Love is the answer and music is healing

Минхо распахнул глаза, мгновенно подскакивая от внезапно обрушившейся на него паники. Его дыхание сбилось, сердце оглушительно колотилось, отдаваясь в висках. Это была не просто паника, а глубинный страх, врывающийся в сознание после очередного кошмара, которые преследуют его ещё со студенческих времён. Страшные силуэты заставали Минхо врасплох каждый раз, стоит ему хоть ненадолго отключится. Постепенно страх перерос в хроническое недосыпание, и бессонница стала его постоянным спутником. Он пытался бороться с ней медикаментозно, но даже это не всегда помогало. Парень делал беспорядочные вздохи, стараясь унять бешено колотящееся после сна сердце. Тело потряхивало от жара и холода одновременно, а голова начинала тошнотворно крутиться от любого неосторожного движения. Осматривая помещение и прислушиваясь к звукам, пытаясь убедиться, что находится в безопасности, Минхо постепенно приводил своё дыхание в порядок. За окнами сгущалась темнота и сумерки наполнили комнату мягкими тенями. Он не знал, сколько сейчас было времени, но что-то ему подсказывало, что он проспал явно больше парочки часов. В другой ситуации его бы это обрадовало, но не сейчас, когда рядом с ним, на стуле сидел заснувший Хёнджин. Поза, в которой уснул младший, казалась крайне неудобной, и, судя по тому, что Минхо помнит, что Хёнджин сидел в ней же, когда он только засыпал, младший не отходил от него ни на шаг всё это время. Хёнджин умиротворённо посапывал, что-то тихо бормоча себе под нос. Его брови хмурились каждый раз, когда он улавливал звуки шевеления Минхо, и его бормотание усиливалось, будто контролируя происходящее даже на подсознательном уровне. В этом было что-то умиротворяющее и в то же время забавное, как будто младший не мог отпустить бдительность даже сейчас, мирно сопя себе под нос, неведомо для самого себя играя роль сурового родителя. В руках он крепко сжимал мокрые полотенца, пачку жаропонижающего и телефон со включёнными в нём заметками, где были записаны малейшие изменения в состоянии Минхо и прочая информация, включая записанные названия медикаментов, которые он должен будет вручить старшему после пробуждения. Минхо улыбнулся. Несмотря на плохое самочувствие, сейчас он ощущал себя хорошо. И пусть ему не хотелось признавать этого, ему нравилось ощущение заботы и уюта, которым его окутал младший. Минхо рано повзрослел и рано научился ухаживать за собой из-за вечно занятых и работающих родителей. Но сейчас он будто испытал весь тот недостаток родительского тепла, в котором может нуждаться болеющий маленький мальчик. Хёнджин очень грациозно взвалил на себя работу старшего, освободив тем самым от этого бремени самого Минхо, позволяя ему расслабиться и не думать о нормах приличия, о сложностях и постоянных взрослых проблемах, с которыми нужно справляться. Сейчас его проблемы решает именно Хёнджин, расписывая, что, когда и в каких количествах ему нужно выпить, когда стоит поужинать, когда и сколько спать и далее по пунктам. Минхо только и оставалось, что следовать указаниям, и от этого становилось по-детски уютно. Главное, чтобы это искреннее рвение Хёнджина не вредило ему самому. И чем дольше Минхо смотрел на Хёнджина, тем больше тревоги вызывала его неудобная поза, скрюченная шея и сжимавшие совершенно ненужные предметы руки. Он почувствовал укол вины и осторожно потянулся, чтобы хотя бы освободить руки младшего, чтобы тот мог расслабиться. Но как только его пальцы коснулись руки Хёнджина, тот резко вздрогнул. Младший моментально открыл глаза, и его взгляд в одно мгновение изменился. Сонливость на лице сменилась беспокойством, а глаза сверкнули тревогой, словно он пытался понять, что случилось за то короткое время, пока он спал. — Что случилось? Где-то болит? Тошнит? Тебе помочь встать? Может, хочешь попить? Подожди, я принесу. — Хёнджин. Минхо не успел даже выкрикнуть ничего вслед, настолько быстро силуэт младшего пропал из его поля зрения. Минхо тихо выдохнул, усаживаясь на диване чуть ровнее, и приготовился ждать возвращения этого урагана заботы, который сейчас устраивал невообразимую какофонию где-то на кухне. Судя по грохоту, раздающемуся на кухне, парень не просто пошёл набрать воды, а решил за одно и ремонт сделать, или же избавится от парочки ненужной ему техники и бытовой утвари. Слушая