Love is the answer and music is healing

Утро воскресенья началось для Хёнджина совсем не так, как он рассчитывал. Никакого расслабленного завтрака, никакого медленного потягивания кофе, пока солнечные лучи лениво пробираются в комнату. Вместо всего этого его вырвал из сна настойчивый звонок телефона. Пальцы, ещё запутанные в простынях, нащупали устройство, и экран с названием кофейни, где он подрабатывал, тут же вернул его к реальности. Хёнджин поморщился и нехотя ответил, уже предчувствуя, что разговор не сулит ничего хорошего. На том конце провода его встретил встревоженный голос менеджера, который сообщил, что его сменщик внезапно заболел и попросил Хёнджина выйти в свой законный выходной, чтобы доработать за него остаток утренней смены. Юноша посмотрел на часы и тяжело вздохнул. Восемь утра. Он был уверен, что так рано его не станет тревожить ни один здравомыслящий человек, разве что в экстренной ситуации. И несмотря на то, что первое, что пришло ему в голову — это красноречиво послать всех на прекрасные три буквы, разум быстро взял верх. Финансовое положение оставляло желать лучшего, а арендная плата приближалась. С каждым днём его кошелёк всё больше напоминал чёрную дыру, поглощающую всё до последней копейки. Ему нужны были деньги. И нужда эта была почти такой же сильной, как желание выспаться хотя бы раз в этом месяце. Хёнджин тяжело поднялся с постели, проведя рукой по растрёпанным волосам, и сдержанно ответил сквозь зубы: буду в течение часа, — после чего сразу же сбросил звонок. Он бессильно откинулся на подушки, уставившись в потолок. Нахлынувшая на него сонливость и вялость словно пытались в последний раз протестовать против этой жестокой участи. Он закрыл глаза, мечтая просто перевернуться на другой бок и забыться сном ещё хотя бы на пару часов. И пока он старался вновь не уснуть, мысли его вернулись к прошлой ночи. Казалось, что прошла целая вечность с тех пор, как он вернулся с их с Соджуном ночной прогулки. Воспоминания о беззаботном вечере, о мягких касаниях, неуловимых взглядах и словах, которые не нужно было произносить вслух, всё ещё мерцали где-то на периферии сознания, оставляя за собой тёплый след. Соджун тогда настоял на том, чтобы проводить его до дома. Хёнджин не помнил, как они умудрились продлить прощание на целых сорок минут. Темы для разговоров всплывали сами собой. Каждый раз находилось что-то новое, о чём хотелось поговорить, или что-то сделать. Так, в какой-то момент Хёнджин вспомнил, что ему нужно зайти в круглосуточный магазин, и Соджун предложил составить компанию. А после, под благовидным предлогом Соджуна «показать одно красивое место», о котором Хёнджин не знал, они снова свернули не туда. В какой-то момент оправдания кончились, и они просто сели на ближайшую скамейку, молча деля пространство и общее тепло, наслаждаясь компанией друг друга. А затем — прощание. Они, как два подростка, стояли у подъезда, не желая расходиться. Казалось, каждый нашёл в компании другого нечто, от чего не хотел отказываться. Как если бы малейший жест, шаг назад, простое «пока» могли бы разрушить то хрупкое, что возникло между ними. Хёнджин всё же шагнул в сторону двери, и что-то болезненно сжалось у него в груди, как только он оказался один. Пустота, которая вмиг заполнила его грудную клетку, разлилась тяжестью. Абсурдность этого ощущения поразила его. Как так можно скучать по кому-то, кто был рядом всего минуту назад? Все эти часы, которые они провели вместе, могли показаться не такими уж значительными с точки зрения того, чтобы лучше узнать друг друга. Казалось, что за это время они говорили больше о мелочах: кто какую музыку предпочитает, какие фильмы стоит посмотреть, что у них общего в предпочтениях. Вроде бы всё пустяки, и можно было списать это на простой обмен информацией, но... Они обнаружили множество точек соприкосновения: от схожести чувства юмора и предпочтений в фильмах и еде до общей ненависти к петрушке и баклажанам. Этот неожиданный факт — признание в ненависти к двум, казалось бы, безобидным продуктам — почему-то оказался чертовски важным. Удивительно, как мелочи могли так сближать. Ведь общий враг действительно объединяет, а если врагов двое, то вы уже, считай, лучшие друзья, союзники. Пускай, пока это был маленький фронт борьбы против петрушки и баклажанов, для Хёнджина это значило, что между ними была пусть крохотная, но схожесть. И почему-то Хёнджин был уверен, что за эти часы они продвинулись намного дальше, чем могли бы, если бы просто делились фактами о себе или пытались узнать друг друга в общепринятом смысле. Соджун знал, как рассмешить его, знал, когда дать пространство, а когда, напротив, подойти ближе. Это было что-то гораздо глубже, чем поверхностное знакомство. Соджун оставил в Хёнджине ощущение заполненности, тепла и тревожащего беспокойства одновременно. Они так и не обменялись контактами. Хёнджин пробовал намекать, но в какой-то момент и сам решил, что это не так уж и нужно для них обоих. Была какая-то изюминка в их не спланированных встречах и внезапных прогулках. Каждый раз они начинали с чистого листа, без привязки к каким-то обещаниям или обязательствам. Без контактов, без социальных сетей, без банального «позвони как-нибудь». И, как ни странно, именно это добавляло искру в их общение, оставляя всё в руках случая. Пускай так оно и останется. Пока что. Хёнджин даст возможность Соджуну самому сделать первый шаг. Хотя бы пока терпение Хвана ещё имеет место быть, а сам парень какое-то время будет занят, и у него точно не будет возможности посвящать всего себя чему-то или кому-то другому. Но он скучал. Больше, чем должен был бы. И как бы ему сейчас не хотелось остаться в тёплой кровати, мысленно снова и снова возвращаться к их разговору, к каждому мельчайшему моменту их последней встречи, мысль об арендной плате быстро вернула его в реальность. Стараясь не потерять остатки воли, Хёнджин встал с кровати и потянулся за одеждой, раздумывая о том, сколько кофеина ему понадобится, чтобы держаться на ногах до конца смены. Наскоро собравшись, он уже почти выбегал из квартиры, но, увидев своё отражение в зеркале в прихожей, вдруг замер. Усталое лицо, слегка помятые волосы и тёмные круги под глазами… Хёнджин вздохнул, пригладил волосы, но в итоге махнул рукой. Кто вообще будет так пристально рассматривать его в кофейне, особенно на утренней смене? С этими мыслями он схватил ключи, подхватил куртку и быстро покинул квартиру, стараясь не думать о том, сколько сил потребуется, чтобы продержаться весь этот длинный день. А день, казалось, не имел конца. Отработав сначала утреннюю смену, а затем и вечернюю, поскольку "мы не нашли тебе замену", Хёнджин с трудом тащил себя домой, ощущая каждую мышцу своего измотанного тела. Мысли путались, и единственным желанием было рухнуть на кровать и забыться долгим, беспробудным сном. Но, едва переступив порог квартиры, он понял, что даже этого ему не позволено. Призрачная надежда на отдых рухнула, когда взгляд упал на стол, заваленный учебными материалами и заметками для домашней работы. Проклиная всё на свете, Хёнджин с усилием заставил себя сесть за стол и потянуться к ноутбуку. Он жалел, что вообще пообещал Минхо что-то. И ведь проблема была даже не в самом обещании Ли. На него Хван мог и наплевать, зная, что преподавателя это и не удивило бы. Но вот отступить так просто теперь не давало ему нечто под названием "совесть". Раз уж начал, нужно довести до конца. В целом именно совесть и будет винить парень на протяжении последующих дней, которые слились в бесконечный поток учёбы, репетиций и работы. Хёнджин словно перестал замечать границы между ними, все его действия шли по инерции, один день переходил в другой, не оставляя пространства для отдыха. Ощущение усталости стало постоянным фоном его жизни, но куда сильнее давило чувство вины. Совесть не отпускала его ни на минуту, то и дело напоминая о каждом упущенном моменте, о каждой задаче, которую он мог бы сделать лучше и быстрее. А может быть, это просто накручивал сам себя, постепенно выматывая свою нервную систему до предела. Каждое утро начиналось с того, что Хёнджин буквально выползал из кровати. Едва зазвеневший будильник вызывал приступ раздражения, но выбора не было, график был забит под завязку. В университете он появлялся с самого утра, стараясь выглядеть хотя бы отдалённо бодрым и сосредоточенным. Затем шли занятия, где ему приходилось держать лицо, несмотря на внутреннюю измотанность. После пар начиналась следующая часть дня: репетиции с Феликсом и Джисоном, которые затягивались до самого вечера. После изнуряющих репетиций Хёнджин бежал на свою смену в кафе, где пахал без передышек, как робот, несмотря на ноющую спину и отзывающуюся болью шею. Смена проходила в рутине: бесконечные заказы, разговоры с посетителями, смена столиков, гул и приглушённые звуки кофемашины, которые уже начинали сниться по ночам. Возвращаясь домой, он снова брался за домашние задания. Казалось бы, после стольких часов на ногах можно было хотя бы сделать передышку, но и тут его не отпускал этот шёпоток в голове, говорящий, что нужно доделывать то, что начал. Нередко он засыпал прямо за столом, и утром приходилось в панике собирать вещи, понимая, что очередное задание он доделать так и не успел. А между делом был ещё Минхо со своими индивидуальными заданиями, который, видимо, решил, что именно сейчас — самое подходящее время убить Хвана. В перерывах он пытался вырвать хотя бы