Десять лет до вечности

Сеул, 2021 Теплый и успокаивающий аромат кимчиччигэ наполняет воздух, этот запах всегда ассоциируется у Сухо с домом. Он сидит за маленьким кухонным столом напротив своей бабушки. Их совместная трапеза – привычный ритуал. – Итак, – начинает бабушка, хитро сверкнув глазами, – у тебя уже есть кто-то особенный? Сухо едва не давится рисом. – Бабушка! – от отчаянно краснеет. – Мне всего двадцать пять! – Двадцать пять – вполне приличный возраст, чтобы задуматься о том, не пора ли остепениться, – возражает бабушка, и в ее голосе слышится мягкий упрек. – К тому же, ты красивый молодой человек с добрым сердцем. Я уверена, что вокруг полно людей твоего возраста, которые хотели бы тебя заполучить. Сухо вздыхает. – Я ни с кем не встречался с тех пор, как... ну, со школы, – тихо признается он. Брови бабушки ползут вверх, но в ее глазах отражается понимание. – Имеешь в виду, с тех пор, как ты встретил Сиына? Сухо снова чуть не давится, на этот раз кусочком кимчи. – Бабушка! – смущенно восклицает он, но на самом деле это даже забавно. – Мы с Сиыном просто друзья. Но даже когда он произносит эти слова вслух, он отдает себе отчет, что это не совсем правда. Его чувства к Сиыну выходят за рамки простой дружбы. В сердце живет тоска, и она неуклонно растет с каждым годом. Он просто не уверен, чувствует ли то же самое Сиын. Улыбка бабушки смягчается, и она тянется через стол, чтобы нежно сжать его руку. – Ты ведь не представляешь свою жизнь без него, да? – тихо спрашивает она. Сухо согласно качает головой, в горле стоит ком. – Он единственный человек, кроме тебя, которого я не хочу потерять, – признается он. Бабушка снова тянется через стол, ее обветренная рука мягко сжимает его ладонь. – Это хорошо, – ее голос полон тепла. – Очень важно, чтобы рядом были люди, которыми ты дорожишь и без которых ты не можешь представить свою жизнь. Сухо легонько улыбается, глаза сверкают озорством. – Поэтому тебе нельзя болеть, бабушка. Я не смогу жить без тебя и твоей стряпни. Бабушка улыбается, ее прищуренный взгляд полон любви. – Не волнуйся, дорогой. Я еще долго буду рядом, и обязательно приготовлю твои любимые блюда. +++ Время в комнате ожидания тянется невыносимо долго. Резкий свет, неудобные кресла и постоянный писк аппаратов совсем не успокаивают нервы. Сухо здесь уже несколько часов и в голове в разных вариациях постоянно крутится «а что, если» по поводу операции бабушки. Ёнъи ободряюще сжимает его руку. – Она сильная, Сухо-йя, – мягко говорит она. – С ней все будет в порядке. Сухо кивает, но ком в горле и не думает исчезать. Он должен быть здесь ради бабушки. Ему следовало почаще оставаться дома. – Я знаю, знаю, – он чувствует, как в животе плотным узлом скручивается чувство вины. – Просто чувствую, что в последнее время уделял ей недостаточно внимания. Ёнъи снова сжимает его руку. – Не вини себя. Она так гордилась тем, что ты служишь своей стране. Сухо слабо улыбается. Он знает, что она права, но тревога не отпускает. Он закрывает глаза, представляя доброе лицо бабушки и ее заразительный смех. Он не может представить себе жизни без нее. Дверь в приемную распахивается и сердце Сухо подскакивает к горлу. Сиын. Он выглядит так, словно бежал всю дорогу от квартиры – волосы растрепаны, на лице тревога. По щеке Сухо скатывается слеза. Облегчение затапливает его с головой. Сиын здесь. Все будет хорошо. Ёнъи быстро обнимает Сиына. – Привет, Сиын-а, – в ее голосе удивление граничит с облегчением. – Рада, что ты смог приехать. Сиын кивает, но его взгляд устремлен на Сухо. – Как она? – тихо спрашивает он. Сухо прерывисто вздыхает, ком в горле наконец ослабевает. – Все еще на операции, – слова приходится из себя буквально выталкивать. – Но врачи вроде настроены оптимистично. Сиын на мгновение замирает, встречаясь взглядом с Сухо. Затем тянется к нему и нежно берет его за руку. Этот жест о многом говорит. Прикосновение похоже на объятие, посылающее Сухо волны тепла. Это невербальное сообщение, простой способ сказать «Я здесь ради тебя», не используя слова. И поэтому страх и беспокойство уходят, сменяясь чувством покоя и знанием, что что бы ни случилось дальше, они встретят это вместе. +++ Сиын сидит рядом с Сухо, но привычная стерильная атмосфера больницы никак не помогает унять тревогу. Хватка Сухо настолько крепкая, что побелели костяшки пальцев – свидетельство страха и беспокойства, что разрывают его изнутри. Ёнъи, будучи весьма проницательным другом, извиняется и уходит за кофе, оставляя Сиына и Сухо наедине с их общей тревогой. Сиын бросает на Сухо