Взаимная невзаимность

Все дожди, какие когда-либо выпали или выпадут, не смогут угасить того адского пламени, которое иной человек носит в себе.

Гречкин открыл глаза и уставился в потолок. В комнате было темно, казалось, что начало вечереть. Кирилл нахмурился и перевёл взгляд на прикроватную тумбу, где стояли электронные часы. Без десяти три. День. Потерев глаза, мажор поднялся на локтях и огляделся. За окном было пасмурно и, если прислушаться, то можно было уловить чуть слышный шум дождя. Тучи над Петербургом начали сгущаться ещё в половине восьмого, но Гречкин в это время крепко спал уже как три часа. Поднявшись с постели, Кирилл поплёлся в ванную, мысленно слегка изумляясь тому количеству времени, которое он проспал. На самом деле мажора это мало волновало, он всё-таки устроил себе заслуженный выходной, после которого грех не проспать весь день. Несмотря на нелётную погоду, настроение у Гречкина было просто отличным. Вчера он действительно отдохнул так, как уже давным-давно не отдыхал. Пусть мажор и отвык за время пребывания Макарова в особняке от подобных мероприятий, всё равно был доволен, хоть и немного помят. Не зря же он почти три с половиной года имел репутацию самого главного кутилы в Питере. Сейчас, видимо, повзрослел и стал сдавать позиции. Кирилл мысленно усмехнулся, думая об этом. Всё же сейчас у него уже не было так много свободного времени, как раньше. И теперь приходилось довольствоваться хотя бы такими редкими тусовками. Гречкина всё устраивало. Сейчас ему не было особого дела до бесконечных плясок, заканчивавшихся к утру, и рек алкоголя. Всё это уже порядком мажору наскучило и более не вызывало такого интереса, как раньше. В конце концов, всё когда-нибудь надоедает, даже попойки в особняке. Из вчерашнего Кирилл помнил мало. Первый час всплывал в голове чётко и ясно, тогда как остальная ночь расплывалась перед глазами мутным ярким пятном. Люди. Огромное количество людей. Гречкин уже не помнил, когда видел столько народу у себя дома в последний раз. Серый и Машка, которые всё это и организовали. Их Кирилл помнил отчётливо. Та девушка, пришедшая вместе со знакомыми. Гречкин почти не запомнил её лица, что говорить про имя. Но, судя по мимолётным воспоминаниям она была достаточно приятной особой. Вплоть до того момента, пока Кирилл не послал её подальше, и та не влепила ему пощечину. Гречкин тихо, с каплей ностальгии, рассмеялся себе под нос. Такое происходило всякий раз, когда он отказывал девушкам в предложении продолжить приятное времяпровождение в его спальне. Кирилл не поступался своим принципам даже вусмерть пьяный. Подняв глаза на своё отражение в зеркале, Гречкин недовольно нахмурился. Проведя пальцами по шее, он поморщился. На коже багровели засосы. Вчерашняя новая знакомая не хило покусала мажора, чему тот был не особо рад. У него не было сил из-за опьянения в тот момент останавливать девушку, когда та с каким-то не присущим дамам остервенением впивалась в его шею. Кирилл не любил засосы. Метки принадлежности. Гречкин сам никогда и никому их не ставил и оставлять на себе почти никогда не позволял. Не потому, что считал себя свободолюбивой личностью и любителем секса без обязательств. Нет. Он просто за всю жизнь ещё не встретил девушку, которой хотелось бы обладать и принадлежать ей. То, что у Кирилла никогда не было серьезных отношений, почти общеизвестный факт, который мажор никогда не скрывал. Ни одной девушке он не давал и шанса на «продолжение банкета», потому что практически все они лишь меркантильные пустышки, которым совершенно плевать на Гречкина и его суть. Что поделать, но таковы современные реалии. И Кирилл лет с шестнадцати знал, что искать спутницу жизни, ему нет смысла. Всё уже давным-давно решили за него, а спорить не осталось ни сил, ни