пару минут на интернет, чтобы найти недостающую информацию или свериться с новыми источниками. Это не помогало. Тексты сливались в сплошную пелену, информация ускользала от него, а концентрация постоянно давала сбой. Но что оставалось, если с каждым днём требования Ли росли, комментарии становились жёстче, а терпение преподавателя короче? Вопросы сыпались один за другим, а Хёнджин ловил себя на мысли, что, похоже, Минхо делает всё, чтобы ещё до сессии, которая, к слову, стремительно приближалась, довести его до истощения. Почему только его? Джисону тот и вовсе позволял прогуливать некоторые лекции, а к остальным студентам был неизменно приветлив и спокоен. Не то, чтобы это было удивительно, учитывая, что Хёнджин отставал сильнее остальных, но всё равно было обидно. Так ещё и при каждом свободном случае, когда они пересекались в коридоре или на улице, Ли то и дело расспрашивал, как продвигаются репетиции к осеннему фестивалю. А на одну из таких так и вообще пришёл лично, начиная раздавать советы и заставляя Феликса с Хёнджином отрабатывать свои партии вновь и вновь, предлагая, что и как можно улучшить. В работу Джисона же он вмешивался гораздо менее охотно, что заставляло Хвана закипать внутри ещё сильнее, то и дело выдавая саркастические комментарии и едкие ответы на любые вопросы. Хёнджин уже начал обходить все злачные места обитания преподавателя стороной, дабы не нарваться на очередную дополнительную репетицию. Только вот близилась суббота, и вряд ли его спасёт даже отговорка о внезапной смерти, дабы избежать личной встречи с Минхо. Судя по тому, как преподаватель насел на него, он достанет его и на том свете. Всё, что сделает Хёнджин – это немного оттянет неизбежное. Так что лучше смириться с неизбежным и принять свою участь сразу же. Радовала только одна мысль. После всех мучений его, скорее всего, покормят. Пусть это была и небольшая компенсация за все страдания, но Хёнджин уже начинал считать это маленькой победой. Ну и Хёнджин надеялся, что когда они с преподавателем закончат, он сможет вернуться домой и просто поспать. Этот свободный вечер — роскошь, которую ему удалось вырвать только благодаря тому, что удалось поменяться сменами с выздоровевшим коллегой. Хёнджин действительно нуждался в этом небольшом перерыве. Последние дни были нескончаемой чередой обязательств, которые давили на него и в университете, и на работе. Казалось, что работа высасывает из него всю энергию, а время, которое он мог бы посвятить учёбе или репетициям, попросту исчезает. Каждая смена превращалась в настоящую битву: бесконечный поток клиентов, постоянные резервации и необходимость задерживаться на несколько часов из-за чрезмерно упёртых посетителей. Никакого спокойствия, никакого времени для себя. Порой Хёнджин чувствовал, что он просто существует, переходя от одного дела к другому, едва успевая перевести дух между ними. Каждая свободная минута, которую он мог бы потратить на отдых, моментально исчезала в водовороте новых дел и обязанностей. Он изо всех сил старался не отставать и делать хотя бы малую часть того, что планировал, но в итоге его старания разбивались о суровую реальность ежедневной рутины. Ещё и вечно хихикающий над его угрюмым видом и постоянными отчаянными вздохами, Джисон раздражал всем своим существованием, только усугубляя и так шаткую обстановку. Стоит ли упоминать о том, что после последнего похода в клуб оба друга, в особенности Джисон, никак не оставляли Хёнджина в покое со своими шутками. Джисон даже на лекциях Ли не затыкался, вечно отвлекая старшего от попытки осознания происходящего на лекции и добивая его комментариями и глупыми детскими песенками про «жениха и невесту», в которой Хёнджин почему-то выступал в роли невесты! Каждый раз, когда начинался этот нелепый цирк, Хёнджин раздражался всё больше и больше. Лишь уязвлённое эго и чувство собственного достоинства не позволяли ему совсем перестать обсуждать с Джисоном тему их взаимоотношений с музыкантом. Только одна мысль удерживала его от полного молчания: если кто-то и мог считаться «невестой», так это уж точно не он, а этот медлительный, бесцеремонный котяра. Хёнджину казалось очевидным, что именно он задаёт темп их встречам и определяет их динамику. Даже несмотря на таинственные исчезновения музыканта и его вечное стремление играть по своим собственным правилам, Хёнджин оставался уверен: он-то как раз и есть тот самый двигатель, который подталкивает их вперёд. Поэтому каждый раз, слушая ехидные подколы Джисона, Хёнджин мысленно проклинал эту песенку и не уставал пытаться убедить друга в обратном. Ему действительно важно было сохранить чувство контроля над ситуацией, даже если на самом деле всё это выглядело совсем не так, как ему хотелось. Да, возможно, музыкант вёл их отношения с такой уверенностью и спокойствием, что порой Хёнджин терял ориентиры, но отступать он точно не собирался. С его стороны было бы ошибкой признать свою неуверенность или потерю контроля. Так что, пока Джисон продолжал смеяться, Хёнджин молча упорствовал, пытаясь убедить хотя бы себя, что именно он задаёт направление этому странному, но захватывающему знакомству. Хван вернулся домой после очередного, словно растянувшегося на вечность учебного дня. Как только дверь за ним захлопнулась, он без сил опустился на входной коврик, даже не потрудившись снять уличную одежду. Он прислонился спиной к холодной поверхности двери и замер, вслушиваясь в абсолютную, почти удушающую тишину, наполнившую его квартиру. Эта тишина казалась осязаемой. Она словно окутала его, медленно растекаясь по каждой клеточке, проникая через слух вглубь сознания. Поначалу в этом было что-то умиротворяющее: отсутствие лишних звуков, грохота и голосов, в которых утопали его дни. Но вскоре Хёнджин ощутил, что тишина стала навязчивой и невыносимо гулкой. Звон, неизбежный спутник полной тишины, был единственным, что удерживало его в сознании. Он разрезал пространство, пробивался сквозь мысли, превращая их в сумбур, который гремел в голове, не позволяя ему полностью расслабиться. Вместо облегчения и покоя, которого Хёнджин так жаждал, он ощущал лишь нарастающее напряжение, изматывающее его изнутри. Мысли спутывались, тело отказывалось подчиняться. Он словно застрял в состоянии между усталостью и необходимостью действовать, а энергия, которую он едва ли ещё хранил, ускользала, не давая возможности ни полноценно отдохнуть, ни продолжить работать. Правда, о такой роскоши, как ничего неделанье, Хёнджин мог только мечтать. Он может позволить себе лишь небольшой передышку. Возможно, полистает ленту социальных сетей, отвлекаясь на чьи-то посты и фотографии. Или, может, порисует что-нибудь, пытаясь унять внутреннее напряжение. А затем снова вернётся к изучению нового жанра. После выступления Соджуна и «Дельты» выбор был очевиден: рок-музыка. Вдохновение, которое музыканты оставили за собой, было сродни затягивающему водовороту, и Хёнджин просто не мог оставаться в стороне. Теперь этот жанр заполонил его мысли, и он пытался понять его суть, разложить всё по полочкам в своём сознании. Но это давалось с трудом. Выступление Соджуна всплывало перед глазами слишком часто. Хёнджину то и дело казалось, что он снова видит перед собой этого парня на сцене: его уверенные движения и тот особый блеск в глазах, который невозможно передать словами. Воспоминания мешали сосредоточиться, отвлекали и в то же время настойчиво подталкивали его изучать дальше, искать глубже. Эта двойственность сводила с ума. С одной стороны, желание полностью погрузиться в изучение нового стиля, с другой — невозможность абстрагироваться от влияния одного конкретного человека. Устроившись поудобнее на небольшом диванчике в гостиной, Хёнджин решил, что пришло время погрузиться в изучение нового жанра, но на этот раз в более расслабленном режиме. Он закутался в несколько плюшевых пледов, создавая вокруг себя уютное коконоподобное убежище, и заварил себе огромную кружку горячего напитка, который был его любимым спасением в таких ситуациях. Рядом с собой Хёнджин расставил целый арсенал из различных закусок и сладостей, подготовившись ко всему, что может его ожидать. Парень сделал глубокий вдох, чувствуя, как аромат напитка поднимает настроение, и переключил внимание на экран ноутбука. Чтобы лучше понять рок-музыку и её энергетику, Хёнджин решил начать своё изучение с практических примеров: живых выступлений известных групп, клипов и обучающих видеороликов. Особое внимание он решил уделить экстрим-вокалу, чему немало поспособствовала гиперфиксация Джисона, который в последнее время только и делал, что с головой уходил в изучение этой техники и изводил всех вокруг своими попытками. Хёнджину стало любопытно, что же такого сложного в освоении дикого ора, раз его друг тратит на это столько времени и нервов. Решив, что сможет лучше понять Джисона, если сам немного углубится в тему, он открыл вкладку с роликами, приготовившись окунуться в детали этого вокального стиля. Пока Хёнджин искал подходящее видео для начала, его взгляд мельком упал на телефон, экран которого вдруг загорелся входящим уведомлением. Он уже хотел проигнорировать его, уверенный в том, что это Джисон опять воскрес из мёртвых, чтобы завалить их общий чат очередной порцией бессмысленных мемов и дурацких шуток. Но внезапно взгляд зацепился за знакомую фотографию и имя отправителя. Он нехотя потянулся к телефону, недоумённо морщась. Ли «музыкальный сектант» Минхо «Я не мешаю?»

