Hassliebe

Мужичок вскидывает брови, непонимающе смотря на Антона, остановившегося за стойкой — за несколько прошедших дней еще не забыл, но, видимо, не может понять, что изменилось и не ошибается ли сам.   — Здравствуйте, — спокойно говорит Антон. — Я был у вас пару дней назад. Нож покупал.   Появившаяся было хмурость на чужом лице уходит — мужик еще раз скользит взглядом по лицу Антона и тянет тихое «мгм», видимо, воссоздавая в памяти Антона с бородой и пытаясь приклеить того старого к новому гладковыбритому.   — Мне нужно оружие, — Антон подходит на шаг ближе, пристально смотря в чужие глаза. — Боевое. И серебряные пули, желательно.   Брови мужика вновь лезут на лоб.   — Разрешение есть? — спрашивает он грубо.   — Почти.   Антон кладет руку на стойку, придвигая четыре пятитысячных ближе к хозяину лавки. Мужик опускает взгляд на деньги, с которых пропадает рука, и прищуривается, поднимая взгляд на Антона.   Чужие глаза медленно наполняются злостью.   — А ну, — рычит он несдержанно, — пошел вон! Без разрешения, боевое! Да ты кто вообще?!    — Вы не понимаете, — раздражается тоже Антон. — Мне нужно! Этого мало? — он кивает на деньги, демонстративно лезет во внутренний карман куртки за кошельком. — Скажите, сколько.   Мужик хватает со стойки деньги и швыряет прямо в лицо — Антон злобно выдыхает, а мужик отходит на пару шагов, подхватывая с одного из ящиков телефон.   — Я в полицию позвоню! — угрожает, почти крича. — Кто знает, кто ты, в такое время…    Продавца, видимо, задевает сильно — Антону кажется, что тот сейчас не только за телефон схватится, но и за ружье, поэтому, рыкнув рассерженное «пошел ты», подхватывает брошенные деньги и быстрым шагом покидает чертов магазин.   Нет разрешения, ага, как же. Класс. Просто класс! Мужик, блять, ну неужели не понимаешь — это ведь правда нужно! Жиз-нен-но, понимаешь?!   Антон тихо бубнит на несговорчивого продавца, быстрым шагом вышагивая по улице. Останавливается только на следующей, чтобы подкурить и, запрокинув голову к посеревшему небу, зажмуриться.   Какое же все это дерьмо.   Антон наивно надеялся, что у него и правда выйдет купить оружие. Да, с ножом у него вчера не вышло, но… Он должен быть готов. Должен. Потому что тот темноволосый вампир ведь сказал…   «Это сделают за меня».   Антону кажется, что он ощущает на себе чужой взгляд даже сейчас — так и до мании преследования недалеко. Хотя ему, может, и не кажется вовсе — в конце концов, даже тот «псевдо-редактор» знал, где находился Антон.   А тот первый вампир… Антон морщится, дергая плечом. Он ведь наверняка следит за ним, продолжает следить. Выслеживает.    Антон понимает это — потому что уже несколько раз чувствовал на себе вампирские навыки. И их скорость, и скрытность, и силу — если бы тот парниша-вампир хотел его убить в первый раз, он бы это сделал. И Антон бы ничего не заметил — не успел бы заметить, ему бы уже шею свернули или сожрали. Он не дал бы ему убегать дворами, не стал бы кусать сначала в плечо…   Запугать, дать жертве сойти с ума, поиграться…   Жестокая, кровавая игра в смерть.   Он ведь пришел за ним вчера. Пришел.   Только темноволосый «псевдо-редактор» оказался быстрее.   Что вообще происходит у этих сраных вампиров? Деление территории? Поэтому первый не мог убить Антона, когда увидел того, второго, самоуверенного ублюдка? Или этот «псевдо-редактор» какой-то главарь их клана — в «сумерках» ведь были кланы?  — и поэтому он решает, кого можно убивать, а кого нет?   А зачем приказывал Антону уехать? Разве сам жрать не хочет? И почему предупредил, что убьют, если сначала пиздел, что на его территории нельзя убивать?   Или не пиздел вовсе?.. Может, Антону то чертово «не на моей территории» в воспаленном состоянии агонии вообще померещилось?   — Блять, ну блять, — выдыхает нервно Антон, сминая в пальцах докуренную сигарету.   От обилия мыслей уже болит голова. Но он достает телефон и набирает недавний номер под лаконичным «Журавль».   — Дим, здарова, — бормочет Антон, засовывая в рот еще одну сигарету. — Я заеду к тебе?   Антону бы возле дома Лизы не появляться — ведь где-то там разрешенная для напавшего на него вампира территория — но он танцует на граблях так же талантливо, как прокуривает свои легкие бесконечными сигаретами, потому что в рот он ебал вот это все ваше позитивное мышление с аффирмациями и надежды на лучшую жизнь.   Только ли этот город ты ненавидишь — или себя тоже, Антон?  

𓋹 𓋹

  — Ты ебанат, блять, что ли?! — кричит Журавль, нарезая круги по кухне и размахивая руками так, словно собирается полететь. — Ой, бля-ять, уеба-ан!   — Дима! — строго рявкает Антон, надеясь того успокоить, но это не помогает.   — Да ты блять, ой, не могу, конченный, — причитает Журавль, наконец останавливаясь напротив Антона. — Антош, скажи, ты дурак совсем?   — Я ничего такого не прошу, — раздраженно отзывается Антон, цокая, когда Дима закатывает глаза. — Да ну прекрати, это же мои проблемы будут, если меня с этим пистолетом схапают.   — Ага, а зарегистрирован он на меня.   — Скажу, что украл.   — Я не буду покупать тебе пистолет, блять!   — Но у тебя есть разрешение на оружие.   — А у тебя нет мозгов. Что ты там сказал? Серебряные пули?   Антон сдувается, опуская взгляд.   — Я не знал, что таких не существует… — уже с меньшим запалом произносит он.   — Ага, фильмов пересмотрел и статей перечитал, — иронично цокает Дима, в целом, отлично попадая в правду.   — Я могу обычные вымочить в вербене. Я с ножом так сделал.   — Себя вымочи. О-ой, дурак, — стонет Дима, тяжело опускаясь за кухонный стол напротив. Дожидается, пока Антон поднимет на него взгляд, и снисходительно выдыхает. — Во-первых, во время выстрела вся вербена сгорит к чертям. Да и с твоего ножа остатки скоро от трения и открытия-закрытия механизма сойдут. Во-вторых, ты этим вампира все равно не убьешь, только если попадешь прямо в сердце.   — В-третьих — если я ничего не придумаю, эти вампиры убьют меня, — не сдерживается Антон, закрывая лицо руками и откидывая голову на стену позади себя. — Бля-ять.   Дима смотрит на него с жалостью, молчаливо поджимая губы. Антон какое-то время так и сидит — со стучащей в висках идеей того, что сегодняшний день, скорее всего, станет последним.   — Почему ты так уверен, что они до тебя доберутся?.. — бормочет тихо Журавль, и Антон, убрав руки от лица, видит его взволнованный взгляд.   — Потому что вчера… — Антон осекается, видя, как у Димы расширяются от предчувствия глаза; но к черту, ему нужен хотя бы один человек в этом городе, с которым он может разделить собственное безумие. — Вчера я снова видел их, Дим.   Все то время, пока Антон пересказывает вчерашнюю экшн-сцену, Дима сидит бледнее собственных стен. А под конец, когда узнает, что Антон успел заметить другой силуэт во дворе, тянется к пачке Антона и сам достает для них две сигареты, невидящим взглядом смотря куда-то в стену.   — Пиздец, — емко комментирует он.   — Пиздец, — соглашается Антон, криво усмехаясь. — А еще у них не длинные ногти, как во всяких фильмах рисуют, прикинь.   Антон бессознательно проводит пальцами по собственному подбородку — он ни Диме, ни себе, конечно, не признается, что сбрил бороду к черту именно из-за того, что его так нагло облапали чужие пальцы. Подсознательное желание избавиться от чертовой грязи твари, что убивает людей.   Дима в это время смотрит на него со смесью ужаса и удивления на лице.   — Какое поразительное умение переплетать все в шутки, — озвучивает свою мысль он, затягиваясь сигаретой. — Тебе бы в комики пойти, Антон Шастун.   — В гомики, — буркает Антон в ответ, на что Дима обреченно посмеивается.   Когда докуривают, Дима заваривает им чай — в этот раз без вербены, но снова какой-то травяной, вроде как успокаивающий. Антон пьет эти чертовы травы и пытается наладить собственное дыхание — в этой чужой квартире он чувствует себя в безопасности, но что будет, когда он отсюда выйдет…   — Дим, — Антон поднимает голову, неосознанно кусая губы. — Все эти пропажи в городе, убийства… Это ведь вампиры делают, да?   Дима поджимает губы, и сожаление в его взгляде режет — он ведь не может знать наверняка, но, конечно, все так и есть. Журавлю бы не хотелось перекладывать эту тяжелую ношу на плечи Антону — Шастун ведь и сам это видит, только уже не может оставаться в стороне, понимая, что, скорее всего, не только его сестра могла пострадать от этих тварей, но и десятки других, неповинных ни в чем горожан.   — Я бы убил их всех нахер, — признается Антон, и он не сразу обращает внимание, что и голос, и тело начинает дрожать. — Почему, Дим?.. Вы же просто живете, вы… А они убивают… Что с этим делать?..    Голос ломается — от отчаяния, от того количества тревоги, что выплескивается через край.   — Что я могу сделать, Дим?! — срывается Антон, остервенело качая головой и снова закрывая лицо руками. — Не ради своей жизни, ради Лизы… Ради других… Я…   — О-о, тих-тих-тих, — встревоженно шепчет Дима, вместе со стулом сдвигаясь ближе, чтобы двумя руками обхватить чужие дрожащие плечи. — Шаст, эй, Антон… Я…   А сам — не знает ведь, что и сказать. Потому что «все хорошо будет» — гнусная ложь. Потому что шансов у них нет — и сил сражаться нет тоже. Потому что пока Антон не убедится, что его сестру уже не спасти — отсюда уехать не сможет.   — Я не знаю, — сорвано признается Дима, опуская голову тоже, но не отпуская чужих плеч.   Антон истерично хихикает, но голову не поднимает, позволяя себе жалко зависеть в этой секунде от чужой попытки в поддержку.   Он медленно накрывает чужие ладони своими, мягко отстраняя — смотрит Диме в глаза и устало, но благодарно улыбается.   — Схожу в полицию. Хоть что-то нужно попробовать успеть сделать.   — Антон…   — Надеюсь, еще увидимся, — бросает Антон, поспешно выходя в коридор, лишь бы не видеть беспокойного взгляда, полного сожаления и вины.  