взгляд, и его сердце сжимается при виде того, каким потерянным и уязвимым тот выглядит. – Эй, – тихо говорит он. – Все будет хорошо. Сухо поворачивается к нему лицом – глаза покраснели и блестят непролитыми слезами. – Откуда ты знаешь? – хрипло спрашивает он. Сиын вздыхает и переводит взгляд на серебряно-золотой браслет на своем запястье – точно такой же украшает запястье Сухо. – Я просто знаю, – говорит он, сжимая руку Сухо. – Она сильная, как и ты. Уголки губ Сухо дергаются и вслед за этим появляется слабая улыбка. – Спасибо, Сиын-а, – он кладет голову Сиыну на плечо. Между ними воцаряется уютная тишина. Иногда слова не нужны. Сиын гладит Сухо по волосам. Он надеется, что этот успокаивающий жест принесет хоть какое-то утешение. – Мне страшно, – признается Сухо. – Я не знаю, что я делать, если… Он не может закончить предложение, слова застревают в горле. Сиын сильнее сжимает его руку. Сердце обливается кровью. – Я знаю, – шепчет он. – Но она боец. Она справится. +++ День 10 После операции проходит три дня – три дня тревожного ожидания и молитв. Сухо безвылазно торчит в больнице. На сердце ежеминутно тяжело от волнений. Сиын, несмотря на напряженный график в ординатуре, навещает его так часто, как только может. Во время перерывов Сухо тайком пробирается в педиатрическое отделение, отчаянно желая урвать несколько лишних мгновений с Сиыном. Они быстро обедают, обмениваются ободряющими фразами, а иногда, если им везет, держатся за руки, не привлекая чужого внимания. Несмотря на постоянное беспокойство о состоянии бабушки, между ними устанавливается комфортный ритм совместных обедов и молчаливой поддержки. Кажется, насыщенность последних нескольких дней делает их связь еще глубже. Новость об успешной операции приходит волной облегчения, смывая собой дни тревоги и страха. Сухо и Сиын со всех ног бросаются в палату интенсивной терапии. Их сердца наполнены общей радостью. – Дорогой, – ее голос хриплый, но полон любви. – Ты здесь. Сухо бросается к койке и берет ее хрупкую руку в свою. – Бабушка, – на глаза наворачиваются слезы. – Я так волновался. Бабушка кладет ладонь поверх его руки и улыбается чуть шире. – Я крепкая старая птица, помнишь? К тому же, – добавляет она, переведя взгляд на Сиына, стоявшего рядом с Сухо, – у меня лучший внук в мире, и он привел с собой красивого молодого врача, чтобы тот позаботился обо мне. Сиын делает шаг вперед, застенчиво улыбаясь. – Рад, что вы очнулись, бабушка, – тихо говорит он. Во взгляде бабушки зажигаются игривые искорки. – Итак, – судя по ее тону, она явно дразнит их, – вы двое наконец вместе? Сухо и Сиын обмениваются взглядами и между ними происходит безмолвный диалог. В течение последних нескольких дней у них не было возможности поговорить о том, что между ними происходит, но очевидное так и висит в воздухе. И теперь, когда бабушка устремила на них понимающий взгляд, они больше не могут отрицать правду. – Да, бабушка, – уверенно отвечает Сухо. – Мы вместе. Глаза бабушки сияют от радости, она вся словно светится. – Я знала! – восклицает она. – Я всегда знала, что вы двое предназначены друг для друга. Вы как две горошины в стручке, две половинки целого. Она берет их обоих за руки. – Я так рада за вас, мои дорогие, – ее голос полон тепла. – Я бы так хотела, чтобы твои родители были здесь и услышали это. По щеке Сухо скатывается слеза. Жизнь такая хрупкая, но есть драгоценные моменты, которые ты делишь с близкими. – Их души здесь, бабушка. Я знаю, что они радуются за нас. Бабушка задумчиво улыбается. – Я рада, что в твоей жизни есть Сиын, дорогой, – тихо говорит она. – Он будет заботиться о тебе, даже когда меня не станет. Сухо сильнее сжимает ее руку и твердо говорит: – Не говори так, бабушка. Ты никуда не денешься. У тебя еще много лет впереди. Бабушка весело усмехается: – Ты хороший мальчик, Сухо. Всегда присматриваешь за своей старой бабушкой. Она поворачивается к Сиыну с нежной улыбкой на лице. – Позаботься о нем, ладно, Сиын-а? – просит она. – Он порой тот еще балбес, но у него доброе сердце. Сиын серьезно кивает. – Я позабочусь о нем, бабушка, – твердо обещает он. – Я всегда буду заботиться о нем. Когда они выходят из палаты, Сиын решительно поворачивается к Сухо. – Сухо, мы можем поговорить? В саду. Всего минутку. +++ Сад позади больницы – тихий оазис. Мир вдали от стерильных коридоров и писка медицинских машин. В воздухе висит аромат жасмина, смешиваясь с нежным журчанием фонтана. Сиын делает глубокий вдох, готовясь к разговору, который он и так откладывал слишком долго. Он поворачивается к