Хван «кофейное божество» Хёнджин

«Нет?»

Ли «музыкальный сектант» Минхо «Это ответ да или нет?»

Хван «кофейное божество» Хёнджин

«А что ты хотел? 👀»

Ли «музыкальный сектант» Минхо «Хотел узнать, во сколько я могу за тобой заехать.»

Хван «кофейное божество» Хёнджин

«Может, сделаешь себе заслуженный выходной? Я могу прислать тебе файл, ты посмотришь спокойно, напишешь мне свой вердикт…🤗»

Ли «музыкальный сектант» Минхо «Мне льстит твоя забота. Но со мной всё хорошо.»

Хван «кофейное божество» Хёнджин

«…»

«…ты уверен?»

Ли «музыкальный сектант» Минхо «Да.»

Хван «кофейное божество» Хёнджин

«Точно? 🤔»

Ли «музыкальный сектант» Минхо «Да.»

Хван «кофейное божество» Хёнджин

«Точно, точно, точно? 🥺🥺🥺»

Ли «музыкальный сектант» Минхо «Хёнджин, мне кажется, или ты всячески пытаешься отменить нашу встречу?»

Хван «кофейное божество» Хёнджин

«Что? Нет, конечно же! Просто ты так много работаешь в последнее время…»

Ли «музыкальный сектант» Минхо «Я люблю свою работу, Хёнджин. Она меня не тяготит, напротив, я получаю от этого удовольствие. Так что если с этим мы разобрались, то хотелось бы услышать твой ответ.»

Хван «кофейное божество» Хёнджин

«Я пока не знаю, во сколько смогу сегодня лечь, но ориентировочно к двум часам я был бы готов выйти в этот бренный холодный мир т.т»

Ли «музыкальный сектант» Минхо «Ты же помнишь, что нужно хорошо отдыхать, Хёнджин?»

Хван «кофейное божество» Хёнджин

«У меня единственный выходной, в который я пытаюсь сделать все задания, которыми ты меня завалил, и не выпилиться при этом... Это, знаешь ли, занимает много времени -.-»

Ли «музыкальный сектант» Минхо «Хорошее стремление оказаться в топе учеников, но за столь короткое время это сделать будет крайне сложно.» Хёнджин обречённо простонал, вытягиваясь всем телом и с раздражением размышляя над тем, как ещё можно попытаться избежать завтрашней пытки. Даже перспектива бесплатного обеда уже не казалась столь заманчивой, когда перед глазами вставали все неприятные воспоминания о прошедшей учебной неделе и особенно о поведении Ли. Тот, как на зло, словно нарочно, игнорировал все попытки Хёнджина упростить ситуацию и просто переслать ему готовый файл для проверки. Он совершенно точно задумал что-то совсем недоброе. Если завтра ему снова придётся выслушивать очередные нравоучения, вперемешку с монотонной долбёжкой по остаткам нервов и совести, Хёнджин всерьёз подумает о том, чтобы наложить на себя руки. Младший устало уставился на экран, вновь возвращая взгляд к диалоговому окну. Ладно, возможно, у него ещё получится выкрутить всё в свою сторону. Так просто Хёнджина ещё никто не одолевал.

«2 вложения»

Ли «музыкальный сектант» Минхо «Это запись последнего концерта Дельты?»

Хван «кофейное божество» Хёнджин

«Ты точно музыкальный шизик, если по кадру гитары и полутёмного зала понял, концерт какой именно группы я включил🙂»

Ли «музыкальный сектант» Минхо «Я хотел посмотреть, просто времени не было. Ну и предположил, что ты бы не стал смотреть записи концертов старых групп. А Дельта сейчас, как никто другой на слуху.»

Хван «кофейное божество» Хёнджин

«Ого, ты такой проницательный 😮»

Ли «музыкальный сектант» Минхо «А ещё на гитаре изображено лого их группы.»

Хван «кофейное божество» Хёнджин

«😒»

«Какой же ты всё-таки противный, Ли. Я уже думал предложить тебе посмотреть концерт вместе. А потом ты опять напоминаешь, что тот ещё душный засранец😤»

Ли «музыкальный сектант» Минхо «Ты это сейчас серьёзно?»

Хван «кофейное божество» Хёнджин

«Конечно серьёзно😢»

«Вы крайне бестактный и грубый в своих высказываниях, не думающий о чувствах других, преподаватель Ли🥺»

Ли «музыкальный сектант» Минхо «Я имел в виду концерт.»

Хван «кофейное божество» Хёнджин

«А»

«Ну да, я подумал, что мы могли бы посмотреть его вместе. А потом ты опять начал умничать и сбил весь настрой😑»

«Но я буду выше всех обид. Поэтому, если хочешь, я тебя подожду»

«А с тебя интересные факты о группе и пояснения за все песни, которые ты, естественно, знаешь наизусть😁»

Ли «музыкальный сектант» Минхо «Я не уверен, будет ли это уместно.»

Хван «кофейное божество» Хёнджин

«Думаете, по моим шкафам спрятаны ваши студенты, а в спальне поджидает директор?»

Ли «музыкальный сектант» Минхо «Как и всегда остроумной, господин Хван.» «Я просто не хочу понять что-то неправильно и принести тебе неудобства своим присутствием. Но если ты не шутил, то я был бы рад твоей компании»

Хван «кофейное божество» Хёнджин

«В таком случае берите себя»

«Хорошее настроение»

«И пачку извинений за сбитый ранее настрой😑»

Ли «музыкальный сектант» Минхо «Буду в течение получаса😺» Ого. Ли, что, умеет писать не только как престарелый дед? Хёнджин ухмыльнулся, осознав, что одержал маленькую, но всё же победу. Ему даже не пришлось прибегать к миллиону аргументов или классическому нытью, чтобы заставить преподавателя согласиться на встречу с ним. Тот даже и не подозревает, для чего именно его позвал младший, в голове которого созрел план, как можно будет освободить себе выходной день и устроить себе столь желанную перезагрузку, пожертвовав лишь сегодняшним вечером. Хёнджин потягивается на диване, чувствуя, как приятное тепло расползается по телу. Полностью удовлетворённый собой и своей ловкостью, Хёнджин удобно закидывает руки за голову и, улыбаясь, прикрывает глаза. С губ слетает тихая победная песенка, которую он напевает себе под нос, наслаждаясь этим редким моментом триумфа. Ли будет здесь только через полчаса, так что у него есть время, чтобы насладиться временем наедине с собой. А потом… стоп. Ли будет здесь через полчаса!? Они будут сидеть в квартире Хёнджина!? Хёнджин замер, осознавая масштабы своей ошибки. Через полчаса его уютное убежище захватит тот, кого он изо всех сил старался избегать всю последнюю неделю. Чёртов Ли Минхо. Человек, от которого он усиленно прятался, стремясь любой ценой избежать неудобных вопросов и назойливого внимания, будет сидеть здесь, на его диване, в его личном пространстве. И Хёнджин сам его сюда пригласил. На полном серьёзе позвал Ли к себе домой. Хёнджин закрыл глаза и медленно вдохнул, но это не помогло. Мысли вихрем закружились, и в ушах стало звенеть. Он что, сам подписал себе смертный приговор без права на побег? Парень звучно шлёпнул себя по лицу, пытаясь хоть как-то привести себя в чувства. Это самое тупое, импульсивное решение, которое он когда-либо принимал в своей жизни. Одно дело встретиться с преподавателем в кафе или на художественной выставке, где вокруг есть толпа людей, способных отвлечь от неловкости. Там можно было бы хотя бы зацепиться за особую атмосферу. Но сидеть в собственной квартире в более приватной и расслабленной обстановке? И о чём вообще они будут разговаривать? Нет, что важнее, какого чёрта Ли так быстро согласился?! Разве не он же только недавно занудно рассуждал о формальности их взаимоотношений и о необходимости сохранять дистанцию? Хёнджин стиснул зубы, раздражённо выдохнув. Праведник херов. Это фиаско, катастрофа, которой он сам себе устроил. Хёнджин понимает это ещё до прихода Минхо. Кажется, впереди его ждёт самая неловкая, нервная и, по какому-то недоразумению, абсолютно неизбежная посиделка в его жизни.

