Love is the answer and music is healing

Занавески в комнате приглушали свет, оставляя пространство в приятном полумраке. Едва заметные лучи утреннего солнца пробивались сквозь плотную ткань, освещая только края подушек и одеяло.Телефон разрывается от количества поступающих на него непрерывным потоком звонков и сообщений, пока сам парень продолжает мирно посапывать, мастерски игнорируя любые посторонние звуки.Его тело, погружённое в долгожданный сон, даже не дрогнуло от этих звуков. Ни мельчайшего намёка на пробуждение. Сон был для него редкой роскошью в последнее время, и юноша цеплялся за эти тихие мгновения так, словно они могли ускользнуть в любую секунду. Парень, утомлённый бесконечными дедлайнами и постоянным стрессом, продолжал сладко посапывать, крепко зажавшись в объятия одеяла, не замечая ничего вокруг. Его дыхание было ровным и спокойным, а волосы беспорядочно лежали на лбу, тихо шурша о подушку при каждом движении. Спустя некоторое время, когда звонки уже почти слились с фоновым шумом, его внимание привлекли другие звуки. Впервые за долгие минуты Хёнджин нахмурился во сне. Прежде неприметные звуки стали настойчивее. Это было явное шарканье по паркету в зале, приглушённые шаги, а затем послышалось и осторожное скрипение шкафчиков. На мгновение эти звуки растворились в дремоте, не пробудив Хёнджина до конца, но вскоре их ритмичность стала слишком явной, чтобы игнорировать. Ощущение чего-то неправильного медленно начало пробираться в его сознание, пробуждая остатки разума. Живёт он так-то один и галлюцинациями вроде как ещё никогда не страдал.Лёгкое покалывание пробежало по его спине, когда он осознал, что это не просто сон. Настороженно приподнявшись на локтях, он пытался осмыслить происходящее, но сделать это с трещащим на фоне телефоном оказалось не так просто. Его взгляд упал на экран, подсвеченный очередным входящим вызовом. Имя Джисона, его неугомонного бессмертного друга, высветилось на дисплее. С недовольным вздохом, всё ещё полусонный Хёнджин схватил телефон и, отвечая на звонок, тут же шикнул в трубку. Джисон, явно озадаченный таким резким ответом, затих, вероятно, пытаясь понять, что происходит. Хёнджин же, затаив дыхание, начал вставать с постели. Мышцы его были всё ещё напряжены после сна, ноги слегка подкашивались, и он старался двигаться как можно тише, чтобы не привлечь лишнего внимания к своим действиям. Ощущение тревоги усиливалось с каждым шагом. Что бы это ни было, кто бы это ни был, он не хотел, чтобы «это» знало, что он проснулся. — Хёнджин, ты тут? — Джисон, мне кажется, в моей квартире кто-то есть. — Да? Ну, слушай, у меня есть неплохой совет в такой ситуации. — Какой? — Попробуй выкинуть все зеркала… Ну, или накрой их простынёй. — Ццц. Я же серьёзно, тупая твоя башка. — Кто же виноват, что ты на вечной паранойе. Напомнить, что мы нашли в твоей квартире в прошлый раз, когда ты посреди ночи заверял нас, что к тебе пробрались воры и уже ломятся в твою закрытую комнату? — Ты не понимаешь, в этот раз всё взаправду. — Это был грёбанный незакрытый балкон, который заставлял твою дверь стучать из-за сквозняка... Хёнджин плотнее прижался к своей двери, прижавшись к ней всем телом, словно это могло защитить его от происходящего за её пределами. Сердце гулко билось в груди, отдаваясь в ушах, а дыхание стало слишком шумным и прерывистым. Он напрягся, прислушиваясь к звукам из зала. Там точно кто-то был. Не было никаких сомнений. Всё говорило о том, что незваный гость не только находился в квартире, но и чувствовал себя достаточно комфортно и расслабленно, раз его не напряг даже факт нахождения хозяина в квартире. Хёнджина бросило в холодный пот. Каждый звук казался оглушительным. Вдруг до него донёсся громкий хлопок. Дверца кухонного шкафчика захлопнулась так резко, что он едва не вскрикнул. Рот пересох, и ему пришлось с силой сжать губы, чтобы не выдать себя панической реакцией. По затихшей на том конце трубке стало ясно, что Джисон тоже услышал этот звук. Полная тишина, воцарившаяся после хлопка, только усугубляла напряжение. Пальцы Хёнджина крепче сжали телефон. Тишина становилась всё невыносимее. Его сердце билось с такой силой, что казалось, гость за дверью мог его услышать. Он шумно втянул воздух, стараясь утихомирить дыхание, и вдруг понял, что его рука дрожит. Приложив телефон к уху, Хёнджин слышал собственное учащённое дыхание, смешанное с тишиной на другой стороне. Глаза беспокойно бегали по комнате, ища хоть что-то, что могло бы пригодиться для самозащиты. Но в его спальне не было ничего угрожающего. Подушка? Одеяло? Эти вещи точно не внушали уверенности. — Джисон, скажи мне, что это всё твои приколы, и сейчас ты специально хлопнул шкафчиком, чтобы меня напугать. Голос Хёнджина был тихим, едва слышным, но вибрирующим от напряжения и страха. Он срывался на высокие ноты и едва удерживался от того, чтобы не перейти в панический крик. От страха он не мог контролировать себя, и его речь походила на предсмертную мольбу. Он лихорадочно ждал ответа друга, надеясь услышать знакомый издевательский смех или какой-то дурацкий комментарий. Он был готов даже смеяться над собой, если это оказалось бы просто глупой шуткой Джисона. Лишь бы всё оказалось безобидным розыгрышем. — Хён, это не я. — Джисон, я сейчас умру от страха, и в этом будешь виноват ты! — Клянусь, это не я! — Блядство. — Что ты собираешься делать? Хёнджин в панике вновь оглядел комнату, и его взгляд упал на толстенный справочник, лежащий на столе. Он потянулся за ним и крепко сжал в руках, едва чувствуя тяжесть книги от адреналина, разливающегося по венам. Сердце гулко стучало в груди, словно пытаясь пробить себе