грохот кастрюль, дребезжание тарелок, щелчки открывающихся и закрывающихся ящиков, он представил себе, как младший с серьёзным лицом ищет что-то важное среди разбросанных вещей, параллельно устраивая хаос и, возможно, пересматривая свои внутренние правила на тему аккуратности. Минхо не смог удержаться от слабой улыбки. Даже в такой ситуации Хёнджин был непредсказуемым, превращая обычное задание в маленький спектакль с шумовыми эффектами и эмоциональными выкриками. Минхо слегка удивился, услышав громкий мат из кухни — что-то там явно пошло не так, хотя по выкрикам было понятно, что Хёнджин контролировал ситуацию, с энергией, которой хватило бы на троих. Минхо прикрыл глаза, чтобы немного расслабиться, и прислушался к этой буре за стеной. Отчего-то сам этот шум казался ему сейчас таким живым и... домашним. Возможно, дело было в том, что, несмотря на все препятствия и, казалось бы, обычные обстоятельства, младший с каким-то упрямством пытался окружить его заботой, сделать хоть немного лучше. Хёнджин не был бы Хёнджином, если бы не мог удивить Минхо даже в такой банальной мелочи. Минхо вновь осмотрелся по сторонам. Квартира пребывала в непривычном беспорядке. Повсюду были разбросаны медикаменты, тёплая одежда, пледы, простыни и полотенца. Это, конечно, полностью нарушало его стандарты чистоты и порядка, но странным образом он чувствовал себя в этом окружении даже комфортнее, чем обычно. Несмотря на лёгкое внутреннее возмущение из-за беспорядка, ощущение, будто он находится дома, накрыло его тёплой волной. Осознание этого заставило его криво сморщиться. Молодой человек, чей непрекращающийся грохот на кухне доносился до него, по какой-то причине вызывал улыбку. Минхо задумался, почему вообще допустил такое. Обычно его раздражают люди, подобные Хёнджину. Всегда громкие, заметные и шобутные. От их вечно работающей батарейки быстро утомляешься, а слушать таких людей на постоянной основе — то ещё испытание, поэтому Минхо намеренно избегает подобного общения. Ему нравилась предсказуемость, сдержанность, умение людей вести себя спокойно и без излишнего шума. Ему нужно сразу понимать, что за человек перед ним, а желательно в 100% случаев определять, что можно ожидать от человека, прежде чем к нему подступиться. Однако Хёнджин был полной противоположностью, полным олицетворением всего того, что Минхо напрягает и раздражает. С Хёнджином невозможно было предугадать, что случится в следующую минуту, но именно эта спонтанность и искренность, граничащие с глупой непосредственностью, по какой-то причине притягивали и заставляли улыбаться и умиляться любому слову и действию Хёнджина. Минхо, который привык держать дистанцию, не мог понять, почему Хёнджин не только не раздражал его, но и, напротив, заставлял тянуться к себе. С ним он чувствовал себя по-настоящему живым, и каждый новый жест или слово Хёнджина удивляли его. Обычно Минхо предпочитал знать всё наперёд, ведь так легче контролировать своё окружение и людей в нём, но Хёнджин ломал все привычные схемы, как загадочная книга с неожиданными сюжетными поворотами. На первый взгляд, всё должно было быть предсказуемым, но едва Минхо «переворачивал страницу», как младший раскрывался с совершенно новой стороны. Возможно, именно эта непредсказуемость заставляла Минхо следовать за Хёнджином, почти не сопротивляясь, наблюдая за ним и ожидая, что тот сделает в следующий момент. Хёнджин балансировал на грани. Он мог бы нарушить границы, сказать что-то слишком личное или дерзкое, но каким-то чудом всегда обходил эти опасные места с поразительной точностью. Минхо удивлялся этой ловкости и лёгкости, с которой Хёнджин управлял своим спонтанным характером, даже если это делалось почти интуитивно. И каждый раз, когда он ловил себя на одобрении очередной выходки Хёнджина, не мог не улыбнуться. Хёнджин успешно вернулся в зал, где его ждал Минхо, держа в руках поднос с подогретым ужином, горячую чашку чая, а в подмышку уместил литровую бутылку с водой. Минхо, не сдержавшись, засмеялся, наблюдая за тем, как Хёнджин, пребывая в максимальной степени сосредоточенности, высунул язык изо рта и напряженно свёл брови на лбу, пытаясь ничего не разлить и не уронить. На попытку Минхо встать и помочь ему он звучно цокнул и осадил старшего убийственным взглядом. Минхо примирительно поднял руки вверх, усаживаясь обратно