Love is the answer and music is healing

Как же странно работает время. Когда тебе хочется, чтобы момент не заканчивался, время летит просто нещадно быстро. Целый час может пролететь, как минута. Но когда близится какое-то событие, пусть даже малозначимое, время до него будет тянуться так медленно, что даже старение клеток организма как будто становится физически ощутимым. Именно это сейчас и происходило и с Хёнджином. Время будто застыло. Парень в очередной раз посмотрел на часы, будто надеясь ускорить их ход силой мысли. Но стрелки ползли вперёд неумолимо медленно, заставляя его нервничать всё больше. Закончив завтрак с Сынмином и проводив парня из квартиры, Хёнджин уже успел переделать все дела на земле. Чтобы скоротать время до встречи, он даже успел убраться, перемыть посуду, пропылесосить и помыть полы. Да что уж тут говорить, он на выбор одежды потратил аж час своего времени. И даже после всех этих действий у него оставалась ещё уйма времени! И это с учётом того, что то и дело он отвлекался на перечитывание собственного доклада, который уже не казался ему таким уж и хорошим. Несколько раз он садился и переписывал текс, распечатывая его заново. То парень замечал, что не хватает какой-то очень важной информации, за которую может спросить Ли, то шрифт выглядел как то не так, то ему казалось, что где-то фотографий и примеров недостаточно. Парень и сам не понимал, почему так сильно переживает и весь день как на иголках. Это ведь всего лишь встреча с его преподавателем и всего лишь доклад по музыке, который он впервые делал по собственному желанию. Встреча наверняка будет такая же, как и все предыдущие. Да, он заедет за ним и повезёт его…куда-то. Не было ни одной причины для ребяческой заинтересованности и непонятного чувства предвкушения. Ему не пять, а Минхо не Санта, который принесёт ему долгожданный подарок за хорошее поведение. Да и находись они в сказке, Минхо бы больше подошёл образ Гринча, портящего всем праздник. Представив своего преподавателя в знаменитом образе, Хёнджин рассмеялся. Нужно подкинуть Минхо идею для костюма на предстоящий Хеллоуин. Хотя… Хёнджин тянется к своему смартфону и заходит в чат со своим преподавателем, кликая на фотографию его профиля. После чего заходит в свой любимый фоторедактор. Через десять минут он с удовлетворением рассматривает свой шедевр и смеётся во весь голос. Минхо выглядит просто потрясающе: с зелёной кожей и дополнительными мимическими морщинами, которые делали его ещё более понурым. Ну и рождественский колпак, неаккуратно свисающий на бок, как вишенка на торте, добавляет Ли праздничной издёвки, довершая его образ. С минуту Хёнджин думает, не отправить ли готовый вариант своему преподавателю, но останавливается. Он хотел бы увидеть реакцию старшего, но тогда, когда он будет в безопасности, где-то подальше от него и в обозримом будущем не будет виднеться встреча с ним. Либо же, если Хвану захочется закончить свою жизнь пораньше, он покажем ему фото лично. Почему-то Хван уверен, что реакция будет убийственной. Такое нельзя пропускать, но и увидеть подобное можно лишь раз в жизни. Хёнджин в очередной раз обошёл всю квартиру и, не найдя, чем бы ещё заняться, вновь двинулся в сторону шкафа. Он выгрузил все свои вещи на кровать, выискивая более подходящий образ для встречи. Если бы он знал, куда Ли собирается его везти, было бы в разы проще. Нужно ли ему одеваться как-то по-особенному или, нарядившись, он будет выглядеть смешно в глазах преподавателя, который не имел в виду ничего такого, когда говорил о немного другом формате их встречи? Хёнджин падает поверх кучи одежды и устало стонет, смотря в потолок. Он не делал ничего особенного, а устал так, будто отработал подряд три смены в кафе без перерывов на отдых. Его взгляд в очередной раз приковывает картина, мирно стоящая в углу комнаты. Хёнджин всматривается в яркое звёздное небо, на фоне которого красовался Соджун. Чем больше его поглощали собственные мысли, тем более расфокусированным становился его взгляд. Если так подумать, с каждым днём события того вечера становились более блеклыми в его памяти. Сейчас он уже не видит того яркого звёздного неба в своих воспоминаниях. Наоборот, небо в его воспоминаниях непроглядно тёмное. Да и вспоминая их разговор, душа уже не трепещет. Просто обычный разговор двух незнакомых ранее людей. Не зря говорят, что со временем эмоции и воспоминания имеют свойство искажаться и даже исчезать, пусть даже особенно сильные. В скором времени и это воспоминание поблекнет, и он будет помнить об их встрече лишь как об очередном событии из жизни. Единственное, что он помнил так же ярко, как и тогда – глаза Соджуна. Именно эта деталь всё ещё не даёт забыть, что тот момент действительно был особенным для них обоих. Он не хотел бы его забывать. Поэтому, если бы он не перенёс этот момент на холст, то, безусловно, жалел бы об этом изо дня в день. Правда, как бы Хёнджин не пытался, у него так и не получилось передать тот самый блеск и красоту глаз музыканта. Как на зло, единственная деталь, ради которой всё это и затевалось, ни в какую не хотела получаться. Правда, было и ещё кое-что… Возможно, Хёнджин займётся этой деталью чуть позже. От одной только мысли об этом