***

Единственное, о чём Минхо был способен думать сейчас — это о непрекращающейся головной боли, которая ни на секунду не отпускает его, начиная с того момента, как он вышел из квартиры и направился в магазин. И это ещё до того, как ему предстояло отправиться в гости к своему ученику. Минхо пытался не заострять внимание на том, как дико всё это выглядело со стороны, стараясь игнорировать голос разума, который нашёптывал ему, что он полный идиот. Он променял запланированную встречу с друзьями, настолками и крепкими напитками, в которых нуждался как никогда, на просмотр концерта, который видел уже десятки раз и знал вдоль и поперёк. И главное, он собирался смотреть это выступление не просто с кем-то, а в компании своего, мягко говоря, не самого благоразумного и предсказуемого ученика. Какого чёрта он, взрослый, разумный и рассудительный человек, обрадовался этому приглашению, словно юный мальчишка. Словно не Хёнджин в своей типичной манере, действуя на эмоциях, позвал его к себе. Словно они давние друзья, и такая спонтанная встреча в личном пространстве — это обыденность. А самое нелепое во всём этом то, что Минхо не мог перестать думать о том, как младший избегал его всю оставшуюся неделю, очевидно, полагая, что преподаватель не заметит этого. Минхо едва сдерживал ухмылку, когда вспоминал, как Хёнджин выглядывал из-за колонны в кафетерии, напряжённо вглядываясь в толпу, надеясь убедиться, что Ли нет поблизости, не замечая, что объект его столь напряжённых поисков сидит за столиком всего в паре шагов от него и наблюдает за всей этой сценой, лениво подперев подбородок рукой. И ведь совсем недавно Хёнджин даже попытался отменить их завтрашнюю встречу. И, признаться, Минхо был близок к тому, чтобы согласиться на эту уловку. Несмотря на тот образ строгого и бескомпромиссного преподавателя, который явно сложился в голове младшего, Минхо стоило немалых усилий продолжать быть по отношению к нему именно «учителем». Он видел, как сильно старался Хёнджин, замечал, как устал и измотан парень за последние недели. Минхо прекрасно понимал, что его ученик действительно выкладывается на полную, как они и договаривались с самого начала. Он видел и плоды всех усилий Хёнджина: его средний балл стремительно рос, качество домашних заданий улучшалось, да и в целом теперь на лекциях перед ним сидел уже совсем другой человек, сосредоточенный и вовлечённый в процесс. Такое преображение заставляло его гордиться юношей. И именно из-за этого Минхо так хотелось дать ему поблажку, позволить немного выдохнуть. Возможно, даже несколько раз закрыть глаза на его ошибки. Но правда в том, что Хёнджин должен б всех своих целей добиваться своими силами. Ему нужно было пройти весь путь, каким бы трудным и изматывающим он ни казался. Сделать поблажку сейчас — значит повторно наступить на старые грабли. А разочаровываться в ещё одном человеке в своей жизни Минхо пока что не стремился. От того и старался держаться на расстоянии в привычной ему манере. Но иногда его защита ослабевала, и он позволял себе чуть больше дозволенного. На улице шёл дождь, усиливающийся под напором холодного ветра. Минхо натянул на голову капюшон, стараясь защитить лицо от капель. Он плотнее прижал бумажный пакет к груди и нагнулся вперёд, делая всё возможное, чтобы защитить его содержимое. Спортивная сумка, висящая на его плече, билась о бедро, сбивая его шаг, капюшон уже не справлялся, волосы липли к лицу, а мокрые пряди холодили шею при каждом новом порыве ветра. Минхо почувствовал, как футболка прилипает к спине, но пакет по-прежнему оставался сухим. Это было самое главное. С каждым шагом нужное здание становилось всё ближе, и он, недолго думая, прибавил шаг, переходя почти на бег, когда до подъезда оставалась пара десятков метров. Вскоре он оказался под крышей, тяжело дыша и пытаясь восстановить дыхание. Облокотившись о стену, Минхо позволил себе на мгновение расслабиться, прежде чем оглядел своё отражение в стеклянной двери. Он выглядел так, словно только что вышел из душа. Мокрым было абсолютно всё: лицо, шея, руки, спина и ноги. Вода стекала по плечам и рукам, образуя маленькие лужицы у его ног, а с одежды можно было спокойно отжимать целые потоки. Кажется, решение идти пешком от магазина оказалось не самым разумным. Но ему казалось ещё более неловким опаздывать. А теперь вот стоять в таком виде у дверей квартиры младшего было даже хуже. Минхо на мгновение закрыл глаза, вздохнул и покачал головой. Ему и в голову не приходило взять с собой зонт. Тогда всё это выглядело бы гораздо проще. Но разве кто-то мог знать, что дождь так резко усилится? Он виновато взглянул на пакет, всё ещё надёжно защищённый от влаги. Это была единственная его маленькая победа в сегодняшнем походе. В подъезд вошла шумная компания уже подвыпивших молодых людей. Они громко смеялись и перекрикивали друг друга, подбадривая к очередной выходке. И Минхо постарался остаться в стороне, проскользнув внутрь, пока дверь за ними не закрылась. Он сделал это тихо, стараясь не привлекать внимания и уйти с их поля зрения как можно быстрее. Преподаватель повернул в сторону тёмной и неприметной лестницы, избегая лифта, в который отправилась компания, и, глянув на экран телефона, ускорил шаг. Время поджимало, и вместе с каждым новым этажом нарастало и его внутреннее напряжение. Минхо знал, что это простое приглашение от ученика не должно было волновать его так сильно, но с каждой ступенькой он ощущал, как его уверенность в себе медленно ускользает, оставляя за собой лишь колючие сомнения и тревогу. Нормально ли вообще соглашаться на такие встречи? Разве он не должен сохранять профессиональную дистанцию? Он старался мысленно отогнать эти вопросы, как настырных комаров, но голос разума не утихал, снова и снова напоминая ему, что ситуация далеко не типичная. Минхо на миг остановился, вглядываясь в слабое свечение лампы на лестничной площадке и прислушиваясь к своему дыханию — единственному звуку в окружавшей его тишине. Всё же, несмотря на беспокойство, он не мог отрицать, что именно такие шаги, выход за привычные рамки были для него чем-то необходимым. Ему давно говорили, что нужно научиться выходить из зоны комфорта. А Хёнджин... Хван — это самый яркий и наглядный пример такого выхода. Каждый раз, когда Минхо общался с ним, юноша выбивал его из привычного уклада, заставлял чувствовать себя непривычно уязвимым, вынуждал ставить под сомнение свои собственные принципы и представления о границах. В какой-то мере Минхо даже нравилось это ощущение. Оно пугало, но одновременно манило своей непредсказуемостью и живостью. Он стиснул пакет немного сильнее, словно так мог укрепить свою решимость, и продолжил подниматься по лестнице. Хёнджин был тем самым «выходом из зоны комфорта» во всех смыслах и проявлениях. Наверное, именно поэтому Минхо всё ещё здесь — мокрый, промокший, но упрямо поднимающийся по лестничным пролётам, несмотря на все предупреждения здравого смысла. Подойдя к нужной двери, Минхо не торопился входить. Вместо этого он сделал ещё один осторожный шаг вперёд и, почти уткнувшись носом в холодную поверхность, напряг слух, стараясь уловить хоть какие-то звуки изнутри. Однако из квартиры не доносилось ни малейшего шороха, ни даже приглушённого гула телевизора или звуков шагов. Лишь полная и почти зловещая тишина окружала его, заставляя ещё сильнее сомневаться в своём решении прийти сюда. Если бы не тонкий, но ощутимый запах свежесваренного кофе, пробивающийся из-за двери и проникающий в каждую клетку его сознания, Минхо мог бы подумать, что Хёнджина вовсе нет дома. Он отступил на полшага назад, оглядывая себя с головы до ног. Накопившаяся влага ещё больше утяжеляла его одежду, а волосы, даже несмотря на все попытки пригладить их и придать аккуратный вид, всё равно липли к мокрой шее и лбу. Проклиная себя за то, что не подумал взять зонт, Минхо неловко поправил воротник и взъерошил пряди, стараясь хотя бы придать себе вид человека, который может постучать в дверь и не выглядеть при этом, как утонувший кот. Ещё раз взглянув на своё отражение в экране телефона, он сдался и скривился, понимая, что вряд ли сможет сделать что-то лучшее в данных условиях. Неуверенный звонок в дверь, звук приближающихся шагов и скрип открывающейся входной двери. Минхо застыл на пороге, внезапно лишившись всех заготовленных заранее слов. Привычный образ Хёнджина, который он так тщательно формировал у себя в голове, совершенно не вязался с тем, что он увидел сейчас. Умудрившийся казаться всегда собранным, острым на язык и полной противоположностью «уюту», Хёнджин сейчас предстал перед ним совсем иным. Закутанный по самую макушку в плюшевый плед, с волосами, ещё немного растрёпанными и мягкими розовыми тапочками на ногах, он выглядел настолько домашним и уютным, что Минхо невольно ощутил, как собственные плечи немного напряглись. Он ни разу не видел его таким. Он и подумать не мог, что Хёнджин позволит увидеть себя с такой стороны. Наверное, потому, что сам Минхо бы так сделать не смог. Чуть взлохмаченный, с ленивой улыбкой на губах, он будто сам по себе был воплощением тепла и покоя. Но самое пугающее было не это. В голове Минхо что-то щёлкает, и он внезапно осознаёт, что именно его так беспокоило на протяжении всего пути сюда. Он не просто приходил, как учитель к своему ученику. Он буквально врывается в личное