𓋹 𓋹

  Отделение полиции Лизиного района находится на отшибе — ближе к лесопарковой зоне, что напоминает один из лесов, которыми окружен город при выезде в область. Антон долго смотрит на центральный вход под металлической табличкой с номером отделения, раскуривая сигарету.   Серая осень вокруг летает порывами прохладного ветра и посеревшими облаками. Шумящие неподалеку деревья сбрасывают первые листья, усеивая землю высохшей природой. Антон пинает один из листков на асфальте, затягиваясь сигаретой и выпуская в серую реальность такой же серый дым.   На душе гадко.   Он выбрасывает бычок в урну и, только было делает шаг к ступеням, слышит скрипучий старческий голос.   — Молодой человек, простите…   Антон оборачивается — перед ним старушка, совсем уж преклонных лет. Руки ее дрожат, она неловко хватается за трость, почти невидящим взглядом пытается сконцентрироваться на лице Антона — на ней старая куртка и выцветший красный платочек на голове — и у него от этой картины что-то замирает внутри чувством жалости и волнения.   — Да? Что такое? — он делает к старушке шаг.   И видит, что глаза у нее влажные — и сердце пропускает еще один удар.   — Я понимаю, что отвлекаю вас… — виновато проговаривает она, опуская взгляд. — Пр-ростите, не надо было мне… Я просто только отсюда…   — Что вы, — Антон подходит ближе, слегка наклоняясь, чтобы поймать беспокойный взгляд старушки. Он пытается улыбнуться как можно более успокаивающее. — Я не спешу. У вас что-то случилось?   — Кошель украли, милый, — всхлипывает бабушка так искренне, что в моменте Антону хочется расплакаться от чужого горя тоже. — Я домой шла, какой-то парень подошел, через дорогу провел… А он в кармане лежал… А мне корма коту надо было купить, а пенсия только через неделю, кормить теперь нечем… — она всхлипывает снова, закрывает лицо руками, словно стыдясь. Костыль падает на землю, но старушка этого не слышит. — А они… сволочи… заявление не приняли. Говорят, сама потеряла, а я… чем же теперь Элписа кормить?.. Котик мой бедный…   — Ну что вы, что вы… — бормочет растерянно Антон. — Эй, бабуль, — он приседает, поднимая костыль, и аккуратно передает его в руки бабушке, что наконец отводит ладони от лица, и улыбается снова. — Не переживайте. Пойдемте, купим вашему коту корм?   — Правда?.. — неверующе шепелявит бабушка. — Ой, господи, да что ты, милок, я…   — Пойдемте-пойдемте. Я видел магазин за углом.   До магазина они идут медленно — старушка, которая представляется Светланой Ивановной, охает и ахает всю дорогу то на отвратительных полицаев, которым плевать на их город, то на бессердечных жуликов, вытаскивающих кошельки у бедных старушек. Потом снова срывается на благодарности Антону, заставляя того по-мальчишечьи краснеть от того, как его описывают самым лучшим и внимательным человеком на этом свете, как желают здоровья и всего, что только может пожелать искренняя бабушка совсем незнакомому человеку, проявившему каплю доброты.   В конце концов, — решает Антон, — если сегодня его последний день на этом чертовом свете, то он может сделать его хоть для кого-то на капельку лучше.   — Какой корм кушает ваш Элвис? — спрашивает Антон, когда они заходят в супермаркет и медленно идут в сторону зоотоваров.   — А? — отзывается бабушка, дергая головой.   — Что купить Элвису? — с усталой, но искренней улыбкой повторяет Антон.   — Какому Элвису? — хмурится бабушка, но через пару секунд взмахивает ручкой и причмокивает. — А-а, Элпису! Да-да, сейчас, я покажу…   Эта миленькая старушка, конечно, не умаляет всей гадости на душе — но Антону становится чуть легче, пока он поддерживает корзинку, в которую бабушка неуверенно складывает упаковки самого дешевого жидкого корма.   — А почему Элпис? — спрашивает Антон, поддавшись моменту. — Красивое… имя.   — А, Элпис, — бабушка улыбается, жестом прося Антона следовать за ней. — Это в переводе с греческого «надежда», милок. Всем нам нужна надежда.   Надежда. Ну да.    Черт.   — Вы знаете греческий?.. — уже тише спрашивает Антон, потому что чувствует, как кислота пробивается в голос; портить настроение и так пострадавшей бабушке он не хочет.   — Я преподавала греческий! — с гордостью сообщает Светлана Ивановна, и в этот момент они останавливаются у стенда с… дезодорантами? — Ой, милый, мне бы вот это вот… Можно? — она оборачивается и смотрит с такой надеждой в глазах, что Антон улыбается снова, кивая. Бабуля улыбается в ответ и поворачивается к стеллажу, медленно перебирая баночки морщинистыми руками. — Ой, представляешь, внук посоветовал… Мне на даче костры разжигать… Говорит, надо вот такой дезидерант взять, на зажигалку распылить, и там такой огонь получается!.. Сразу все зажигается. А еще всяких монстров так хорошо убивает, ишь, а то повадились лезть. А огня-то они боятся, да, эти монстры…   — Монстры?.. — Антон выныривает из мыслей о том, как на него сентиментально влияет эта старушка, и поворачивается к ней. — Какие монстры?   — Ну как же, — она поворачивается тоже, подкладывая в корзинку дезодорант. Улыбается, почему-то пристально в глаза смотря. — Те самые… Комары там, мошки, — уже быстрее договаривает она, машет рукой и семенит в сторону касс.   «Кто же комаров огнем поджаривает?» — думает Антон, вспоминая видео с интернета, где такими фокусами обычно баловались подростки. Оборачивается на бабушку, ловя за хвост странное ощущение.   Он, конечно, не верит в знаки, но…   «Всем нам нужна надежда».   Антон хмыкает, снимая с полки еще один дезодорант небольшого объема, чтобы поместился в карман.   Вампиры ведь боятся огня?   — Светлана Ивановна, — нагоняет ее Антон уже у касс, — может, вам еще что-то нужно?   — Нет-нет, милый, что ты, — машет рукой старушка, медленно выходя за кассовую зону.   Антон вздыхает и выкладывает покупки на ленту, незаметно подбрасывая несколько шоколадок и пачку печенья с маркетинговой полочки возле кассы, пока Светлана Ивановна медленным шагом, опираясь о трость, выходит на улицу.   — Счастья тебе, сынок, — снова чуть ли не плачет Светлана Ивановна у магазина, когда Антон, не слушая возмущений, вызывает бабушке такси до ее адреса и кладет пакет рядом с ней на заднее сидение. — Ох, что за люди такие! Как же повезло твоей девочке, какой заботливый мальчик…   — Ага, — смущенно улыбается Антон, решая, конечно, не расстраивать бабушку, что девочки у него никакой нет, да и вряд ли когда-то появится. — До свидания, Светлана Ивановна. Точно послезавтра сын ваш приедет?   — Да приедет-приедет, куды ж он денется, — лепечет старушка, напоследок стискивая антонову руку и заглядывая в глаза, неловко поджимая губы. — Спасибо тебе, я даже не знаю, чем отблагодарить… Может номер напишешь, сын потом что-нибудь…   — Не нужно, — мягко улыбается Антон; кивает старушке на прощание и закрывает дверь, добавляя неслышным шепотом: — Вы все уже сделали…   Та улыбается и машет ему по ту сторону окна, а Антон улыбается снова и сжимает в кармане куртки тот самый дезодорант.  

𓋹 𓋹

  — В смысле закрыты?.. — потерянно шепчет Антон полицейскому в форме, что стоит у двери отделения, с меланхоличным видом раскуривая сигарету.   — Закрыты, — повторяет он безэмоционально. — На сегодня — все. Завтра приходите, гражданин.   — Но вы работаете до вечера, — не унимается Антон, переминаясь на месте. — А дежурная часть вообще круглосуточная! Как это закрыты?!   — Слышь, парень, — полицейский прищуривается, делая шаг к Антону. — Я непонятно выражаюсь или че?   — Понятно, — раздраженно бросает Антон, отходя на несколько шагов и шипя уже себе под нос. — Беспредел, блять…   Полицейский его, благо, не слышит — ареста за хамство Антон не хочет, или как там работает сейчас в органах, и потому побыстрее удаляется от чертового отделения, мысленно проклиная все и всех.   Настроение скатывается от отметки «полная жопа» до «беспросветный пиздец», потому что, даже несмотря на лучик солнца в лице милейшей Светланы Ивановны, все вокруг продолжает быть дерьмом.   Чертова полиция. Почему именно сегодня? Ну почему?   Ведь если с Антоном что-то случится, если он не успеет…   Что же с Лизой будет?   Антон вытаскивает мобильник.  

Антон:

Дим, пожалуйста, если что, подай сам заявление о пропаже на Лизу

17:14

  Журавль: ???????? 17:15   Антон не отвечает — настроения сейчас нет ни на что, даже на то, чтобы успокаивать… друга? Громкое слово для нескольких дней знакомства — но этот самый «посторонний» начинает названивать, как самая настоящая беспокойная женушка, и Антон, хмыкнув, ставит беззвучный режим, убирая телефон обратно в карман.   Ладно, может, он заслужил. Но чем такую жизнь в вечном страхе заслужил Дима? И чем заслужила Лиза? А остальные?   В уже приевшихся мыслях Антон бредет дальше, пока не слышит прямо перед собой вежливое покашливание.   Он поднимает глаза — и в горле пересыхает.   На неширокой улице, в начале которой и стоит тот магазинчик, в который они полчаса назад ходили со Светланой Ивановной, совсем нет людей. Деревья все также покачивают своими полуголыми ветвями, прохладный ветер гоняет по асфальту посеревшие листья, а прямо напротив, на расстоянии нескольких метров, стоит он.   Тот самый вампир, что напал на Антона той ночью.   Стоит, не скрываясь — спрятав руки в карманы широких черных штанов, ухмыляется широко, демонстрируя белые, пока еще человеческие, зубы. То ли обесцвеченные, то ли покрашенные в серо-смольный цвет волосы, темные глаза, разящиеся усмешкой и азартом, и современная цепь поверх темного бомбера.   Теперь Антон может рассмотреть его лучше — хотя предпочел бы никогда в жизни больше не видеть.   Антон чувствует, как все внутри леденеет. И только сейчас понимает, что, кажется, вчера с тем «псевдо-редактором» не испытывал страха совсем — в сравнении с этим безумным блеском глаз не-человека напротив.   Они смотрят друг на друга несколько секунд, а после вампир медленно вытаскивает руки из карманов, издевательски приподнимая одну бровь.   И говорит:   — Беги.   И Антон бежит.   Бежит, сбиваясь с дыхания на первом же повороте и чувствуя, как в крови закипает адреналин наравне со злостью и беспомощностью.   Игра. С ним играют. Опять.   Он поворачивает за тот самый магазин — на пути не попадается ни одного человека. Дальше — быстрее, давай, ну же.   Забегает в лесопарк — тот вырастает прямо на пути. Антон, кажется, слышит за спиной чертов смех вампира, который открыто издевается — но бежит все равно.   За ним охотятся.   Но он, черт возьми, не ебаное животное на убой.   Неожиданная злость дает прилив сил — но вместо того, чтобы продолжить бежать, Антон резко останавливается, в повороте назад вытаскивая из кармана нож и раскрывая его.   — Давай, сука, — шипит он, перебойно дыша. — Иди сюда.   Он, блять, не готов умирать!   Вокруг — сплошные стволы сосен и лиственниц. Тропинка, по которой он бежал, грязная, расходящаяся в разные стороны — Антон торопливо осматривает территорию вокруг, но видит лишь чертов лес, слыша лишь его тишину.   Но зная, что он здесь совсем не один.   Вампир появляется в мгновение — Антон замечает краем глаза движение сбоку и взмахивает ножом вслепую, тут же отпрыгивая в сторону. По мелькнувшим перед лицом алым глазам и безумной улыбке с клыками понимает — промазал, и в этот же момент чувствует, как его сильным ударом сбивают с ног так, что он откатывается на несколько метров назад, теряя по пути нож.   — Долгая вышла охота, — тянет вампир, вновь засунув руки в карманы брюк. Медленно подходит ближе, и сейчас его внешность уже не кажется гармоничной — из-за алых глаз и заострившихся зубов, которые тот демонстрирует в довольном оскале. — Кис-кис-кис, иди сюда, птичка.   Антон медленно отползает назад — упирается спиной в ствол дерева, спрятав руки в карманы куртки и не сводя взгляда с твари, медленно приближающейся.   У него будет всего секунда.   — Нахуй, — цедит Антон, — сходи.   И когда вампир прищуривается и срывается с места, Антон резко вытаскивает дезодорант и зажигалку, практически вслепую подпаляя поток газа перед собой.   Громкий вой разносится по тихому лесу — вспыхнувший перед глазами силуэт отшатывается, и Антон подрывается следом, за несколько десятков секунд истрачивая весь запас на столп огня, от которого тварь, закрываясь руками, пытается отгородиться. Как только газ заканчивается — Антон отбрасывает баллон в сторону, подхватывая с земли потерянный нож, но…   Его сбивают следующим же ударом — он ударяется о землю поврежденным плечом и несдержанно стонет, пока за спиной раздается разгневанное шипение:   — Ах ты сука с зубами…   Антон перекатывается на спину и видит его перед собой снова — обожженного вампира, у которого в глазах горит ярость, и это окончательным пониманием, что у него…   …ничего не вышло.   И в тот момент, когда пошатывающийся вампир делает шаг вперед, чтобы напасть, перед глазами мелькает тень.   А в следующую секунду вампира отбрасывает прямо в ствол дерева.   — Заяц-заяц, — раздается насмешливый голос вампира, что останавливается перед Антоном, прикрывая своей спиной. — Опять в кошки-мышки играешь? Я же сказал тебе, — голос резко понижается, становясь ледяным, и, мелькнув, вампир оказывается прямо у лежащего на земле «зайца», — чтобы ты не охотился у меня.   Хлесткий удар — и вот уже тот вампир, которого назвали Зайцем, в секунду оказывается на другой стороне небольшой поляны, уже стоя потирая щеку и ухмыляясь.   — Арсений, — цедит он злобно, но ухмыляться не перестает.   «Арсений, значит», — вспышкой проносится в мыслях Антона, когда перед ним вновь возникает спина «псевдо-редактора».   Снова ты.   А Арсений — медленно поднимает руки и начинает… хлопать.   Медленно, надрывно — саркастично до ужаса, и эти хлопки эхом разносятся по лесу, перебивая даже громкое дыхание в край поехавшего от всей этой сцены Антона.   — Браво, — в хриплом голосе плещется нескрываемое веселье, и Арсений, обернувшись через плечо, цепляет взгляд Антона своим. — Это было зрелищно, право.   Антон не находится, что сказать — лишь пытается утихомирить дыхание, смотря в залитые алым глаза, пока этот… Арсений… вновь переводит взгляд на второго вампира, что громко фыркает.   — Это моя добыча, — говорит Заяц, и вся шутливость момента — хотя Антону нихуя не смешно — окончательно улетучивается.   Бурые, окровавленные пятна на коже вампира медленно розовеют — Антон понимает, что он регенерирует. И это жутко.   Как жутко и то, что среди леса вновь повисает тишина — и эта тишина страшная, потому что взгляды обоих вампиров тяжелеют, а голоса ожесточаются.   — Это, — ровно произносит Арсений, едва склоняя голову в сторону Антона, — моё.   «Нихуя себе», — сказал бы Антон, если бы был в здравом уме, а не на волоске от собственной смерти. Но сейчас он молчит, потому что ужас связывает все связки и мышцы — пусть только этот Арсений продолжит стоять между ним и его будущей смертью, Антон для него в этом моменте готов стать кем угодно.   Заяц смотрит на Арсения долго — и проигрывает первым, потому что на каменной равнодушной маске идет трещина. Он хмурится — и этим выдает свою неуверенность, тут же отступая на шаг.   Кажется, в этом противостоянии Арсений — явно сильнее.   — С каких пор ты стал охотиться, — презрительно выплевывает вампир. — Сережа говорил, что ты…   — Рот, — резко произносит Арсений, и Заяц тут же сжимает губы. — Если еще раз увижу тебя на своей территории, Макс. Я тебя убью.   Заяц сглатывает — а в алых глазах на мгновение замирает испуг. И это так дико и неожиданно — что Антон не сдерживается, изумленно выдыхая следом за чужой реакцией.   По мельком брошенным на него взглядам обоих вампиров понимается — они это, кажется, услышали. Но те тут же вновь возвращают взгляды друг к другу.   — Ты меня понял? — холодно спрашивает Арсений.   Ответом ему служит тихое хмыканье — Антон видит, как алый пигмент из глаз Макса уходит, уступая место карему цвету. А после видит лишь тень — и на месте, где только что стоял вампир, не остается ничего, кроме деревьев вокруг.   — Блять, — роняет Антон, вздергивая голову на стоящего неподалеку Арсения.   Тот в этот же момент поворачивается к нему полностью — и холод, который Антон видел в алых глазах, притупляется. Может быть, из-за того, что эти алые глаза тоже меняют свой цвет — и Антон вновь видит чистый голубой, отчего внутри снова не по себе.   В лесу воцаряется тишина, смешанная лишь шелестом листьев.   Арсений хмыкает, видимо, выражению лица, и медленно наклоняется, подбирая с земли нож. Разгибается, также медленно рассматривает его в пальцах — Антон внимательно следит за каждым движением, не понимая, кинут ему этот нож сейчас промеж глаз или просто сломают — но Арсений лишь молча подходит к нему и протягивает руку.   Руку с ножом, который Антон забирает тут же.   — Ты следил за мной, — нарушает тишину первым Антон, поднимаясь на ноги.   Все тело противно ломит от ударов — но Антон надеется, что его тяжелого дыхания недостаточно, чтобы Арсений это понял.   Тот усмехается в ответ, на мгновение прикрывая глаза — а после разворачивается плавным движением и идет в сторону тропинки.   — Эй, — выдыхает Антон напряженно. Двигается следом, поспешно подбирая брошенную зажигалку и пустой баллончик дезодоранта. — А ну стой!   Наверное — это адреналин, иначе как объяснить дебильную смелость и наглость кричать на вампира, Антон не знает. Потому что, когда Арсений резко останавливается и разворачивается, а спешащий следом Антон чуть не влетает в него, замирая в последний момент — взгляд голубых глаз обдает холодом и предупреждением.   — Есть вопросы? — холодно уточняет Арсений, смотря прямо в глаза.   — Есть, — произносит Антон, хотя внутри все сжимается от этого взгляда. — Целая куча.   Арсений хмыкает — видимо, оценивает смелость. Разворачивается снова, но в этот раз не уходит вперед — идет медленно рядом с Антоном, который распихивает по карманам куртки и брюк прихваченное с полянки барахло, чтобы позже выбросить, а Арсений за этим отчего-то внимательно наблюдает.   Они идут по лесу в тишине, и каждый шорох бьет по нервам Антона — кажется, что этот Макс Заяц вернется, но… Наличие рядом более сильного, судя по всему, вампира, уж точно успокаивает — Антон мельком косится на Арсения, который будто бы теряет к нему интерес, но идет нога в ногу, смотря куда-то вперед.   По крайней мере, этот — хотя бы не пытается Антона убить.   — Он с тобой играл, ты же понял? — почему-то первым заговаривает Арсений, но взгляда не возвращает.   — Зачем? — фыркает Антон, пользуясь случаем и открыто рассматривая идущего рядом вампира. Страх и стресс внутри почти опускаются, а вот раздражение и неприязнь стремительно возрастают. — Мне казалось, что вы просто жрете людей. Убиваете. Глотки перегрызаете…   — Хватит, — прерывает его Арсений, бросая быстрый взгляд. На чужом лице все та же равнодушная маска, но тон заставляет действительно закрыть рот, чему Антон внутренне чертыхается. — Не… все такие, — заметив непонимающий взгляд, Арсений противно ухмыляется. — Большинству вампиров скучно, Антон Андреевич. Такие игры — хоть что-то, что дает их бессмысленной жизни эмоции. Просто выпить кровь ради жизненной силы — слишком скучно.   — М-м, — тянет Антон, отводя взгляд. От сдерживаемой злости чувствует, как под кожей начинают ходить желваки. — А в чем же твоя игра? Чтобы я поверил в спасителя и отдал тебе свою кровь добровольно вон за тем деревом?   Кажется, Арсений на него смотрит — Антон принципиально взгляд игнорирует, а вот презрение в голосе — нет.   Они преодолевают остаток лесопарка в молчании — Антон бесконечно крутит в кармане пачку сигарет, но почему-то закурить при вампире не решается. Мысли сбоят, скачут с одной на другую — Шастуну кажется, что он постепенно сходит с ума, и из этого омута он выныривает только тогда, когда мимо по дороге с шумом проезжает машина, а Арсений останавливается напротив на расстоянии вытянутой руки.   Когда Антон поднимает взгляд, чтобы перехватить чужой, Арсений говорит:   — Мне тоже скучно. В этом моя игра. Кстати, без бороды тебе лучше.   И, усмехнувшись удивленному выражению на чужом лице, тенью исчезает.  