на своё место, и тяжело вздохнул из-за продолжающихся попыток младшего справится со всем самостоятельно. Хёнджин проворно лавировал между состоянием паники и полного умиротворения от контроля за ситуацией. Минхо же обзавёлся парочкой седых волос, когда Хёнджина в очередной раз повело в сторону и казалось, что вся конструкция вот-вот рухнет. Уместив, наконец, поднос на столе, Хёнджин выпрямился и устало потянулся, разминая затёкшую спину и за одно оглядел свои старания довольным взглядом. Минхо же на это едва заметно благодарно улыбнулся, но Хёнджин вновь сорвался с места, как будто его что-то кольнуло, побежав обратно на кухню. Когда Хёнджин влетел обратно в зал с ещё одной кружкой в руках, на ходу наполняя её водой, Минхо не мог не восхититься его энергией. — Хёнджин. — Вот, выпей. Хёнджин аккуратно протянул Минхо полную кружку и несколько таблеток, и тому ничего не оставалось, как без лишних слов проглотил их под внимательным взглядом младшего. Хёнджин же, довольный тем, что план идёт по намеченному, вернулся к подносу. Он проверил температуру супа и, убедившись, что он достаточно тёплый, наконец, уложил столовые приборы перед Минхо. — Хёнджин. — Сначала поешь. Минхо с лёгкой улыбкой проследил за тем, как Хёнджин, сияющий от ощущения выполненного долга, взял у него из рук пустую кружку и мягко придвинул ближе поднос с едой, снова ускользнув в неизвестном направлении. Он успел только вздохнуть и смириться с мыслью о том, что ему придётся осилить всё то количество еды, которое притащил Хёнджин по доброте душевной. Минхо принялся ковыряться в еде, еле запихивая в себя ложку за ложкой. Дело не в отсутствии аппетита, как такого. Он ждал, что Хёнджин тоже сядет рядом, чтобы хоть ненадолго передохнуть и разделить с ним еду. Но этого почему-то не происходило. Младший, как будто забыв про собственные нужды, пропал из поля зрения, оставляя Минхо наедине с разогретым супом и беспокойством, которое нарастало с каждой секундой его отсутствия. За целый день Хёнджин ни разу не отдохнул и даже не подумал о том, чтобы перекусить, полностью погружённый в заботу о нём. Минхо пытался сосредоточиться на еде, но чувство тревоги за младшего то и дело пересиливало. Подождав ещё пару минут и так и не увидев шевелений младшего в сторону зала, Минхо осторожно поднялся на ноги. Слегка покачиваясь и ощущая слабость, он осторожно прокрался к кухне, где совсем недавно скрылся Хёнджин. С каждым шагом он боролся с головокружением, стараясь не выдать себя звуком, и, достигнув поворота, остановился, затаив дыхание. Хёнджин сидел на полу кухни, опершись головой о дверцу холодильника, с несколько уставшим, но сосредоточенным выражением на лице, листая книги и тихо бормоча что-то себе под нос, то и дело делая пометки карандашом на полях. Разложенные вокруг бумаги, испещрённые записями, создавали вокруг него аккуратный творческий хаос, и Минхо сразу понял, что тот вернулся к работе над своим докладом, с материалами которого, казалось, не расставался даже во сне, то и дело закидывая Минхо новыми фактами и вопросами. На миг он просто смотрел, как сосредоточенно и увлечённо Хёнджин подмечает каждую деталь, и внутренне улыбался, осознавая, как юноша буквально погружается в свои мысли и идеи, полностью отрешаясь от всего остального. Он настолько углубился в материалы, что даже не заметил, когда Минхо прошёл мимо него и уселся на полу с противоположной стороны, аккуратно вглядываясь в проделанную работу младшего. Минхо продолжал с интересом разглядывать Хёнджина, отмечая перемены в его облике, когда тот погружался в работу. Было что-то удивительно притягательное в серьёзном лице Хёнджина. Это была не та версия Хёнджина, к которой он привык — игривого и бесконечно энергичного, готового подшутить в любой момент. Перед ним сидел юноша с удивительно зрелым и серьёзным взглядом, в котором угадывалась жажда знания и безудержное желание разобраться в теме. Глядя на него, Минхо на мгновение словно увидел себя в прошлом, когда и сам, так же с головой уходя в музыку, погружался в её бесконечные нюансы. С таким Хёнджином хотелось общаться часами на пролёт, либо просто слушать его рассказы о свежей информации и наблюдать за искренним восторгом, когда он находил что-то особенно важное. Судя по записям, разбросанным вокруг, Хёнджин сейчас пытался разобраться в многообразии