пространство младшего, в место, где он наиболее уязвим и открыт. И самое страшное, что младший пускает его в это пространство, из-за чего сопротивляться своему любопытству становится почти невозможно. Только бы ему это не обошлось боком. — Ты в луже искупался? — На улице дождь. — Преподаватель Ли, Вы же в курсе существования зонтов и дождевиков? — Мне было не далеко. Я не думал, что он так усилится. — Почему не написал? — Зачем? — Ты промок, пока шёл ко мне, хотя я мог встретить тебя с зонтом. — Это просто дождь, а я не сахарный. Хёнджин улыбается, но ничего не отвечает в ответ, попутно впуская Минхо в тёплую квартиру и мягко захлопывая за ним дверь. Минхо сразу же начинает озираться по сторонам, отмечая детали. Квартира выглядит удивительно уютной, несмотря на стерильную чистоту, которую, вероятно, Хёнджин поддерживал с фанатичной педантичностью. Или же, что более вероятно, он просто основательно подготовился к приходу гостя, пытаясь создать идеальное впечатление. Но об этом Минхо мог только догадываться. Мокрая одежда неприятно липла к телу, пробирая холодом до костей. Незаметно для себя он начал подрагивать от холода, но ничего не мог с этим поделать, лишь торопливо справившись с обувью, замершими пальцами вытаскивая шнурки из промокших ботинок. В то время Хёнджин уже окинул гостя цепким взглядом и, не теряя времени, достал ещё одну пару таких же домашних тапочек, явно заботливо подготовленных заранее. Минхо испытал благодарность, хотя и чувствовал смущение от того, что оказался в такой беспомощной ситуации. Он наклонился, неловко перебирая руками тапочки, стараясь не встречаться с младшим взглядом, отчего тот едва заметно фыркнул. Удовлетворённое фырканье Хёнджина легко нарушило напряжённое молчание. Внимание Хёнджина тут же переключилось на небольшой бумажный пакет, который Минхо упорно держал в руках, несмотря на все неудобства. Ничто не могло затмить любопытство младшего, вспыхнувшее в глазах при виде этого пакета. Интерес мгновенно одолел все попытки сдержанности. Даже не дождавшись, пока Минхо сам что-то скажет, Хёнджин, не колеблясь, аккуратно взял пакет из его рук и тут же начал его вертеть, изучая вес и форму, словно маленький ребёнок, получивший неожиданный подарок. Минхо только стоял, глядя на это молчаливое исследование и внутренне коря себя за неуместное чувство умиления. Пакет, который он так старательно берег от дождя, наконец, оказался в руках Хёнджина, и Минхо, чувствуя неожиданное облегчение, лишь шумно выдохнул. — Это мне? Минхо поднял взгляд на младшего, всё ещё находясь на коленях, и коротко кивнул, пытаясь изобразить сдержанную улыбку. Внутри же всё кипело от тревоги. Было ли это уместным? Может, стоило обойтись без лишних жестов? Подарок ведь не был обязательным. Но пока он боролся с этим чувством, замеченная им улыбка на лице Хёнджина становилась всё шире. В по-детски блестевших глазах, устремлённых на пакет, появился огонёк, и это хоть немного уняло смятение Минхо. Хруст разрываемой бумаги раздался так громко в тишине квартиры, что Минхо непроизвольно задержал дыхание. Обёртка плавно слетела на пол, и Хёнджин замер, уставившись на содержимое пакета с таким удивлением, будто он не ожидал найти внутри ничего подобного. Глаза его расширились, а на лице появилось выражение искреннего изумления. Он медленно поднял взгляд на Минхо, полными неверия глазами ловя его смущённый, но спокойный взгляд. Минхо, решив, что пришло время, наконец, подняться, начал было вставать, но тут его чуть не сбило с ног стремительное движение младшего. Хёнджин рванулся к нему и повис на его шее с неожиданной силой, заставив старшего покачнуться. Минхо замер, с трудом удерживая равновесие, а сердце, казалось, пропустило удар, когда ощущение чужого тепла и порывистого жеста захватило его врасплох. Младший обхватил его крепко, без малейшего намёка на сдержанность. Минхо, всё ещё опешивший, медленно выдохнул, ощущая, как остатки тревоги растворяются в тихом бормотании Хёнджина. — Я гонялся за этим изданием несколько месяцев, но его уже ни где не продавали! Как ты нашёл его? Хёнджин, не дожидаясь ответа, открыл подаренную ему книгу и принялся увлечённо рассматривать её. Он жадно переворачивал страницы, внимательно рассматривая каждую иллюстрацию, будто пытаясь проникнуть вглубь каждого изображения и прочувствовать каждую деталь кончиками пальцев. Его лицо светилось искренним восторгом. Каждое новое изображение притягивало его внимание, и он, кажется, даже забыл о присутствии Минхо, полностью поглощённый рассматриванием. Минхо же, наблюдая за младшим, никак не мог скрыть удивления. Он и представить не мог, что обычная книга вызовет у Хёнджина такую бурную реакцию. Это было подарочное издание с подборкой работ двадцати самых известных художников, чьи картины собраны из различных музеев и частных коллекций мира. Минхо помнил об увлечении Хёнджина искусством, посему, когда заметил её на витрине книжного магазинчика, мимо которого как раз проходил в момент получения от младшего приглашения прийти, зашёл, даже не думая. Он редко совершает импульсивные действия и тем более покупки, но, зайдя в магазинчик, пропитанный запахом истории, и зашагав по скрипящим дощечкам вдоль старых деревянных полок, уставленных книгами, альбомами и монографиями, в сторону продавца, он и оглянуться не успел, как в его руках уже оказался бумажный пакет, в который ему любезно завернули купленную книгу. Минхо продолжал следить за Хёнджином, чьи эмоции сменялись с поразительной быстротой. Он внимательно рассматривал каждую страницу, то увлекаясь детализированным изображением, то что-то бурно комментируя и забавно закусывая губу. Он будто изучал почерк каждого из художника, впитывал и брал что-то себе на заметку. Старший же чувствовал себя немного неуместным на фоне всей этой сцены. Он переминался с ноги на ногу, не в силах сдвинуться с места. Наверное, это выглядит глупо со стороны, но он не хотел хозяйничать в чужом доме, поэтому ждал, когда младший обратит на него внимание и предложит ему хотя бы присесть. В общем-то, внезапно подступившее желание чихнуть, которое Минхо никак не смог сдержать, как оказалось, отлично помогает привлечь внимание к своему присутствию. Громкий звук разнёсся по прихожей, и Хёнджин подпрыгнул от неожиданности, резко выныривая из своего погружения в книгу. Мгновение он молчал, нахмурившись, а затем, ничего не сказав, быстро развернулся и убежал в другую комнату, оставив Минхо в ещё большем замешательстве. Старший прикрыл глаза в лёгком раздражении. Сняв спортивную сумку с плеча, он аккуратно поставил её недалеко от выхода, а затем всё-таки решился пройти в пустующую без своего хозяина гостиную. Его взгляд заскользил по картинам, развешанным по стенам, на уголках которых красовалась небольшая, едва заметная подпись Хёнджина. Сама комната, несмотря на очевидную заботу о чистоте, была полна бумаг, которые, казалось, были разбросаны повсюду. Начиная журнальным столиком и заканчивая полом на приоткрытом балконе. Несмотря на то, что они будто заполонили собой все возможные плоские поверхности комнаты, Минхо почему-то думал, что Хёнджин точно знает, где и что лежит. Пройдя чуть дальше, Минхо оказался перед кухонным островком, на котором его ждали две горячие кружки ароматного кофе, а рядом лежало несколько аккуратных стопок распечатанных листов, которые младший явно приготовил к их завтрашней встрече. Он замер, пролистав парочку из них, и ярко улыбнулся, увидев, что младший маркером переправлял, зачеркивал и добавлял недостающую информацию, которую ему предоставила остальная часть команды. Разноцветные маркеры выделяли ключевые моменты, а там, где информация была некорректной или не соответствовала требованиям, стояли злые перечёркивания, добавленные слова или даже небольшие комментарии. На одном из таких листов, рядом с перечёркнутым в явном приступе ярости параграфом, написанным кем-то из их команды, Минхо заметил крайне красноречивый комментарий. Знакомый резкий почерк Хёнджина оставил всего два слова, но они достаточно ярко описывали весь спектр негативных эмоций, направленных к данному человеку. Валандай надутый. Прочитав эту строчку, Минхо не смог сдержать смех, неожиданно разрывающий тишину комнаты. Он прикрыл лицо ладонями, но улыбка всё равно не исчезала. Минхо и понятия не имел, что именно означает это слово, и был почти уверен, что даже его бабушка не смогла бы объяснить его значение. Откуда оно известно младшему – загадка. Одно ясно наверняка. Это далеко не последнее удивление, которое его ждёт в отношении своего ученика. Хёнджин ворвался в комнату, подобно внезапному урагану, балансируя с огромной стопкой вещей, из-за которых не было видно даже его лица. Минхо невольно напрягся, наблюдая, как младший чуть не налетел на стоящий рядом стул и, не раздумывая, сделал шаг вперёд и аккуратно схватил Хёнджина за плечо, пытаясь предотвратить его неминуемое столкновение с поверхностью пола и хаос, который точно бы последовал. Хёнджин резко обернулся, но вместо раздражения или недовольства, молча передал свою ношу в руки растерянного преподавателя, будто бы сам того ждал. Минхо едва успел понять, что происходит, прежде чем младший, окинув свою работу удовлетворённым взглядом, указал жестом следовать за ним. Озадаченный, он осторожно двинулся следом, сжимая в руках ворох неизвестных вещей, пока Хёнджин лёгкой