времени, ни желания. Гречкин замер и с долей печали скривил губы. Экзистенциальный кризис настиг его ещё в семнадцать, когда как в среднем у большинства людей он проявляется годам так к двадцати-тридцати. Неприятные мысли Кирилл попытался отогнать, наклонившись над раковиной. Открыв кран и пустив холодную, почти ледяную воду, мажор несколько раз умылся. Холод помог привести голову в относительный порядок. Сходив в душ и переодевшись, Гречкин покинул свою спальню и направился в столовую. Особняк из-за темноты казался слишком мрачным. Днём, каким бы он ни был, всегда горело довольно небольшое количество света. Не в целях экономии, нет, просто вся подсветка в доме была скорее для антуража, чем для практического использования. Кто это придумал? А черт его знает. Наверное, тот, кто как раз и строил этот особняк. А строился он, должно быть просто для показухи, нежели для длительного пребывания и жилья. Кирилл никогда не любил свой дом, пусть и жил в нём с самого рождения. Стены всё равно казались чужими и ненастоящими. Словно декорации. По пути до столовой Гречкин внезапно решил сменить маршрут и свернув, направился к балкону. В такую погоду, как сейчас, Кириллу всегда хотелось курить. Много думать и курить, не замечая времени. В такие моменты оно будто останавливало свой ход, давая возможность, наконец, замедлиться и вдохнуть воздух полной грудью. Пусть и отравленный горьким дымом сигарет. Выйдя на балкон, Гречкин прикрыл глаза, после чего потянулся, задрав руки вверх и встав на носочки. Дождь редкими каплями окроплял его лицо, волосы, чистую футболку и тонкие носки. Ноги в них у Кирилла пусть и мёрзли, пока он бродил по холодному мрамору особняка, но зато мажор так чувствовал себя свободнее. Только сегодня. Достав из кармана пачку сигарет и зажигалку, Гречкин самозабвенно прикурил одну и с удовольствием сделал первую затяжку. Та обожгла горло, отчего мажор поморщился. Недовольно оглядев балкон и открывающийся вид на мрачный лес вокруг, Кирилл вдруг заметил маячившее прямо перед глазами оранжевое пятно. Кот. Лу сидел на перилах и с интересом наблюдал за тем, как с крыши то и дело капает вода. Рыжий зябко ёжился от сырости, но с места не сдвигался, продолжая упрямо ловить взглядом каждую каплю. Кирилл непонимающе нахмурился и, зажав сигарету между губ, направился к перилам. — Тебе тут по приколу мокнуть? Ты чё тут забыл, а? Морда? — сделав ещё одну затяжку и выдохнув дым в сторону, обратился к коту Гречкин. Лу смерил его непроницаемым взглядом, после чего отвернулся. Кирилл хмыкнул. Он меньше чем за пять минут докурил сигарету и, выкинув бычок прямо с балкона, снова повернулся к рыжему. Кот так и продолжал задумчиво смотреть вдаль, словно ничего больше его в этой жизни не волновало. Спустя секунду Лу уже был у Гречкина на руках и мочил своей промокшей шерстью футболку мажора. Недолго думая, Кирилл направился к Лёше. Тот с высокой долей вероятности должен был быть у себя в спальне. Туда-то Гречкин и двинулся. Коридор тянулся мучительно долго, а у Кирилла как на зло из головы не вылезала вчерашняя выходка Макарова. Какого хрена Лёша вообще делал внизу? Гречкин помнил всё смутно, но воспоминания о широко раскрытых, словно от страха, глазах мальчишки, смотрящих на него непозволительно долго и том, как Макаров, краснея с головы до ног, цеплялся пальцами за свою футболку, в голове Кирилла были до безумия отчётливыми. Гречкин никогда не видел на лице Лёши подобные эмоции, сейчас же в воспоминаниях четко всплывали даже еле заметная дрожь в пальцах мальчишки. Тот выглядел таким растерянным и в то же время настолько смущённым, что подобная смесь эмоций на лице Макарова, заставляла Кирилла реагировать, мягко говоря, не очень правильно. Чёрт. По спине у Гречкина побежали мурашки. Мажор тут же недовольно