поджанров, которое предоставляет рок музыка, собрав обширный материал, который даже для опытного человека был бы сложным, и, вспоминая себя в его годы, Минхо морщится, представляя, какой ад сейчас проходит Хёнджин. — Хёнджин. Минхо мягко, но настойчиво перехватывает запястье младшего, когда тот тянется за очередной книгой. Хёнджин дёргается, едва не заехав локтем Минхо по подбородку, и издаёт звонкий вскрик, невольно прижимая руку к сердцу. Осознав, что перед ним всего лишь Минхо, он прикрывает глаза и размеренно дышит, пытаясь успокоить колотящееся в груди сердце. Минхо лишь криво улыбается и, не обращая внимания на молчаливый упрёк во взгляде Хёнджина, решительно собирает все разбросанные книги и бумаги, аккуратно складывая их. Он с лёгкостью поднимается на ноги, удерживая в руках целую стопку материалов, и ловко водружает их на край стола, и, развернувшись, протягивает младшему руку, чуть наклоняя голову. Юноша приходит в себя ещё долгих секунд тридцать, прежде чем окатить Минхо недовольным взглядом. — Почему ты вообще здесь? Тебе нужно отдыхать, Минхо. — Хёнджин. — Ну и что ты заладил? Хёнджин, Хёнджин, Хёнджин, Хёнджин. Я уже двадцать лет как Хёнджин! — Я слушаюсь тебя целый день. Сделай мне одно маленькое одолжение. Прекрати носиться из угла в угол и просто поешь со мной. Хёнджин в удивлении выпучил на Минхо глаза. Старший немного стушевался и поспешил покинуть помещение, как только его щёк коснулся румянец. Не этого он добивался. Слова вырвались неосознанно, обрушивая на младшего мысли, которые находились на поверхности его сознания, но его состояние не позволяло ему в привычной манере держать язык за зубами. Именно поэтому он ретировался с кухни как можно скорее, позволяя мозгу Хёнджина прогрузится самостоятельно и избежать неудобных вопросов, которые, как он был уверен, у младшего непременно нашлись бы. Минхо поторопился приступить к остывшему ужину, чтобы как можно быстрее забыть неловкую ситуацию, в которую поставил себя на кухне. Он был уверен, что Хёнджин не захочет приходить к нему так скоро после сказанных слов. Но вот секунда, и Хёнджин с ловкостью уже усаживается рядом, принеся вторую тарелку и бесцеремонно двигая Минхо ногой, чтобы отвоевать себе больше места. Прежде чем Минхо успевает обдумать это, Хёнджин оживлённо достаёт ноутбук, ставит его перед ними на столик и включает концерт, который они вчера не досмотрели. — Ты вчера уснул и не ответил мне на вопросы! Так что я жду на них ответы после того, как мы поужинаем. — Какие ответы? — На вопросы. — Хёнджин. — Ладно, ладно, я их потом назову. Смотри давай и ешь, а то тебе только дай волю, начнёшь лекцию на полтора часа про шелест листьев на деревьях. — Ты явно преувеличиваешь. — Чшшш! Хёнджин вновь устремил всё своё внимание на экран монитора. Минхо последовал его примеру, хотя бы для вида, поскольку в глазах сильно рябило из-за яркого освещения и мигающих огоньков, которые заливали всю сцену. Он ориентировался только на сет лист и свои воспоминания о концерте, чтобы умело поддакивать и улыбаться во время искреннего восторга младшего на очередную выходку солистки на сцене. На секунду Минхо задумался о том, как сильно успел поменяться Хёнджин за время их знакомства. Мог ли он предположить ещё в начале учебного года, что станет так тесно общаться с одним из самых проблемных учеников на потоке, да ещё и находиться в его компании, в такой неформальной обстановке? Конечно, нет. Нравилось ли это ему сейчас? Да, но с огромным и огромным НО, в виде не угасающих сомнений в его голове касаемо молодого человека. Минхо не был до конца уверен, можно ли было Хёнджину доверять. Был в его жизни похожий человек, которого он подпустил непозволительно близко, и который нанёс огромный шрам его душе и сердцу. Повторять подобный опыт заново Минхо не захотел бы ни при каких условиях. Миски с едой опустели, все нужные лекарства приняты, а концерт подходил к своему логическому завершению. Группа представила парочку не вышедших баллад и объявила о своём перерыве на неопределённый срок. Все члены группы выглядели напряжёнными, когда сама солистка старательно сдерживала слёзы, стараясь подшучивать над аудиторией и обещая вернуться с целой кучей новой музыки. Все, включая группу, понимали, что эти слова были ложью во благо. На самом деле никто не мог точно сказать о возвращение