походкой направлялся в другую часть квартиры. Они прошли через узкий коридор и оказались перед ванной комнатой, в которую Хёнджин уверенно вошёл, ожидая, что старший последует за ним. Минхо на мгновение замер, стоя на пороге, прежде чем шагнуть за младшим, по-прежнему сжимая в руках его вещи. Хёнджин захлопнул за ними дверь, развернулся и, уперев руки в бока, с вызовом уставился на преподавателя. Минхо стоял напротив, обескураженный, но старался сохранять спокойное выражение лица, в то время как в голове пронеслась сотня вопросов. — Ну, раздевайся. — Что?! — Что, что? Раздевайся, тебе говорят. Нужно высушить твои вещи. — Так может, ты тогда выйдешь? — Зачем? Минхо окинул младшего уставшим взглядом. Тот невинно моргал глазками и выглядел действительно не понимающим, почему вообще Минхо пришла в голову такая абсурдная мысль, как попросить его покинуть помещение. Минхо попытался уместить стопку с почти упавшими из его рук вещами на шкафчик позади него, но к нему тут же подбегает Хёнджин, явно препятствуя. — Только не сюда. Минхо повернулся в сторону раковины, но и туда тут же подбежал встревоженный Хёнджин, снова встав между ним и предполагаемым местом. — Ты всё тут свалишь, а я только недавно расставил всю уходовую линейку. Не успевал Минхо зацепится взглядом за хоть какую-то ещё подходящую поверхность, благодаря которой он смог бы избавиться от мешающих ему вещей, как Хёнджин тут же обеспокоено следовал за своим преподавателем. Минхо глубоко вздохнул, сдерживая подступающее раздражение и устремляя серьёзный взгляд на Хёнджина. — Выйди. — Ты, когда ходишь в зал, тоже просишь всех присутствующих в раздевалке выйти? Или тебе уже выделяют отдельное помещение для переодевания? — Это другое. Ты мой ученик. Ты вообще понимаешь, как это выглядит? — По-моему, только ты тут видишь какой-то непонятный под контекст, Ли. Меня не привлекают музыкальные шизики, видящие музыку в шелесте листьев, если ты за это переживаешь. — Боже, что ты вообще несёшь. — Снимай одежду, пока её не снял я. Хёнджин продолжал настойчиво стоять на своём, и Ли был уверен — он выполнит своё обещание. Окинув кучу предложенных младшим вещей, Минхо вопросительно приподнял бровь, обращаясь взглядом за объяснениями, которых не последовало. Младший, что, вывернул весь свой шкаф и любезно предоставил его Минхо? И вообще, как он должен переодеться, если он даже от этого клубка с одеждой избавится не может? Где-то Хёнджин явно просчитался и всё ещё не понимает где, хмурясь и топая ножкой, потому что старший опять медлит. — Значит, ты не выйдешь? — Ещё чего. — Отлично. Минхо почти мгновенно преодолевает разделяющее их расстояние и укладывает внушительную груду одежды прямо в руки растерявшегося Хёнджина. Младший, зажмурившись от неожиданности, инстинктивно пытается обхватить вещи со всех сторон. Он забавно раскачивается, прижимая к себе груду и отчаянно стараясь ничего не уронить. Минхо не сдерживает ехидного смешка, наблюдая за мучениями Хёнджина и его забавными попытками спасти то, что даже не требует спасения. Видя это, старший не может не подлить масла в огонь. Он ловко вытягивает вещи не сверху, а из середины стопки, создавая у младшего ещё больше неудобств. Оставшаяся часть начинает опасно накреняться в сторону, и несколько футболок, словно по волшебству, приземляются прямо на лицо Хёнджина, окончательно закрывая ему обзор. — Минхо! Что ты делаешь, черт тебя дери. — Ого. Никогда ещё не видел говорящей вешалки, какая-то новая модель? — Ты в край охренел, Ли?! — Да, конечно, вот мои вещи. Мокрая и холодная толстовка неожиданно опускается на плечо Хёнджина, и тот драматично взвизгивает, не удерживая равновесие. Пытаясь избавиться от холодной ткани, он резко разворачивается и тут же, не рассчитав расстояние, ударяется головой о рядом висящую полку с полотенцами, куда впопыхах и складывает все вещи. Сгибаясь от боли, младший сердито шипит и осторожно ощупывает нарастающую на макушке шишку. Минхо, который почти закончил переодеваться, молча наблюдает за его страданиями с лёгкой усмешкой. Когда Хёнджин бросает на него раздражённый взгляд, старший без особого раздумья швыряет ему в лицо ещё и мокрую майку. Младший сжимает ткань в руках, вытирая лицо от неприятной влаги, и угрожающе замахивается, явно намереваясь швырнуть её обратно. Минхо, как будто совершенно не замечая этой реакции, с невозмутимым видом разворачивается и, проходя мимо Хёнджина, вскользь задевает его нос пальцем. Опешивший от такой наглости младший торопливо следует за старшим, наблюдая, как тот уже уверенно перемещается по квартире, будто находясь у себя дома. Минхо по-хозяйски расхаживает по гостиной, одетый в оверсайз футболку, и шаркает волочащимися спортивными штанами по кухонному паркету, заглядывая во все попадающиеся на пути ящики, будто что-то разыскивая. Хёнджин лишь на секунду замирает, прижав к груди мокрую майку. Ему так и хочется использовать её, чтобы придушить обнаглевшего преподавателя, но он сдерживается, решая, что вещи всё таки надо высушить. Направляясь обратно в ванную, он аккуратно развешивает промокшую одежду на сушилку. На секунду ему мерещится знакомый аромат, когда он выворачивал толстовку старшего. Но принюхавшись, он ощущает только въевшийся в ткань запах сигарет и какой-то сладкий аромат — вероятно, гель для душа, который никак не складывался с образом Минхо. Хёнджину почему-то казалось, что его преподаватель — сторонник более терпких ароматов, как тот же Соджун. Этот контраст забавляет. Теперь каждый раз, когда его суровый преподаватель будет снова читать ему нотации или давать наставления, Хёнджин будет вспоминать лёгкий аромат ванили и молочного шоколада. Тут хочешь не хочешь, уже не сможешь всерьёз воспринимать человека. Хёнджин возвращается в гостиную немного растерянным. Сцена, которая предстала перед его глазами, лишь добавила ещё больше недоумения: Минхо устроился на диване так непринуждённо, будто был у себя дома, небрежно потягивая остывший кофе и уверенно выводя что-то на листах, оставленных Хёнджином. Подойдя ближе, Хёнджин удивлённо уставился на преподавателя. Минхо увлечённо вносил правки в их групповую работу. Его взгляд скользил по строчкам, рука чётко двигалась, оставляя пометки и комментарии. Где-то он просто ставил маленькие плюсики, вероятно, указывая на то, что с этим моментом всё в порядке. В других местах появлялись сноски и красноречивые замечания, указывающие на необходимость доработки. Хёнджин неловко прочистил горло, надеясь привлечь к себе внимание, но старший лишь коротко похлопал ладонью по месту рядом с собой, не отвлекаясь от своих записей. Почувствовав себя немного не в своей тарелке, Хёнджин осторожно опускается рядом, наблюдая за преподавателем с растерянности. Минхо выглядел совершенно непринуждённым, несмотря на то, что был одет в чужие вещи, с растрёпанными мокрыми волосами и по привычке щурился, пытаясь прочитать мелкий почерк младшего без очков. Хёнджин наблюдал за преподавателем, стараясь понять, что именно сейчас происходит. Он знал, как обычно проходит проверка их работы. Это обычно затягивается на несколько часов с обязательными подробными обсуждениями и прениями. А сейчас Минхо спокойно, почти механически прошёлся по большей части текста за считанные минуты и, судя по его удовлетворённому виду, не нашёл особых недостатков. Что-то здесь было не так. Их команда вряд ли могла внезапно начать работать настолько качественно, чтобы сэкономить преподавателю столько времени. Он то и дело приходил в чат, чтобы поорать на ленивый слюнтяев, которые делали свою работу абы как. Ещё и полностью игнорировали все возможные дедлайны, которые давал им младший. В лучшем случае кто-то присылал недоделанные фрагменты, и ему приходилось потом в спешке перепроверять тот бред сумасшедшего, который выходил из-под их рук, и стараться привести это в более-менее божеский вид перед тем, как показывать это Ли. Повезло, что из двух стопок Минхо обнаружил именно чистовик. Лучше его преподавателю не знать, что на самом деле Хёнджин думает о своих напарниках по проекту. Но, возвращаясь к размышлениям о том, почему сейчас Минхо проверил их работу буквально за считанные минуты, Хёнджин лишь озадаченно трёт затылок. Видимо, это то, что Хёнджину не суждено осознать. — Скажи, у вас в команде есть какие-то разногласия? — Что-то не так? — Не то, чтобы. Просто… это отличается от того, что ты показывал мне ранее. Минхо неожиданно пододвигает стопку листов ближе к Хёнджину и указывает на отдельные отмеченные фрагменты текста. Хёнджин тут же узнаёт эти места. Это те самые участки, которую в панике дорабатывал сам Хван, когда стало ясно, что команда окончательно провалила все дедлайны. Просравшие сроки напарники даже не утруждали себя оправданиями, просто не заходя в сеть. Младшему пришлось самостоятельно искать недостающую информацию, пытаться спасти работу, чтобы не выставить их всех дураками перед преподавателем. Виноватый взгляд Хёнджина поднимается к лицу старшего, а затем опускается обратно к отмеченным параграфам. Минхо же изучает его с выражением, которое Хёнджин не может расшифровать. То ли это было одобрение, то ли скрытая критика. Хёнджин судорожно сглатывает, неловко переминаясь на месте. — Вы же сами сказали, что мы можем помогать друг другу. — Эти части написаны идеально, Хёнджин. Это единственное, к чему у меня нет никаких