путь наружу. Идея выйти из своей комнаты казалась безумной, но сидеть вечно сжавшись в углу, тоже не было выходом. Хёнджин не мог позволить себе сидеть и дрожать в ожидании неизвестности. Его ноги подрагивали, тело покрывалось мурашками, но мысль о том, что кто-то чужой, возможно, сейчас разгуливает по его квартире, подстёгивала страх, смешивающийся с вызовом. Кто бы это ни был, он должен пожалеть о том, что на его пути оказался Хёнджин. А Хёнджину желательно перестать дрожать, словно осиновый лист на ветру, иначе он не то что постоять за себя не сможет, даже убежать обратно в комнату не успеет. — Собираюсь пойти и преподать этому наглому засранцу урок. — Ты с ума сошёл?! Дождись нас с Феликсом и не делай глупостей! — Джисон. — Что? — Обещай позаботиться о моём мольберте. Хранить его в любви и ухаживать за ним, когда меня не станет. — Ты что несёшь вообще, придурок? Сиди и не рыпайся, Феликс вызвал такси. — Я люблю вас, ребята. Хёнджин положил трубку и предусмотрительно выключил звук, дабы не привлекать к себе лишнего внимания. Что было как раз кстати, потому что на его телефон продолжали поступать звонки от не на шутку испугавшихся друзей. Дрожащими руками он крепко сжал справочник — единственное, что сейчас было у него для самозащиты, и осторожно приоткрыл дверь. В комнату ворвались не только более явные и чёткие звуки чьих-то шагов по квартире, но и удивительно приятные ароматы. Запах свежеприготовленного мяса и различных специй быстро заполнил пространство, мгновенно достигнув голодного желудка Хёнджина. Тот предательски заурчал, напомнив о том, как давно он не ел. Голод неприятно сжал живот, а уверенность в злодейских намерениях проникшего в его квартиру человека таяла с каждой секундой. Всё казалось странным. Уж слишком «домашняя» обстановка для неожиданного вторжения. Сделав несколько осторожных шагов по направлению к кухне, Хёнджин продолжал крепко прижимать справочник к груди, словно последний щит против предполагаемой угрозы. Он осторожно выглянул из-за угла. Из кухни доносилось тихое шипение и бульканье. На плите пыхтели и кипели сковородки и кастрюли с чем-то явно вкусным, судя по исходящим от них ароматам. Его желудок снова протестующе заурчал, но это уже не пугало, а скорее сбивало с толку. Какой вор станет готовить еду? Его решимость действовать исчезала, уступая место замешательству. Уже более уверенно выглядывая из-за своего укрытия, Хёнджин осматривает зал и, видя на диване знакомую, но уже подсохшую толстовку, устало выдыхает, расслабившись, и поднимает глаза к потолку, мысленно готовясь прописать себе тем самым справочником смачную затрещину. Как он мог забыть о том, что вчера собственноручно уложил Минхо спать, так ещё никак не сопоставил все детали «странного» поведения постороннего человека в чужом доме? Хёнджин аккуратно поставил справочник на полку позади себя и, окончательно расслабившись, уверенно зашагал по квартире, заглядывая в каждый угол в поисках куда-то запропастившегося преподавателя. Осмотрев кухню, зал и даже заглянув в парочку шкафчикови свою комнату, хотя было маловероятно, что преподаватель окажется там, только если не обладает даром телепортации, он, в конце концов, почесал затылок в недоумении. Оставалось всего одно место, которое Хёнджин не проверил. Балкон. Хёнджин быстро направился туда, и… бинго! Его ожидания оправдались. Минхо действительно находился там. Облокотившись на подоконник, он стоял в той же одежде, которую Хёнджин дал ему вчера, и с кружкой ещё горячего чая, как Хёнджин смог понять по идущему с поверхности напитка пару. Младший замер, наблюдая за Минхо. Почему-то в этот момент он увидел своего преподавателя по-новому, будто впервые его видел. На самом деле так оно и было. Он впервые увидел Минхо спящим, впервые видел его растрёпанным после пробуждения, впервые видел его искренне веселящимся. А сейчас перед ним стоял человек, немного подрагивающий от холода, потому что даже не потрудился одеться, прежде чем высовываться в открытое окно, и, похоже, слишком увлечённый своими мыслями, чтобы это заметить. Преподаватель смотрел куда-то вдаль с умиротворённым выражением на лице. Хёнджин невольно задумался, когда в последний раз видел его таким расслабленным. Он тихо проскользнул к Минхо на балкон и, укутывая своего преподавателя в один из прихваченных с собой пледов, он увидел его искрящийся мягкий взгляд. Впервые. — С чего вдруг такая забота? — Не хочу же я, чтобы мой любимый преподаватель заболел и умер в муках. — Ого, это что, главный игнорщик звонящих телефонов Хван Хёнджин сейчас признался, что беспокоится обо мне? — Представь себе. — И чем я вдруг заслужил такое крайне редкое расположение Вашего Величества? — Ты сейчас полетишь с этого самого балкона головой вниз, Ли. — И не забуду прихватить тебя с собой. — Спину потянешь, старикашка. — Сначала бы поднабрал массу для таких серьёзных заявлений, малыш. Думаешь, я не видел, как тебя на улице сдувает, когда ветер поднимается? — Смотрю, наблюдать за мной — твоё любимое занятие, Ли. — Ну, кто-то смотрит, а кто-то наслаждается этим внимание, Хван. — Не слишком ли ты взрослый для того, чтобы, как детсадовец, стрелки метать на других? Приглушённый смех Минхо удивительным образом согревал что-то глубоко внутри Хёнджина, словно пробуждая забытые ощущения домашнего уюта и близости, которые он не испытывал уже давно. Это был тот редкий момент, когда время словно замедлялось, и каждое мгновение казалось пропитанным теплом. Хёнджин чувствовал, как лёгкие наполняются этим ощущением до лёгкой, но приятной боли в них. Он улыбнулся про себя, вспоминая, как ещё вчера сомневался, стоило ли приглашать Минхо