Love is the answer and music is healing

Вся компания находилась в ступоре от случившегося. Чанбин и Джисон опомнились первыми, тут же рванув следом за убежавшим музыкантом. Весь обслуживающий персонал, отвечающий за сегодняшнее мероприятие, и местные музыканты, уже знакомые Хёнджину по прошлым концертам, так же поспешили за кулисы. Произошедшее явно выходило за рамки, от чего все пытались понять, что происходит. А что-то точно происходило, но теперь уже там, за сценой, оставаясь скрытым от любопытных посторонних глаз. Становилось неприятно от осознания того, что и сам Хёнджин является тем самым «посторонним». Он неловко переминается с ноги на ногу, опуская, наконец, руку. Перед глазами всё ещё стоит образ Соджуна, в ужасе отшатывающегося от протянутой к нему руки. Благое намерение обернулось тотальным провалом. Хёнджин искренне предлагал помощь, надеясь хоть как-то поддержать, но такая реакция парня напомнила ему, насколько он заблуждался. Хван не знает о музыканте ничего, кроме его имени. Даже его внешность остаётся для него загадкой, что уж говорить о чём-то более личном, спрятанном глубоко внутри, поодаль от остальных. Хёнджину остаётся разве что гадать, что таится в грустном взгляде и страхе, спрятанном за закрытыми дверями души. Теперь он чувствует себя полным идиотом. С чего он вообще решил, что имеет право вот так просто вмешиваться в чужую жизнь? И почему он подумал, что Соджуну вообще нужна его поддержка? Его порыв был необдуманным и импульсивным. Хотя оно и не удивительно. Времени и желания думать у Хёнджина в тот момент явно не было. Соджун выглядел таким напуганным и растерянным, с ярко пылающим отчаянием, глубоко засевшем в уставших глазах. В тот момент в Хёнджина будто вселилась мать Тереза, не иначе. Он действительно думал, что можно вот так вот сунуть нос не в своё дело, и всё в миг разрешится? Может, будь им лет по пять, обнимашки и могли решить добрую половину проблем, но сейчас они не дети, и жизнь уже давно перестала быть такой простой. Во взрослой жизни, когда вы чужие друг другу люди с собственным прошлым и глубокими шрамами, в подробности которых никто из вас друг друга не посвящал, это, по меньшей мере, было бы странно. Хёнджин морщится, неловко потирая затылок. Эмоции и мысли сменялись так стремительно, что он не успевал даже осознать их, не говоря уже о том, чтобы понять их уместность и адекватность. Единственное, на что он мог искренне надеяться, что у Соджуна и ребят, побежавших за ним следом, сейчас всё хорошо. Феликс подходит ближе к старшему, мягко обхватывая того со спины и умещая свою голову ему на плечо. Это привычное действие блондина всегда успокаивало Хёнджина лучше любого успокоительного. Так было во время их стажировки, и со временем этот эффект никуда не исчез, только усиливался. Феликс был тёплым. Во всех смыслах. Его простое присутствие рядом, его спокойствие и мягкость помогали Хёнджину сосредоточиться, позволяли отдохнуть от вихря мыслей, которые кружились в голове. Блондин всегда мог найти нужные слова для поддержки и всегда чувствовал, когда слова были не нужны, просто молча находясь рядом. Если так подумать, Феликс всегда был человечком-огоньком. Стоило произойти чему-то хорошему, и он сиял, как солнце, освещая окружающих своим светом и согревая своим теплом. Но стоило беззаботной атмосфере сойти на нет, как он словно затухал. Когда атмосфера становилась напряжённой или угнетающей, Феликс становился тенью, дабы не привлекать к себе лишнего внимания. Хёнджин не мог вспомнить ни одного случая, когда Феликс просил о помощи или поддержке. Он всегда разрешал их с Джисоном конфликты, помогал справляться с возникающими у них проблемами, поддерживал при плохом настроении, заботился о каждом, кто в этом нуждался, будь то болезнь, проблемы на работе или что-то более личное и тяжёлое. Но когда дело касалось его самого, блондин всегда держится