зажмурился. Какого черта он запомнил всё в таких подробностях?! Он имени девушки, с которой переспал прошлой ночью назвать бы сейчас не смог, зато, как выглядел мальчишка, стоявший напротив него от силы минуты три, Кирилл запомнил во всех деталях. Тяжело вздохнув, Гречкин повёл плечами и небрежно качнул головой, будто отмахиваясь от самого себя. Ну подумаешь, запомнил. С кем не бывает. Не каждый же день у тебя появляются нежданные зрители, которые еще и внимательно смотрят на то, как ты занимаешься сексом. Да уж, такого опыта у Кирилла ещё не было. Громко усмехнувшись, он ускорил шаг. Ему теперь, почему-то, хотелось прийти и застебать мальчишку за этот поступок. «Ну подумать только, что за дурачина малолетняя? Стоял и пялил, как я девчонку натягиваю. И ведь с места не двинулся, балбес. Застремался, походу, тут я его могу понять», — весело размышлял Гречкин, идя широкими шагами до спальни Лёши. Он действительно понимал чувства Макарова. Ему и самому первые несколько секунд было до усрачки стрёмно. А вот о том, что было после, Кирилл себе думать запретил. Почти дойдя до комнаты Лёши, Гречкин остановился посреди коридора и громко чихнул. Глаза слезились, а из носа текло как при простуде. Блядская аллергия. Кирилл недовольно глянул на кота. Он не знал, на кого злился больше: на себя или на рыжего. Всё-таки винить животное за свою аллергию неправильно, поэтому мажор решил мысленно вмазать себе. За выданное им разрешение мальчишке оставить кота в особняке. Хмуро дойдя, наконец, до нужной спальни, Кирилл замялся на пару секунд. Внезапная неловкость заставила его замереть на пару секунд, но он тут же от нее отмахнулся, натягивая на лицо расслаблено-довольную гримасу. Дважды неуверенно постучавшись, Гречкин, не дожидаясь ответа, открыл дверь и зашёл в комнату. В спальне Макарова было темно и душно. Сам мальчишка лежал на кровати спиной к двери и не подавал никаких признаков жизни, кроме размеренного дыхания. — Малой, ты чё, спишь что ли? — Кирилл опустил кота на пол и направился к окну, чтобы проветрить комнату. Спальня наполнилась шумом дождя. — Нет, — безразлично отозвался Лёша. Гречкин повернулся и оглядел мальчишку цепким взглядом. Тот лежал на боку, поджав к себе ноги, и уставшим взглядом пялился куда-то в стену. — Чё с тобой? Заболел что ли? — обеспокоенно поинтересовался Кирилл и, подойдя к кровати, сел на корточки напротив лица Макарова. — Нет, голова просто болит, — Лёша как будто специально избегал взгляда Гречкина, смотря куда угодно, но не на него. — Почему? — нахмурился Кирилл, бегая глазами по лицу мальчишки. Тот выглядел уставшим, если не измученным. Кирилл в этот момент тут же передумал стебать мальчишку сегодня. Это может подождать до лучших времён. — Откуда я, блять, знаю? — раздраженно бросил Лёша, всё так же не поднимая взгляда на Гречкина, а после чуть тише добавил, глянув в сторону окна. — На погоду наверное. — Может простыл всё-таки? Температуры нет? — Кирилл уложил ладонь на лоб Макарова, чтобы проверить свои предположения. — Обезбол пил какой-нибудь? Принести? — Не трогай меня. Нет, не пил, не надо мне ничего. Отстань, — Лёша недовольно свёл брови к переносице и раздраженно откинул руку Гречкина от себя. Кирилл цокнул языком и отстранился. У пацана реально была температура. Что-то между тридцати семью и тридцати восьми градусами. Самая противная, вот малой и выпендривается. Гречкин устало поднялся на ноги и вздохнул. — Поздравляю, у тебя температура, — объявил мажор, а после добавил: — Тебя как угораздило-то? Где ты умудрился, блять? Недовольно покачав головой, Кирилл пробежался взглядом по комнате. По всюду были разбросаны вещи. Несвойственный мальчишке беспорядок. Нагнувшись, Гречкин поднял с пола полотенце и понес его в ванную. Включив свет, мажор присвистнул. Ну