к себе. Сейчас это казалось самым правильным решением за долгое время. Младший невольно следил за каждой мелкой деталью в выражении лица Минхо. Едва заметные морщинки вокруг глаз, которые появлялись, когда тот улыбался, вызывали в Хёнджине тихое ликование. Сложно было сказать наверняка, что именно заставляло его так радоваться. То ли дело было в том, что они впервые за долгое время смогли расслабиться в компании друг друга, то ли то, что Хёнджин поспособствовал улучшению состояния Ли. Возможно, причина крылась в том, что у Хёнджина просто поехала крыша, и ему просто нравилось вызывать улыбку у всех, кого он видит. Но, как бы то ни было, факт оставался фактом: когда они вдвоём вот так ютились на небольшом балкончике, закутанные в пледы, и молча делили этот момент, тихо улыбаясь своим мыслям, Хёнджина обволакивала пелена уюта. — Я хотел спросить кое-что. — Ммм? Хёнджин медленно потянулся, наслаждаясь каждым движением, чувствуя, как его мышцы расслабляются. Он вытянул сначала одну, а затем другую руку над головой, и плед, угрожающе скользнувший вниз, был тут же заботливо удержан Минхо на плечах беспечного младшего. Хёнджин не смог сдержать лёгкую улыбку, когда старший помог ему сохранить тепло, не позволив ткани упасть. Поудобнее завернувшись в мягкий плед, Хёнджин облокотился на подоконник, чувствуя прохладный ветерок. Он позволил своей голове уютно устроиться на оконной раме и принялся внимательно разглядывать Минхо. Старший выглядел таким привычным, но в то же время каким-то новым для Хёнджина. Его взгляд следил за движениями преподавателя, который снова и снова невольно теребил свои волосы, приводя их в ещё больший беспорядок. Минхо, казалось, нервничал или обдумывал что-то важное, потому что то и дело прокашливался, словно пытаясь собраться с мыслями. Хёнджин даже приподнял бровь в лёгком удивлении: интересно, а перед своими лекциями Минхо тоже так тщательно готовился? — Почему ты не разбудил меня вчера вечером? — А почему я должен был это сделать? — Ты не приглашал меня на ночёвку. Мне неловко, что я так ворвался в твоё личное пространство и нарушил планы. Я видел, что ты так и не досмотрел концерт вчера. — Ты на полном серьёзе думал, что я отпустил бы тебя в промокшей на сквозь одежде на улицу? Минхо в полнейшем непонимании уставился на Хёнджина. А вот младшего искренне оскорбили подобные мысли на его счёт. Как он мог подумать, что его бы отпустили в таком состоянии? Младший внутренне кипел от возмущения, хотя внешне оставался спокойным. Это было даже как-то обидно. Если бы он хотел поиздеваться над Минхо, то с самого начала не стал бы заботиться о нём и предлагать свою одежду. Что в голове у этого странного взрослого, что он посмел подумать что-то настолько глупое? — Минхо. У меня встречный вопрос. Ты бы отправил меня в мокрой одежде… — Нет. Нет, не отправил бы. — И почему же? — Я твой старший. — Давай без этого сейчас. Ты так быстро ответил, не дав мне даже договорить, явно не по причине того, что ты старший. Почему ТЫ не поступил бы так со мной, Минхо? Между парнями повисла неловкая тишина. Хёнджин с трудом сдерживал раздражение, которое нарастало внутри с каждой секундой молчания. Ему было неприятно, что Минхо снова пытался уйти от прямого ответа. Словно Хёнджин не замечает ту заботу, которой он его окружал, когда их отношения начали оттаивать, или не ценит её. Это выводило младшего из себя. Неужели Минхо действительно думает, что Хёнджин эгоист, который воспринимает всё как должное? Только это не так. И младшему искренне хотелось отплатить ему за заботу. Да и дело было не только в пресловутом «долге». Для него всё было проще. Он поступал с Минхо так, как поступил бы абсолютно с любым человеком в такой ситуации. Не задумываясь бы подал руку помощи, отдал бы все свои вещи, деньги, время, заботу и внимание, если бы это было нужно. Ему не нужно было быть вынужденным или чувствовать себя обязанным, чтобы сделать что-то для другого человека. И его обижало, что старший не видел этого в нём. Хотя в этом была и вина самого Хёнджина. Он был слишком закрытым человеком, не позволяя даже самым близким проникнуть в его внутренний мир. Ему было легче свести любую серьёзную ситуацию к шутке или замкнуться в молчаливом недовольстве, чем открыто выражать свои эмоции. И чем сильнее он пытался отгородиться, тем выше становились его стены. Он просто не мог позволить себе оголить свою душу. Ощущение того, что кто-то может воспользоваться его уязвимостью, пугало его до дрожи. Эта маска, которую он так долго носил, казалась ему необходимой защитой, но с каждым разом она всё сильнее сдавливала его, мешая дышать. И чем больше он прятался за ней, продолжая сближаться с людьми, тем меньше она справлялась со своей главной задачей. Душа Хёнджина отчаянно требовала, чтобы её, наконец, увидели настоящую, обнажённую. Чтобы кто-то смог почувствовать, как на самом деле Хёнджин относился к остальным людям и как ему было страшно и больно. Увидеть, что за его замкнутостью и упрямым молчанием скрывается человек, которому до боли важно отношение других. Человек, который до одури боится открыться, потому что одна лишь мысль о том, что кто-то может увидеть его слабости и воспользоваться этим, пугала до такой степени, что он предпочитал отдаляться, прятаться глубже в свою раковину. И этот страх, как оказалось, был ещё более губительным для него самого. Каждый раз, поддаваясь ему, желая закрыться, Хёнджин словно отрезал от себя по кусочку, нагружая себя порциями разочарования, боли и пачкой новых загонов в подарок. Сейчас, когда он был занят, эта тяжесть не ощущалась так остро. Работа, друзья, заботы — всё это временно отвлекало