щёки приобретали заметный румянец, а сам парень сомневался в своей адекватность от такой глупой реакции. В любом случае, сейчас стоило думать о другом. Вибрация телефона раздавалась приятными волнами по щеке Хёнджина, заставляя ту забавно трепыхаться. Хёнджин, вытащив телефон из под щеки, лениво взглянул на имя звонившего и подскочил, как только увидел на экране заветное имя преподавателя. До их встречи ещё полчаса. Почему же он звонит так рано? Может, что-то случилось? Или он думает, что Хёнджин забыл? Хёнджин выжидает секунд десять, прежде чем поднять трубку. Нельзя, чтобы Минхо подумал, что тот томился в мучительном ожидании. — Слушаю. — Не занят? — Мы встретимся через полчаса. Я знал, что меня сложно выкинуть из головы, но не думал, что ты настолько сильно соскучился. Аж второй звонок за день. — Я не забыл о том, что обещал забрать тебя. Но вот ты явно забыл, что для этого мне нужно знать твой адрес. — А…ну…я сейчас скину локацию. Кстати, а куда мы вообще едем? — Увидишь. Главное, оденься в свободную и комфортную для тебя одежду. — Если ты решил затащить меня в зал, чтобы ещё и физически меня уничтожить, я кину тебе неправильный адрес, а сам покину страну. — Не думай, что ты сможешь так просто надурить меня и скрыться, продолжая жить свою жизнь безнаказанно. — Эээ, я имел в виду, что не собираюсь умирать молодым. Не нужно запугивать своих студентов такими страшными речами! — Ты просто нечто. Не забудь верхнюю одежду. Вечером похолодает. Напишу, когда буду у твоего дома. — Океюшки. Хёнджин обхватил руками подушку и уткнулся в неё лицом, после того, как скинул Минхо всю нужную информацию. Теперь, когда он знал, что уже совсем скоро нужно выходить, его нервозность только усилилась. Ещё и эта скрытность преподавателя не давала покоя. Почему он отказывается говорить, куда собирается везти его? Он же не собирается затащить Хёнджина на скучнющую лекцию ради собственной забавы? Или Ли осознал всю безнадёжность Хвана и решил избавиться от него, поэтому и сказал про тёплую одежду? Вывезет Хёнджина за несколько сотен километром от города и оставит его там одного выживать. Брр… Теперь обработанная фотография преподавателя в образе Гринча кажется особенно зловещей, и по спине парня пробегает неприятный холодок. Хёнджин старался выглядеть как можно более непринуждённо, выходя из дома. Будто это не он только что сорвался с места, перепрыгивая сразу через несколько ступенек, стоило Минхо написать сообщение. На самом деле Хёнджин видел, что машина преподавателя подъехала ещё за десять минут до обговорённого времени. Минхо даже вышел на улицу оглядеться, а Хёнджин позорно спрятался за шторой, когда взгляд преподавателя поднялся на окна дома, в котором и живёт младший. Перед самым выходом Хёнджин решил отпустить все свои думы о внешнем виде и довериться проверенной на собственном опыте классике. Он надел свою любимую светлую рубашку, небрежно заправив её в любимые брюки, верхние пуговицы оставил не застёгнутыми и дополнил образ не плотно завязанным галстуком и парой серебряных цепочек и браслетов. Ну и не забыл прихватить с собой своё любимое тёмное пальто и шарф, чтобы не умереть от холода в первые часы своего принудительного выживания. Минхо улыбнулся, как только дверь машины отворилась и к нему подсел заметно запыхавшийся юноша. Ли протянул ему холодную бутылку воды, продолжая улыбаться, из-за чего его хитрый прищуренный взгляд отдавал чем-то отдалённо знакомым. Хёнджин же принял воду с непривычной для него самого благодарностью, продолжая в руках нервно сминать взятые впопыхах листы, стоило о которых подумать, как его сердце учащало своё биение в несколько раз. Нужные ли листы он взял? Не будет ли он выглядеть глупо? Что, если Минхо не понравится? Минхо заметил волнение Хёнджина и кивком указал на предмет переживаний. — Это…? — Доклад по истории джаза. — Хёнджин, я же сказал, что ты можешь не торопиться. Ты только вчера сел за изучение этой темы. — Я потратил на это всю ночь. И сам уже не уверен, что получилось хорошо. Я плох во всех видах докладов и не знаю, того ли от меня ты ждал. Но я даже загуглил, как их обычно оформляют! Поэтому размер и тип шрифта точно должны быть правильными. Если не хочешь, то, конечно же, можешь не читать. Но в таком случае все мои усилия были зря и я после того, как я вдоволь на обижаюсь, сделаю тебе заговор на понос. Минхо слушал парня, не перебивая. Хёнджин произносил свою пламенную речь, выглядя серьёзным и уверенным. Но на последних словах он наклонил голову вбок, умилительно хлопая большущими глазами и нарочито невинно улыбаясь. Старший даже опешил от слов и настроения Хёнджина. Он был единственным, кто позволял себе так манипулировать им. Хотя, справедливости ради, Хёнджин был единственным студентом, которому сам Минхо предоставлял такую вседозволенность. Возможно, потому, что он единственный смельчак, который искренне не боялся последствий своих слов и действий, а возможно, потому, что глупо было злиться на дурачков подобным Хвану. Проще пропускать их слова и действия мимо своих глаз и ушей, нежели пытаться проводить с ними из раза в раз воспитательные разговоры, которые ни к чему не приведут. — Я не сказал, что не буду читать. Просто я думаю, что