и срач. Хотя кто он вообще такой, чтобы осуждать подростка за бардак в комнате? Закинув полотенце в корзину с грязным бельем, Кирилл раздраженно поморщился, ибо наступил на разлитую по кафелю воду и намочил носок. Ну заебись, только этого не хватало для полного счастья. Недовольно скосив взгляд, Гречкин глянул на ванну. Та была наполнена. Чисто из любопытства Кирилл подошёл ближе и опустил руку в воду. Та была какой-то слишком холодной для недавно остывшей. «Вот блять...», — тут же пронеслось в голове мажора от внезапной догадки, после чего он раздраженно прикрыл глаза на несколько секунд, чтобы унять эмоции. Ну что за идиот малолетний? Что он за моду взял чуть что в воду лезть? Кирилла это даже на секунду повеселило. У пацана всё из крайности в крайность. Либо кипяток, либо ледяная вода. Третьего не дано. И с чего это он вдруг? «Неужели из-за вчерашней херни парится? Ему настолько стыдно за это или чё?», — допустил мысль Гречкин, но тут же её отогнал. «Не всё в этом мире вокруг тебя крутится, придурок», — сам себя заткнул мажор и направился обратно к Лёше. Макаров не сдвинулся с места ни на миллиметр. — Так, — Кирилл встал посреди комнаты и упёр руки в бока. Он снова глянул на мальчишку, а после почувствовал, как по ногам ощутимо тянет холодом. По комнате гулял сквозняк, и Гречкин тут же, спохватившись, подошёл к окну и закрыл его. — Я сейчас за градусником сгоняю и таблы какие-нибудь притащу, — поделился Кирилл. — А ты укройся что ли, смотреть на тебя холодно. — Блять... Просто свали, — прошипел Лёша, раздраженно прикрыв глаза. Гречкин в ответ недовольно покосился на мальчишку. — Чё с тобой? Чего агришься на меня с нихуя? Как будто я хуже тебе пытаюсь сделать, — возмущенно сложив руки на груди, Кирилл недовольно поджал губы. Лёша на это только цокнул языком и тяжело вздохнул, как будто ему уже это всё надоело. — Или ты на меня за тусовку обиделся? — предположил Кирилл. — Хорошо, каюсь, нужно было сначала тебе об этом сказать. Доволен? — Да мне вообще насрать, — раздраженно буркнул мальчишка, отворачиваясь от Гречкина на другой бок. — Тогда чего бычишь на меня? Чё я тебе плохого успел сделать? — не унимался Кирилл, повысив голос. Он действительно не понимал, что происходит. Он вроде как сейчас помочь мальчишке пытался, а тот ни с того ни с сего злится. — Да блин, отъебись от меня, ладно?! Мне и так хреново, ещё ты тут орёшь! Ты чё припёрся вообще?! — в итоге всё-таки вспылил Лёша и, подорвавшись с кровати, наконец глянул Кириллу прямо в глаза. — Кошака твоего сраного принёс! Херовый из тебя хозяин, раз я его на балконе под дождём нашёл, — Кирилл разозлился следом. Лёша в секунду пробежался взглядом по комнате и нашел Лу, сидящего около шкафа. В ту же секунду Макарову стало стыдно, он так глубоко ушел в свои мысли после вчерашнего, что напрочь забыл о рыжем. Гречкин был прав, он херовый хозяин. Лёше в один момент хотелось ответить мажору, что это из-за него он не смог найти кота, но в последнюю секунду сдержался и вместо ответа лишь устало повалился обратно на кровать. — Кирилл, блять... Просто исчезни. И без тебя тошно, — выдохнул мальчишка, снова уставившись взглядом в стену. — А нехуй в холодной воде хлюпаться, — недовольно озвучил свою догадку мажор. Макаров на секунду напрягся, не понимая, как Кирилл узнал об этом, но тут же взял себя в руки и упрямо закрыл глаза, игнорируя присутствие Гречкина в своей комнате. — Ты меня теперь игнорить собрался? — простояв в тишине добрых полминуты, снова подал голос мажор. — Ведёшь себя как истеричка. — Да? — саркастично усмехнулся Лёша, не поворачиваясь. — А ты как приставучая нянька. Я тебя вроде к себе в мамаши не записывал. Кирилл на пару секунд шокировано завис, после чего нахмурился. — Малой, ты чё ахуел? Терпение мое сегодня решил