𓋹 𓋹

  Антон вновь выпивает прямо из бутылки, морщась от крепости. Ставит бутылку на столик возле дивана, взъерошивает волосы и выдыхает, вновь перелистывая несколько скопированных из редакции страниц, хотя буквы перед глазами уже давненько плывут.   В гостиной его съемной квартиры темно — Антон даже не зажигает напольную лампу, просто бесцельно листая статьи на бумаге. До усрачки страшно было вчера спускаться за ними к подъезду, где его чуть не убили — или защитили? — но внутренняя сука по имени совесть не позволила оставить данные о жути этого города просто валяться на улице. Конечно, это все есть в газетах, но все же…   Все же — в газетах нет того, что, например, этот город кишит вампирами. И что убивают людей — вампиры.   Антон вспоминает животное, полное азарта и охотничьего гнева лицо Зайца — и его передергивает.   Вспоминает равнодушное и холодное лицо Арсения, его насмешливый тон, под которым скрывается холодная ярость — и морщится снова.   Мерзко.   Чертовы вампиры. Чертовы…   Антон пьет снова — чуть не давится, но делает еще несколько глотков виски.   Забыться. Он так хочет забыться.   Просто не существовать.   Что ему делать? Куда он влез? Как найти Лизу, когда на него самого постоянно нападают эти сраные кровососы?   И почему один из этих кровососов его…   Защищает?   — Легче было бы сдохнуть, — плюется желчью и алкогольным дыханием Антон, когда тянется за сигаретой и закуривает прямо в комнате, выбирая пепельницей забытую кружку с остатками чая. А, может, там была вербена и чай.   Интересно, можно ли мешать ее с алкоголем? А что будет, если вампир выпьет отравленную вербеной кровь? Он умрет?   Тогда зря этот Арсений старался — вряд ли бы Макс Антона сожрал.   Хотя, если бы не сожрал — то просто убил бы, назло. В этом почему-то не возникает сомнений.   — Лиза-а, — стонет Антон, разблокировав телефон и упав боком на диван. Он бездумно заходит в переписку и смотрит под именем контакта на чертово «была давно», переходя на неслышный шепот. — Ну где же ты, Лиз?..   Найти бы ее. В охапку схватить и уехать из этого чертового кровавого города. Найти бы…   Антон засыпает прямо на диване, и всю ночь ему снятся кристальные голубые глаза, которые окрашиваются алым.   Найти бы в этом городе не только Лизу, но и себя.  

𓋹 𓋹

  «Я жив, позвоню позже», — пишет Антон Журавлю, от которого на утро под два десятка пропущенных.   «Работаю», — пишет Антон Стасу, который на правах начальника интересуется, как там у Шастуна проходят рабочие дела.   «Я так заебался», — пишет Антон в чат с Лизой на моменте похмельной эндорфиновой ямы, но быстро стирает и тихо смеется с собственного безумия.   Он долго принимает душ, пытаясь смыть остатки стресса и похмелья горячей водой. Морщится от того, что размокает рана — но исправно все мажет, заматывает бинтами. Варит себе кофе и долго сидит за уже полюбившимся кухонным столом, тупо смотря в его поверхность и забывая о горячем напитке.   И что. Теперь. Ему делать.   Самый адекватный план — все же дойти до полиции. И взломать квартиру Лизы самому, потому что в полицию Антон верит не сильно. В редакцию не имеет смысла больше ходить — Шастуну так кстати вспоминаются слова Димы Журавля о том, что ему помогать там не станут, и сейчас становится понятно, что это действительно так. Либо редакцию прижимает полиция, либо они сами совсем не заинтересованы в поиске правды — и в обоих случаях лучше действовать своими силами. Правда, Журавль говорил, что и в полицию не имеет смысла ходить — но это Антон еще не пробовал, так что не слишком считается.   Кстати, о Журавле — Антон гипнотизирует взглядом их открытый диалог, но так и не решается написать. В большей степени потому, что сам окончательно сбился с толку — как все, что происходит вокруг, понимать и пытаться принять. А уж как Журавлю, который до усрачки боится вампиров и также сильно их ненавидит, объяснять, что его спас вампир, который назвал его своей добычей и сделал комплимент про отсутствие бороды, ну… Антон понятия не имеет.   И самому ведь тошно, когда в голове звучит чужой голос:   «Это мое».   «Эго твое, блять», — думает Антон, с нотой нервозности направляясь в комнату, чтобы наконец одеться и продолжать что-то делать в этом чертовом мире.   Арсений пугает его в той же мере, в которой и раздражает — потому что вампир. Чуть меньше, чем Макс Заяц — потому что хотя бы не пытался его убить — но встретить его снова Антон искренне не желает и приходит в ужас от одной мысли о том, что тот может продолжать «развлекаться» от своей скуки слежкой за ним.   Антон маленький человек — Антон просто хочет, чтобы от него отъебались вампиры. Он что, многого просит?   «Многого», — ехидно шепчет ему подсознание на нервные общупывания карманов перед выходом с целью проверить, точно ли Антон взял с собой нож, который ему ни черта не поможет.  