нельзя прочувствовать атмосферу жанра и проникнуться им в полной мере, проведя за книжками и статьями всего одну ночь. — Вообще-то я даже послушал подкасты и несколько джазовых концертов. — Хёнджин, скажи. Можно ли научиться танцевать, посмотрев несколько танцевальных уроков? — Конечно нет. Но ведь можно за это время сложить своё мнение и видение. — Можно. Первое впечатление так и работает. Но ты можешь прочитать аннотацию книги, купить её, а при чтении разочароваться. Либо же не взять действительно хорошую книгу по той же причине. — Я изначально не любил музыку. Меня в целом сложно увлечь. — Именно поэтому я и говорю, что одной ночи и изучения стандартной сухой информации не совсем достаточно для того, чтобы составить полноценное мнение и сдавать доклад. Я хочу получать твоё искренне мнение и видение жанра вкупе с новыми знаниями. — Тц. Лучше бы указал на ошибки в докладе. Вместо того, чтобы душнить. В салоне и без тебя кислорода немного. — Ты правда не спал сегодня ночью? — Уснул только в четыре часа утра. Даже до кровати не добрался. Впитывал информацию о джазе, лёжа головой на учебниках под трёхчасовой подкаст. Вместо восторженных комментариев в ответ на свои слова Хёнджин получил лишь смех. Он медленно развернулся в сторону своего обидчика всем телом и окинул его пронзительным, убийственным взглядом. Минхо аккуратно забрал бумаги из рук юноши, начиная просматривать лист за листом. Хёнджин же решил на время сменить гнев на милость, наблюдая за эмоциями преподавателя, нервно покусывая губы и заламывая пальцы. Лицо преподавателя, вопреки всем ожиданиям Хёнджина, раздражало своей непроницаемостью. Ни единый мускул не дрогнул вплоть до последней строчки. Хёнджин же успел пережить несколько сердечных приступов за это время. — Это отличается от твоего изначального варианта. — Это значит, что я умничка? — Ты, бесспорно, проделал большую работу. Но не думаю, что ты смог как следует во всём разобраться. Не говоря уже о том, чтобы в полной мере проникнуться джазом. Примеры, конечно, хорошие, но общеизвестные. Да и лет этим произведениями больше, чем твоим родителям. Не думаю, что молодому юноше может понравиться слушать подобное на ежедневной основе. Тем более, учитывая твою музыкальную историю. Если бы я был преподавателем в музыкальной школе, ты, безусловно, получил бы уверенную пятёрку за проделанную тобой работу. Ты затронул очень много важных аспектов жанра, всё подробно расписал, внимательно изучил поджанры и дал им очень хорошую общую характеристику. Но так как мы здесь собрались не ради оценки, этого недостаточно. — Ну почему ты такой несносный? — Я несносный? — Почему нельзя было меня похвалить за проделанную работу, а не сразу начинать ругать, на чём свет стоит? Минхо аккуратно отложил доклад Хёнджина на заднее сидение. Он обязательно внимательно прочтёт его от начала до конца. Но позже, когда останется один. На самом деле Минхо был приятно удивлён мыслями, которые расписал ему младший в докладе. Особенно попыткой анализировать жанр. Мысль была достаточно топорная, но, как и любое мнение, имела право на жизнь. Да и в доводах Хёнджин не был не прав. Но пока что ему лучше об этом не знать. Не хватало ещё, чтобы младший зазнался раньше времени. А пока что этот самый младший тихо сидел рядом, то ли агрессивно, то ли обиженно надувшись, невольно вызывая у Минхо улыбку. Не теряя времени, Минхо ввёл необходимый адрес, выстроил маршрут и протянул свой телефон Хёнджину. — Можешь следить за маршрутом? — Боюсь, я не изучал этот маршрут лет десять подряд и не смогу достаточно хорошо проникнуться его атмосферой для того, чтобы брать на себя такую ответственность. — Но у тебя есть кое-что более важное. — Моя светлая голова, гениальность и непревзойдённость? — Глаза и умение различать право от лево. — Дверь там, выходи. — Вообще-то это моя машина. Минхо быстро понял свою ошибку. Как только он заметил медленный поворот головы младшего в его сторону и стеклянный взгляд, улыбка сползла с его лица сама собой. А если бы и не сползла, её точно бы стёр Хёнджин собственными руками. По раскрасневшемуся лицу и нахмуренным бровям было ясно, что просто так сказанное Минхо ему с рук не сойдёт. Ли и сам не понял, как успел предугадать следующие действия Хёнджина, заблокировав дверь за пару секунд до того, как за ручку дёрнул младший. Он, конечно, препятствовал покиданию Хёнджином салона автомобиля, но и автоматически подставил себя под удар. — Я с тобой никуда не поеду. Если хочешь сохранить свою жалкую жизнь, то открой дверь. Пойду лучше полистаю программу пятого класса, а то я недостаточно умный для этой машины. — Я не считаю тебя глупым. — Да что вы говорите, преподаватель Ли. А я думал, что моё единственное преимущество — это умение видеть и различать стороны. — Я не считаю это твоим единственным преимуществом. Но если начну тебя нахваливать, то ты ещё больше зазнаешься. Нужно хоть иногда спускать тебя на землю. — То есть ты признаёшь, что я гениальный и непревзойдённый. — Я этого не говорил. — Открой дверь. — Но ты очень сообразительный. — Не подлизывайся. — Это чистая правда. — Ладно, живи на этот раз. — Ты всё ещё отказываешься ехать со мной? — Можем ехать. Но впредь советую следить за своими