поиспытывать? Я блять вообще-то волнуюсь за тебя, а ты строишь из себя хуй пойми что. Честно? Гречкину было в этот момент до усрачки обидно. К нему многие относились как к дерьму, но Кириллу было на это абсолютно фиолетово. Однако, когда родной человек говорит что-то подобное — это уже совсем другое. Да, Гречкин считал Лёшу родным и близким человеком. Поэтому слышать от него что-либо, настолько пропитанное пренебрежением, было попросту больно. — А кто тебя просит волноваться? Я тебе уже кучу раз сказал: Просто уйди, — с нажимом проговорил Макаров, больше не повышая голоса. Ему было тошно от самого себя и своего поведения. Но по-другому он сейчас просто не мог. — Предлагаешь от тебя съебаться и бросить валяться с температурой? — удивленно раскрыл глаза Кирилл, злясь всё сильнее. — Да, именно это я и предлагаю, — грубо выплюнул Лёша, кусая нижнюю губу от напряжения. Гречкину в этот момент казалось, что он вот-вот взорвётся. Громко рыкнув, он, не зная куда деть злость, со всей силы пнул стоящий рядом стул, отчего тот с грохотом повалился на пол. Макаров на секунду рефлекторно прикрыл глаза, слегка дёрнувшись. — Пизды бы тебе разок дать, а то дохуя выебонов в такой маленькой упаковке, — зло бросил Кирилл и, развернувшись, направился к двери. — Катись уже, — напоследок сказал Лёша и тут уже услышал, как хлопнула дверь. Кто бы знал, как он ненавидел себя в этот момент. Перевернувшись на спину, Макаров устремил взгляд в потолок. Ему было настолько хреново, что хотелось выть от бессилия. Глаза против воли стали влажными, а в носу защипало. Как же. Ему. Сука. Плохо. Дышалось с трудом от подступающего насморка. Горло болело, голова и шея — тоже. Но всё это и рядом не стояло с тем, что сейчас бушевало внутри. Лёше хотелось спрыгнуть с крыши, чтобы больше ничего подобного не чувствовать. Он готов был прямо сейчас душу продать за то, чтобы перемотать время назад и остаться в комнате вчерашней ночью. Лишь бы всего произошедшего не случилось с ним. Макаров пришел в себя вчера только в тот момент, когда уже сидел на полу в ванной и сверлил взглядом свою испачканную в семени руку. Осознание собственного поступка пришло не сразу. Лёша ещё долгих несколько минут неподвижно сидел, пытаясь выровнять дыхание, прежде чем испуганно подорваться на ноги. Судорожно поправив на себе одежду, Макаров подбежал к раковине и, включив воду, тут же принялся тщательно промывать ладони. Руки тряслись от волнения, потому Лёша, не выключая воду, зацепился пальцами за края раковины. Подняв голову, он шокировано уставился на своё отражение. Подступившая к щекам кровь окрашивала их румянцем, блестящие глаза растерянно бегали, а чёлка прилипла ко лбу от пота. Шум в ушах, кажется, заглушал собой даже шум напора воды. Сглотнув вставший в горле ком, Макаров порывисто убрал чёлку со лба и, наклонившись к раковине, умылся. В голове, крутился рой мыслей, но одна из них была самой громкой: «Что я только что сделал?..» Лёше хотелось разорваться на части. Как он, черт возьми, мог позволить этому произойти?! Что на него, сука, нашло?! Чем он вообще думал в этот момент?! Дыхание всё никак не приходило в норму, а Макаров так и продолжал прожигать дыру в собственном отражении. Ему хотелось самоуничтожиться прямо тут, в этой ванной, исчезнуть, выпасть из мира, убежать далеко-далеко, чтоб ни одна живая душа не нашла, и похоронить себя вместе со своим позорным поступком. Лёше хотелось пристрелить себя на месте, хотя бы потому, что жар во всем теле так и не утихал, становясь как будто ещё сильнее. Ненавидя себя за собственную реакцию, Макаров, чертыхнувшись, опустил голову под холодную воду. Не помогло. Матерясь на все лады, Лёша развернулся и пошел к ванне. Тут, резонно отметил про себя мальчишка, поможет только тяжёлая артиллерия. Повернув