Сухо и натыкается на пристальный взгляд. – Я не очень хорош в словах, – тихо начинает он. Сухо протягивает руку, находит ладонь Сиына и переплетает их пальцы. Он ничего не говорит, но его взгляд мягкий и понимающий. Сиын делает глубокий вдох и слова вырываются прежде, чем он успевает усомниться в своей решимости. – Я люблю тебя, Сухо. Хрупкое признание повисает в воздухе, грозя разрушить хрупкое равновесие между ними. Сердце Сиына колотится о ребра, его взгляд прикован к лицу Сухо, ища любой намек на то, что его могут отвергнуть. Но ничего такого нет и в помине. Глаза Сухо – обычно такие яркие и игривые – теперь наполнены теплом и нежностью, от которых у Сиына слабеют колени. Он смотрит на Сиына, как на солнце, словно он – единственный источник света в темном мире. – Я всегда был к тебе неравнодушен, – продолжает Сиын, и его голос с каждым словом становится все увереннее. – С того самого дня, когда ты не позволил мне перейти черту с Ёнбином и его дружками. Он замолкает, не в силах справиться с эмоциями. – Я думал, что потеряю тебя в тот день, – голос полон непролитых слез. – Когда ты несколько месяцев был в коме и никто не мог дать гарантий, что ты вообще очнешься... это было самое страшное время в моей жизни. Он глубоко вздыхает и крепче сжимает руку Сухо. – Вот почему я никогда не нуждался в чьей-то дружбе или в отношениях, – признается он. – Я не мог представить себя рядом с кем-то, кто не ты. Ты всегда был тем, к кому я возвращался. Сухо нежно поглаживает большим пальцем ладонь Сиына. Это прикосновение служит молчаливым утешением. Он не прерывает его, но не отрывает взгляд от его лица и внимательно слушает каждое слово. – Я знаю, что все происходит так быстро, – продолжает Сиын, его голос слегка дрожит. – Соглашение, пробная версия, все это. Но я больше не могу притворяться, Сухо. Не могу делать вид, что не хочу чего-то большего, чем просто дружба. Он поднимает глаза и встречается взглядом с Сухо. – Я люблю тебя, Сухо, – это похоже на мольбу. – Я люблю тебя. +++ Сердце Сухо наполняется теплом, которого он не чувствовал много лет. Слова Сиына эхом отдаются в ушах, каждое слово как бальзам на раны. «Я люблю тебя, Сухо». Это похоже на прорыв плотины – десятилетняя безмолвная тоска наконец-то вырвалась на свободу. Он жаждал этого момента, мечтал о нем бесчисленное количество раз, но реальность оказалась слаще даже самых смелых фантазий. Он смотрит на Сиына и не может насмотреться. Он прослеживает взглядом тонкие черты его лица, слабый румянец на щеках, видит уязвимость в глазах. Это Сиын – его Сиын – мальчик, который всегда был его якорем, его убежищем, его домом. – Думаю… Думаю, я всегда тебя любил. Слова вырываются наружу – неотфильтрованные и сырые, – признание, которое зрело в нем годами. – С того самого дня, – продолжает он, – с того самого дня, когда я вышел из комы и увидел тебя в своей палате. Ты сидел, уткнувшись с головой в учебник, с покрасневшими от слез глазами... Тогда я понял, кто ты для меня. Ты был единственным человеком, потерю которого я бы не пережил. Он замолкает, а его рука, словно покорная собственной воле, тянется, чтобы нежно коснуться щеки Сиына. – Ты всегда был моей константой, Сиын-а. Единственным человеком, на которого я всегда мог рассчитывать несмотря ни на что. Он нежно касается скулы Сиына. – Ты был моей причиной бороться. И если бы мне снова пришлось пересечь эту черту, я бы не колебался. Если это ради тебя. Глаза Сиына расширяются, на его лице мелькает страх. Но прежде чем он успевает что-либо сказать, Сухо продолжает: – Потому что я люблю тебя, Сиын-а, – мягко и ласково говорит он. – Я очень тебя люблю. На минуту между ними повисает молчание, единственный звук – легкий шелест листьев на ветру. Когда Сиын наконец-то нарушает тишину, его голос едва слышен: – Я тоже люблю тебя, Сухо. Сухо с облегчением улыбается. Он крепко обнимает Сиына, и их тела словно сливаются воедино, будто они две части пазла, наконец-то идеально подошедшие друг другу. Так они и стоят, обнявшись, и тяжесть прошлого уходит, сменяясь новым чувством надежды и будущих возможностей. – Эй, – игриво шепчет Сухо Сиыну в макушку, – что скажешь, если мы продолжим нашу пробную версию? Я еще должен выполнить парочку супружеских обязанностей. Сиын весело хмыкает – мягкий искренний звук, который согревает Сухо сердце. – Хорошо, – соглашается он, слегка отстраняясь, чтобы встретиться взглядом с Сухо. – Но на этот раз давай сделаем это правильно. Сухо ухмыляется, сверкая глазами. – О, я так и планирую, Сиын-а, – дразнится он. – Еще как планирую.