словами. Минхо улыбнулся, наблюдая за тем, как Хёнджин продолжал пытаться выдавливать из себя обиду, уже заметно скучая из-за ситуации, в которую сам себя и загнал. С Джисоном или Ликсом было гораздо интереснее включать королеву драмы. Те реагируют всегда очень бурно и сами себя закапывают последующими фразами, позволяя драматичной душеньке Хёнджина развернуться по полной. А Минхо, будь он неладен, слишком осмотрителен и аккуратен в своих словах. Ну ничего, Хван ещё своё отхватит. Легко отделался он лишь на этот раз. Если бы Хёнджин хотел устроить драму во всей её красе, ему бы уж точно не поздоровилось. Старший же продолжал медлить, так и не выезжая на дорогу. Хёнджин невзначай покосился в его сторону, встречаясь с внимательным взглядом напротив. — Что? — Мне всё ещё нужна твоя помощь. — Давай сюда. Только сегодня ты бесплатно сможешь воспользоваться услугой красивого, харизматичного, лимитированного, элитного гида Хван Хёнджина. — Если мы проедем мимо хоть одного поворота, я поставлю тебе одну звезду. Вместо возмущений Минхо получает удар в плечо, а следом и ещё несколько. Парень поднимает руки в знак капитуляции, задорно смеясь, пока Хёнджин продолжает сверлить старшего взглядом, мысленно прикидывая, каким образом отомстит ему в будущем. Слишком много поблажек он давал Минхо в последнее время. Тихо и послушно учился, не срывал лекции и всячески прислушивался к мнению старшего. Ну ничего, стоит напомнить его любимому преподавателю Ли, каким именно учеником является Хван Хёнджин. Когда они, наконец, выехали на дорогу, Хёнджин решил утереть нос Минхо уже с самого начала. Мало того, что он очень чётко реагировал на все повороты, указанные в навигации, так он ещё и подсказывал, в каких местах можно срезать путь. А когда они проезжали парки, достопримечательности или архитектурно значимые строения, Хван не упускал возможности блеснуть своими знаниями и в этой области. Он подробно рассказывал историю строений, каким событиям посвящены те или иные статуи и почему парки названы определённым образом. Минхо же с искренней заинтересованностью внимательно слушал младшего, не перебивая, лишь иногда задавая интересующие его вопросы, на которые Хёнджин охотно отвечал. Такой их незамысловатый диалог продлился до самого момента прибытия по нужному адресу. Хёнджину было очень хорошо знакомо место, в которое они прибыли. Ведь они приехали в самый популярный художественный район города, где регулярно проводились различные выставки, которые нередко посещал и сам Хёнджин. Помимо выставочных залов и галереи, здесь также размещались тонны маленьких студий, где люди рисовали, лепили, выплавляли и создавали массу различных интересных вещей, которые в последствии участвовали в местных выставках. Поэтому, когда Минхо заявил, что они направляются на мероприятие, которое проводится в одном из этих зданий, подозрительность Хёнджина возросла в разы. Если Хёнджину не изменяет память, то недавно обновилась выставка, которая готовилась последние несколько месяцев. Обычно здесь публиковались малоизвестные молодые авторы, творчество которых старшее поколение не разделяло. Да и сами авторы не гнались за чьим-то одобрением. Им нравилось таким образом проявлять себя и «бунтовать» против привычных норм и устоев. Их выставки часто сопровождались нестандартными перфомансами, увидев которые у старшего поколения отвисла бы челюсть. Эта же новая выставка, напротив, вызвала достаточно бурный интерес не только среди молодёжи, но и среди возрастной интеллигенции, что было редкостью для местных выставок. Хван не вдавался в подробности выставки, поскольку не увидел ни одного знакомого имени в списке публикующихся на сей раз. От этого ни желания посещать выставку, ни желания вникать, почему вокруг этого мероприятия столько шума, и хвалебных комментариев, у него не было. Минхо, как самый настоящий джентльмен, открывал все двери, которые встречались им на пути, и пропускал младшего вперёд себя. Хёнджин же с интересом осматривался по сторонам, заодно оценивая контингент, который находился вокруг них, и то, насколько он вписывается в общую картинку. Повезло, что Хван не принял слова преподавателя об удобстве и комфорте максимально прямо и не надел какой-нибудь спортивный костюм. Иначе сейчас было бы весьма неловко расстёгивать верхнюю одежду и ловить на себе косые взгляды отовсюду. Хёнджин дёрнулся от неожиданности, когда почувствовал, как с его плеч кто-то настойчиво пытался стянуть пальто. Увидев краем глаза, что это преподаватель, он расслабился и позволил старшему забрать верхнюю одежду со своих плеч и сдать её в гардероб вместе со своей. С чего бы вдруг такая забота и обходительность, Хван не знал, но сводил всё к банальному чувству ответственности за комфорт младшего, раз уж он сам позвал его, и хорошему воспитанию. Да и даже если дело лишь в банальном воспитании, Хёнджину была приятна такая забота. Весь их сегодняшний досуг и так походил на свидание, от чего впитывать подобную заботу и внимание было как-то по-особенному приятно. И оттого смешнее будет видеть реакцию белки, когда Хёнджин, рассказывая о сегодняшней встрече, воспользуется всеми подробностями. Его друг, несомненно, лопнет от зависти и ревности к своему