Гоферов отпрыск

Следующие несколько дней прошли нормально. Нет, не так: Следующие несколько дней прошли слишком нормально. Ноа занимался мелким ремонтом по всей базе, усиливал проводку, помогал в научном отделе, тренировался, по возможности помогал Лэйн с переводом и поварам на кухне - больше от желания убедиться, что их не будут кормить исключительно казарменным меню, чем от скуки. Всё было настолько чинно и пристойно, что паранойя Ноа уже набирала в грудь воздух, дабы начать орать благим матом о подступающих неприятностях. А уж когда Донован сказала, что отдаёт им и ещё одному отряду целый танкер… Ноа просто покрутил пальцем у виска и вышел с брифинга. Благо, сидел он в последнем ряду, и никто его перфоманса не заметил. Почти никто. - Соглашусь, идея так себе, - Лестер нагнал его почти сразу, начиная разговор так, словно продолжал его. - Но если подумать, то… - Я не собираюсь ни думать, ни говорить об этом. - процедил Ноа. - Это форменный кретинизм: нам говорят об ограниченности ресурсов, и при этом собираются потратить более двухсот тонн топлива на дорогу в один конец! Ноа замер, чувствуя, как тяжко легла рука Лестера на его плечо, когда тот, обойдя его, встал перед ним, заставляя остановиться. Сквозь тёмно-медные ресницы почувствовался особенно колкий прищур. - А теперь ответь честно, что тебя коробит? Ноа поджал губы, молча взялся за запястье Лестера, и начал спешным шагом тащить его за собой в уборную. Забежав внутрь, проверил, одни ли они, прикрыл дверь и произнёс всего одно слово на французском: - Согласие. Глаза Лестера расширились. - Откуда ты… - У одного из ребят на кухне фамилия - Хамер, внук той самой. Бабушка обучила его водить всё, что умела сама, да и как сам он выразился, на базу его взяли только поэтому, официальное обучение он окончить не успел, хоть опыт есть. А ещё принимал участие в перепрограммировании всех трёх навигационных систем, чуть не сварив себе мозги, потому что профиль был точно не его, но это было сразу после знакомства с Книгой, и он был только рад получать перегрузку не от трансцендентности, а куда более мирной и спокойной аэродинамики с её огромными расчётами. Но не нужно быть математиком, чтобы понять, что сто сорок тонн - лучше двухсот, а шесть часов короче семи дней. - Официально в Великобритании их хранилось семь штук. Я точно знаю о пяти найденных и взятых в собственность Адамом. Да, расход тоже огромный, в какой-то мере, куда хуже, чем если бы они использовали корабль, но… Они уже опаздывают, учитывая, что культисты отправились в плавание. И вообще, когда, если не сейчас? У них вообще-то конец света, на кой экономить, они не в древнем Египте, с собой добро в Дуат не унесут, хорошее посмертие у жрецов не выкупят! - Но ты хоть представляешь, сколько отродий соберётся на звук? Мы просто не взлетим! - Нет, не успеют - там одна взлётная скорость - более трёхсот, и прочность - куда там когтям. Можно даже пару обманок сделать на расстоянии, чтобы отвлечь от нас. Полетят следом - выхлоп сожжёт, или обледенеют на той высоте, что мы будем. - Так-то логично, но… Воодушевление тут же стихло, едва Ноа вспомнил, что они будут плыть, плыть а не лететь и Лестер мгновенно это ощутил, подойдя ближе и уточняя: - Ты поэтому бесишься? Потому что мы теряем время? Ноа выдохнул, убирая очки и стискивая пальцами переносицу. - Нас словно… нагнетают. То натягивают нервы донельзя, заставляя чуть ли не дрожать от нетерпения, а затем - резко отпускают, оставляя в покое. И пока мы по инерции качаемся туда-сюда, пытаясь успокоится, нас потихоньку начинают натягивать снова, не давая толком подумать, что это было. Для него это было точно несколько матричных уравнений, наложенных друг на друга под углом: ответ найти можно, стоит только вглядеться, различить, выписать все ровненько, как должно, но одно наслаивается на другое, не давая увидеть и определить хотя бы исходный код. Почувствовав, как Лес аккуратно повёл по его лопаткам, ближе к плечам, чтобы не вызывать нервной щекотки, выдохнул. - Это не может закончится хорошо.

