалинда. — При всем уважении, мама, но…       — При всем уважении, — процедила сквозь зубы Патриция и со злостью приняла истинное лицо, — эта несносная девчонка унизила и оскорбила всех ведьм.       — Всякий раз, когда ты снова захочешь говорить о Габби в подобном тоне, помни, — Адалинда изменилась в ответ и приблизилась к ее лицу, — что это моя дочь, твоя внучка, а еще помни, как унизила ее ты, когда отказала в расследовании смерти Билли. Всегда это помни.       — Не вынужда…       — Хватит! — рявкнула Маккензи, и от нее пошла легкая волна вибрации, от которой пошатнулись как Адалинда, так и Патриция.       — Теперь ты понимаешь, почему только Габби может помочь? — с опаской прошептала Адалинда, вернув человеческое лицо. — Присядь, пожалуйста, — обратилась она к внучке.       Маккензи раздраженно выдохнула, но села рядом. Несмотря на то, что эмоционально она была в какой-то степени истощена, эти самые эмоции — злость, раздражение, страх и обида — искали выход. Она опустила голову и всхлипнула. Слезы покатились по щекам.       — А что, если это совсем не то, чего я хочу? — тихо спросила Маккензи. Прозвучало так, словно она задавала этот вопрос в пустоту и вела диалог сама с собой. — В смысле, что, если я не хочу так? Не хочу жить в том мире, в котором живете вы? Не хочу быть Верховной?       — Что за глупости, дорогая? — возразила Патриция, явно услышав только про «Верховную». — Этого хотят все! Каждая ведьма хочет быть на нашем месте! Если Природные могут надеяться на это место, то Жертвенницы и Грешницы могут только мечтать о таком!       Адалинда закатила глаза, понимая, что Патриция намерено опустила истинные причины переживаний Макки. Ей иногда казалось, что мать не видела ничего, кроме «карьеры» и ковена. А ее дочки, внучки, правнучка… Словно их не существовало вовсе. Несмотря на возраст, Адалинда все еще испытывала обиду ребенка. Той маленькой девочки, которую бросили ради дурацкого статуса Верховной. Которая нуждалась в материнской любви, заботе, ласке и защите…       — Милая, послушай, — Адалинда выдохнула, чтобы непрошеные слезы отступили, и придвинулась к Макки, взяв за руки. — Тебя никто не отсылает, просто только Габби поможет тебе обуздать и взять под контроль твою природу.       — Ты уверена? — шепотом спросила Маккензи и подняла глаза на бабушку. — Если ты уверена, что нам что-то угрожает, я это сделаю. Ты правда считаешь, что здесь опасно?       Адалинда молча закивала.       — Тогда я это сделаю. — Макки хлопнула себя по бедрам и встала. — Куда там? В Венесуэлу? Прекрасно. Хотя бы вспомню, что такое тепло.       Маккензи обошла стол и уже направилась к выходу, как остановилась и развернулась к Патриции. Медленно присела. Казалось бы… она подчинилась, однако неопущенная голова и взгляд исподлобья ясно давали понять, что это вовсе не подчинение и выказанное уважение, а открытая издевка, граничащая с угрожающим оскорблением.       Макки поднялась и ядовито растянула губы в улыбке.       — Я жду тебя в машине, — хрипло сказала она и поспешила выйти, окинув Патрицию презрительным и высокомерным взглядом.       — Странно, — сказала Патриция, когда хлопнула дверь. — Вроде родила Вильгельмина, а характером она пошла в Габриэлу.       — Странно, что ты вообще это заметила, — буркнула Адалинда и встала с места. — Никто не должен знать, куда Маккензи уедет.       — Ты не доверяешь ковену?       — В качестве предосторожности. — Адалинда намерено ускользнула от прямого ответа. А ковену она действительно не доверяла. — Так надежнее. Алонзам никто не помешает выманить кого-то из ведьм и заставить заговорить.       «Один раз ты уже не помешала. Достаточно», — чуть было не сказала вслух Адалинда. Однако матери она доверяла. Хоть и Патриция давно перестала быть для нее родным человеком, в ней была уверена даже больше, чем в себе.       — Почему ты считаешь, что нас они не тронут? — спросила Патриция и откинулась на спинку кресла. Адалинда цокнула языком и закатила глаза.       — Не прибедняйся. Меня не тронут, потому что знают, что я жизнь отдам за внучку, а тебя… — С долей презрения поджала губы. Еще никогда она не позволяла себе хамить настолько открыто. Видимо, резкость, нежелание подчиняться и дерзость Маккензи вселили в нее уверенность. — А тебя, потому что Верховная. Ничего личного, мам.       Адалинда коротко присела и еще короче кивнула, а затем пошла к выходу.

***

      Маккензи вела машину по ночной трассе и нет-нет да и поглядывала на сидящую сзади бабушку. Совесть начала грызть в ту же секунду, как она вышла из здания. Она корила себя за то, что накричала на нее.       — Черт! — прорычала Макки и хлопнула дверью машины.       Ее раздражало все: начиная от того, что она все-таки преемница Патриции и заканчивая самой Патрицией. Еще и бабушка под руку попала. Конечно, Маккензи считала себя виноватой, что так грубо говорила с родным человеком, но… этот родной человек сначала должен был предупредить о таком разговоре.       Несмотря на то, что она испытывала вполне логичные и понятные эмоции — любой уважающий себя человек, пожалуй, отреагировал бы криками, если бы решение принималось за него, — все же сейчас Маккензи чувствовала себя глупой и взбалмошной истеричкой.       «Как только бабушка выйдет, сразу же извинюсь», — подумала Макки.       И…       Прошло пять минут, десять с момента, когда вышла Адалинда. Прошло полчаса. Прошел почти час, а Маккензи все не решалась заговорить. Было ужасно стыдно. Так стыдно, что само извинение в ее голове звучало лицемерным и дурацким…       — Ба… — Голос прозвучал неестественно хрипло от волнения. Она мельком посмотрела в стекло заднего вида, сбавив скорость, и откашлялась. А Адалинда мотнула головой в ее сторону. — Бабуль, прости меня, пожалуйста.       — О-о-о, милая…       — Нет, правда, прости. Я не должна была кричать на тебя. — Макки снова посмотрела в стекло заднего вида. — Мне следовало держать себя в руках. Ты хотела как лучше, а я повела себя как эгоистичная скотина.       — Я тоже должна извиниться. — Адалинда улыбнулась, поймав ее мимолетный взгляд в зеркале. — Хоть и как ведьма ты еще ребенок, однако я совсем забыла, что ты человек. Взрослый, умный и самостоятельный человек. Я обязана была поговорить с тобой, а не решать за тебя.       — Я люблю тебя, бабуль.       — И я тебя, моя девочка.       Маккензи облегченно выдохнула. Она страшно не любила ругаться с бабушкой. И когда наступало примирение — не важно, скорое или долгожданное, — Макки всегда чувствовала успокоение и радость.       Теперь-то можно спокойно продолжить путь домой.