возлюбленному. Минхо галантно придерживает Хёнджина за талию, сопровождая его ко входу на выставку, где уже было приличное количество людей, которые во всю увлечённо рассматривали и обсуждали представленные картины. Хёнджин всё ещё недоумевал. И на это было несколько причин. Во-первых, по какой причине Минхо решил отвезти его именно на художественную выставку? Во-вторых, почему он решил держать это в секрете? И в-третьих, связанно ли это как-то с любовью Хвана к искусству? Неужели Минхо просто старается заработать себе как можно больше плюсов в карму, чтобы усыпить бдительность младшего? Тогда ему стоит знать, что Хёнджина так просто не проймёшь. Во всяком случае, пока по близости нет стряпни тётушки Хэвон. Молодые люди неспешно прогуливались по цветасто оформленному помещению, внимательно рассматривая представленные произведения искусства. Хёнджин с интересом вчитывался в имена авторов и короткие аннотации к картине, прежде чем вдумчиво рассматривать и сами картины, стараясь изучить все детали и образы. Из имеющихся авторов, пожалуй, больше всего его заинтересовало творчество Реймонда Моретти и Маилса Дэвиса. Так же Хёнджин надолго завис за рассматриванием картин Дебры Хёрд, на которых в основном были изображены популярные музыканты, среди имён которых, к удивлению парня, он увидел также и Маилса Дэвиса. Парень даже несколько раз перепроверил, не путает ли он ничего. Нет, он всё правильно понял: на полотне был изображён тот самый Маилс Дэвис, картины которого он недавно так увлечённо рассматривал, но…  Хёнджин в неверии уставившись на полотно с изображением джазового трубача. — Минхо, а какая тема выставки? — Когда ты вчера сообщил, что выбрал джаз для первой темы доклада, я вспомнил, что не так давно слышал про выставку, которая проводится в этом районе. К счастливому стечению обстоятельств, темой выставки, так же как и темой твоего доклада, был выбран джаз. Поэтому я подумал, что для тебя это может стать интересным опытом и дополнительным материалом для изучения. — Картины, конечно, красочные, необычные и интересные. Но каким образом портреты и картины джазовых музыкантов должны помочь в изучении джаза? — Джаз является не только стилем музыки, Хёнджин. Это целое направление в искусстве, в которое также входит и живопись. Джаз как в качестве музыкального жанра рисует сложный, необычный и ритмически индивидуальный рисунок, так и в изобразительном искусстве он обладает своей хвалённой индивидуальностью, сложностью и глубокой, а порой и очень милой историей. — Получается, все авторы, которые представлены сегодня, так или иначе вдохновлялись джазом. — Всё так. Я заметил твою заинтересованность работами сразу нескольких авторов, в числе которых оказался и Маилс Дэвис. Я прав? — Я уже успел подумать, что брежу, когда после череды его работ увидел картину, на которой изображён он сам. — Маилс Дэвис — джазовый трубач. Виртуоз своего дела. Он стоял у истоков множества джазовых жанров. Ты же описывал кул-джаз, фьюжн и модальный. Так вот, если бы не Дэвис, у тебя было бы гораздо меньше головной боли. — Я всё ещё помню про подляну с модальным джазом. Пока разберёшься, что значит слово «модальный», успеешь несколько раз состариться. — Так вот, Дэвис большую часть своей жизни посвятил именно музыке. Пока к 50 годам его не настиг творческий кризис, и он не перестал играть. Тогда-то он и встретил Джо Гелбард. — О нет, кажется, начинает попахивать розовыми соплями. — Вообще, мне очень нравится эта история. Джо была соседкой музыканта и художницей, влюбившись в которую, словно мальчишка, Дэвис решил сблизиться с ней через её главную любовь – живопись. Он попросил давать ему уроки живописи, и женщина согласилась. Без неё мир не увидел бы художественных работ Маилса. Она стала его последней музой, а его работы стали олицетворением его любви к джазу и любви к женщине, которая открыла для него восхитительный мир живописи уже в достаточно преклонном возрасте. — Не знал, что вы такой романтик, преподаватель Ли. — Человек искусства не может не быть романтиком, Хёнджин. Любовь — одно из сильнейших чувств, из которого люди могут черпать вдохновение. Не всё хорошее творчество создано в сильнейшей депрессии, одиночестве и жизненных проблемах. Хёнджин вновь возвращается к картинам Маилса, оценивая их уже после полученной информации. Ощущения от созерцания его картин, несомненно, изменились. Хёнджин всегда был из того типа людей, которые, смотря на объект искусства, не просто видят его или думают о нём, а чувствуют его всем своим существом. Но сейчас, узнав предысторию, все эмоции, вызываемые его картинами, будто усилились, и не осталось ни капли сомнений, что и сам автор вложил в них не меньше чувств и эмоций. В женских образах и в том, как они изображены, можно было явно рассмотреть любовь к той самой женщине. У музыканта отлично получилось передать красивые, нежные и женственные черты женского тела. В этом не было пошлости, только искренняя любовь и бесконечное уважение. В других же картинах чётко прослеживалась какая-то особенная атмосфера, явно вдохновлённая джазовой музыкой. Всё было красочным, пёстрым, а на картинах можно было увидеть самые разные образы. Можно было рассмотреть и женские силуэты, и очертания