его от груза, который он нёс. Но стоило только остановиться, дать себе минуту покоя, как всё возвращалось. Маска, которую он так долго носил,с самого начала была Хёнджину не по размеру,и с годами она начала трескаться. Маленькие трещины, едва заметные, начали проступать на её поверхности и с каждым днём становились всё шире и глубже. А сдержанные эмоции копились, как вода за плотиной, и ему становилось всё тяжелее удерживать их внутри, не дать им прорваться сквозь эти трещины. И вот, стоя сейчас перед Минхо, Хёнджин впервые осознал, что совсем скоро его маска разрушится окончательно. Он уже был готов всё рассказать, вывалить всё, что накопилось, выпустить наружу то, что так долго держал внутри. Слова рвались наружу, но Хёнджин остановился. Поджал губы, опустил взгляд и вместо этого просто ждал. Ждал ответа Минхо, в котором так нуждался, даже если не хотел этого показывать. — Я не простил бы себе, если бы с тобой что-то произошло по моей халатности. И мне не хотелось бы видеть тебя замёрзшим, промокшим и находящимся на волоске от болезни из-за меня. — Видишь, ты отлично справился с ответом на свой же вопрос, Ли. Тишина, что вновь повисла между ними, казалась почти осязаемой, гнетущей и вязкой. То, что ещё недавно было лёгким и весёлым общением, внезапно стало тяжёлым, словно каждый из них почувствовал на плечах груз чего-то невыраженного. Минхо сгорбился под этим невидимым давлением, сверля младшего уставшим и каким-то странно болезненным взглядом. Хёнджин, напротив,в свойственной ему привычной манеределал всё, чтобы не смотреть на собеседника, нарочито изображая скуку и незаинтересованность. Его взгляд метался где-то за окном, избегая встречи с Минхо. Старший хотел что-то сказать, но не успел это сделать. Череда беспорядочных чихов заполнило пространство между ними. Минхо, явно смутившись, неловко шмыгнул носом и поторопился покинуть прохладное помещения, направляясь к столу с салфетками. Хёнджин медленно шагал за Минхо, внимательно наблюдая, как старший борется с собственной слабостью, которую отчаянно пытается скрыть. Тело старшего пронизывала мелкая дрожь, и его попытка делать вид, что с ним всё в порядке, выглядела настолько нелепо, что Хёнджин с трудом сдерживал раздражение. Когда Минхо собрал свои вещи и прошёл в ванную, Хёнджин, не колеблясь, проследовал за ним и с глухим стуком запер дверь за собой. Он облокотился на дверь, сложив руки на груди, и молча продолжил наблюдать за нервными попытками старшего совладать с собой. Одежда пускай и выглядела сухой, но всё ещё оставалась влажной. Ей нужно было куда больше времени, чтобы высохнуть окончательно. Это было очевидно даже на расстоянии, и Хёнджин прекрасно понимал, что надевать её сейчас — это чистый идиотизм. Но именно за таким идиотизмом сейчас и наблюдал Хёнджин. Минхо, будто нарочно игнорируя этот факт, упрямо продолжал натягивать на себя влажную футболку, за которой последовала и несчастная толстовка. Старший явно старался делать всё быстро, но руки не слушались его, предательски дрожа, а пальцы постоянно путались в ткани. С каждым новым движением он выглядел всё более измотанным, но продолжал упрямо делать то, что не имело никакого смысла. Он старательно избегал взгляда младшего, словно надеялся, что если не смотреть в глаза, то и реальность не настигнет его. На взгляд Хёнджина всё происходящее выглядело абсурдно и даже немного трагично, словно он стал свидетелем нелепейшей трагикомедии. Секунды текли, напряжение в воздухе становилось всё более ощутимым, а Хёнджину окончательно надоело наблюдать за этим цирковым представлением. Хван выхватил толстовку из дрожащих рук старшего и с явным раздражением швырнул её на ближайший шкафчик. Это был тот самый шкафчик, на который он сам же вчера строго-настрого запретил что-либо ставить. Минхо даже не успел среагировать, как Хёнджин перехватил его запястье твёрдо и уверенно, не давая старшему возможности снова игнорировать его присутствие и упрямо продолжать эту опасную для здоровья возню. Лёгкое движение—и вторая рука Хёнджина оказалась на лбу ошарашенного Минхо, проверяя температуру. Лоб был горячим. Горячее, чем он ожидал, что мгновенно привело младшего в состояние повышенной тревоги. Хёнджин замер на мгновение, его глаза расширились от шока, а внутри него нарастала паника. Не теряя времени, Хёнджин резко потянулся к краям влажной футболки, намереваясь как можно быстрее снять её с Минхо. Мокрая ткань лишь усугубит состояние старшего. Однако его внезапные действия заставили Минхо, и так уже находившегося на грани, напрячься ещё больше. Он отшатнулся назад, начав пятиться в сторону душевой кабинки, пытаясь выстроить между ними хотя бы какое-то пространство. — Что у тебя за вечные попытки раздеть меня? — Ты совсем дурак или прикидываешься? Тебя всего трясёт от холода и от чертовски большой температуры. Ты заболел, Минхо. — У тебя просто руки холодные. — Ты издеваешься? Возвращай себе сухую одежду и марш за мной в гостиную. У тебя есть десять минут на то, чтобы привести себя в порядок, если тебе это нужно. Но не смей трогать или надевать хоть что-то из непросохшей до конца одежды, ты меня понял? Глаза Минхо, которые и так были широко раскрыты, от удивления стали ещё больше. Он молча кивнул. Его движения были немного нелепыми, словно разум отказался обрабатывать происходящее. Минхо явно не ожидал такой уверенности и почти ледяных нот в голосе Хёнджина. Честно говоря, Хёнджин и сам от себя не ожидал ничего подобного. В моменте его просто разозлила та беспечность, с которой относится Минхо к своему здоровью. Старший он. Ага, оно и видно. Понабравшись примеров поведения от такого старшего, проще