кран, Макаров позволил холодной воде быстро наполнять собой ванну. Прикрыв глаза, Лёша, в очередной раз, попытался совладать с собственным сбившимся дыханием. Перед глазами, как на зло, всплывала всё та же картина. Кирилл. Его взгляд, движения, голос. И по телу в ту же секунду снова пробегают горячие мурашки, спускаясь вниз. Щеки от стыда пылают огнем, а мысли путаются, не позволяя отвлечься. Согнувшись над ванной в три погибели, Макаров вымученно зашипел себе под нос ругательства, тяжело выдыхая воздух из лёгких. Возбуждение возвращалось, словно никуда и не уходило. Наплевав на всё, Лёша трясущимися руками скинул с себя всю одежду и залез в ванну. Конвульсивно дёрнувшись от холода, мальчишка рефлекторно отпрянул от воды, приподнимаясь, но тут же упрямо сел обратно. Дрожа, Макаров чувствовал, как по плечам с волос бегут холодные капли, но не сдвигался с места. Ванна к тому времени наполнилась уже больше чем до половины. Зажав нос рукой, Лёша, зажмурив глаза, откинулся назад и соскользнул вниз, опускаясь полностью под воду. Холод окутал каждый сантиметр тела, словно обжигая кожу. Макарова не хватило и на пять секунд, прежде чем он вынырнул, хватаясь за бортики ванны. Возбуждение как рукой сняло. Дрожа всем телом, Лёша тут же выбрался из воды. Шлепая босыми ногами, оставляя за собой мокрые следы, Макаров схватил первое попавшееся полотенце с полки и накинул на плечи. Кожу покрывали мурашки, а губы дрожали от холода. Наскоро вытеревшись, Лёша закинул грязные вещи в корзину, после чего зашагал обратно в комнату, где переоделся. Запрыгнув в кровать, мальчишка тут же накрылся одеялом. Не обращая внимания на дрожь, Макаров думал только обо одном: «Сработало». Сейчас он не чувствовал ничего, кроме холода, и это, как ни странно, неимоверно успокаивало. Теперь не было даже намёка на былое возбуждение, и это не могло не радовать. Но как бы Лёша не радовался в тот момент своей маленькой победе, мысли о произошедшем снова перекрывали собой всё. Что вообще с ним в последнее время творится? Зачем он сделал это? В какой момент он свернул не туда? Макаров кусал губы, чесал ладони и шею, не зная, как успокоить нервы и переключиться на что-то. Он, по сути своей, никогда не был ярым фанатом дрочки, как практически все его сверстники. Лёшу никогда особо сильно не привлекало это занятие, в то время как его соседи по комнате или просто знакомые в детском доме занимались этим чуть ли не каждый день. В спальне, в общих душевых, в туалете — не важно где. У Макарова подобное занятие ничего кроме отвращения не вызывало. Возможно он родился каким-то неправильным. Так Лёша и думал долгое время, пока не понял, что просто не вписывается в ряды озабоченных, малолетних сперматоксикозников. Мастурбация — это конечно здорово, приятно и всё такое, но у мальчишки она всё равно, сколько он себя помнил, чрезмерного интереса не вызывала. У него на подобное просто не оставалось времени. Он много учился, ходил на дополнительные занятия, делал уроки и почти всё своё свободное время уделял Лизе. К тому же сестра часто засыпала у него в комнате, когда всех, три с половиной года назад, расселили в результате постройки нового жилого корпуса по отдельным спальням. У Лёши просто не было возможности. Хотя и желания, к слову, тоже. Потому подобное поведение со своей стороны, Макарова шокировало с удвоенной силой. Он ведь совершенно не такой человек, так с чего бы такая бурная реакция? Но гораздо сильнее Лёшу поразило не это. Почему Кирилл? Почему именно проклятый Гречкин? Почему это не какая-то девчонка с пышной грудью и шикарной задницей, встречая фотки которых где-то в интернете, Лёша из раза в раз застенчиво отводил взгляд, пролистывая подобное. Почему парень? Почему Кирилл? Макаров сам не мог себе объяснить, почему так завелся от