***

- Эй, парни, а меня тоже “волной накроет”? - окликает солдатню Ноа. Ножны гневом жгут бедро, но рано, рано пускать его в ход - Ноа же не псих, чтобы наносить удар первым. Да и люди - не отродья, их так просто не убъёшь, совесть даже если ради Лэйн. Особенно из-за неё. Ноа, в недобный час вышедший с камбуза, чтобы проветрится от жары, делает несколько шагов, подходя ближе. Он, конечно, не из боевой кагорты, до Дмитрия с Грегом ему далеко, но… Но видимо наглость со вседозвленностью не полностью отбили солдатам мозги, раз те отступают. Хмурясь, неосознанно, но явно чуя нечто угрожающее в нём - не иначе как уловили инфразвуковое рычание его демонов. - Ладно, идём, парни. Незачем об них руки марать. Троица уходит, Ноа, почуяв, что на очередной волне начинает скользить, хватается за поручень. Переждав, пока они плавно спустятся с гребя вниз, тянет руки к обвившему металл шарфу, концентрируя всё своё внимание на нём. - Странно, здесь качка сильнее, но ты в порядке. Ноа хмыкает, закатывая глаза одновременно с поворотом, оставляя грязно-свинцовую воду за собой, инстинктивно натягивать лопатки до натуги. Что-то спина, особенно лопатки, начали ныть последнее время чаще. - Ты же понимаешь, что дело не в этом. Волосы Лэйн за эти дни стали ярче, почти рубиновые даже в тусклом из-за нависших туч дневном свете. Ярче них - лишь лазоревые блики, заменяющие зрачок. Ноа знает: когда-нибудь он полностью зальёт радужку, и тогда… Тогда то, что отзывается в нём самом на этот свет, поглотит полностью и его. - А в том же, почему ты цитируешь Книгу во сне? А вот это Ноа точно услышать не ожидал. Лэйн - пустой сосуд, жаждущий наполнения. Алгоритм самообучения, которому только-только предстоит получить материал для изучения. И слава великому корейскому рандому, что она раз за раз выбирает на диво этичные варианты, на счастье отряда и остальных окружающих. Однако… даже в этом концентрате нет-нет, а проскальзывала чертовщинка. Потаённое лукавство, по-детски чистое самодовольство, как сейчас. - Чётко, причём, как перевод, так и нет, целыми абзацами. Ноа выпускает освобождённую ткань в полёт, вцепляется пальцами в перила до хруста, то ли костей, то ли металла, от перепада температур (от морозистой слякоти - к обжигающей коже) ставшего хрупким, как людские обещания. В глотке клокочет девятым валом истерический смех. - Как долго на самом деле ты её изучал? Число слетает с языка мгновенно, точно рука отдёргивается от огня по обратной рефлекторной дуге: инстинктивного, бездумно, слишком честно. Ноа - выживший метроном, ему только задай вопрос, и он с точностью скажет, сколько прошло времени с его личного Судного Дня и сколько, пусть и приблизительно, осталось до всеобщего. Ведь это, всё это, не может закончится хорошо. Человечество просто оттягивает неизбежное, выгадывая минуты до грандиознейшего фиаско. Лэйн поднимает бровь - тоже почти гранатовую от багрянца. То ли чудиться опять, то ли краску нашла не только для волос. - Это же рекорд. - Твой, почти в четыре года, мне всё равно не побить. - выдыхает наконец-то по своей воле Ноа. - Тогда почему перевод продолжил не ты? Ноа жмёт плечом, чуть не скидывая натянутую на него куртку. Даже в проморзглом, зимнем море, он продолжает тлеть, потому что море - слишком близко к небу. Ему не хватает собственного веса, чтобы продолжать стоять на палубе без риска взлететь. - Потому что больше пользы я приношу находясь в своём уме, а не с мозгами набекрень. Не с шепотом мёртвых в ушах, не с ожившими покойниками, обнимающими плечи и целующими могильной стылостью затылок, не с закипающей золотом лавой в венах. Золота ему хватает и так. Лэйн подходит ближе, вплотную, тихо-тихо, словно на цыпочках, и дежавю вонзается ангельским пером под ребро - он знает эти шаги, он помнит их. Так неужели… Она поднимает глаза, произнося мягко, почти певуче, но веско, точно приговор: - Ты не потерпишь снижения эффективности, ни у себя, ни у меня. - Я не могу быть одержим двумя вещами сразу. - исповедуется он шёпотом прямо ей на губы, одновременно бессильно опуская веки. На поручне - уже точно вмятины, если он сам ещё не погнут в дугу. Он не может одновременно пылать и замерзать. - Но ты этого хочешь. - Да. Но я не животное, чтобы бездумно потворствовать всем своим желаниям. - скалится Ноа, режется о грани зеркальных неронов с удовольствием психопата, впервые поймавшего эмоциональный отклик. У Лэйн - душа выморожена, оттаивать надо долго-долго, бережно, прикосновениями, лаской, человеческим теплом. Но она есть, и звонкая капель оттепели срывается с кончиков пальцев от дрожи, от желания прикоснуться. У Ноа - пепел над углями едва-едва прекратил собираться в воронки торнадо, только-только алое серым припорошил. От него веет теплом и надёжностью, но это - тропа тапаса, горение через самоотречение, умерщвление живого в себе. Он может ей помочь. Быть может, даже быстрее, чем кто-либо ещё, но кому тогда после спасать её - от него? Лэйн щурится, без права на апелляцию провозглашая вердикт: - Ноа, не прибедняйся: ты отлично владеешь мультизадачностью. Она не даст ему сбежать. Между ними - даже воздуху тесно. Это - напряжение одноимённых полюсов, чем ближе - тем ощутимее, но только почему, почему отторжения всё нет и нет? Логика отказывается воспринимать реальность. Он же сделал верный выбор, он всё сделал правильно: интереса не показывал, проявил слабость, ехидство, достоинствами не блистал, несколько нелепых ситуаций и взаимодействий тому подтверждение, но… Но Лэйн им всё равно почему-то заинтересовалась. Истинная женщина, чья логика мощнее и глубже простейших операций, позволяя ей пропускать много простых и неважных пунктов, быстрее добираясь до истины. Меняются миры, распадаются Галактики, но женщины — всегда женщины. И Ноа отпускает. Сначала - поручень, а затем - себя, поднимая руку, чтобы сначала снять и сложить очки, а после - протянуть кисть вперёд. Ладонь Лэйн - уже перед ним, и привычка - дурная натура, - подбивает его проверить её ещё раз, сгибая безымянный и мизинец. Бровь Лэйн приподнимается чуть выше, но она вторит ему, осознанно сгибая пальцы так, что они соприкасаются только двумя. Ноа скользит пальцами по чужим фалангам, пока подушечки не смыкаются плотно, с мнимым целомудрием, с потаённой страстностью. Пальцы у обоих мозолистые, у Лэйн - от долгого письма, у Ноа - от оружия, но чуткие до одури, до статики, ветвистой молнией порожающей обоих. Ноа выдыхает, жмурится, опуская собственный горячечный лоб на чужой - мраморно-гладкий и столь же приятно прохладный, тоже льнущий ближе. А пальцы сами, медленно скользят по коже, каждую линию ощупью выцеловывая, вырисовывая в ментальной карте памяти. Замирают на миг на вершине, а после, плавно обводят полулунную кромку ногтей, вниз, по тыльной стороне. Едва первая фаланга обласкана, косточки накрывают ещё два пальца, мягко сжимая кисть, потирая вверх-вниз, согревая, делясь теплом. И, загипнотизированный ритмом, тем, что ему позволили, Ноа склоняет голову чуть в бок и ниже, чтобы нос не мешал, и как можно легче, без давления, накрывает губы Лэйн своими в поцелуе. Пальцы размыкаются тут же, переплетаясь, требовательно, жадно, точно как Лэйн - отвечает ему. Ноа странновато целоваться, смотря в глаза, видя, как в них разгорается небесная синь ещё чётче, без преград. Но… это неплохо, совсем нет. Это приятно, настолько, что даже слишком, и тактильный голод, родная химера жадного до знаний ума, вскидывает крылья, собираясь накрыть собой добычу, саму пришедшую в их логово. Лэйн напоследок ведёт самым кончиком языка по его губам, переводит дух, и Ноа успевает шепнуть перед следующим поцелуем, пылким, но кратким: - Очаровательно. Девушка в отместку прикусывает его нижнюю губу, не больно, но слишком приятно, а после тянет: - Серьёзно, Спок? И этого хватает. Ненадолго - Ноа знает это точно, чуть позже голод и нужда скрутят его в три погибели, но ему наконец-то хватает воли, чтобы улыбнувшись признать. - Хоть один из нас должен сохранять холодный рассудок, т'хай'ла. И, бессмысленно пытаясь подтвердить наличие его у себя, тянет её за руку за собой, качая головой в сторону кают-компании. - Идём. Ужин уже готов.