𓋹 𓋹

  Если гора не идет к Магомеду — Магомед идет к горе.   Если Антон не идет в полицию — полиция, получается, идет к нему?   Сначала Антон думает, что показалось — двое патрульных, мимо которых он прошел, прищурившись, внимательно осмотрели его, а потом, переговорившись, перешли по переходу в парковую зону следом.   — Молодой человек! — на негромкий выкрик за спиной в голове обреченное «точно не показалось».   Антон вздыхает и поворачивается — двое мужчин в форме стоят прямо напротив, пристально рассматривая его лицо; один из них, с телефоном в руках, опускает взгляд, сверяется с чем-то — и, мельком взглянув на Антона снова, почти незаметно кивает своему коллеге.   Пахнет дерьмом.   — Что-то случилось? — напряженно спрашивает Шастун.   «Лишь бы шманать не начали», — думает Антон, сжимая в кармане нож. Его наличие будет объяснить трудновато.   — Пройдемте с нами, — говорит тот мужик, что повыше; и достает из-за пояса… наручники?   — Что? — ошалело шепчет Антон, отходя на шаг. Полицаи дергаются, шагая следом, и лица их становятся еще более хмурыми. — Я не… На каком основании?   — На основании ориентировки, — говорит тот, что держал телефон в руках; сейчас он уже убран, а ладонь лежит на табельном. Взгляд мужика ничего хорошего не сулит. — Медленно выньте руки из карманов, — Антон слушается, чувствуя, как к горлу подкатывает ком, когда полицейский с наручниками подходит ближе.   Мозг в состоянии стресса прокручивает все возможное будущее за мгновение — вот они шманают его, находят нож, сажают в обезьянник, предъявляют что-то, чего Антон не делал, создают проблемы…   Что за ориентировка? Происки вампиров? Или Павла Алексеевича, которому не понравилось вынюхивание в редакции? А, может, просто типичный ментовской развод с целью вымогания денег?   Дерьмо дерьмо дерьмо   Что ему делать?!   — Молодые люди.   Спокойный голос из-за плеча заставляет вздрогнуть — нет, блять, да нет, — и в этот же момент замирают полицейские напротив, еще не успевшие заковать Антона в наручники.   Поворачиваться не приходится — Антон с трудом сдерживается от скрежета зубами, когда рядом с ним равняется Арсений, хотя Антон уверен, что не мог не услышать шагов позади.   Только жалкое облегчение все равно врезается куда-то в грудь — Антон не хочет думать, почему его чувствует, не сейчас; но косится на Арсения все равно.   — Какие-то проблемы? — хмурится один из полицейских вампиру, словно забывая про Антона.   А Арсений хмыкает, дернув уголком губ — и слегка склоняется к мужчине, смотря в глаза.   Радужка голубых глаз становится алой.   — Замолчи и не двигайся, — ровно произносит Арсений, и мужик действительно замирает; тут же поворачивается ко второму, что уже полностью отворачивается от Антона, и ловит его взгляд своим. — Наручники убери.   Полицейский слушается, а Антон замечает, как расширяются у того зрачки — тот взгляда от глаз Арсения не отводит, молчит и не двигается, как и коллега — и это жутко.   Антон понимает, что Арсений внушает.   — Что вы хотели от него? — тихо, почти что томно спрашивает Арсений, кивком головы указывая на Антона, что от шока и непонимания тоже замирает рядом каменным изваянием.   Полицейский на мгновение смотрит на него тоже — но возвращает отрешенный, будто поплывший взгляд к вампиру, отвечая:   — Арестовать по ориентировке.   — Что за ориентировка? — внимательно смотря в глаза, уточняет Арсений. Антону кажется, что его лицо в этот момент становится напряженнее.   — Попытка покупки боевого оружия без разрешения и дача взятки, — рапортует безэмоционально полицейский, а у Антона все внутри холодеет — он уже знает, что услышит дальше. — Хозяин оружейного магазина написал заявление. В связи с ситуацией в городе — обязаны допросить.   Арсений вскидывает брови, словно не ожидал — мельком смотрит на Антона, который кривится, отводя взгляд, — и хмыкает чему-то своему, задумываясь на мгновение.   — Что-то еще на него есть? — спрашивает, а Антон раздражается все сильнее; то ли от ужаса, потому что смотрит в пустые глаза второго полицейского, который под чужим внушением по-прежнему молчит и не двигается, то ли просто от присутствия этого чертового вампира.   — Нет.   — Славно, — тише, будто себе отвечает Арсений, а после отходит на шаг, но в глаза полицейскому смотреть не перестает. Говорит уже громче: — Вернись в отдел, удали все данные и уничтожь заявление. Ты его не видел, забудь эту ситуацию, — и, обернувшись ко второму, повторяет в лицо то же самое: — Ты ничего не видел и ничего не помнишь. Продолжай патруль без коллеги.   Ощущение транса окутывает даже Антона — то, с какой уверенностью Арсений говорит, каким тоном… Правда, быстро проходит — когда полицейские вздрагивают и отходят на пару шагов, переглядываясь, и Антон было напрягается снова, но…   Они молча расходятся в разные стороны, а Арсений наконец полностью поворачивается лицом — и просто смотрит. Безэмоционально и почти равнодушно, будто ничего не было — но где-то в глубине возвращающих голубой цвет глаз Антон видит едкие смешинки, потому что наверняка гневную реакцию Шастуна получается прочитать даже без слов.   — Я должен сказать спасибо? — цедит Антон.   — Не обязательно, но мне было бы приятно, — все-таки ухмыляется Арсений, складывая руки на груди.   Антон фыркает — конечно же, молчит, — и вытаскивает сигареты, на этот раз уже не думая о том, что курить перед вампиром «как-то не очень». Арсений молчит тоже — видимо, давая время переварить увиденную ситуацию.   А Антону жутко — от чужих способностей, от того, что могло случиться, не появись здесь этот Арсений. От противоречивой внутренней благодарности к этой твари и от раздражения, вновь капающего внутри на самую сильную рану — собственное бессилие.   — Что тебе нужно? — Антон наконец поднимает взгляд от собственных ботинок.   Арсений вскидывает бровь, смотрит с интересом — и усмехается лживо, внимательно наблюдая за реакцией.   — О чем это ты? Просто шел мимо.   — Как же ты заебал.   Атмосфера меняется в мгновение ока — Арсений хватает его за плечо и резко разворачивает в тот момент, когда Антон пытается пройти мимо; внутри Антона снова взрывается чертов страх — от усмешки в чужих светлых глазах и следа не остается, лишь очередное предупреждение — и он замирает под чужой хваткой, всеми силами стараясь не показать скаканувших эмоций и надеясь, что по лицу явно задетый до злости Арсений ничего не увидит.   Явно задетый до злости Арсений, держащий за здоровое, сука, плечо, прищуривается — и почти что шипит:   — За словами следи.   — А ты за мной — не следи, — шипит Антон в ответ вопреки страху, резко сбрасывая чужую руку и отходя назад.   Прав был Журавль, точно суицидник — думает Антон, затягиваясь нервно сигаретой и отворачиваясь.   Но не уходя.   Все то время, что Антон докуривает, они стоят в молчании — Антон мельком косится на Арсения, что уже на него не смотрит. Тот стоит ровно, спрятав руки в карманы пальто, — и сейчас выглядит словно уставшим, совсем не сочащимся самодовольством и насмешкой, как было пару минут назад.   Словно без этой маски — понимает Антон — которой тот всякий раз очень удачно прикрывает собственное присутствие рядом.   — Арсений, — впервые зовет Антон, и вампир сразу смотрит в ответ; взгляды у обоих прямые, уже без лишних эмоций. — Я ни черта не понимаю. Что ты от меня хочешь? Зачем помогаешь?   — А в счастливый случай и покровительство ты не веришь? — все же дергает уголком губ тот, но по глазам Антон видит, что это наиграно.   — Глупый вопрос. Я же не Белла из Сумерек.   Арсений весело — кажется, искренне, — фыркает и отводит взгляд к противоположной улице, с которой вышел Антон.   — Пошли поболтаем, — бросает через плечо, двигаясь в сторону перехода. — Думаю, за то, что уже два… три… пять?.. раз я спас твою жизнь, ты как минимум должен мне кофе.   — Наконец-то требования, неужели, — бурчит Антон себе под нос, идя следом.   Судя по хмыканью спереди — Арсений слышит, но Антону плевать. Хотя внутри противоречиво становится легче.   И пусть находиться рядом противно и отторгающе — Антон все равно нагоняет Арсения, ровняясь, и бросает, пока они идут дальше, не в силах сдержать то ли собственную токсичность, то ли все-таки любопытство:   — С каких пор вампиры пьют кофе?   — С давних, — Арсений мельком глядит на него, но отвечает спокойно, будто в этом нет каких-то особых тайн. — Мы можем есть и пить, как и вы. Просто не испытываем в этом потребности.   — М-м, — мычит Антон безразлично. — А в Сумерках было не так.   — Ты удивишься, — тон голоса Арсения вновь почти незаметно искрится весельем — его антоновские человеческие сравнения, кажется, и правда забавляют, — насколько там много лжи.    Они заходят в первую попавшуюся кофейню — Арсений на вопросительный взгляд перед прилавком бросает «на твой вкус» и уходит ждать за один из дальних столиков в самом углу. Антон поджимает губы, убеждая себя, что все еще бесится — но все равно до последнего смотрит за тем, как Арсений плавным движением снимает с себя пальто и забрасывает его, словно укрывая, на спинку стула.   Что за жесть творится в его жизни, господи боже.   — Два фильтр-кофе, — просит Антон бариста.   Пока готовится кофе, Антон ждет у прилавка — забирает сам, хоть девушка и вызывается принести — и, подойдя к их столику, внимательно осматривает расслабленно сложившего ногу на ногу Арсения.   Молча ставит чашки на стол и садится напротив. Их столик белый и маленький, а сама кофейня полутемная и пустая — людей здесь, на удивление, нет совсем, что очень даже кстати сейчас.   — Просто фильтр? — уточняет Арсений почему-то с улыбкой; только в этот раз — уже знакомой, лисьей и ненастоящей.   — К сожалению. Просил добавить кровь, но предложили только альтернативное молоко, — зеркалит эту противную улыбку Антон.   Арсений вскидывает брови снова — и в этот раз, к удивлению Антона… смеется?..   Тихо, почти неслышно посмеивается, опустив голову — а потом смотрит на Антона исподлобья и подносит чашку к губам, слегка склоняя ее перед глотком, будто бы чокаясь, на что Антон закатывает глаза.   В кофейне тихо и спокойно. По серым стенам через высокие окна ползут блики света, за темной стойкой слышится копошение бариста, а одинокий высокий цветок в противоположном углу молчаливо наблюдает за единственными посетителями. И если бы не вампир напротив — Антон бы точно смог тут расслабиться, но за последние дни, кажется, уже и к этому привыкает, так что просто выдыхает и пробует свой кофе тоже.   Неплохо.   — Ты меня не боишься, — спокойно замечает Арсений, опуская чашку обратно на блюдце.   — Ты не хочешь меня убить, — парирует Антон.   — Почему ты так в этом уверен?   — Потому что ты сам посчитал, сколько раз спасал мне жизнь, — Антон хмурится, подаваясь вперед. Скрывать нервозность шутками больше не получается.  — И давай уже выясним, почему? Хватит играть, Арсений, прошу тебя. Я не люблю быть обязанным. Уж тем более — обязанным вампиру.   На очередном указании вампиризма Арсений хмурится — в этот раз это не просто токсичная шутка, — но Антон, вроде, уже достаточно ярко показал, что не собирается скрывать свое отношение к его природе, пусть Арсений хоть сотни раз его из жопы успеет вытащить. И тот, видимо, это чувствует — хмыкает самому себе, делая еще глоток кофе, и осматривает Антона внимательно, почти что оценивающе.   — Ты ведь ищешь свою сестру. Каков твой план?   — Сейчас я шел в полицию, но они оказались быстрее, как ты заметил, — не видит смысла скрывать Антон. — Хочу написать заявление о пропаже. И попробовать осмотреть морг или данные.   — Думаешь, журналистам все дороги открыты? — слегка презрительно фыркает Арсений, игнорируя мрачный взгляд. — Тебе нельзя в полицию, Антон Андреевич. Зайдешь туда — и больше не выйдешь.   — С чего бы? — ощетинивается Антон, но, смотря в чужие глаза, осекается.   Потому что Арсений смотрит слишком серьезно — и, если это правда, то Антон понимает, почему сегодня Арсений его снова спас.   Или…   — Ты сказал, что спас меня пять раз. Трижды от Зайца, один раз сейчас… Меня ведь не пустили в отделение, — осознает Антон, вспоминая, как нескладно у него все сложилось вчера: сначала бабушка отвлекла, потом полицейский не пропустил. И, смотря в чужие глаза сейчас, Антон понимает: он прав. — Отделение работало. Ты внушил тому полицейскому не пускать меня.   — Верно, — спокойно признается Арсений.   — Но как? — совсем теряется, раздражаясь вновь, Антон. — Откуда ты знал, что я хотел…   — Я не знал. Действовал по ситуации, — все, что говорит Арсений. И смотрит так, будто дает возможность догадаться самому Антону.   Как он успел внушить полицейскому, если просто следил за Антоном? Если только…   — Светлана Ивановна, — вновь осознает Антон. Арсений дергает бровью, немо уточняя, а у Антона от этого понимания и хитрости вампира дыхание снова сбоит. — Та бабушка. Ты внушил ей увести меня…   — Молодец, — хмыкает Арсений. — А вы познакомились, я смотрю.   — Она сказала, что у нее украли кошелек, и я предложил купить корм ее коту, — бормочет Антон. — Элпис, блять. Ты ей всю эту историю внушил?   — Элпис? — брови Арсения вновь приподнимаются. — Нет. Возможно, у нее действительно что-то украли… — почему-то Арсений на мгновение кажется сочувствующим, но Антон отгоняет от себя это наваждение. — Но я приказал ей просто отвлечь тебя.   — И в это время поймал у выхода полицейского, — заканчивает мысль Шастун, и по тому, что Арсений молчит, трактует это как правду.   Антон замолкает — пытается переварить все это, осознать чужую хитрость, которая не только сыграла плану Арсения, но и в каком-то смысле помогла самому Антону защититься от Зайца. Интересно, если бы он не купил баллончик, Арсений бы появился вовремя? Что делал тот все это время — стоял за кустами и наблюдал? Неужели Макс не слышал его? Или слышал, но надеялся успеть раньше, будучи ослепленным охотой?   Только вряд ли Арсений будет отвечать на такие глупые вопросы — Антон, пусть и осознает все то, что было произнесено, все равно не собирается ему верить. Понимает прекрасно, что все это — и спасения, и даже смешки на его дебильные шутки — вполне ожидаемые манипуляции во имя какой-то личной вампирской цели.   И, к сожалению, все, что остается Антону — попытаться вытащить хоть какую-то выгоду от этого себе самому.   — Тебе нельзя в полицию, — Арсений заговаривает сам, и Антон почти вздрагивает, слишком глубоко нырнув в размышления; поднимает взгляд, смотря Арсению в глаза. Тот продолжает: — Это их территория, Антон. И они тебя не отпустят, потому что ты слишком много видел.   — Кого — их? — от чужой серьезности в тоне по телу мурашки, а голос становится тише.   — Тех, с кем пытаюсь бороться я, — Арсений поджимает губы, отводя взгляд. Размышляет над чем-то, вновь смотрит на Антона. — Макс Заяц — один из них. И если он выбрал тебя — то не оставит в живых.   — Но ты же сказал ему… — Антон осекается, вспоминая чужую брошенную фразу.   Но Арсений понимает все равно — усмехается тускло, опуская взгляд в чашку, в которой кофе осталось уже на дне.   — Его это не остановит. Он… слишком принципиален. Я бы сказал, что ты подпишешь себе приговор, если придешь в полицию, потому что там — тоже их люди, но на самом деле… — Арсений поднимает глаза, и взгляд у него — неожиданно тяжелый для равнодушной твари. — На самом деле ты уже его подписал, Антон. Он найдет другой способ тебя достать.   Блять.   Антон несдержанно выдыхает, опираясь о стол и пряча лицо в руках. Чужие слова — очередным холодом в позвоночнике и ледяным пониманием того, что он загнан в угол.   Как же Антон устал.   Устал от этой погони, от чертовой дышащей в затылок смерти; устал от вампирских манипуляций и необходимости так быстро подстраиваться под дерьмовую реальность. Он не может верить Арсению — не должен и не хочет — потому что тот сам ведь такой же, чудовище, охотящееся за людьми, но…   Но Антон не имеет права опустить руки.   — Говори, — требовательно произносит Антон, резко убирая от лица руки. Ловит пристальный взгляд вампира своим.  — Говори, Арсений, что хотел предложить. Ты очень красиво показал, что я вынужден играть по твоим условиям, если хочу здесь остаться.   «У меня буквально нет выбора».   В этот раз Арсений не иронизирует — смотрит серьезно, с толикой удивления, словно не ожидал, что Антон найдет в себе смелость пойти навстречу первым. Прокручивает чашку в длинных пальцах, слегка склоняя голову.   — Я помогу тебе найти сестру.   В горле пересыхает — «не верить, не верить, не верить» — Антон напоминает себе, вбивает, хотя все внутри от этих слов позорно сжимается от блядской надежды.   — Что взамен? — выходит более хрипло, чем хотелось бы; Антон сдерживает себя всеми силами — он должен быть осторожен, не должен попадаться на эту удочку так легко.   — Ты останешься в живых, — четко произносит Арсений. — Это все, что тебе нужно знать.   — Классная сделка, — скалится Антон. В бескорыстие вампира он не верит. — Пойди туда, не знаю куда. Бесплатный сыр только в мышеловке, Арсений.   Арсений, сволочь, в ответ молчит — пожимает равнодушно плечами, откидывается вальяжно на спинку стула, но прямого взгляда от Антона не отводит. Буквально всем показывает — «другого предложения не будет» — и вместе с этим Антон уверен, что тот предлагает все это не из-за жалости за бедного человека, угодившего в проблемы. Делать ему, что ли, нечего?   Антон Арсению для чего-то нужен. И вполне возможно — его слова про то, что Антон останется жив, абсолютно взвешенная и необходимая ложь.   — Я хочу убедиться, что моя сестра жива, — выдвигает требование в ответ Антон. Отклоняется к спинке тоже, складывает руки у паха в замок, уверенно смотря в холодные голубые глаза. — Отведи меня в полицию. И помоги получить информацию. Тогда — я согласен.   На что, Антон не знает и сам — но где-то внутри уже принимает возможность собственной смерти или подставы. Быть может, он нужен Арсению для того, чтобы тот отдал его этим «им» — другому клану? — он ведь сам сказал, что с ними борется.   Арсений нечитаемо смотрит в ответ — молчит, едва заметно поджимает губы.   Решается.   «Так тебе, умник», — думает злостно Антон. — «Не одному тебе ставить условия».   — Хорошо, — ровно говорит Арсений, резко поднимаясь с места. Смотрит на Антона до последнего — взгляд этот тяжелый, но Антон его терпит — и подхватывает пальто, забрасывая на плечи. — Пойдем.   Колокольчик над дверью звякает, когда ее открывают — бариста мельком смотрит им вслед, а полутемная кофейня остается совсем пустой.   На улице Арсений достает мобильный и что-то набирает — Антон пялится на него так откровенно удивленно, что Арсений взгляд чувствует и, перехватив, вскидывает бровь:   — Что? В Сумерках вампиры не пользовались гаджетами?   — Гаджетами, — передразнивает Антон, отводя взгляд и доставая сигареты. На выпад решает не отвечать — признавать то, что правда почему-то считал вампиров слишком древними для современности, не хочется.   Антон ставит на то, что Арсений вызывал такси — и оказывается прав. Кроссовер белого цвета подъезжает прямо к ним — Антон тихо фыркает этому выпендрежу, но в машину садится, перед этим выбросив почти выкуренную сигарету в урну неподалеку. Арсений садится рядом.   Водитель на них даже не реагирует; задние стекла в машине затемнены, в сером салоне играет ненавязчивая плавная музыка. Антон смотрит прямо, сквозь лобовое, лишь бы не осознавать себя настолько рядом с вампиром — но все равно не сдерживается и краем глаза цепляет лежащие на коленях тонкие пальцы с аккуратным маникюром. На среднем пальце кольцо — металлический терновый венок с крупным алым камнем… рубин? Или гранат? Кольцо явно не новое, но выглядит очень красиво — Антон перебирает своими пальцами, на которых несколько обычных металлических колец, и отводит взгляд, потому что сам неравнодушен к украшениям, но никогда не находил в себе смелости на настолько яркие.   — Куда мы едем? — нарушает тишину Антон, потому что она его угнетает; и еще потому, что перестает узнавать улицы, ведь те не похожи на район Лизы.   — В главное городское отделение, — отвечает негромко Арсений. — У них точно больше информации, чем в районных. После — поедем в морг.   Антон сглатывает, но заставляет себя не отвести взгляда от улицы — продолжает смотреть уже в боковое темное стекло, внутренне содрогаясь тому, как безразлично звучит голос Арсения.   Тишина все-таки возвращается — и продолжается до конца их поездки.  