сразу покупать себе место на кладбище и сидеть на чемоданах в ожидании неизбежного. А долго ждать явно не придётся. Хёнджин никак не мог найти себе места. Он беспокойно вышагивал по комнате, раз за разом мысленно прокручивая их недавний диалог. Круг за кругом в его голове звучали резкие слова, которыми он обрушился на Минхо, и постепенно злость и раздражение начали отступать, уступая место куда более сильному беспокойству. Что-то явно было не так. Лоб Минхо буквально пылал, когда Хёнджин лишь слегка коснулся его. Он остановился и, прислонившись к стене, задумчиво провёл рукой по волосам. Вспоминая события предыдущего дня, Хёнджин всё больше убеждался в том, что Минхо чувствовал себя плохо задолго до их сегодняшней беседы. То, каким побитым и измотанным Минхо вчера выглядел,и то, как быстро он вырубился, закрывшись от всего мира и образовав незамысловатый клубок...Теперь, обдумывая всё это, Хёнджин понимал, что Минхо, скорее всего, уже тогда плохо себя чувствовал, но просто игнорировал своё состояние. Он не признавал ни усталости, ни болезни, словно убеждая себя, что сможет справиться в одиночку. И Хёнджин был уверен, что старший и дальше собирался молча терпеть. Возможно, если бы не эта ночь, он бы просто ушёл, продолжая делать вид, что всё в порядке. Внезапный стук в дверь прервал поток мыслей Хёнджина, заставив его вздрогнуть. Он резко повернулся к двери, недоумевая, кто это мог быть в такой час. Когда он открыл дверь наполовину, её вдруг с силой распахнули, и перед ним предстали две пары взволнованных глаз. Первое, что Хёнджину захотелось сделать — спросить вполне уместный вопрос: «Какого хрена?», но едва его мозг начал складывать кусочки пазла, он готов был прописать себе смачную оплеуху. Снова. Он совершенно забыл сообщить своим друзьям, что его тревога была вызванной его же тупостью, а они без малейшего раздумья рванули к нему на помощь. — Ты жив. Господи, Ликс, он жив. Джисон шумно выдохнул, и прежде чем Хёнджин успел что-либо сказать, он буквально бросился на него с неожиданно крепкими обнимашками. Хёнджин едва удержался на ногах, когда ощутил, как руки Джисона обвились вокруг его талии. Пытаясь хоть как-то отлепить от себя своего друга, Хёнджин издал протяжный многострадальный стон, который должен был выразить всё его отчаяние в этот момент, но Джисон будто и не слышал его, только крепче прижимался к его груди, почти мурча. — Я напишу заявление за сексуальное домогательство, если ты сейчас же не уберёшь от меня свои руки. — Тебе всё равно никто не поверит. — Чего?! Ты совсем охренел, что ли?! — Хён, так что у тебя случилось? Хёнджин, чувствуя, как потихоньку нарастает паника, мгновенно перегородил Феликсу дорогу, не позволяя ему переступить порог квартиры. Феликс уже успел приподнять одну ногу, собираясь войти, но натолкнулся на неожиданное сопротивление со стороны старшего. Джисон, всё ещё цепляющийся за него, недовольно промычал, не поняв, зачем они подвинулись. Феликс, нахмурившись, попытался заглянуть за плечо Хёнджина, но тот быстро сделал шаг вперёд, ещё больше загораживая проход. Они пришли в самое неподходящее время, как раз тогда, когда в его ванной находился их с Джисоном преподаватель, который, слава богу, до сих пор оставался там, а не разгуливал по всей квартире в его шмотках. Но кто знает, сколько времени у него осталось, прежде чем он выйдет и ситуация станет катастрофической? Нужно срочно спасать положение, а для этого нужно выпроводить его друзей как можно скорее. Стараясь не выдать своего волнения, Хёнджин натянул на лицо улыбку, надеясь, что это поможет. — Вы не поверите, я опять забыл закрыть входную дверь. — Что?? Так кто-то был у тебя в доме? Ничего не пропало? — Забежал один бездомный кот, но мы с ним успели найти общий язык. — У тебя в квартире котик? Где? — Он ушёл. Знаешь, как это бывает. Накормил, напоил, и он решил, что ему пора по его кошачьим делам. — Оу…Жалко, что ушёл... Феликс с таким сожалением поджимал губы, как будто этот мифический «кот» был ему лично знаком и только что предал его, уйдя по своим делам. Хван и сам старался выглядеть максимально опечаленным тем фактом, который сам же и выдумал, стараясь сдерживать нервные смешки. И кто его вообще за язык тянул...Ну хоть кто-то проникся его импровизационным пиздежом. Чего не скажешь о мельтешившем из стороны в сторону Джисон, желающем войти внутрь. — Ты начал в зал ходить? — Что? — Спортивная сумка на твоём комоде и новые кроссовки рядом. Джисон всё же проскользнул внутрь, но дальше коридора ему не позволил пройти появившийся из ниоткуда Хёнджин. Он ярко улыбался, а его взгляд скользил по паре новых кроссовок, которые Джисон заприметил на входе. Хёнджин нервно оглаживал их носком тапка, будто пытаясь убедить самого себя в том, что это его обувь. Джисон нахмурился, видя в этом что-то подозрительное, и та замешкавшаяся улыбка друга, похоже, только подтверждала его догадки. Хёнджину же стало не по себе. Он ощущал нарастающее давление, понимая, что скрыть правду будет труднее, чем казалось. Эта излишняя подозрительность и любопытство Джисона явно не играли ему на руку, особенно сейчас, когда на другом конце квартиры находился их преподаватель. Джисон же не отводил глаз, продолжая внимательно изучать реакцию Хёнджина. Тот, казалось, был пойман врасплох. Но, быстро собравшись, он наигранно легко пожал плечами, стараясь держать лицо. — Да вот, решил, что нужно поддерживать себя в хорошей форме. — Кстати, ты же терпеть не можешь тканевые кроссовки. — Решил дать им второй шанс. — И поэтому взял их на два размера меньше? — Вообще-то у меня нога не такая большая, как может показаться. — А чем это у тебя пахнет? — Да