обособленно, пресекая любое беспокойство о нём в зародыше. Он словно специально создавал вокруг себя сильный энергетический щит, чтобы окружающие не смогли ни увидеть, ни тем более почувствовать, когда ему плохо. Хёнджин задумался об этом только сейчас, когда почувствовал спиной дрожащее тело младшего и усиливающуюся хватку на своей талии. Когда недавно прыгающий, смеющийся и лучезарно улыбающийся блондин резко затих, крепко обнимая своего старшего со спины в желании успокоить и забрать весь скопившийся негатив. Ему стало не по себе от мысли, что, возможно, он упустил целую массу моментов, когда Феликсу было тяжело, но он не позволял себе проявить слабость и дать понять об этом окружающим людям, думая, что тем самым заботится о них. Хёнджин аккуратно разворачивается в чужих подрагивающих руках. Феликс лишь сильнее прижимается к Хёнджину, упорно пряча лицо в чужой рубашке. Хёнджину становится ещё более тоскливо от промелькнувшей мысли, что он даже не может сказать точную причину такой реакции парня. — Ликс, ты чего? — Ничего. — Знаешь, ты не каждый день пытаешься слиться с моей верхней одеждой и дрожишь, как осиновый лист от любого дуновения ветра. — Прости. Феликс нехотя расцепил руки, высвобождая Хёнджина из своего цепкого захвата. Его взгляд опущен в пол, будто он чувствует себя виноватым за такое проявление нежности. Однако он всё ещё продолжает держать Хёнджина за рукав, словно боится, что старший в миг исчезнет, если он окончательно его отпустит. Хёнджин, наблюдая за этой картиной, чувствует, как его сердце наполняется теплом, а губы от умиления расплываются в искренней улыбке. Феликс, уже понимающий, что заставило его друга улыбнуться, надувает губы и щёки, продолжая украдкой посматривать на Хёнджина. Хватка на рукаве стала менее заметна. — Что случилось? Только не говори, что ничего. Я в это не поверю. — Каждый раз, когда ты выбираешься с нами в клуб, в надежде повеселится, всё заканчивается… печально. И я… я думаю, что… думаю, что… — Ты винишь себя за то, в чём не виноват. Я не знаю, что у тебя случилось, или... Ликс, ты ведь никогда не говоришь о том, что происходит в твоей жизни. Но, думаешь, мы не замечаем, что ты нагружаешь себя всеми возможными активностями по университету, не давая себе свободно продохнуть? Ты можешь и дальше говорить, что это лишь из-за приближающейся сессии. Но нам ли не знать, что ты был готов к ней ещё в сентябре. Я не собираюсь давить на тебя. Захочешь, сам расскажешь. Но знай, что мы всегда готовы выслушать. И не нужно надумывать в своей светлой головушке невесть что. Блондин поднял на старшего широко раскрытые глаза и смог, наконец, отпустить его рукав, сразу после этого сцепив свои ладони и начав переминаться с носочков на пятки, напоминая тем самым о временах стажировки, когда эта привычка младшего проявлялась каждый раз при любом, даже незначительном замечании в его сторону от преподавателей. Хёнджин, не удержавшись от такого вида младшего, бурно взлохмачивает волосы Феликса, пока тот не начинает раздражённо отбиваться и бубнить что-то себе под нос. Атмосфера разряжается, пусть напряжение и не сходит на нет. Слишком много всего происходит у каждого из их компании, что просто не может не отражаться на остальных. Но это лишь подчёркивает, как им важно держаться вместе как можно крепче. Ведь если один из них сорвётся в бездну, остальные непременно последуют за ним, чтобы помочь вновь подняться. И Хёнджин готов делать это снова и снова, сколько бы раз не потребовалось, только бы нить связи между ними никогда не разорвалась. — Ликс, как часто я соглашался выбраться с вами в клуб раньше? — Тебя нереально было вытащить из дома. — Вот именно. Так разве если бы всё было плохо с самого первого раза, когда я согласился, думаешь, я бы не смог отказать вам обоим в следующих вылазках? Вспомни, сколько раз я слал белку далеко и на долго, когда тот