музыкальных инструментов, и даже отрывки из музыкальных пьес. И все эти и другие, казалось бы, разные и никак не связные образы были объединены в очевидно импровизационной джазовой манере, которая была присуща только джазовому музыканту. Увлёкшись картинами, Хёнджин даже не сразу заметил, что в зале начали свою игру музыканты, тихо наигрывающие спокойную джазовую мелодию, а большинство людей прекратили свои обсуждения, обращая всё своё внимание музыке и художественным произведениям. Переведя взгляд на стоящего рядом с ним Минхо, Хёнджин какое-то время наблюдает за ним. Вид того, с каким умиротворением он рассматривает картину за картиной, создавал ещё одну безмятежную картину в глазах младшего. А играющая на фоне музыка словно дополняла атмосферу. Находись они сейчас в компьютерной игре, эта мелодия точно являлась бы темой его персонажа. Весь такой статный, интеллигентный и привлекательный молодой человек. И этот его классический образ, по которому пускают слюни все, включая Джисона. Всё это делает его олицетворением «сына маминой подруги». Успешный, талантливый, образованный и свободный Ли точно является завидным женихом. Хотя можно понять, почему таким людям, как Ли, крайне сложно найти свою вторую половину. Требования к другому человеку повышаются, когда ты сам из себя представляешь больше, чем любой твой среднестатистический ровесник. Сложно представить, какая сильная духом, образованная и интересная личность должна появиться в жизни Минхо, чтобы ему соответствовать и украсть всё его внимание. Пусть Хёнджин и считает его живой энциклопедией, внутри которой, казалось, можно было найти информацию по любому интересующему тебя вопросу, но это не было каким-то «душным» качеством, как любил шутить Хёнджин, а скорее какой-то особенной изюминкой Ли. И это же является той самой особенностью, за которую его так полюбили студенты. Он умеет рассказывать интересно и понятно. Вкладывает в информацию, которую рассказывает, эмоции, свою душу и особенную любовь. У него всегда найдётся интересная история, которая помогает донести нужную информацию с определённым настроением и настроить тебя на нужный лад. Вот и сейчас, наблюдая за преподавателем, Хёнджину хочется расспросить его про всех остальных художников. Просто, чтобы продолжать слушать его и восхищаться им. И он уверен, что преподавателю обязательно будет что рассказать по каждому из авторов и их работам. На самом деле страшно даже было представить, в скольких ещё сферах Ли может быть экспертом и как много времени он провёл за их изучением. Хёнджин никогда бы не смог достичь такого уровня. Благо, у него никогда и не было такой цели, значит, и расстраиваться ему было незачем., — Хёнджин, мне кажется, ты мне немного льстишь. — Что? — Мы пришли на художественную выставку, а ты с меня глаз не спускаешь уже несколько минут. — Ничего я на тебя не смотрел. Больно нужно мне смотреть на заносчивого хмыря вроде тебя. — Отлично, в таком случае тебе понравится вторая часть выставки. — Вторая часть? Но я не видел здесь больше картин. — Кто сказал, что на выставке будут представлены только картины? Минхо загадочно улыбнулся, видя замешательство, постепенно расцветающее на лице Хёнджина. И пока Хван пытался осознать и расшифровать услышанное, Минхо неспешно направился в неопределённом направлении. Хёнджин поспешил нагнать старшего, который уверенной походкой входил в неосвещённый зал в самом конце выставки. К удивлению Хёнджина, они были не одни. На стену за ограждением проецировались фотографии и вырезки из выступлений джазовых музыкантов разных годов. А люди, как будто чего-то ожидая, стояли в кромешной темноте, освещаемой лишь светом проектора, рядом с огороженной территорией по середине зала. Хёнджин неловко мялся рядом со спокойно стоящим и наблюдающим за сменяющимися изображениями преподавателем, не понимая, что ему стоит делать и чего вообще все ждут. Вдруг видеозапись резко прервалась, и на минуту или две зал погрузился в кромешную темноту. Даже редкие перешёптывающиеся люди замолчали, оставляя единственными звуками в помещении звуки приближающихся шагов. После чего центр зала залился ярким светом и первыми звуками музыки. Перед людьми стояло несколько пожилых афроамериканских пар, позади которых играл джазовый оркестр, заливающий всё помещениями сложной импровизационной музыкой. Парочки начали двигаться так грациозно и резво, что Хёнджин от неожиданности и удивления раскрыл рот, заворожённо наблюдая за ними. Ноги танцующих двигались в том же ритмическом рисунке, который виртуозно вырисовывали музыканты. Пары, улыбаясь друг другу, искусно следовали мелодии, то и дело умело расставляя акценты, начиная двигаться быстрее и активно двигая руками, казалось, в абсолютно случайных направлениях и моментах. Все движения были такими же непредсказуемыми, как и играющая на фоне музыка. Мелодичный стук джазовок только дополнял музыку, разносясь головокружительным эхом вокруг присутствующих. Хёнджин и не заметил, как сам невольно стал повторять движения ног за танцорами. Лишь недовольные взгляды наблюдающих рядом людей заставили парня резко остановиться и неловко осмотреться по сторонам. И пока Хёнджин старательно делал вид, что его здесь не