вот, заказал доставку. — Ты же никогда не завтракаешь. — Эй, я вообще-то собираюсь начать вести здоровый образ жизни, а он включает в себя и правильный рацион! — Ты только за вчерашний день выкурил полторы пачки сигарет! — То был вчерашний я. Сегодняшний я принял решение расти как человек и личность. Джисон не выдержал и разразился громким смехом, буквально согнувшись пополам. Феликс же, стоявший рядом, едва сдерживал улыбку, но при этом сохранял куда более сдержанный вид, явно поддерживая попытки Хёнджина продемонстрировать стремление к каким-то изменениям в себе. Хёнджин же всё больше терял терпение. Он то и дело искоса поглядывал в сторону ванной комнаты, откуда уже давно должен был появиться Минхо, но почему-то не торопился это делать. Младший чувствовал, что что-то не так. Но прежде чем проверить свою интуицию, ему всё ещё предстояло выставить Феликса и одну неугомонную белку за дверь. Поэтому-то Хёнджин не нашёл ничего лучше, чем сделать вид, будто резко почувствовал себя нехорошо. Он театрально закашлялся и с усталым видом медленно опёрся о стену, прикладывая руки к вискам, как будто бы от сильной головной боли. Этот манёвр был достаточно очевидным, но он надеялся, что его друзьям хватит этого, чтобы наконец-то оставить его в покое. — Ребят, что-то я себя не очень хорошо сегодня чувствую. Хотел бы сегодня отлежаться, если вы не против. — Хён, ты что, заболел? Феликс подскочил с неожиданной резвостью, застав Хёнджина врасплох. Прежде чем тот успел как-либо среагировать, Феликс прижал его к стене своими небольшими, но настойчивыми ручками. В его глазах читалась неподдельная забота, и, несмотря на свой размер, он действовал с неожиданной для него решимостью. Феликс осмотрел старшего со всех сторон, то и дело вертя его голову влево и вправо, словно опытный доктор, прося открыть рот, потрогав его лоб и расспрашивая о симптомах. Тем временем Джисон бесцеремонно разгуливал по коридору, с безразличием наблюдая за происходящим, будто это всё был обычный день. Заглянув в спальню Хёнджина, он красноречиво фыркнул, увидев стоящее на мольберте полотно и знакомую физиономию на нём. — Уже портреты своего любимого рисуешь. — Выйди оттуда, пока я тебя не прибил. — Боишься, что я увижу что-то ещё? Ты что, промышляешь ещё какими-то грязными делишками за закрытыми дверями, хён? — Боюсь, что ты испоганишь мою комнату своей озабоченной энергетикой. — Это вы распространяли сексуальные флюиды в клубе. Я на вашем фоне святоша. — Джисон, оставь хёна в покое. Ему нужно сейчас отдохнуть. — Надеюсь, священная дрочка на собственную картину ему поможет прийти в себя. Если только он не окончательно заболел из-за любви к красавчику-музыканту. В таком случае ему сможет помочь только хороший, добротный… — Ещё одно слово, и я швырну в тебя этой твоей странной статуэткой непонятной красной хрени. — Эй! Тронешь Наклза, и я трону твою дурацкую мазню. — Ничего, нарисую ещё. — Ничего святого в тебя нет, хён…. Джисон вышел из квартиры Хёнджина и сразу же направился в сторону лифта, даже не прощаясь с другом, явно демонстрируя свою обиду. Его надутые щеки и опущенный взгляд выглядели настолько комично, что Хёнджин даже не задумывался о том, чтобы относиться к этому серьёзно. Он знал Джисона слишком хорошо, чтобы не поддаваться на такие дешёвые провокации. Поэтому, почти не сдерживая смех, Хёнджин громко прокричал вслед уходящему другу самое фальшивое «Я люблю тебя», на которое только был способен. Джисон продолжил идти, демонстративно не реагируя, хотя наверняка усмехнулся про себя. Феликс же, который уже привык к подобным сценам, лишь снисходительно покачал головой, улыбаясь уголками губ. Он тихо попрощался с Хёнджином, быстро догоняя Джисона. Когда лифт закрылся за его друзьями, Хёнджин облегчённо выдохнул, прикрывая за собой дверь. Ему, наконец, удалось выпроводить этих двоих, и, к его удивлению, даже дотошный Джисон, который обычно подмечал малейшие детали, на этот раз не заподозрил ничего странного. Но, несмотря на маленькую персональную победу, сердце Хёнджина не было спокойным. Напротив, в его груди зрело беспокойство. Хёнджин взглянул на часы и ужаснулся. Прошло уже около тридцати минут с тех пор, как Минхо остался в ванной комнате, и за всё это время не раздалось ни единого звука. Ни шума воды, ни шагов, ни голоса преподавателя. Квартира погрузилась в гробовую тишину, которая с каждым мгновением становилась всё более зловещей. В голове младшего начали мелькать самые тревожные мысли, и каждый новый образ был страшнее предыдущего. Хёнджин не смог дольше ждать. Постучавшись в дверь, он прислушался. Ответом ему была лишь оглушительная тишина. Сердце парня начало колотиться сильнее. Страх и тревога, сплетённые в болезненный ком, всё больше давили на него, заставляя действовать. Не раздумывая больше ни секунды, Хёнджин резко повернул ручку двери и практически влетел в небольшое помещение. Зрелище, которое он увидел, пронзило его страхом и болью. Минхо сидел без сознания, опираясь спиной на шкафчик под раковиной. Его лицо было бледным, а верхняя губа и руки были в крови. И судя по кровавым следам на раковине, Минхо пытался её смыть, но силы покинули его раньше, чем он смог справиться. Он успел только сесть на пол и просто отключился. Хёнджин подбежал к старшему, схватив одно из чистых полотенец и намочив его в холодной воде. Присев рядом с Минхо на корточки, он начал осторожно стирать кровь с его пальцев и ладоней, затем перешёл к лицу. Взгляд скользнул по футболке, в которую Минхо был одет, его футболке. На ткани было заметное мокрое пятно, которое появилось, судя по всему, когда Минхо старательно пытался избавиться от