предлагал какую-нибудь несусветную чушь. — Ну… Меня и правда до сих пор удивляет, что ты стал чаще с нами выбираться куда-то. Как и то, что ты стал более общительным и менее задумчивым. Ещё и учиться на лекциях, связанных с вашей специальностью, стал. Джисон в не меньшем шоке прибывает. Ты же сам говорил, что думал об отчислении. — Может, вместо того, чтобы искать любые мизерные минусы в своих решениях, ты начнёшь видеть ту пользу и положительные изменения, к которым они привели? Я благодарен вам обоим, что вы смогли показать мне огромный мир, который я не видел за четырьмя стенами, в которых находился из-за собственных убеждений и страхов. Если бы не вы, я бы не познакомился с новыми интересными людьми и вряд ли стал бы учиться на лекциях. — Но это же лишь твоя заслуга. — Вот же глупенький. Значит, как забрать себе все лавры порчи весёлых вечеров, так мы первые. А как я говорю об огромном, привнесённом тобою вкладе, благодаря которому я не остался просиживать дома свои штаны, так это только моя личная заслуга. Феликс изо всех сил пытался сдержать улыбку, но Хёнджин, взявший его голову в захват и начавший активно растрёпывать ему волосы, параллельно ещё и щекоча, рушил все его планы. Блондин, не выдержав такой «пытки», вскоре звонко рассмеялся, и только тогда Хёнджин со спокойно душой смог отпустить его. Глаза младшего искрились радостью, больше в них не было видно тяготящих его беспокойства и печали. Как минимум в отношении Хёнджина его беспокойство развеялось. Хёнджин и сам расслабился, ощущая, как с его плеч будто упал груз. Он был рад, что смог хоть в чём-то помочь Феликсу, хотя и чувствовал, что все сложности ещё впереди. Но он надеялся, что этот момент станет отправной точкой, и они смогут начать узнавать друг друга по новой, чтобы стать самой настоящей опорой и поддержкой друг для друга в будущем. Выступление «Дельты» подходило к концу, но никто из тех людей, которые туда вбежали следом за Соджуном, включая Джисона с Чанбином, так и не вышли из-за сцены. Обеспокоенная компания пыталась дописаться и дозвониться до Джисона, но тот не отвечал ни на сообщения, ни на звонки. Феликс с Хёнджином продолжали внимательно осматриваться, надеясь выцепить взглядом хоть кого-то из ранее пропавших. Сынмин же, в свою очередь, вызвался посидеть за барной стойкой на случай, если Чонин узнает какие-нибудь подробности раньше. Хёнджин, естественно, не упустил возможности подшутить над будущим психологом, выдав тому парочку ценнейших, по его скромному мнению, советов, которые могли помочь ему закадрить милого хлебушка. Феликс поспешил возмущённо ударить старшего за подобные шутки, а Сынмин в своей привычной невозмутимой манере проигнорировал все старания Хёнджина помочь ему советом, направившись прямиком к бару и заводя непринуждённый разговор с барменом, который, несмотря на ранее неоднозначную реакцию, сейчас выглядел расслабленным и весёлым в компании Кима. Рыжеволосая девушка на сцене, словно само воплощение музыки, буквально слилась воедино с ритмом, заряжаясь царящей в зале атмосферой. Она явно получала невероятное, ни с чем не сравнимое удовольствие от нахождения здесь, в центре всеобщего внимания и обожания. Её взрывная харизма завораживала. Хёнджин, наблюдая за этим зрелищем, не удерживается и делает парочку эстетически красивых снимков сцены с разных планов. Не столько для себя, сколько ради Джисона, который сейчас пропадает невесть где, пропуская один из тех моментов, о которых так мечтал. Хёнджин посмотрел на экран своего телефона, быстро пролистывая снимки, и едва заметная улыбка коснулась его губ. На фотографиях запечатлелись свет, сцена, и рыжеволосая солистка, обрамлённая в размытые огни софитов — чистое эстетическое совершенство, пропитанное духом музыки. Даже несмотря на всю неопределённость текущей ситуации, он хотел, чтобы Джисон увидел этот момент, пусть даже через фото.