группы. Их контракт подходил к концу, и новостей об его продлении не было. Группу настигли тяжёлые времена, хотя она и находилось на своём пике. Минхо наблюдал за эмоциями на лице солистки, за её дёрганными движениями с привычной холодностью, но стоило ему услышать всхлипы со стороны младшего, как на лице тут же появилось беспокойство и удивление. Хёнджин плакал, стараясь быть тихим, прикрывая рот рукавами своей толстовки. — Хёнджин, ты чего? — Ничего. — Ты же плачешь. Что случилось? — Тебе показалось. И вообще, экран вон там. Хёнджин собственноручно развернул лицо Минхо к монитору. Старший позволил себе лёгкую, едва заметную улыбку, краем глаза наблюдая за тем, как Хёнджин старательно вытирал слёзы уже промокшими рукавами толстовки. Минхо видел, как тот пытался совладать с эмоциями, нервно шмыгая носом и теребя в руках многострадальные рукава. Он молча протянул младшему пачку салфеток, стараясь сделать это как можно менее навязчиво, почти механически, чтобы не вторгаться в личное пространство, которое Хёнджин, похоже, хотел сохранить. Младший принял их, не поднимая взгляда, но его лицо, немного покрасневшее и смущённое, выдало сдержанную благодарность. Эмпатия Хёнджина удивляла его снова и снова. За внешней маской шумного, яркого юноши скрывалась глубокая, чувственная натура, подмечающая и сопереживающая всему, что он считал настоящим. Но даже при всём этом Минхо не хотелось бы видеть его слёзы. Хёнджин был похож на маленького потерявшегося котёнка, который ищет свою маму, когда начинал плакать. И Минхо, будучи кошатником от макушки до кончиков пальцев, не мог это игнорировать и оставаться в своём привычном отстранении. Но и проявлять чрезмерную заботу ему не хотелось. Мало ли как на подобный выпад с его стороны может отреагировать Хёнджин. Несмотря на его простоту душевную, у него тоже могли быть вещи, которые были бы ему неприятны от посторонних людей. А усложнять ситуацию между ними и добавлять вопросов и неопределённости не хотелось от слова совсем. — Для человека, который посмотрел всего один их концерт, ты сильно проникся группой. — Просто мне знакомо чувство, когда у тебя вырывают нечто важное. И сейчас я вижу то же самое. Я знаю, что многие коллективы распадаются спустя время, но… почему-то мне кажется, что это не было их решением. — Это как-то связанно с твоим поступлением в университет, ведь так? Учитывая твоё отношение к музыке, ты явно не хотел поступать на вокальное отделение, но что-то пошло не так. — Это уже не важно. Просто я надеюсь, что у них всё будет хорошо, и они смогут заниматься тем, что действительно любят. — Хёнджин. — Ммм? Минхо ощутил, как внутри всё сжимается, наблюдая за попытками Хёнджина держаться из последних сил. Улыбка младшего, хоть и искренняя, подрагивала и почти таяла, от вновь подступающих слёз. Было видно, что воспоминания, погребённые и оставленные далеко позади, вырвались наружу и с новой силой ранили его, обнажая старую, едва успевшую зажить рану. В груди у Минхо что-то неприятно защемило. Он не был до конца честен с Хёнджином во время их разговора в парке. И сейчас, вспоминая тот разговор и видя разбитого парня перед собой, он размышлял, стоит ли поднимать эту тему вновь. *** — Помоги мне полюбить музыку. В воздухе повисло напряжённое молчание. Находясь непозволительно близко к Минхо, будучи так-то его учеником, Хёнджин схватил преподавателя за руку, состроив при всём этом ещё и огромные щенячьи глазки, стараясь выглядеть максимально невинно. Лицо Минхо же отражало целый спектр эмоций, и сложно было сказать, какая из них была доминирующей. Полнейший шок, недоумение и непонимание того, что происходит, что делать с Хёнджином и что ему отвечать. По бегающим зрачкам можно было точно сказать, что он сейчас в крайней стадии панических размышлений. Выглядело это даже умилительно. Но Хёнджин не намерен был отступать. Попытку преподавателя отодвинуться он пресёк на корню, чуть ли не навалившись на него в желании подвинуться следом. — Что ты делаешь? Минхо почти что шептал, стараясь даже не смотреть в сторону Хёнджина. А делать это было крайне сложно, не зная, что может выкинуть младший в следующую секунду. Именно поэтому время от времени Минхо держал с ним зрительный контакт, чтобы хоть как-то предугадать его дальнейшее действие. Но это становилось какой-то невыносимой пыткой. Младший