капнувшей на вещь младшего капельки крови. Хёнджин нахмурился ещё сильнее. Как бы плохо Минхо ни чувствовал себя, он не сказал ни слова, не позвал на помощь. Он снова попытался справиться в одиночку. Что такого травмирующего было в жизни его преподавателя, что он относился к себе и своему состоянию как к чему-то незначительному, неважному, чем спокойно можно жертвовать? Как можно довести себя до такого состояния и при этом продолжать молча терпеть и вредить самому себе? Хёнджин снова коснулся лба Минхо, чувствуя, как жар буквально обжигает его пальцы. Только теперь он осознал, насколько сильно трясутся его собственные руки. Он переживал за преподавателя куда сильнее, чем ожидал. Внутри него клубилось множество мыслей, которые перемешивались в один тревожный поток. Опасные "колокольчики" звенели в его сознании, словно пытаясь напомнить ему, что не стоит лезть в чужую жизнь. У каждого человека есть свои страхи, психологические раны и опыт, накопленные за время жизни. Каждый человек сам выбирает свой путь, свои способы справляться с трудностями. И не каждому дано понять и принять решения и выборы, которые делает тот или иной человек. И как бы сильно ему ни хотелось встряхнуть Минхо и объяснить, почему важно заботится о себе, он понимал, что это может оказаться бессмысленно. Минхо — взрослый мужчина, а Хёнджин... ему бы в себе разобраться сначала. Он усмехнулся про себя, думая о том, что будь он на месте Минхо, он вряд ли бы прислушался к таким советам. Скорее всего, он бы даже разозлился, если бы кто-то начал навязывать ему свою точку зрения на то, как следует жить и заботиться о себе. Наверняка ещё и высказал бы в лицо всё, что думает о неуместности таких советов на их стадии отношений. Младший ещё раз осмотрел Минхо на предмет незамеченных ранее повреждений, но кроме свежей царапины на руке Минхо, похоже, возникшей после не самой удачной попытки сесть, ничего критичного не увидел. Но это всё равно не успокаивало Хёнджина. Теперь у него возникла новая проблема. Ему нужно было как-то привести старшего в чувства, и он, вспоминая уроки первой помощи, стал экстренно искать подходящие решения. В его голове зашевелились обрывки медицинских рекомендаций, когда он вспомнил, как несколько лет назад без особого энтузиазма заучивал информацию, которая тогда казалась ему ненужной. Теперь же Хёнджин впервые в жизни сказал спасибо за то время, потраченное на эти три часа зазубривания перед устным зачётом. Как выяснилось, кое-что важное всё-таки преподавали в старшей школе. Хёнджин принёс из зала несколько пледов и одну из мягких диванных подушек, старательно укладывая их на полу. Ему не хотелось укладывать и так болеющего преподавателя на холодную плитку, поэтому он старался создать максимально тёплый и уютный уголок, который он только мог. Не без труда Хёнджину всё таки удалось уложить непослушное тело Минхо на импровизированную «кровать». Каждый раз, когда он пытался взять преподавателя поудобнее, голова того стремилась запрокинуться назад, а сам Минхо, словно неживое существо, выскальзывал из его рук, заставляя Хёнджина напрягаться от беспокойства. И вот, когда его преподаватель, наконец, лежал на подушке и пледах, выглядя словно спящая красавица, Хёнджин, ощущая, что его силы на исходе, не нашёл ничего лучше, чем запрокинуть ноги Минхо себе на колени, усевшись на небольшой стул, переводя дыхание. Они сидели так какое-то время. Хёнджин не сводил обеспокоенного взгляда со своего преподавателя, наблюдая, как вздымается его грудь и постепенно сходит краснота с лица старшего. Каждый вздох и движение создавали впечатление, что Минхо становится лучше и он постепенно приходит в себя, но напряжение в груди Хёнджина не отпускало. Ещё через несколько минут Хёнджин почувствовал, как под его руками напряглись ноги старшего. Он активно зашевелил бровями и разлепил глаза, выглядя как испуганный котёнок, который не понимает, как здесь оказался. Но когда его взгляд встретился с улыбающейся мордашкой Хёнджина, у которого прямо сейчас словно груз с плеч упал, он тут же успокоился. — Очнулся, наконец, спящий красавец. — Почему ты… — Если ты прямо сейчас задашь ещё один из своих тупых вопросов по типу «почему ты здесь», я ударю тебя. — Ты же можешь заразиться, Хёнджин. — И что ты мне предлагаешь? Бросить тебя на холодном полу, перепачканным в собственной крови из-за того, что кое-кто переоценил себя и не попросил о помощи в очередной раз? — Я сейчас соберусь и уйду, чтобы тебе не мешать. — Ага, и упадёшь в обморок где-нибудь на улице. С дуба рухнул совсем? Ни куда ты сегодня не пойдёшь. Хёнджин подхватил Минхо под руки, поддерживая его, и помог тому подняться. То, как преподаватель сильно опирался на Хёнджина, хотя явно очень старался держаться на своих двоих, ещё больше доказывало его упертость, а ещё подкрепляло уверенность Хёнджина в правильности своих действий. Если Минхо вновь попытается сбежать, Хёнджин точно привяжет того к дивану. Тому самому, на который прямо сейчас старался максимально аккуратно усадить горе старшего. Игнорируя молчаливое недовольство старшего, Хёнджин лишь протянул Минхо бокал с водой и сунул тому под нос несколько разноцветных таблеток, на которые старший посмотрел с явным недоверием. — Это лишнее, Хёнджин, правда, всё хорошо. — Минхо, не беси меня и выпей. Мы должны понизить твою температуру для начала, а потом тебе нужно будет поесть и поспать. — А ты? — А я буду приглядывать за тобой. — Но у тебя всего один выходной. А ещё конкурс на носу. Нельзя, чтобы я тебя заразил. Я правда в порядке. Немного посижу и буду в состоянии добраться до дома. Я просто переутомился, ничего серьёзного, правда. — Тебе