***

Глаза Соджуна беспорядочно мечутся по едва освещённому помещению. Сердце бешено стучит в груди, а мысли хаотичны и сбивчивы. Он так позорно выбежал из зала, что теперь злится сам на себя. Злость смешивается с ощущением чего-то ещё, что Соджун просто не в состоянии сейчас разобрать, и что заставляет его мысли постоянно возвращаться к моменту, когда он встретился с Хёнджином взглядом. Обеспокоенное лицо Хёнджина и протянутая к нему рука преследуют мысли Соджуна, как заезженная пластинка. Эту руку так сильно хотелось схватить, что его собственные желания испугали его. Он не знал, как реагировать на этот внутренний позыв, не понимал, как справиться с нарастающим хаосом чувств. И он не нашёл ничего лучше, чем просто сбежать, оставив Хёнджина один на один с целым ворохом вопросов и мыслей. Он же не обидел его? Хотя, о чём вообще может идти речь, если он буквально шарахнулся от младшего, как от огня, и убежал, как последний трус? Даже если младший и не обиделся на него, вряд ли мог посчитать его действия проявлением мужества и отваги. Но больше всего его тревожила другая мысль. Только бы он не подумал, что дело в нём. Последнее, чего он хотел — чтобы Хёнджин решил, будто причина в нём самом. -Чёрт! Соджун подрывается с места, едва услышав приближающиеся шаги и обеспокоенные голоса снаружи. Он достаточно облажался. Теперь самое время думать, как исправить неловкое положение, в которое он сам себя и загнал. К моменту, как дверь в помещение открылась и на пороге показались две взволнованные физиономии, Соджун успел привести себя в относительный порядок. Музыкант старательно изображал на лице непринуждённое выражение, делая вид, будто спокойно проверяет оборудование. Он недовольно поморщился, перебирая ушные микрофоны в поисках подходящего для себя. Соджун их терпеть не мог. Эти маленькие засранцы имели раздражающую парня привычку срываться с головы в самые не подходящие моменты, а необходимость поправлять их по десять раз за выступление просто сводила его с ума. В общем-то, кроме лишнего беспокойства они давали ровным счётом ничего, поэтому он и предпочитал им старую, добрую и проверенную ни один раз классику. Но сейчас у музыканта просто не было другого выбора. Его задумка требовала именно этот формат. Так что всё, что остаётся Соджуну — это смиренно плыть по течению и надеяться, что на это раз техника не подведёт его. — Бин, нам пришёл реквизит для новой группы? — Ага, я сегодня встречал грузчика. Коробки на складе. С чего это ты вдруг спрашиваешь? — Прогуляйся и притащи их сюда. — Да ну, брось! Я не хочу ещё и приёмкой всякого хлама сегодня заниматься. Если Чану так приспичило новеньким груду реквизита сразу заказать, пускай сам приходит и хоть до утра торчит с через раз работающим сканером на складе, разглядывая все ниточки, шовчики, пуговички и замочки. — Бин, тащи коробки, это моя персональная просьба. Чану не обязательно об этом знать. — Чану не обязательно знать о чём? — Мы позаимствуем кое-что, а потом вернём на место. — Мы сделаем что, извини? Мне кажется, я ослышался, или ты сказал по-за-им-ству-ем? — Именно это я и сказал. — Ну всё, он окончательно рехнулся. Ты хочешь, чтобы нас прибили на месте, когда правда всплывёт наружу? Чан порвёт нас. — Никто нас не прибьёт, если ты не проболтаешься Чану об этом. — Там целый зал людей, которые снимают и фотографируют! Стоит ли мне напоминать, что у каждого из них есть социальные сети, в которых они активно выставляют истории с отметками нашего клуба, и что Чан всегда, я повторю ещё раз, ВСЕГДА просматривает отметки?! — Я взял ответственность за клуб и все принятые в нём решения, когда согласился заменить Бана на время его отсутствия. — Ты делай, что хочешь, но я отказываюсь принимать в этом участие и прикрывать твой зад. Достаточно того, что ты собственноручно привёл бомбу замедленного действия в виде этой своевольной девчонки в стены нашего храма. — Стоять. Чанбин забавно барахтался, словно котёнок, в руках Соджуна, который схватил его за шиворот и приподнял, из-за чего парню пришлось привстать на носочки, чтобы не придушиться собственной футболкой. Джисон, так и наблюдающий за происходящим с порога, бросал пугливые взгляды на двух закадычных друзей. Он нервно переминался с ноги на ногу, не понимая, стоит ли ему пройти внутрь помещения или вернуться обратно в зал. Соджун же, когда