выпятил нижнюю губу, что вкупе с этим молящим щенячьим взглядом однозначно можно было считать оружием массового поражения. — Не смотри на меня так. — Ты мне поможешь? Минхо шумно выдохнул, держа губы плотно сжатыми. Хёнджин же только плотнее прижимался к нему и всё крепче сжимал его локоть в своих руках. Ли понял, что заранее проиграл бой, даже не вступив в него. Такому Хёнджину было просто невозможно отказать. Минхо был уверен, что даже если бы он попробовал, младший всё с таким же милым видом достал бы пистолет и приставил к его виску. — Хёнджин, невозможно помочь кому-то полюбить. — Я видел, как менялось мнение по отношению к твоему предмету у моих однокурсников после занятий с тобой. Так чем я хуже? — Ты ничем не хуже. — Ну вот, значит, хватит трепать языком попусту и помоги мне разобраться в… во всём вот этом. — Ты же понимаешь, что никто не может привить любовь к бананам, если человек всю жизнь ненавидел их? — То Вы играете в психолога на своих лекциях, затирая мне о том, что я так категоричен лишь потому, что боюсь, что мне понравится, то, поджав хвост, убегаете, когда я Вас прошу мне помочь. Хёнджин насупливается и обиженно надувает губы, показательно отодвигаясь к другому углу и отворачиваясь от Ли. Минхо же молча наблюдает за младшим в ожидании, когда тому надоест обижаться и в нём вновь проснётся банный лист. Но этого не происходило. Чем больше проходит времени, тем более мрачной становилась аура вокруг студента. Не желая ещё больше накалять ситуацию, Минхо подсаживается ближе в младшему, но тот лишь проворно отсаживается ещё дальше. Минхо утыкается языком во внутреннюю часть щеки в желании сдержать подступающий смех и вновь подсаживается ближе, уже предусмотрительно блокируя Хёнджину путь к отступлению, придерживая младшего за локоть. — Ты не выслушал меня, а уже считаешь своим главным врагом. — Не льстите себе, преподаватель Ли. Враг из Вас крайне посредственный. — Послушай, я не против помочь тебе подтянуть знания по моему предмету. Не против помочь со всем, что связано с музыкой. Но я не понимаю, как я могу помочь тебе полюбить музыку. Почему ты не попросишь об этом того же самого Джисона? — Потому что мне не плевать на его мнение обо мне. А ты показался мне хорошим вариантом. Пока другие открыто ненавидят меня и относятся с крайним презрением, ты всегда сохранял нейтралитет и предлагал помощь, несмотря на моё отношение к музыке. — Значит, тебе нужен человек, по отношению к которому ты ничего не чувствуешь. — Не принимай на свой счёт. Я не из тех, кто собирается водить дружбу со своим преподавателем из-за корыстных целей. Ты единственный, кого я могу попросить о помощи. Минхо выпрямляется, снимает очки и потирает глаза, глубоко задумавшись. Хёнджин же терпеливо ждёт. Он знал, что разговор с Ли не будет простым. В словах Минхо был смысл, сам Хёнджин ведь твердил об этом на каждом шагу. Но, перебирая в памяти любую из лекций Минхо, в нём начинала теплиться надежда. Не зря по его предмету самая большая успеваемость по университету. Вспоминая его взгляд во время лекций и взгляд Джисона, а именно то, с каким воодушевлением и вожделением он внимал речам Минхо, Хёнджин хотел почувствовать что-то хотя бы отдалённо похожее на это. А найти на свете кого-то более увлечённого своей работой, ещё и с навыками преподавания, у Хёнджина точно не выйдет. Быть настолько влюблённым в свою сферу деятельности и пытаться передать это таинство другим является огромной редкостью. Ли был повёрнут на музыке, и это было его огромным плюсом в глазах Хёнджина. Знал бы Джисон, на какие жертвы ради его музыкальной беличьей жопы шёл сейчас Хёнджин, подумал бы, что он окончательно сошёл с ума. — Хорошо. Я помогу тебе. Но ты должен пообещать мне выполнить три условия. — Ладно. Не думаю, что это должно быть сложно. — Во-первых, мало просто делать вид, что слушаешь меня на лекциях. Начни вести конспект, делать домашние задания и сдавать мне не пустые листы, когда я выдаю задания. Это касается не только моих занятий. — Это вполне выполнимо. — Во-вторых, тебе необходимо поднять средний бал по моему предмету хотя бы на полтора балла. — И что там с третьим? — Ты должен победить в конкурсе через три недели. *** Тишина, окутавшая Минхо и Хёнджина, становилась все более гнетущей, словно плотная завеса, опустившаяся между ними, пропитанная