существует, классическое джазовое исполнение резко прерывается, и на импровизированную сцену резко выбегает группа молодых танцоров, которые кланяются старшему поколению, помогая им покинуть сцену, после чего замирают, не издавая ни звука. На фоне вновь включается видеозапись, которую люди видели до начала выступления. Только теперь в ней отсутствуют фотографии. Остались лишь видеозаписи, транслирующиеся в хронологическом порядке развития джаза как музыкального жанра. Показали также и развитие и разнообразия джазового танца, и в видеоряд даже был вставлен отрывок из танца, который посетители выставки созерцали минутами ранее. От сравнительно простых движений жанр, путём совершенствования, впитывания и объединения в себе всё больших и больших сторонних жанров, отошёл к более сложным и самобытным, образовав собой нечто абсолютно индивидуальное и исключительное. И когда запись дошла до наших дней, помещение вновь погрузилось в кромешную темноту. Теперь сцену озарял лишь приглушённый свет, освещая только девушку, стоящую посреди зала, пока остальные молодые люди беспорядочно лежали на полу рядом с ней. И чем больше Хёнджин наблюдал за лежащими, тем больше понимал, что люди лежат так, как они лежат не просто так. На полу вырисовывался свой определённый рисунок. У кого-то были неестественно приподняты или изогнуты конечности, кто-то тянул руку или ногу к зрителям или соединял их со следующим человеком, как будто продолжая позы друг друга. Таким образом, все они, создавая импровизированный круг, окольцовывали девушку посередине. И хотя ярким направленным пятном света, сфокусированным на девушке, и пытались показать её важность, стало очевидным, что главными действующими персонажами будут именно лежащие в тени молодые люди. Их позы и положение на импровизированной сцене создавали ощущение, что они — часть единого, на мгновение замершего, живого организма, соединённого невидимыми нитями. Музыка начинает играть, и в этот момент люди на полу оживают. Они начали плавно двигаться, перетекая из одной позы в другую, словно волны, совершая синхронные плавные движения руками. Их движения были столь слаженными и гармоничными, что создавали иллюзию невесомости, будто гравитация потеряла свою силу. Девушка же так и продолжает потерянно стоять на месте. С развитием прогрессии в мелодии тусклый свет становится ярче, завоёвывая себе всё новые территории, позволяя разглядеть уже всех танцующих. Их движения были отработанными и чёткими, с плавучими размеренными переходами. Движения были настолько точными и продуманными, но при это плавными, что Хёнджин просто не мог отвести взгляд от этой картины, разворачивающейся перед ним. Он чувствовал, что наблюдает нечто большее, чем просто танцевальную постановку. Это была живая метафора, полная символизма и скрытых смыслов. Танцоры двигаются мягко, неторопливо, вкладывая всю чувственность в свои движения и старательно пытаясь втянуть девушку в свой танец. По сравнению с остальными, движения девушки резкие и топорные, она путается в последовательности движений и как будто совсем не слышит музыку. Да и в движениях её нет искренности и чувственности, присущих остальным выступающим. Казалось, что она попала на сцену абсолютно случайно, ломая идеально отрепетированное выступление и портя итоговую картинку. Зал ахает, когда она внезапно запинается во время одного из движений и валит за собой на пол сразу несколько других танцоров. Музыка затихает, оставляя зал в неловкой тишине обдумывать произошедшее. На сцену вновь возвращаются пожилые танцоры, одевая на голые ноги девушки такие же джазовки, которые были надеты и на них. Девушка выглядит расстроенной, по щекам её текут слезы, а танцоры, выступление которых она испортила, смотрят на неё крайне враждебно. Пожилые люди же, напротив, улыбаясь, успокаивают девушку и, наконец, протягивают ей руку, приглашая её присоединиться к ним. Вновь начинает играть джазовое сопровождение. Девушка неловко смотрит на танцоров, не решаясь повторять за ними движения. Но её ноги как будто бы сами по себе начинают стучать в такт музыки, после чего девушка, отпустив всю себя и с головой погружаясь в музыку и атмосферу, начинает кружиться. Музыка постепенно перетекает в оборвавшееся по середине произведение, и молодые танцоры присоединяются к девушке, вступая с синхронными и чувственными движениями. К всеобщему удивлению, девушка теперь уже уверенно подхватывает все движения, кружась на месте, выкидывая ноги вверх и помогая другими танцорами делать нужные поддержки и связки. Пожилые люди не отстают от молодых, продолжая создавать дополнительный музыкальный рисунок стуком джазовок. Поколения объединяются и заканчивают выступление в самый кульминационный момент, знаменуя это беспрерывным развитием искусства, конца которого не будет никогда. Зал заполняют звуки аплодисментов. Хёнджин завороженно хлопает, смотря огромными глазами, полными чистейшего восхищения. Это было настолько красиво и профессионально, что мурашки продолжают бегать по всему телу даже после окончания выступление. Особенно грела душу искренняя радость и благодарность за похвалу со стороны зрителей от пожилых танцоров, которые, в свою очередь, хлопали молодом людям, уходя со сцены