Чанбин, наконец, перестал беспорядочно размахивать руками и угрожать придушить музыканта в ту же минуту, когда сможет увидеть его лицо, отпустил его. Тот, уже уверенно стоя на своих двоих, тут же одёрнул ворот футболки и развернулся, сверкнув глазами. — Бин, у нас нет времени на твои пререкания и детское нытье. — То, что ты всеми силами хочешь стать смертником, не значит, что и другие к этому стремятся. Я хочу прожить долгую и счастливую жизнь. А не впопыхах переезжать в другую страну и делать пластическую операцию из-за того, что у тебя шило в жопе. — Джисон, тебе же нравится "Дельта"? Соджун протягивает Джисону один из проверенных им ранее микрофонов. Тот немного медлит, колеблясь, прежде чем, наконец, принять его в свои руки. Младший осматривает микрофон через чур пристально, нежно оглаживая и беспорядочно нажимая кнопки включения и выключения, очевидно, нервничая. Соджун же не торопит Джисона с ответом, давая ему время собраться с мыслями и почувствовать себя более уверенно. Их взаимоотношения всё ещё можно назвать неловкими и сдержанными. Джисон до сих пор ощущал себя неуверенно рядом с Соджуном, что довольно явно проявлялось в его поведении. Робость и чрезмерная молчаливость часто брали верх над естественностью. Джисону всё ещё сложно общаться с Соджуном на равных, несмотря на то, что старший всеми силами пытается донести до него, что они все здесь ради одного и того же и нет людей выше или ниже, более или менее значимых. Чан, например, в отличных отношениях даже с обычными уборщиками, которые приходят под утро, чтобы убрать весь беспорядок, который остаётся после выступлений. Йени спокойно может отчитать Чанбина за опоздание, а Соджуну то и дело достаётся от их бойкой девочки визажистки за то, что тот не может сохранить в целости причёску и макияж, над которыми она порой колдует несколько часов подряд. Они все как маленькая семья. Да, порой проблемная и шумная, но семья. Никто не даст в обиду и не позволит и слова грубого сказать в сторону «своих» людей. И не важно, работаешь ты здесь несколько лет или дней. Как только ты пересекаешь порог кабинета Чана, ты уже становишься частью семьи. — Ну, эм, не то, чтобы я прям фанат... — Ты можешь сказать, сколько у нас времени до конца их сет-листа? — Где-то минут 10–15. Зависит от того, будут ли они вставлять гитарное соло Бастет. — Значит, пятнадцать. Уж она то не упустит возможность покрасоваться собой. Несмотря на тяжёлый вздох Соджуна и общую немного напряжённую атмосферу, Джисон смог самую малость расслабиться. Но в голове всё ещё не укладывалось то, что сказала девушка со сцены: Соджун, оказывается, являлся частью его любимой группы, когда та была ещё никому не известна. Трудно было поверить, что человек, стоящий перед ним, когда-то принимал участие в написании песен для их первого альбома. И хотя сейчас Соджун и не поддерживал связь с участниками группы, он продолжал наблюдать за их творчеством, что и доказал своим сегодняшним выступлением с их материалом. Конечно, оригинал всегда останется оригиналом, и Джисону сложно воспринимать песни группы без знакомого тембра Бастет, но отрицать то, что Соджун ничуть не хуже, было бы просто глупо. Он привнёс в песни своё собственное видение. Да, возможно, более мрачное и депрессивное, но такой свежий взгляд на знакомую музыку являлся лишь ещё одним напоминанием для Джисона, почему он так уважает старшего. Джисону хотелось бы стать хотя бы в половину таким же талантливым, как Соджун. И тот факт, что музыкант согласился быть его наставником, стал для него настоящим подарком судьбы. Джисон приложит все усилия, чтобы оправдать ожидания музыканта и показать развитие, за которым тот уже пристально наблюдает. — Бин, быстро на склад за коробками. Джисон, найди кого-нибудь из девушек-стафа. Или, если повезёт, нашу визажистку. Ну или на худой конец, кого-нибудь зрячего и по возможности с двумя руками. — Хорошо. — И попроси, пожалуйста, кого-нибудь заменить ушные наушники на адекватные. Эти ущербные создания держатся из последних сил. Я потом обязательно попрошу Чана провести закупку нового оборудования. — Уже бегу. Джисон, не теряя времени, буквально выпорхнул из комнаты, стремясь как можно скорее приступить к выполнению поручений Соджуна, тем самым облегчив душу старшего и заметно его успокоив. Чанбин же, в отличии от него, явно не торопился выполнять