невыраженными эмоциями и несказанными словами. Это напрягало старшего. Обычно полное жизни и непринуждённости присутствие Хёнджина теперь казалось почти незаметным. Он сидел рядом, но словно исчезал, становясь тенью самого себя, ускользающей из реальности, которая раньше так ярко отражалась в каждом его движении. Хёнджин ушёл в себя, погружаясь в собственные мысли. Его тело, казалось, стало частью пледа, в который он завернулся, будто стараясь укрыться от мира, закрыться от Минхо. Его лицо потеряло ту привычную весёлость, во взгляде не было ни огонька, ни того слегка лукавого блеска. Минхо смотрел на младшего, испытывая внутренний дискомфорт, тяжесть, которую невозможно было ни выразить словами, ни игнорировать. Ему хотелось оставить Хёнджина в покое, дать ему это уединение, этот миг тишины, в котором он так нуждался. Но, несмотря на все его стремление проявить понимание и терпение, мысли, кружащиеся в его голове о неправильности его решения, не давали ему это сделать. — Хёнджин… помнишь наш разговор в парке? Растерянность на лице Хёнджина продержалась всего мгновение, прежде чем сменилась явным раздражением. Минхо ожидал подобной реакции, ведь всю неделю, что он наседал на младшего, он так или иначе напоминал ему его же собственное обещание. И сейчас, когда настроение Хёнджина и так было на нуле, сам факт упоминания того злосчастного разговора казался безрассудной искрой, способной разжечь неплохой такой скандал. Минхо знал, что это было рискованной попыткой дотянуться до него, особенно сейчас, но он был готов выдержать любую бурю, весь поток бранных слов, которые только могут вылететь из уст Хёнджина. Если это поможет ему выговориться, если это снимет хотя бы малую часть того напряжения, что Хёнджин носил в себе, Минхо будет этому рад. Лишь бы тот не закрывался от всего мира. — Если ты опять сейчас начнёшь затирать про важность победы на этом злоебучем конкурсе, то я клянусь, я даже не появлюсь в день проведения конкурса на территории университета! — Я понимаю твоё недовольство, просто выслушай, что я хочу тебе сказать. — Валяй. — На самом деле я немного… схитрил, когда выдвигал тебе свои условия. На самом деле мне ничего не стоило помочь тебе просто так, ничего не требуя взамен. И я думал поступить именно так. — Сейчас будет слезливая история раскаяния? — Хёнджин, я знаю, что ты собирался поступать на хореографию. Хёнджин замер, широко раскрыв глаза и с трудом удерживая взгляд на Минхо, словно пытаясь убедиться, что не ослышался. Откуда Минхо владел этой информацией? Это казалось чем-то нереальным, почти пугающим. Хёнджин прекрасно помнил, что его имени не было в списке принимающих ни на одном из факультетов. Возможно ли, что кто-то из учителей обмолвился о его внезапном выборе другого направления? Вряд ли. В университете сотни студентов, и подобное происходило так часто, что вряд ли кто-то стал бы обсуждать подобный случай. Да и кому какое дело до ученика, решившего пойти по стопам родителей? Его родители, оба музыканты, сделали всё, чтобы его взяли без лишних вопросов и ненужной огласки. — Документы всех поступивших к нам по программе подготовки хранятся в стенах университета. Я должен был вести вашу группу, но в итоге её передали другому преподавателю, но вот ознакомиться с личными делами некоторых из вас я всё же успел. Ты показывал отличные результаты, был одним из лучших, но просто не пришёл в назначенный день. — Какое это имеет значение сейчас? Если ты надеешься услышать душещипательную историю одной разбитой в пух и прах мечты, то пришёл не по адресу, Ли. — Как я уже сказал ранее, я мог не просить тебя ни о чём и просто помочь тебе, поднатаскать на знание музыкальных жанров, водить по выставкам и интересным местам. Но твоё личное дело, твои натянутые отношения с родителями и твоё отношение к музыке не давало мне покоя. Тогда в моей голове родился глупый и наивный план, но я решил не озвучивать его тебе, но попросил посодействовать мне, якобы взамен на мою помощь. — Твои навыки по добавлению воды в свою речь не перестают меня удивлять. Можно ближе к сути? Раздражение Хёнджина росло так же быстро, как и возрастала тревога Минхо. Она усиливалась ещё и под внезапно ухудшающемся состоянием старшего. Он пытался собрать мысли, но они путались, превращаясь в обрывки воспоминаний и случайных фраз, которые крутились