Посмотрим на…

      День у Занзаса – босса сумасшедшей от начала до конца семейки – выдался не очень. Да и в целом неделя была трудная. Поэтому в том, что он выпил бокальчик-другой хорошего виски не было ничего такого. И не важно, что патлатый мусор орёт на него, ведь пьёт уже не первый день. А всё дело в пламени. Ну не даёт оно ему опьянеть дольше чем на минут пять. Но зато за это время ему частенько приходят безумные идеи.       Вот и сейчас в его слегка затуманенную голову алкоголем пришла мысль: споить последнего неспоянного офицера – Рёна. Кошак долго и упорно прятался от босса и его алкоголя всё то время, что находится в Варии. А это ни много ни мало целых двенадцать лет. И вот настал его час.       Нашёлся он быстро: полигон второе по посещаемости место в списке Рёна. Пока тот не успел опомниться, Занзас утащил его к себе в кабинет, чуть ли не насильно вливая алкоголь. Пить добровольно тот не хотел. И уже вскоре Скайрини пожалел о своём решении.       Ранее флегматичный Рён настырно лез к нему, тихо прося ласки. И отодрать его у резко протрезвевшего Занзаса не вышло, тот вцепился мёртвой хваткой и ни в какую не хотел отпускать. Не спасли Босса ни пламя ярости, ни пушка у лба Рёна. Тот всё продолжал нагло лезть, крепко прижимаясь, прося поглаживаний. Пришлось Занзасу сдаться.       Он попробовал провести рукой по волосам Хамады. Движение вышло несколько резким и даже грубоватым, но, казалось, наглый кошак этого не заметил. Он тихо млел, широко и пьяно улыбнувшись. Следующие поглаживания вышли уже более уверенными и смелыми, не теряя своей резкости. А Рён, видно совсем сдурев, положил голову на колени босса, уперевшись в них подбородком. Казалось, он совсем заснул, поэтому Занзас ни минуты не теряя, скинул его с себя. И, демонстративно перешагнув, ушёл к себе в спальню: спать. Хватит ему на сегодня острых ощущений.       Но Рён так просто сдаваться не хотел. Он проснулся, поднялся, встрепенулся и начал горлопанить песни. Совершенно разные, на всех ему знакомых языках, иногда путаясь в словах и забывая текст. Причём на кабинете босса он не остановился: ходил по всему особняку, особенно долго стоял у двери Бельфегора. И его нетрезвое состояние нисколько не мешало ему успешно уворачиваться как от стилетов, так и от меча Скуало. Делал он это с ленивой грацией, но слегка пошатываясь и не сбавляя оборотов в громкости пения, жутко фальшивя.       Весь особняк не сомкнул ночью глаз, пытаясь насильно заткнуть неугомонное Облако. А тот упорно уворачивался от всего, что только можно, вспоминая всё новые и новые песни. Даже пули бешеного Занзаса, что всё же не смог уснуть от суматохи, пролетали мимо. Кажется, Кот взял на себя роль Найто Лонгчемпа. К четырём утра его хотели убить все без исключения. Но если рядовые побаивались, то офицеры приступили к этому с ещё большим энтузиазмом. Всё же фальшивил он ужасно, а надрывной голос красоты не добавлял.       К счастью, ближе к девяти утра добраться до Рёна всё же удалось. Его оперативно выловили, и, пока он кричал «Свободу попугаям! Свободу!», вырубили. Все выдохнули спокойно и, послав собрание Вонголы вместе с ней же, улеглись спать всем особняком.       На следующий день они все дружно (и откуда такая слаженность) промывали мозги помалкивающему Рёну. Кажется у него болело всё с головы до пят. А особенно горло. Как бы он не старался оправдать своё прозвище, но тело у него было человеческое. Оно просто не выдержало такого издевательства, поэтому голос у Рёна пропал, на счастье окружающих. А Занзас зарёкся поить своё Облако. Больше ни капельки алкоголя в его рот не попадёт. Даже если Скайрини снова захочется приласкать Кота. Всё же эта ночь стала не только адом на земле, но ещё и полным откровением. Поэтому и о чувствах своего хранителя к себе же было случайно выяснено. Но Занзас это припомнит. Всё же память у него хорошая.