первыми, оставляя именно молодое поколение со своей минутой славы. Очень красивая смена поколений. Старое поколение показало первые шаги жанра, в последствии уступив место молодёжи, которая демонстрирует взросление и новую жизнь, абсолютно не похожую на то, что было ранее. Всё как в жизни. Она двигается вперёд и из поколения в поколение мы растём, развиваемся и меняемся. От этого кому-то может быть грустно, например, людям, жившим в другое время, которые, несомненно, будут испытывать ностальгию по былым временам. Но развитие не значит, что истоки стираются и забываются. Именно это и символизирует это выступление. Именно это и делает его таким особенным. Покидали тёмное помещение оба парня в лёгкой задумчивости. Они молча обошли выставку ещё раз, после чего покинули здание, неспешно прогуливаясь по творческому райончику, осмысляя всё увиденное ещё раз. Каждый наедине с собой, но в обществе друг друга. — Спасибо, что согласился составить мне компанию сегодня. — Я же не знал, куда мы направляемся. — Но ты не отказался. Наоборот, слепо доверился моему выбору. Я до последнего был уверен, что ты откажешься, не зная, куда и для чего я тебя приглашаю. — Я что, похож на придирчивого человека? Стой. Не отвечай. Не хочу знать, что ты там про меня думаешь. — Правда не хочешь знать? — Ну, только если чуть-чуть. — Думаю, что я был прав на счёт тебя. Ты можешь любить музыку и наслаждаться ей, хотя и пытался доказать всем вокруг обратное. Но выражение лица той женщины, когда ты отстукивал ритм ногой, было просто бесценным. Я боялся рассмеяться во весь голос. Вокруг нас было столько каменных лиц, пытающихся делать вид, что понимают всё происходящее, что думаю, нас съели бы заживо за «неподобающее» поведение. — Вообще-то ты выглядел тем ещё заумным типом, обхаживая зал с одобрительным взглядом. И зная, что и где происходит, какой автор и по какой причине занимался своим творчеством. Я чувствовал себя самым глупым на этом мероприятии. —Я просто умею соответствовать ситуации. И поверь, ты там был явно одним из самых эрудированных и действительно заинтересованных в искусстве людей. Всё это сборище унылых лиц, которые боятся увидеть или услышать лишний звук, указывая на неподобающее поведение, сами не понимают, что таким образом именно они ведут себя неправильно. Тема выставки — джаз. А джаз не терпит рамок. Джаз всегда выбивался из привычной популярной музыки, а когда под этот странный и непонятный жанр люди стали танцевать, то их высмеивали за неподобающее поведение. В то время представить, как люди могут так беззаботно двигаться под ритм музыки в общественных местах, было сложно. Так же и сейчас. Люди даже не пытаются думать о том, что значит джаз и что он собой представляет. Проще держать себя и всех вокруг в рамках приличия, которые кто-то когда-то придумал. И как бы атмосферно было бы, если бы все, подобно тебе, смогли отпустить себя и придаться ритму и атмосфере танца. — Не уже ли я слышу похвалу в свою сторону. — Радуйся. Сегодня ты это заслужил. — Я знал, что не мог оставить тебя равнодушным. — Так же, как и тебя выставка. — Если честно, то я видел её анонс ранее, но отмёл для себя эту идею ещё на берегу. Просто не увидел ни одного знакомого имени и закрыл объявление. Поэтому спасибо тебе. Это было действительно крутым опытом. Я даже записал себе новые имена для изучения. — Рад слышать. Надеюсь, сегодняшний поход положительно повлияет на твой доклад. Как и на все последующие. — Теперь я понял, что ты говорил про поверхностность поисков. Я быстро учусь и очень скоро превзойду своего учителя. — Буду ждать. Но давай без ущерба сну. — Если обещаешь и дальше так круто посвящать меня в музыку, то так уж и быть. — А если я ещё и пообещаю тебя накормить? — Я не продаюсь. Но ради такого готов сдаться в аренду. — В таком случае нужно поторопиться. Бабуля Хэвон нас уже заждалась. Хёнджин несётся к припаркованной машине со скоростью света. Минхо еле успевает разблокировать дверь до того, как Хёнджин собственноручно выломает её, заведёт машину, не имея в своих руках ключей, и погонит на радостях напрямую к Хэвон, совсем не заботясь о безопасности как пешеходов, так и других водителей. Уже уместившийся на сидении Хёнджин недовольными жестами подгоняет идущего прогулочным шагом Минхо. Стоило упомянуть святое, как парень изменил своё поведение и настроение за секунду. И это он недавно неловко мялся из-за недовольной его действиями женщины? Да он сам теперь выглядит и ведёт себя как эта самая женщина. Так ярко выражает своё недовольство действиями Ли, которые препятствовали его воссоединению с полюбившейся стряпнёй и сплетням с бабулей о Минхо, думая, что тот не услышит, а значит, и не узнает об этом. Хёнджин выглядел слишком удивлённым и растерянным после разговора с бабулей в первый раз. А зная Хэвон, она не упустила бы возможность рассказать что-то смущающее, не сильно задумываясь о последствиях и чувствах других. Но чтобы не сказала Хэвон, Хёнджин не сильно предал этому значение, раз на их взаимоотношения это никак не повлияло. Это согревало душу преподавателя. Хотя он и старался сохранять привычную ему дистанцию и холодность, он уже чувствовал, что привычный ему образ рушится рядом с этим неугомонным юношей.