в голове, не давая сосредоточиться. Минхо из всех сил сжимал уже и так измятую ткань своей футболки, словно пытаясь зацепиться за реальность, удержать себя от того, чтобы не выйти из комнаты, не сбежать подальше от этой ситуации. Глубоко внутри росло ощущение, что, может быть, он совершил ошибку, открыв эту болезненную тему именно сейчас, когда Хёнджин и без того находился на грани. Минхо все сильнее начинал сомневаться в адекватности своего решения вылить на младшего все, что он скрывал от него всё это время. — Мне нужно было, чтобы ты улучшил свой средний бал и победил на конкурсе, чтобы я мог попросить о твоём переводе на факультет хореографии. Изредка у нас делают исключения, а ничего не может так задобрить директора, как хорошая учёба и активное участие в университетской жизни. А твоей победой я смог бы оперировать в разговоре и перекрыть все неудобные моменты, когда ты учился не столь охотно. Плюсом послужат и твои успехи вовремя подготовки. Именно поэтому я и стал давить на тебя более заметно. Ты показывал себя даже лучше, чем я себе представлял, и мне не хотелось, чтобы ты опустил руки раньше времени. — Погоди, Минхо, я перестаю улавливать суть тобою сказанного. Зачем тебе хотеть мне помочь? Я, конечно, знал, что из меня не самый приятный ученик, но что-то мне слабо вериться, что ты стал бы так напрягаться только из-за этого. — Скажем так, ты напоминаешь мне одного человека, которого я когда-то знал. Можешь считать это закрытием старого гештальта. Я не мог не помочь тебе. — То есть, победа в конкурсе может помочь мне вернуться на факультет хореографии? — Тебе придётся сдать дополнительные экзамены и подтянуть всю программу, которую ты пропустил, но думаю, что Феликс с радостью тебе бы помог с этим. Да и учитывая твой бешеный уровень во время подготовки, у тебя не должно возникнуть с этим сильных сложностей. — Минхо, ты…ты просто…у меня слов нет! На лице Хёнджина сменялись чувства так стремительно, что Минхо уже не мог уловить, какая эмоция сейчас доминирует. Он видел в его глазах весь возможный спектр эмоций, которые накатывали, словно волны, не оставляя никакой возможности разобраться в истинных переживаниях младшего. Минхо ощущал, как внутри него растёт паника. Она медленно, но верно затягивала его в болото сомнений, и всё, что он мог сделать, — это виновато сгорбиться. Поджав губы, Минхо опустил взгляд в пол, избегая взгляда Хёнджина, который старательно прожигал в нём дыру. Он знал, что рано или поздно они должны были затронуть эту тему, Минхо не мог скрывать от Хёнджина правду вечно. Но менее стыдно за свой поступок ему не становилось. — Прости, я не должен был действовать за твоей спиной. Ты имеешь полное право злиться на меня. — Спасибо тебе. Спасибо, спасибо, спасибо! Мой преподаватель по музыкальной литературе — самый лучший человек в мире! Минхо выдохнул, как будто сбросил с плеч тяжёлый груз, который давил на него все это время. Впервые за весь разговор он ощутил настоящее облегчение, тёплую волну, медленно разливающуюся по груди. Он был готов к чему угодно — к упрёкам, гневу, даже разочарованию. Он считал, что заслужил это, и заранее принял свою вину. Но то, что он увидел в глазах младшего, не было ни злостью, ни обидой. Взгляд Хёнджина, искренний и полный благодарности, сиял так, словно кто-то зажёг в нем огонь. Тёплые искорки заполняли его глаза, превращая их в отражение безмолвной радости, которую он, кажется, сам не ожидал ощутить. Минхо же едва успел осознать, что его обняли. Хёнджин крепко сжимал его в своих объятиях. Сила, с которой младший держал его, передавала больше, чем могли бы сказать любые слова. И Минхо просто не мог не поддаться моменту и не обнять его в ответ. Он знал, что не может дать ему никаких гарантий, не может обещать, что всё получится, что этот путь улучшит всю его жизнь и сделает его счастливым. Да, он задумал план, у него были идеи, как помочь младшему, но и сам он понимал, что всё может пойти не так. Но он будет стараться изо всех сил, только бы мечта действительно талантливого юноши могла сбыться. Когда-то и он был таким, только вот не оказалось никого рядом, кто бы смог ему помочь. Так пусть хотя бы жизнь Хёнджина пойдёт по-другому, более счастливому сценарию. А он будет наблюдать за его успехами дальше, стоя за кулисами, пока на сцене будет расцветать новая звезда.