говорили, что ты просто не умеешь врать? Слушай, если ты готов убеждать себя всеми силами, вопреки логике и здравому смыслу, в том, что с тобой всё хорошо, то со мной это не прокатит. Ты пьёшь таблетки, я помогаю тебе поесть, и ты ложишься спать. И это не обсуждается, Минхо. Минхо молча кивает и послушно выполняет все указания Хёнджина. Хёнджин с лёгким беспокойством в глазах суёт Минхо подмышку градусник, а сам наблюдает, как старший старается бороться с огромной порцией супа, который любезно налил ему младший. Каждая ложка давалась Минхо с трудом, но он продолжал упорно есть, понимая, что не отвертится от нравоучений младшего. Оставив преподавателя один на один с супом, Хёнджин начал, как заведённый метаться по квартире, стаскивая в зал, казалось, абсолютно все медикаменты и тёплые вещи, которые только мог найти. Вскоре, когда на столике уже собралась внушительная гора разных коробок с витаминами, противовирусными, жаропонижающими и всевозможные флакончики со спреями, каплями и сиропами, а также гора тёплых пледов и свитеров, он, наконец, остановился и забрал у преподавателя градусник. Изумлённо уставившись на устрашающую цифру «39», он тут же заставляет старшего снять с себя футболку и укрыться чем-то лёгким, дабы не нагонять температуру ещё больше. Минхо лихорадило, его тело было в поту, но он всё равно старался закутаться в простыню как можно сильнее, дабы хоть немножко согреться. Хёнджин вернулся с небольшой ёмкостью холодной воды и сменными полотенцами. Он уселся на стул рядом и принялся аккуратно прикладывать намокшую прохладную ткань к лицу старшего. Одно полотенце он оставил на лбу Минхо, а другим принялся растирать его разгорячённую кожу лица, шеи и рук. Минхо стойко выносил весь дискомфорт, стиснув зубы и наблюдая затуманенным взглядом за действиями Хёнджина. Постепенно дрожь начала становится всё более редкой, а ткань нагревалась не так интенсивно. Хёнджин не отходил от старшего ни на шаг, то подавая ему свежей воды, то просто разряжая атмосферу отвлечёнными рассказами ни о чём. Минхо, хоть и через силу, но улыбался, старательно натягивая уставшую улыбку на своё лицо каждый раз, когда Хёнджин говорил что-то. Веки тяжелели, а приятная прохлада полотенца успокаивала. Хёнджин, заметив сонное состояние старшего, накрыл его пледом, в который тот тут же закутался, поудобнее укладываясь и смотря блестящими то ли от слёз, то ли от высокой температуры глазами прямиком на оставшегося рядом с ним младшего. — Хёнджин. — Тебе что-то нужно? — Спасибо. — Спасибо на хлеб не намажешь, преподаватель Ли. — Не наглей, Хван. — Ли. — Что? — Пожалуйста. Минхо улыбнулся, постепенно погружаясь в приятную дрёму. Хёнджин, сидя рядом, следил за разглаживающимися мышцами на лице преподавателя, чувствуя, как в груди у него разливается тепло от этой картины. Он не мог не заметить, как с погружением в сон болезненность и напряжение, которые ранее были заметны на лице преподавателя, постепенно исчезают, уступая место безмятежности. Когда Минхо окончательно погрузился в сон, Хёнджин достал свой телефон и, приняв для себя окончательное решение касаемо выступления на фестивале, принялся писать друзьям длинное сообщение, находясь в предвкушении от внезапной идеи, которая появилась в его голове после разговоров с преподавателем. Осталось только сделать так, чтобы Ли не заподозрил неладное, но и с этим Хван уже придумал, что они смогут сделать. Отправив сообщение, Хёнджин, наконец, расслабился. Он аккуратно поправил плед, который слегка сполз с плеч Минхо, чтобы тот не замёрз, и, снова окинув преподавателя внимательным взглядом, просто не мог не улыбнуться от созерцания его довольной спящей физиономии. За эти сутки Хёнджин успел узнать о Минхо много нового. И пускай это моментами тревожило и злило младшего, он не мог не ощущать, что ему нравился именно такой Минхо. Неуверенный в себе, с собственными минусами и демонятами в голове, которые заставляли его совершать глупые поступки, он выглядел более человечным, чем когда-либо. Болезненный и уязвимый, Минхо оставил за дверями квартиры Хёнджина свой привычный образ. Обычно это не то, что люди стремятся показать другим. Напротив, они стараются скрыть свои слабости и переживания. Но именно в таких мелочах и проявляется живая составляющая людей. Хёнджин ловил себя на мысли, что ему больше интересен не идеальный образ горячего талантливого преподавателя, о котором говорили Джисон и другие студенты, а то, каким Минхо был за пределами публичного пространства. Минхо был хорошим человеком, и Хёнджин это чувствовал. Да и сам старший доказывал это своими действиями, за каждым из которых скрывалось множество эмоций и переживаний. И, несмотря на все сложности, он смог оголить небольшую часть себя и довериться младшему в момент максимальной уязвимости. Это доверие трогало Хёнджина до глубины души. Он осознавал, что такой шаг требует огромной смелости, и это только укрепляло его желание довериться в ответ. Он был намерен это сделать, несмотря на то, что тревожность давала о себе знать, а страх шептал не делать этого. Он понимал, что должен побороть свой страх, иначе просто не сможет двигаться дальше, как когда-то смог преодолеть свою нелюбовь к музыке, которая, в свою очередь, открыла для него целый новый удивительный мир. Хотя это было не совсем так. Этот мир ему открыл именно Минхо — искренний, страстный, верящий в него, как никто другой. И теперь Хёнджину нужно, нет, просто необходимо довериться Минхо и поверить в самого себя. Настал момент, когда Хёнджин должен сделать шаг навстречу своему собственному «я», обнажая свои страхи и сомнения. И он не намерен отступать, несмотря ни на что.