претензий. Это то, как ваша работа может выглядеть в идеале. Это же твоя работа? — Вы шутите? — Ты прекрасно знаешь, что я не стану хвалить что-то, если правда не считаю так. Ты хорошо поработал с информацией и отлично её оформил. Твои части целостные, самодостаточные и с минимальным содержание воды. Чего я не могу сказать об остальных фрагментах. Хёнджин, окончательно потеряв всякую сдержанность, переместился ещё ближе к Минхо, нетерпеливо разглядывая каждую правку, которую тот успел внести. Его глаза горели азартом и искренним интересом. Когда они вместе рассматривали неудачные примеры и нелепо сформулированные мысли, Хёнджин громко смеялся, а старший лишь откидывался на спинку дивана, искренне наслаждаясь реакцией младшего и лучезарно улыбаясь. Минхо только успевал переводить взгляд с одного непутёвого абзаца на другой, указывая на очередную бессмыслицу и комментируя её с едкой иронией. Хёнджин в ответ на каждую колкость или меткое замечание смеялся всё звонче, даже несколько раз подавившись, едва не уронив листы на пол. Его звонкий смех, яркий и заразительный, звучал непринуждённо, а вместе с тем делал атмосферу в комнате ещё теплее и уютнее. Он, то и дело, слушая язвительные комментарии старшего, позволял себе невинные касания: легко толкал его плечом или коротко похлопывал по руке, реагируя на особо острые шутки. Поначалу Минхо вздрагивал, недоумевая, как быстро его ученик перестал держать дистанцию, но, видя абсолютно искреннее выражение на лице Хёнджина, постепенно и сам начал привыкать к подобной близости. Они поддразнивали друг друга, перекраивали текст и смеялись над откровенными провалами остальных членов команды, словно старые друзья. Шутки, которые они отпускали, перескакивая с одного предложения на другое, превращались в настоящий диалог, пусть и лишённый всякой серьёзности. Как выяснилось, Минхо — тот ещё матершинник и любитель чёрного юмора. Моментами у него получалось переплюнуть по уровню чернухи даже самого Хвана, который не брезговал в компании близких или наедине с собой использовать колкие комментарии. Минхо даже начал дразнить младшего, в шутку ставя его почерк в пример «худших образцов каллиграфии», заставляя Хёнджина протестующе щуриться и махать руками, притворяясь, что обиделся. Младший не мог остановиться смеяться, даже когда живот начал болеть от напряжения, а лицо раскраснелось от неутихающего веселья. Он смахнул слезу с уголка глаза и фыркнул. И когда он пытался отдышаться, а в груди всё ещё дрожало от остатков веселья, он вдруг осознал, что, пожалуй, давно не чувствовал себя настолько комфортно и свободно, разве что с друзьями. Странно, но сейчас ему казалось немыслимым, из-за чего он мог даже подумать о такой глупости, как избегать Минхо. После небольшой паузы, когда смех, наконец, утих, и обоим удалось перевести дух, Минхо собрал все проверенные листы в аккуратную стопку. Он пододвинул её ближе к Хёнджину и, вернув себе более серьёзный вид, как бы напоминая младшему, что они занимались делом, подвёл итог их часового разбора. К работе Хёнджина претензий у него не осталось, напротив, он был приятно удивлён уровнем усердия и глубиной понимания материала, который тот показал, учитывая трудности и неподъёмный объём, что пришлось взять на себя из-за остальных. Поэтому Минхо лишь добавил несколько дополнительных пометок, чтобы помочь ему эффективнее координировать работу команды и не тратить на неё столько нервов. Но сам Минхо, помимо открытых замечаний, в уме уже обдумывал другой план. Он не мог оставить без внимания поведение остальных участников, которые вечно затягивали сроки и постоянно сваливали ответственность на младшего. Чтобы неповадно было вести себя подобным образом, Минхо решил дать им несколько дополнительных оценочных заданий с коротким сроком сдачи. Это должно было научить их организованности и работе в срок. И главное, напомнить, что командная работа предполагает участие всех, а не одного Хёнджина. Эти мысли он, разумеется, оставил при себе. Младшему вовсе не нужно было знать, что подобное решение отчасти было принято из-за ситуации с его проектом. Минхо хотел сохранить видимость объективности и подчеркнуть, что любые действия продиктованы профессиональными стандартами, а не какими-то личными предпочтениями или желанием кому-то помочь. Ли всё ещё хотел сохранить остатки образа авторитетного преподавателя с холодным рассудком. Хотя сам старательно разрушал этот образ, отвешивая очередную едкую шутку, которая из-за бурной реакции младшего казалась самой смешной вещью в мире. Минхо ощущал, как его напряжение постепенно растворяется, уступая место едва ощутимому чувству уюта и покоя. Пребывание в квартире Хёнджина, рядом с этим увлечённым и светящимся энтузиазмом парнем, удивительным образом снимало накопившуюся усталость, оставляя после себя тёплое чувство расслабленности. Младший, не замечая этого, продолжал беззаботно делиться своим опытом работы в группе, причём рассказывал настолько живо и эмоционально, что Минхо было сложно не увлечься. Хёнджин, казалось, наслаждался этим моментом, пусть и параллельно возмущался действиями своих ленивых напарников. Он в красках описывал, как порой целыми днями пытался выудить из них хоть какие-то детали или подтверждения выполнения задач, а в ответ получал лишь короткие, неинформативные сообщения или вовсе молчание. Минхо едва заметно улыбнулся, когда Хёнджин, с напускным негодованием, рассказывал, как ему пришлось буквально в одиночку тянуть работу группы, превратившись в настоящего детектива, который искал нужную информацию по платным ресурсам. С особой гордостью младший продемонстрировал личный кабинет в одном из таких архивов, показывая, на что потратил собственные средства и сколько времени провёл в поисках. Хёнджин явно гордился проделанной работой и тем, что смог сам разыскать всю необходимую информацию, а Минхо, внимательно следя за его действиями, не мог не восхищаться таким подходом к работе. Младший подробно показывал статьи, приводил источники и объяснял, как находил подтверждения из альтернативных ресурсов, чтобы всё было как можно более достоверным и полным. Минхо слушал Хёнджина с таким же увлечением, каким тот рассказывал. Наблюдая, как горят его глаза при обсуждении проделанной работы, старший ощущал странное, но приятное чувство гордости за него. Как преподаватель, он давно привык оценивать студентов по их усилиям и достижениям, но Хёнджин всегда чем-то выделялся. И сейчас, видя его столь погружённым в процесс, Минхо поймал себя на мысли, что ему нравится это даже больше, чем он был готов себе признаться. Младший продолжал рассказывать, а голос его звучал настолько мягко и плавно, что Минхо, сам того не замечая, начал погружаться в этот ритм. Он чувствовал, как его веки становятся всё тяжелее, а мысли — замедляются, постепенно превращаясь в размытые образы. Минхо попытался встряхнуться, чтобы отогнать подступающую дремоту, но это давалось всё труднее. Он изо всех сил старался оставаться в тонусе, то широко раскрывая глаза, то меняя позу, чтобы хоть как-то взбодриться. Сонливость казалась чем-то невозможным, ведь Минхо уже давно привык к бессонным ночам. Последние месяцы он мучился от невозможности заснуть, проводя время в метаниях по квартире или в попытках отключиться при помощи снотворного, которое действовало через раз. Но сейчас что-то изменилось. Может, дело было в том, что после холодной прогулки и душа он наконец полностью высох и отогрелся. А может, всему виной был этот странный уют, который вдруг возник между ними с Хёнджином. В этом уголке мира, наполненном запахом кофе и звуком негромкого голоса младшего, вяло журчащего в тишине, ему вдруг стало по-настоящему комфортно. Хёнджин, не теряя времени, поспешил на кухню, решив взять на себя заботу о готовке. Первым делом он осмотрел полки и заглянул в холодильник в поисках чего-нибудь, что могло бы сойти за полноценный ужин. Но вместо разнообразия, как он ожидал, наткнулся лишь на несколько упаковок лапши быстрого приготовления, немного свежих овощей и кусок мяса. Однако это его не смутило. Хёнджин с энтузиазмом взялся за дело, собираясь сделать из имеющихся продуктов что-то более стоящее. Решив, что даже такая простая еда может быть вкусной, если приложить немного усилий, он аккуратно нарезал мясо тонкими ломтиками, а затем занялся овощами, порубив их мелкими кубиками. Процесс резки был для него сродни медитации: нож ловко скользил по разделочной доске, нарезая ингредиенты ровными аккуратными кусочками. Затем Хёнджин принялся искать свою любимую сковороду, которую давно считал своим личным спасением на кухне. Эта старая, но надёжная посудина уже не раз выручала его, когда нужно было приготовить что-то на скорую руку. Он с теплотой вспомнил все свои кулинарные эксперименты, включая неудачные, и подумал, что будет рад, если сегодняшнее блюдо действительно получится таким, чтобы Минхо остался доволен. Поставив сковороду на плиту, он добавил немного масла, чтобы хорошенько прожарить мясо до аппетитной корочки, а рядом уже вовсю кипела вода для лапши. Хёнджин ни на секунду не забывал о деталях: продумывал, какие специи лучше всего подчеркнут вкус мяса, какое количество соевого соуса добавить, чтобы всё не оказалось слишком солёным, и, конечно же, про жареное яйцо, которое должно стать финальным штрихом в их ужине. Однако мысль о самом Минхо ни на минуту не покидала его. Хёнджин то и дело бросал взгляд в сторону гостиной. Там его преподаватель, зарывшись в предложенный плед, напоминал скорее маленькую растерянную лужицу. Минхо выглядел уставшим и измотанным: глубокие тени под глазами создавали болезненное впечатление, а его обычно живой взгляд сейчас казался каким-то потухшим, несмотря на всю серьёзность, с которой он просматривал что-то в телефоне. Глядя на него, Хёнджин чувствовал странное беспокойство. За всё время их работы вместе Ли всегда казался собранным, но сегодня что-то изменилось. Хёнджин не мог понять, что именно. Может, это было связано с их последней встречей или со стрессом от работы, но одно было очевидно: Минхо нуждался в тепле, отдыхе и заботе, пусть даже сам об этом никогда бы не попросил. Поэтому ему хотелось накормить Минхо как можно более сытно.