и одну единственную поставленную перед ним задачу. Вместо этого он, скрестив руки на груди, лениво расположился в одном из старых кожаных кресел в углу, которые давно уже пора было выкинуть за ненадобностью. И чем дольше Чанбин сидел на месте, лишь нарочито скучающе насвистывая какую-то незатейливую мелодию, тем больше музыкант раздражался. Чанбин словно специально старался вывести его из себя. — Ну что ещё? — Зачем тебе... — Ты можешь просто принеси чертову коробку без своей тонны вопросов? Пожалуйста. У нас и так мало времени. — Будешь по гроб жизни мне обязан. Раздражённый Чанбин нехотя поплёлся в сторону кладовой, громко хлопая за собой дверью. Этот резкий хлопок возвращает Соджуна на землю, вырывая того из собственных мыслей и напоминая, что времени у них и правда оставалось всё меньше и меньше. Его затяжное отсутствие и так наверняка становится всё более заметным, а если они ещё и опоздают, будет в разы сложнее выкрутиться из сложившейся ситуации и переиграть всё в свою пользу. А ему просто необходимо вернуть контроль в свои руки и показать, что он вырос так же сильно, как и участники группы за эти годы. Музыкант продолжал метаться по помещению, пытаясь взять себя в руки и собрать свои мысли воедино. Ему начало казаться, что он сходит с ума. Хотя, если это действительно так, то Чанбин наверняка прихлопнет его раньше, чем это успеет сделать Чан. А если быть точнее, то ровно в тот самый момент, когда тот узнает, что задумал музыкант. Возможно, это даже было бы лучшим для него исходом. Он бы погиб доблестно и гордо, не успев опозориться перед целой толпой постоянных посетителей бара и окончательно не упав в глазах младшего, которого так сильно пытался впечатлить ещё полчаса назад. Хотя если так посмотреть, худшее уже произошло. В этом и старался убедить себя Соджун, пытаясь хоть как-то успокоиться. Когда Чанбин, наконец, соизволил принести коробки и сунул ему в руки канцелярский нож для их безопасного вскрытия, музыкант чуть расслабился, хотя это было скорее на уровне автоматизма. Руки у него всё ещё дрожали, а ладони предательски потели. Внутренняя мантра, которую он повторял в голове, не слишком помогала успокоить сознание или хотя бы убедить себя, что его план может сработать. Но отступать было некуда. Осмотрев содержимое коробок, Соджун кивнул самому себе. По крайней мере, с реквизитом всё в порядке. Осталось только... — Я нашёл визажистку! — Умничка, Джисон. Помнишь треки, над которыми мы работали и учили с тобой на прошлой неделе? — Помню. Ты говорил, что моя игра ещё сыровата, поэтому я упорно репетировал её всю эту неделю! — Это просто прекрасно. Сможешь сыграть главную гитарную партию и попросить барабанщика быть наготове через десять минут? — Мне взять твою гитарную партию? Соджун, мне кажется, ты слишком сильно в меня веришь. Я ещё не так хорош. — Я уверен в тебе. Ты прекрасно с ней справишься. Просто отпусти себя и дай музыке вести тебя за руку. — Х-хорошо, я приложу все усилия! — Не задерживайся долго, сейчас подготовят Чанбина, ты следующий. — Эээ, это ещё для чего? Девушка, ответственная за макияж и укладку волос Соджуна, уже потянулась кисточкой к лицу Чанбина, но тот с молниеносной скоростью перехватил её руку, не позволяя прикоснуться. Его взгляд, направленный на друга, был ещё более враждебным и мрачным, чем обычно. Соджуна это не пугало. Напротив, это упрямство и узколобость друга раздражали Соджуна до глубины души. Вместо того, чтобы помочь или хотя бы не мешать, Чанбин только усложнял всё каждым своим действием и бесконечными вопросами. — Ты будешь на сцене вместе со мной и Джисоном и не должен выделяться. — О чём ты вообще говоришь? Выделяться в чём? — Во внешнем виде, Чанбин, в чём ещё? — Ты что... Погоди, для чего тебе нужна эта коробка с вещами? — А ты как думаешь? Мы воспользуемся этим для номера. — Иди к чёрту, Ли. Я не собираюсь надевать это непотребство. Что обо мне наши пацаны подумают? — То, что ты профессионал своего дела и преданный друг, который никогда не бросит в беде? — Можешь подмазываться сколько хочешь, ничего не изменится. Я согласен постоять за пультом и помогать с музыкальным оформление, но я не буду надевать ничего из этой коробки. И тем более не выйду в чём-то подобном на люди. — Нари, уложи ему ещё волосы, пожалуйста. — Нари, не надо ничего укладывать! Иначе я уложу каждого из вас!