𓋹 𓋹

  Главное управление мало чем отличается от того же отделения Лизиного района, в которое Антон пытался войти — обычное типовое светлое здание с пошарпанным фасадом и затертой вывеской. Правда, этажей тут все-таки больше — целых три, центр города, как никак.   Атмосфера вокруг неприятная — под ногами шуршат листья, когда Антон и Арсений проходят по небольшому внутреннему двору вплоть до каменных ступеней, что ведут на крыльцо управления. Именно здесь, ступив на первую ступень, останавливается Арсений, не оборачиваясь.   — Жди здесь. И спрячь лицо, — он взмахивает возле своей головы, намекая на капюшон.   — В смысле, здесь? — возмущается тут же Антон. Сам делает шаг на ступень, чтобы взглянуть в чужое лицо, но Арсений не отводит взгляда от входа. — Ты обещал, что…   — Я обещал тебе информацию, — отрезает Арсений, но все-таки поворачивает голову в ответ. — В морг мы пойдем вместе. Но здесь — лучше не рисковать.   Антон собирается продолжать возмущаться, но что-то его останавливает — возможно, тяжелый взгляд Арсения, то, как он поджимает губы и будто бы… нервничает?   Нет, вряд ли это можно назвать именно нервами — но тот выглядит слишком собранно, закрыто, и Антон в очередной раз, предавая собственное упрямство и принципы, слушается. Пусть и хмурится, но отступает на шаг, сходя с лестницы.   А Арсений тут же разворачивается и заходит в управление.   За время его отсутствия Антон успевает скурить три сигареты, наматывая круги по внутреннему двору. На каждое открытие двери Антон оборачивается, стараясь сильно не вылезать лицом из-под капюшона, но чаще мимо него проходят какие-то гражданские и лишь раз полицейский в форме, который не бросает на маячащего у отделения незнакомца и взгляда.   Когда возвращается Арсений, Антон наконец выдыхает — потому что теперь, после всех подробностей «охоты» за ним, оставаться одному напрягает сильнее.   — Узнал? — спрашивает тут же Антон, когда Арсений подходит ближе.   — Да, — Арсений смотрит на него мельком и тут же идет к выходу со двора. — Лучше нам здесь не задерживаться.   На дороге их ждет все та же машина, в которой они доехали сюда — видимо, Арсений не закрыл заказ в первый раз, — и, поддавшись чужому напряжению, Антон тоже спешит в салон.   Уже внутри Арсений будто бы расслабляется — смотрит в окна и откидывается на сидение, прикрывая глаза. А Антон пользуется случаем и рассматривает чужое лицо.   Непонятно — почти ничего. Арсения тяжело читать — тот слишком закрыт и скуп на эмоции, и это противоречиво вызывает желание понять, какая же из личин вампира ближе всего к нему настоящему. Та, что высмеивает и потешается? Та, что кажется закрытой книгой, не подпускающей ближе? Или та опасная, внушающая ужас и страх, когда голубые глаза окрашиваются в алый?   Но пока Антон видит лишь длинные темные ресницы, нос кнопкой и маленькие родинки — совсем как у обычных людей.   Ну почему Арсений настолько выглядит человеком?   Машина выезжает на дорогу, и мерный гул мотора заполняет салон.   — Что ты узнал? — спрашивает Антон, не отводя взгляда.   Арсений медленно открывает глаза, сразу смотря в ответ — ни капли не удивляясь тому, что его рассматривали.   — Среди установленных погибших Елизаветы Шастун-Гончаровой нет. Пока что шансов на то, что она жива, больше, — Арсений слегка склоняет голову, замечая напряжение на чужом лице. — Что тебя смущает?   — Откуда ты знаешь ее фамилию? — запоздало вспоминает Антон о том, что никаких данных про Лизу не раскрывал.   — Я уже знаю о тебе все, Антон Андреевич, — дергает уголком губ Арсений, вновь прикрывая глаза. — Думаешь, не узнал еще в тот момент, когда в редакцию пришло письмо на тебя?   — И зачем оно тебе было нужно?   — Потому что пресса — моя территория, — легко рассказывает Арсений. Открывает глаза, переводя спокойный, слегка потемневший взгляд в окно.   — Отвечаешь за то, чтобы никто не узнал о том, что творится в городе? — понимает Антон, мерзко кривясь. — Ну да, конечно. Вам ведь не нужны утечки. А то все сбегут, жрать будет некого.   — Замолчи, — Арсений стреляет в него тяжелым взглядом, мельком оглянувшись на водителя, и поза его становится напряженнее; Антон фыркает, садясь полуоборотом, но все равно вжимается спиной в дверь. — Ты не знаешь всего. Тебе и не нужно.   «Мне и не нужно», — вбивает себе Антон, отворачиваясь, хотя чувствует, как все внутри сводит злостью.   Когда машина останавливается в каком-то переулке, Антон отходит в сторону, чтобы закурить и очиститься от собственного негатива, но наблюдает за Арсением. Тот подходит к водительскому месту, жестом просит опустить стекло — и, когда то опускается, говорит что-то водителю, но слишком тихо.   Однако Антон замечает — на несколько мгновений его глаза окрашиваются в алый цвет.   Когда Арсений подходит ближе, Антон спрашивает сразу же:   — Что ты ему внушил?   — Чтобы он нас забыл, — Арсений с недовольством смотрит в ответ, пряча руки в карманы пальто. — Потому что кое-кто не умеет держать язык за зубами и треплется в неподходящих местах.   Антон хочет оспорить, но понимает, что Арсений прав: ему бы действительно быть посдержаннее в своих эмоциях и обвинениях, пусть они и имеют под собой почву. По крайней мере, при других людях.   Но признавать это вслух Антон не собирается — фыркает, отвернувшись, и первым идет в сторону морга, слыша, как Арсений следует за ним к темному одноэтажному зданию.  