Когда все ингредиенты были готовы, Хёнджин осторожно собрал их вместе в двух больших мисках, стремясь создать максимально аппетитный вид. Тонкие полоски обжаренного мяса с золотистой корочкой, яркие кусочки овощей, аккуратно уложенные сверху, жареные яйца — всё это он делал с любовью и вниманием к деталям. Лапша, впитавшая ароматы специй и соевого соуса, была идеальной консистенции, не слишком мягкой, но и не твёрдой. Завершив приготовление, он удовлетворённо выдохнул и с лёгкой улыбкой окинул взглядом своё творение. — Минхо, всё готово. Старший среагировал моментально. Он резко заблокировал экран телефона, отложив его подальше на диван. Весь его фокус моментально переместился на младшего, который осторожно балансировал с подносом в руках, стараясь не расплескать горячее содержимое чашек. Минхо тут же подался вперёд, помогая Хёнджину расставить приготовленные блюда на низком кофейном столике перед диваном. Старший не удержался и наклонился поближе, чтобы лучше рассмотреть аппетитное содержимое одной из чашек. Он на мгновение замер, будто не веря, а затем поднял взгляд на Хёнджина, и его лицо озарила искренняя тёплая улыбка. — Сто лет не ел лапшу. — Я не силён в готовке, но вот приготовление рамена могу считать своим коронным блюдом. — Выглядит очень аппетитно. В последний раз я ел такой рамён, будучи в студенческом общежитии. — Ты жил в общежитии? — А что тебя так удивляет? Денег на съём жилья у меня не было, а об общежития было ближе всего к зданию университета. — Ох, я уже успел забыть, что ты у нас зубрила. — Судя по твоему поведению и последний оценкам, ты и сам латентный зубрила, Хван. Хёнджин игриво подтолкнул Минхо, чувствуя, слушая, как тот заливисто смеётся. Хёнджину было по-настоящему приятно слышать похвалу, исходящую от Минхо, даже если та была подана в шутливой манере. Он понимал, что под этими лёгкими, язвительными комментариями скрывалось настоящее одобрение. И это делало похвалу Минхо куда более ценной, чем все те слова признания, которые Хёнджину приходилось слышать от других людей. С самого детства он нечасто сталкивался с искренней похвалой. Обычно его окружали пустые слова, с лёгкостью раздаваемые за самую ничтожную мелочь, что вызывало у него лишь раздражение и непонимание. Ему всегда казалось, что такие слова дешевеют, теряют смысл, когда используются повсеместно. Хёнджин привык сам определять свои успехи и не полагаться на внешние оценки. Он привык к самокритике и постоянной работе над собой, а потому слова признания редко приносили удовлетворение. Скорее они вызывали у него недоумение и желание поскорее сменить тему. Но с Минхо всё было иначе. Похвала от него была настоящим испытанием. Она была редкостью, а потому обретала особую ценность. Это заставляло Хёнджина выкладываться по максимуму, каждый раз стараясь превзойти себя, лишь бы получить хоть малейший намёк на одобрение от старшего. А когда это происходило, когда Ли всё-таки признавал его усилия, внутри разливалось удивительно приятное чувство, ощущение настоящего удовлетворения и тихой гордости. Минхо терпеливо дожидался, когда Хёнджин, наконец, устроится поудобнее и включит концерт, чтобы с чистой совестью начать есть. Желудок неумолимо сводило от аппетитного аромата лапши, накрывающего их, и от желания закинуть в себя что-то, кроме сухого сэндвича, который он в спешке закинул в себя. Взрослая жизнь, как оказалось, не оставляла времени и на полноценный завтрак, что уж говорить о выстраивании личной жизни и сторонних привязанностей. Это была ещё одна из тех «радостей» взрослой жизни, которые он в своё время с лёгкостью принял. Однако сейчас, когда приятный аромат еды заставлял его чувствовать себя особенно голодным, Минхо не мог не задуматься о том, как же порой бывает трудно всё совмещать. Но, несмотря на свой голод, который глушил все другие чувства, Минхо хотел разделить этот момент с Хёнджином. Обычно он всегда ел один, погружаясь в свои мысли и размышления. Иногда к нему присоединялась Хевон или кто-то из коллег, случайно заметивший его в университетском кафетерии. Но, как правило, даже компания не могла отвлечь его от собственных мыслей. Скорее наоборот, они выводили его из состояния сосредоточенности и заставляли фокусироваться на окружающих, что порой вызывало раздражение. С Хёнджином же было иначе. Минхо чувствовал себя комфортно, даже когда младший, словно ураган, заваливал его какими-то вопросами во время еды. Но в основном они оба находили общий комфорт, находясь каждый в своих мыслях. Так же происходило и сейчас. Младший то и дело комментировал происходящее на экране, ярко удивляясь или с упоением и полными щеками наблюдая за происходящим на экране. Свет мелькал и отражался на лице и глазах младшего, который, казалось, перестал даже моргать, настолько он был увлечён происходящим. Минхо, уже знавший заранее весь сет-лист и предстоящий стейджинг, расслабленно наблюдал за Хёнджином, улавливая и впитывая малейшее изменение состояния Хёнджина. Его порция лапши уже давно исчезла, в отличие от младшего, который оставался в напряжённой позе, сосредоточенно следя за музыкантами и солисткой, крадущейся по сцене. Хёнджин прижимался к Минхо плечом, и тот чувствовал, как это заставляет его ещё больше пригреться, а веки тяжелеют от расслабления и усталости, а каждое движение Хёнджина лишь укачивало уставшего молодого человека. — Она что, собирается прыгнуть в толпу?! Хёнджин не думал, что когда-либо будет наблюдать за записью концерта с таким же увлечением, как за сюжетом остросюжетного фильма или захватывающего сериала. То, что происходило на экране, выходило за границы всех его ожиданий. Он ощущал, как безграничная энергия струится из динамиков и экрана, проникая в его самую суть. Вся кожа была покрыта мурашками, а сам парень, буквально заворожённый, наблюдал за тем, что ещё было припасено в арсенале группы. Во время выступления в клубе он уже начал понимать, почему эта группа так запала в сердце его друга. Но то, что он видел на записи… было на несколько уровней выше. Теперь и он хотел побывать на подобном концерте, ощутить всю атмосферу, находясь в толпе. Он хотел отдавать свою энергию и получать обратно такую же бешеную отдачу от музыкантов, заряжаясь ещё больше. В его голове крутилась мысль о том, каково это — чувствовать единство с музыкой и с толпой, которая испытывает такие же эмоции. По-видимому, под влиянием Минхо и Джисона он всё же начал сходить с ума, но… ему нравилось это ощущение. Когда он, наконец, смог отпустить свои предрассудки и старые обиды, которые он проецировал. Когда он смог посмотреть на неё под другим углом и начинал получать от этого какое-то необъяснимое удовольствие. — Какая твоя любимая песня «Дельты? Хёнджин ждал ответа, не отводя внимательного взгляда от экрана. Ему казалось, что Минхо просто нужно немного времени, чтобы обдумать свой ответ. Однако время шло, а со стороны преподавателя не прозвучало ни слова. — Минхо? Хёнджин вздрогнул, когда почувствовал тёплое дыхание Минхо в районе своей шеи. Преподаватель продолжал сидеть, скрестив руки на груди, но его голова стремительно искала поверхность, на которую можно было бы упереться. Рот был умилительно приоткрыт, а брови нахмурены, будто даже во сне он продолжал кого-то отчитывать на своей лекции. Хёнджин несколько раз аккуратно ткнул Минхо в разные части его туловища, но тот не реагировал от слова совсем. Зато на громкие звуки музыки, исходящие из ноутбука, Минхо реагировал с завидной регулярностью, что-то бормоча себе под нос и хмурясь ещё более активно. Хёнджин поставил запись концерта на паузу, наблюдая, как с резко образовавшейся тишиной морщины на лбу Минхо начали разглаживаться. Не раздумывая долго, Хёнджин накрыл Минхо вторым имеющимся пледом, стараясь сделать это как можно аккуратнее, чтобы не разбудить его. Не без усилий он уложил его на диван, и в ответ послышалось довольное бормотание. Минхо, словно инстинктивно, с головой зарылся под плед, свернувшись в небольшой неприметный клубок. Это было так мило, что Хёнджин не мог не улыбнуться, наблюдая за преподавателем, который, казалось, окончательно провалился в сон. Хёнджин выключил свет в зале, погрузив комнату в полумрак, и постарался на носочках тихо покинуть гостиную, желательно не задев по дороге половину квартиры. Хотя, вряд ли даже это смогло бы разбудить Ли, который заснул под оглушающую рок-музыку. Добравшись до своей комнаты, Хёнджин бросил последний взгляд на диван, где уютно устроился Минхо, и, улыбнувшись, закрыл за собой дверь.