𓋹 𓋹

  Внутри тускло и мерзко — блевотный зелено-синий цвет стен проходной давит со всех сторон. Отвратный больничный запах забивает легкие — хлорка и формалин, — но Антон ощущает, как помимо этого в воздухе вокруг витает удушающее, животное ощущение одиночества и смерти.   Он был здесь, в этом же сраном морге — около пятнадцати лет назад. Он думал, что уже почти все забыл, но…   Время здесь — будто остановилось.   — Ты в порядке? — Арсений подходит ближе, едва они заходят в приемную; прямо напротив — пластиковое стекло перегородки, за которой сидит женщина, опустив голову и занимаясь своими делами, словно не замечая вошедших.   Но Антон может думать только о том, что скрывается дальше — в коридорах за дверью рядом с приемной. О телах, об уже ушедших людях, о закрытых лабораториях и холодильных камерах.   Возможно, в одной из них сейчас лежит тело Лизы.   — Да, я… — Антон нервно зачесывает пятерней волосы, выдыхая; на мгновение прикрывает глаза, восстанавливая дыхание. — Все нормально. Пойдем.   Он первым шагает к стойке, но замирает в тот момент, когда женщина поднимает взгляд — пустой и уставший, равнодушный ко всему, что происходит вокруг и у тех, кто приходит сюда всегда не по собственной воле.   — Я вас слушаю, — все, что говорит эта женщина.    Антон помнит такой взгляд. Антон помнит эти же самые слова.   — Добрый вечер, — бархатный голос прямо над ухом заставляет вздрогнуть. Арсений склоняется к небольшому окошку внизу, через которые обычно выдают документы, за плечи мягко отстраняя Антона. — Смотрите мне в глаза.   Антон смотрит тоже — настолько выбивает неожиданное прикосновение — и вновь видит, как радужки голубых глаз окрашиваются в алый.   Женщина за стеклом замирает, ее зрачки расширяются — а Антона начинает тошнить, и он поспешно делает шаг в сторону, отворачиваясь.   Он толком не слышит, что именно говорит Арсений — но через пару секунд слышит щелчок двери, что рядом со стеклом; женщина стоит внутри помещения, приоткрыв дверь, за которой виднеется длинный коридор с тусклым освещением.   Все так же, как и было тогда.   Только в этот раз Антону уже не пятнадцать — и его ведет по этим коридорам не следователь, а снаружи, оберегаемая от лишнего стресса старшим братом, не ждет собственная сестра.   Женщина ведет их все дальше — наверняка сразу в морозильные камеры. Каждый их шаг шуршит по каменному полу, отлетает от посеревших плиточных стен. Мимо текут двери — лабораторные, кабинеты…   Все вокруг сдавливает, и Антон считает собственные шаги, стараясь не поднимать взгляда.   Дышать. Он должен дышать. Прошло уже много времени.   Но в груди все равно отвратительное чувство, как тогда, в прошлом — что все это неправда, что ему все это снится и сейчас они идут смотреть не на тело его родного человека, не на трупы и смерть.   — Ждите здесь, — слышит Антон голос Арсения, когда они останавливаются у одной из двери, которую женщина отпирает ключами. Антон мельком смотрит на нее — та безвольно кивает, замирая взглядом в пространстве, и отходит к стене.   А Арсений оглядывается на Антона, смотрит почему-то дольше, чем следовало бы — словно сканирует — но проходит внутрь комнаты первым, и Антон шагает следом.   Усилившийся запах хлорки и формалина.   Антон помнит это место точно таким же. Выцветшая плитка на стенах, затертый пол; серые холодильные ящики по стенам, все закрытые, подписанные номерами.    И морозно — как и тогда. Холод дерет кожу, впивается под нее, и дышать становится все сложнее.   Антон тяжело сглатывает, когда подходит к первому холодильнику. Арсений становится напротив, с другой стороны, и кладет руку на ручку; но не открывает.   А Антон не поднимает взгляда — хотя чувствует на себе чужой. Видит лишь руку с ярким кольцом на этой чертовой ручке — и все вокруг сдавливает, бьет по сознанию и рецепторам.   Металлическая дверца скрипит, когда ее открывают. Скрипит и холодильная полка, которую патологоанатом тяжелым движением руки выдвигает наружу.   В глаза бросается белая простыня, накрывающая силуэт. Из-под нее торчат пятки — белесые, почти меловые, — с бумажкой на большом пальце, где выбит чернилами номер.   Патологоанатом не спрашивает, готов ли Антон — он просто заворачивает простынь сверху, открывая бледное, впавшее женское лицо. Светлые волосы, разметанные по металлу полки, посиневшие губы и закрытые вечным сном веки. Морщины на лице его родного человека, что лежит изваянием и не дышит.   Мама.   — Антон?   Антон вздрагивает — перед глазами проясняется, и он вновь видит лишь Арсеньевскую руку, лежащую на ручке холодильника, и пустоту между ними.   Вскидывает голову резко, перехватывая чужой взгляд, и замечает всего на мгновение — в голубых глазах мелькает что-то похожее на беспокойство.   — Ты бледный весь, — произносит тихо Арсений, и этот осторожный тон слишком непривычно слышать из этих уст. — Уверен, что…   — Да, — говорит Антон быстрее, чем думает, хотя руки дрожат. Да и взгляд, наверняка, тоже — черт возьми, Арсений ведь видит.   И поэтому Антон опускает взгляд снова — туда, куда через пару мгновений выдвинут полку. Сдерживает собственный мозг всеми силами, чтобы не представлять — как сейчас увидит перед собой неестественно побледневшее тело сестры.   Это неправда. Она жива. Ее здесь не будет.   Полка выезжает со скрипом — так же, как и пятнадцать лет назад.   Антон задерживает дыхание, сжимая руки в кулаки — и выдыхает практически сразу, неверующе промаргиваясь.   Потому что между ними — абсолютно пустая полка.   — Никого… — эхом, самому себе, шепчет Антон, а после поднимает потерянный взгляд на Арсения.   Тот хмурится тоже — смотрит то на полку, то на Антона — и разворачивается к следующей, уже без предупреждений открывая вторую дверцу.   Однако вторая — тоже пуста.   — Интересно, — хмыкает Арсений, обхватив пальцами подбородок и замирая взглядом на пустом хранилище.   «Это ваша мать?» «Да».   Антон глубоко вздыхает, сглатывает и встряхивает головой, пока Арсений стоит к нему спиной — буквально заставляет себя выбросить бьющие в голову воспоминания, стереть появляющуюся перед глазами картинку смерти своей семьи.   И сам обходит Арсения, резким движением открывая третью камеру и выкатывая следующую полку.   Пустую.   — Блять, да что за… — почти шипит он, разворачиваясь к следующей.   Слышит — неподалеку Арсений тоже открывает холодильники, но не так поспешно, как на нервах делает это Антон. И когда открыт последний — они оказываются рядом, посередине комнаты, и Антон чувствует, как чужое плечо касается его.   — Почему здесь нет ни одного тела?.. — бормочет Антон, и лишь отдаленно слышит — голос его жалко подрагивает.   Дерьмо, блять. Бери себя уже в руки.   Плечом Антон чувствует движение — Арсений становится напротив и смотрит в глаза пытливо, но Антон поспешно отводит взгляд.   — Антон, — зовет строго Арсений, — на меня посмотри.   Но смотреть он не хочет. Порывается сделать шаг в сторону, однако предплечье перехватывает чужая рука — и Антон проигрывает, вскидывая взгляд и шипя:   — Твое внушение на меня не подействует, — злобно, потому что прикосновение и этот пристальный взгляд — обжигают.   — Я знаю.   Арсений говорит тихо, и смотрит тоже — тихо. Антон по-прежнему не может ничего прочитать в его взгляде — но сдается, собственного не отводит. Концентрируется на голубой радужке, сбегая от собственного сбившегося дыхания и сжатых напряжением мышц — оставляет лишь взгляд вампира и ощущение чужих пальцев на собственной одежде.   И стучащая вокруг реальность понемногу спадает — тиски отпускают горло, а сердце постепенно возвращается в обычный темп, выравнивая следом и дыхание.   — Вот так, — Арсений приподнимает уголки губ, медленно убирая руку. — Выдохнул?   — Да, — честно признается Антон.   Он почти открывает рот, чтобы сказать «спасибо», — но обрывает сам себя, закусывая губу.   Мимолетное ощущение безопасности исчезает — мозг вновь пылает сигналом о том, что перед ним вампир, а не простой человек, и потому Антон просто отворачивается, протирая лицо руками.   Но дышится теперь легче.   — У меня есть одна мысль, — говорит за его спиной Арсений, и голос его звучит уже привычнее.   Он проходит мимо Антона, махнув рукой за собой, и открывает дверь.   Женщина, что все это время стояла в коридоре, медленно поворачивает к нему голову.   — Отведи нас в архив, — приказывает Арсений, и она молча разворачивается, ступая в коридор дальше.   Его полумрак после слишком яркого света холодильной камеры мог бы быть определенно приятным, если бы не был полумраком ебаного морга.   — Арсений, — нагоняет его Антон в пару шагов, дожидаясь, пока на него посмотрят в ответ, — что ты понял?   — Было бы глупо, если бы вампиры оставляли тела своих жертв, не так ли? — напряженно произносит он. Архив появляется перед ними очередной безликой дверью с одноименной надписью на мелкой табличке. — Уверен, что всех их кремировали сразу же, как доставили сюда.   — Но ты думаешь, что данные остались в архиве? — понимает Антон, проходя следом внутрь запыленного помещения. Женщина вновь, уже без команды, остается снаружи.   Арсений кивает. Останавливается перед старыми книжными стеллажами, которые пухнут безликими бумажными папками — они уходят куда-то вглубь, и освещение здесь чуть лучше, чем в коридоре, но все еще полутемное и какое-то неживое.   За столом прямо при входе, где наверняка должен кто-то сидеть, сейчас пусто — наверное, рабочий день у всех, кроме администраторши, закончен. Арсений быстро осматривает стол, но двигается внутрь сжатого полками коридорчика.   — Ищи последние месяцы.   Антон кивает, пусть его и не видят. Заворачивает в соседний проход, вчитывается в написанные обычным маркером на деревянных полках и папках надписи — кажется, здесь все разложено от старого к новому — и продвигается вглубь, чувствуя, как в горле начинает першить то ли от пыли, то ли от желания закурить.   Когда он почти доходит до конца, куда даже не особо достает свет одиноко висящей в паре метрах лампочки, из-за стеллажа звучит голос Арсения:   — Антон, иди сюда. Я нашел.   Путь обратно и в пролет Арсения — намного быстрее. Он эту чертову папку почти что вырывает из чужих рук — впивается взглядом в черно-белую фотографию, что лежит первой, и почти что теряет дыхание.   На ней — обнаженная женщина в годах, и даже серая картинка передает посмертную бледность кожи. Все тело без крови — наверняка уже после помывки. Расслабленные, опустившиеся мышцы лица и тела, закрытые веки и… разорванная, зверская рана с одной стороны шеи.    — Вампиры, — выдыхает Антон.   — Слишком большая рана, — шелестит рядом Арсений, кажется, больше для себя. — Кто-то из молодых.   Но Антон не слушает — перелистывает фотографию, чтобы просмотреть прикрепленный к ней лист с полями для заполнения. Но ни личных данных, ни причины смерти на нем не вписано — абсолютно пустой, хотя относящийся к этой жертве.   Антон листает дальше — рассматривает с леденящим кровь ужасом другие пустые листы и фотографии, на которых разные люди. Взрослые и молодые, мужчины и женщины, среди которых и те, о ком писали в газетах. Неизменным остается одно — рваные раны на шеях, у кого-то — еще и на плечах, груди, руках и даже ногах.   Больше десятка погибших.   — Ублюдки, — шипит Антон. — Мрази.   Рядом слышится сорвавшийся выдох — Антон ожидает, что сейчас его снова осадят, — но, взглянув на Арсения, видит, что его взгляд тоже… озлоблен?   Всего на мгновение — Антон замечает, ему точно не показалось, — потому что Арсений взгляд чувствует и, на секунду пересекшись с другим, опускает глаза, едва заметно отстраняясь.   — Почему они сохранили фото? — тихо говорит Антон, сжимая папку в руках. Осталось еще несколько не просмотренных — и, возможно, именно среди них он может увидеть Лизу. — Это же прямое доказательство…   — Не вампиры уничтожают тела, — качает головой Арсений, а после осторожно вынимает папку из рук Антона. — Позволишь?   Антон едва заметно кивает, прислоняясь к стеллажу, что шелестит задетыми папками, плечом. Раненым — пусть укус и заживает, но неприятно тянет от этого все равно, однако позы Антон не меняет.   Внимательно следит за взглядом Арсения, который перелистывает к следующей фотографии — чтобы по его лицу понять все раньше, чем увидеть самому.   — Тела здесь уничтожают работники, — продолжает тем временем Арсений, не спеша переходить к следующей фотографии. — Им просто внушили кремировать всех, кого привозят с такими ранами, или если озвучивают при оформлении определенную фразу, статью.   — Полиция ведь доставляет тела, — продолжает чужую мысль Антон.   — Верно, — медленно кивает Арсений, переворачивая фотографию и раскрывая следующую. Но мимика его остается спокойна, хотя на мгновение на лице вновь отражается отвращение. — Внушение — не панацея, Антон. Невозможно предусмотреть все факторы. Как, например, здесь, — он достает последнюю фотографию, смотря на нее всего мгновение — и плавно разворачивает папку к Антону, намекая, что бояться нечего, — работникам могли внушить не заносить данные о жертвах и не вести учет, но не упомянуть про фотографии. И именно поэтому они все в одной папке, которая даже не подписана месяцем, — показывает он на ее корешок, где действительно нет пометки. — Внушаемый просто выполнял то, что заложено его обязанностями, но не мог рассортировать и дополнить чем-то еще, и поэтому складывал все вместе. И, скорее всего, даже не запоминал.   Антон кивает, уже протягивая руки к папке, чтобы убедиться окончательно — ни на одной из последних фотографий нет Лизы.   Вздох облегчения вырывается сам, и Антон, закрыв папку и опустив голову, прижимает ту к груди.   — Господи, блять, — выдыхает он снова. — Ее здесь нет. Она жива.   — А другие — мертвы, — резкий голос Арсения заставляет поднять голову. Тот смотрит прямо в глаза — пристально, на удивление… неравнодушно. — Я хочу остановить это, Антон.   Признание звучит в тишине старого архива слишком громко.   — Не ври мне, — рычит Антон резко, отходя на шаг назад и с глухим хлопком бросая папку на одну из полок поверх других. — Не в этом, блять.   — Я не вру, — ровно произносит Арсений, делая шаг ближе. И продолжает, сука, смотреть прямо в глаза. — Да, я делаю так, чтобы информация не распространялась, но все эти убийства… Я не покрываю их. И никогда бы не стал.   — А что же ты делаешь? — спорит в ответ Антон, чувствуя, как все перемешавшиеся эмоции создают внутри ураган. — Хочешь, чтобы я поверил тебе, потому что ты решил спасти меня и сейчас играешь в благородство, помогая найти сестру? Хочешь сказать, что ты — хороший вампир? Тебе ведь нужно что-то от меня тоже, и…   — Что-то, что поможет это остановить, — перебивает Арсений, и его, кажется, получается вывести на эмоции — взгляд голубых глаз тяжелеет, на скулах начинают играть желваки. — Я борюсь с этим, Антон. Насколько могу. И тем, что я сейчас здесь… — он взмахивает рукой, обводя взглядом архив, но вдруг осекается. Закусывает губу, смотрит в глаза Антона, который продолжает смотреть в ответ с ненавистью, и тихо хмыкает, качая головой. — Знаешь, забудь. Не нужно было говорить тебе этого, ты все равно не поймешь.   Он делает шаг вперед, чтобы дотянуться до папки, которую бросил Антон — тот неосознанно отступает на шаг, чему Арсений раздраженно поджимает губы, — и убирает ее в конец стеллажа, видимо, туда, откуда взял изначально.   А Антон впивается взглядом в эту папку, но понимает — при Арсении он сфотографировать все это не сможет. Да, Антон не забыл про свою работу — и пока еще не задумывался о том, что именно собирается писать в собственной статье — но именно эти фотографии были бы прямым доказательством всей истинной жути, что происходит в городе.   — Даже не думай, — словно прочитав мысли, но, скорее, проследив направление взгляда, цедит Арсений. Антон поднимает взгляд на него. — Даже если ты обнародуешь это, твоей редакции быстро закроют рот.   — Кто? Ты? — фыркает презрительно Шастун, складывая руки на груди. Смотрит прямо, воинственно — все еще внутренне кипя от их ссоры.   — Если ты думаешь, что вампиры не заботятся о своем скрытии уровнями выше, ты ошибаешься. Но если все-таки хочешь попробовать — прошу, — бросает запально он и уходит к выходу из архива.   А Антон вновь смотрит на папку, сжимая внутри кармана телефон…   И, чертыхнувшись, выходит следом.  

𓋹 𓋹

  Антон глубоко затягивается, запрокидывая голову и рассматривая темное, почти черное небо. Позади, под светом одинокого фонаря, остается морг, что оседает внутри прогорклыми воспоминаниями и задетыми чувствами от всего, что он увидел сегодня.   Арсений — где-то внутри, заканчивает промывание мозгов женщине, чтобы о их визите точно не стало известно. А Антон тут, на улице — снова стоит один, потому что в рот он ебал собственную безопасность, потому что злится сейчас и в очередной раз не понимает совсем ничего.   Вспоминает взгляд Арсения в том архиве — когда он говорил, что хочет это остановить.    Он не должен верить ему. Не должен. Ни в коем разе.   Поэтому отгоняет от себя эти мысли, что противно царапают где-то внутри, следующей затяжкой.   Шаги за спиной — предупреждением, что Арсений тоже тут. Хотя Антон знает — тот умеет появляться бесшумно.   А еще умеет забирать папку с фотографиями жертв, чтобы Антон успел подготовиться к возможному исходу, и открывать первым холодильную камеру — и это тоже не вяжется с образом эгоистичных вампиров.    — Ты едешь домой? — спрашивает этот самый не-эгоистичный вампир из-за спины, и Антон морщится.   Ему нужно осмыслить это все. Но дома, после этого дня, он просто сойдет с ума.   — Нет, — выдыхает он грубо, в два шага подходит к урне, одиноко скрывающейся возле безликого дерева, и выкидывает бычок, другой рукой доставая телефон, чтобы вызвать такси.   По шагам слышит — Арсений подходит ближе, но голову поднимает только тогда, когда предсказуемо видит напротив своих ботинок чужие.   Арсений снова смотрит прямо в глаза — в этот раз вновь без лишних эмоций, до привычного равнодушно.   — Я провожу, — не вопросом, а утверждением.   — Зачем? Разве есть разница, ночью я хожу один или днем? — вскидывает бровь Антон, так и не нажав на кнопку вызова. Взгляд опускать из принципа не собирается. — Вы ведь не боитесь солнца.   — Не все, — а вот это — эта мрачная ухмылка и потемневший взгляд — уже на привычного мерзкого Арсения похоже. — Молодые могут перемещаться лишь по ночам. А самым логичным, со стороны Зайца, сейчас было бы натравить на тебя кого-то из них, потому что он помнит мое предупреждение, а их — не жалко, — заметив, как бледнеет в осознании лицо Антона, Арсений продолжает, склоняясь ближе. — Ты ведь видел те фотки? Хочешь, чтобы следующей оказалась твоя?   Давит, сука. Целенаправленно давит.   — Провожай, — рычит Антон, отворачиваясь и наконец нажимая кнопку в приложении. Вновь достает сигареты — до приезда машины пять минут, — и открывает чат с Журавлем.

 

Антон:

Я могу остаться у тебя, Дим?

21:12

 

Антон:

Пожалуйста

21:12

  Блокирует экран, отходит от Арсения на несколько шагов показательно, делая вид, что слишком увлечен курением. Но тот не преследует — только усмехается тихо, мрачно, пряча руки в карманах, и смотрит куда-то в темноту переулка.   Ответное сообщение приходит через пару минут — «жду, суицидник» — и Антон облегченно выдыхает.   Но все равно косится в сторону темной фигуры вампира до тех пор, пока машина не подъезжает.   Дорога предсказуемо проходит в тишине и взглядах в противоположные окна — и Антону становится то ли легче от этого, то ли еще тяжелее.   Хочется этого чертового Арсения растрясти. Спросить: «Чего ты, блять, хочешь? Что тебе от меня нужно?!». Понять, для чего это все, для чего эта призрачная надежда, громкие слова о собственной непричастности и борьбе…   И вместе с этим — хочется просто сбежать. Отказаться от сделки, спрятать голову глубже, чем страусы прячут в песок, и забить к черту на все, никаких дел с Арсением не иметь.   Когда машина останавливается у дома Лизы, они оба выходят. Арсений окидывает взглядом улицу, хмыкает, приподнимая брови, но, видимо, оставляет комментарии при себе — наверняка ведь мистер «я знаю о тебе все» уже пробил адрес его сестры и понимает, где именно они сейчас.   Антон хочет было сразу уйти к подъезду — но все же замирает напротив, когда Арсений подходит ближе.   А тот снова смотрит в глаза — желтый отсвет фонаря ложится на его отросшие темные волосы, окрашивает бледную кожу в теплый оттенок — и прямо сейчас он вновь кажется удивительно похожим на обычного человека.   Он останавливается напротив — а потом плавным движением наклоняется, слишком близко, прямо к уху — и Антон замирает от неожиданности, задерживая дыхание.   — Я не принуждаю тебя, — шепчет он, и Антон чувствует, как кармана его куртки касаются.   Арсений отстраняется так же быстро, как и приблизился — но Антон не успевает поймать его взгляд своим, потому что тот сразу же отворачивается, медленным шагом уходя.   Почему-то Шастун уверен, что он не уйдет окончательно — пока не убедится, что Антон зашел внутрь подъезда.   Он поджимает губы, отворачиваясь и запуская руку в карман, чтобы под светом фонаря рассмотреть темную визитку с номером телефона и лаконичным «Арсений Попов».