чужого потемневшего от возбуждения взгляда и кончил, представляя крепко сжимающие руки Гречкина на своих бедрах. Разве всё это нормально? Лёша не понимал, почему его так влечет. И не к кому-то, а именно к Кириллу. Когда это началось? Макаров уже не раз задумывался, что они с Гречкиным стали близки. Всё-таки они живут и существуют под одной крышей и практически каждый день проводят в компании друг друга. Макаров даже назвал мажора другом, пусть и сам не до конца был в этом уверен, ведь это было нечто другое, похожее, но другое. И Лёша на подсознательном уровне понимал, что эта дружеская симпатия уже давно пустила корни и стала разрастаться. От этих мыслей становилось не по себе. Непонимание собственных чувств вводило в ступор, не давая возможности объективно судить о ситуации. Елизавета Андреевна учила первым делом разбираться с собственными переживаниями, а уже после думать об остальном. Но что делать, если разобраться так сложно? Это казалось Лёше невыполнимой задачей. Что он чувствует к Кириллу? Вряд ли сейчас Макаров смог бы ответить себе на этот вопрос. Он чувствовал слишком много. Чувства. И все они до ужаса неправильные. И вот сейчас, лёжа на спине, в своей спальне, Лёша жалел, что вообще появился на свет. Он не спал почти всю ночь, долгое время терзаемый многочисленными мыслями и сомнениями, после чего так и не смог сомкнуть глаз. В данную минуту Макарова уже не так заботили мысли о вчерашнем, как произошедшее только что. Пойдя на поводу у стыда от собственных действий и растерянности, вызванной непониманием собственных чувств, Лёша сильно обидел дорогого человека. Иногда слова ранили куда сильнее, чем поступки. Макаров это прекрасно понимал, но не смог заставить себя заткнуться в самом начале, а дальше просто не смог унять поток всего того дерьма, что лилось из него в сторону ни в чем не повинного Гречкина. Тот просто хотел позаботиться о нём, а Лёша последнее время совершенно не знал, как в такие моменты ему себя вести. Начав принимать эту драгоценную заботу, Макаров рисковал однажды не справиться. Он боялся, что чувства, копящиеся в нём изо дня в день, будут продолжать расти, и когда-нибудь сдерживать их станет невозможно. Сам факт их проявления не столько пугал мальчишку, сколько их непринятие Кириллом. Тот не поймет, оттолкнет и закроется, и уж лучше Лёша сделает это первым. Нужно было снова установить ту дистанцию, что была в начале. Пусть лучше всё останется так, как было два месяца назад. Никакой неловкости, никакой неуместной симпатии и чувств. Потому что больше всего на свете Макаров боялся обжечься. А сегодня Лёша ненавидел себя как никогда до этого. Да, сейчас он оттолкнул Гречкина. Но стало ли ему от этого легче? Нет, стало только хуже. Со стороны, да и в глазах Кирилла, он выглядел полной сволочью. И с каких пор он стал таким мудаком? «С недавних, потому что полный идиот», — безразлично глядя в потолок думал Макаров, не зная, что делать дальше. Подсознание подсказывало — без прежнего общения с Гречкиным он долго не протянет. Теперь уже нет. Почти уничтоженный своими размышлениями и ненавистью к себе, Лёша не заметил, как погрузился в беспокойный сон.

***

Кирилл не находил себе места. Ему хотелось кричать, крушить всё вокруг от злости и обиды. Только он подумал, что всё наладилось, как мелкий засранец снова всё испортил. Ну почему у них вечно всё через одно место, а? Неужели они не могут хоть один день провести без какого-либо пиздеца в общении? Какого хрена этот пиздюк вообще себе позволяет? Гречкин бессильно повалился на кровать, снедаемый злостью, в которой он сейчас буквально утопал. Если бы кто-то другой точно так же вылил на Кирилла столько говна, он бы уже без раздумий отмудохал этого храбреца за длинный язык. Но полил говном его не кто-то левый, а Лёша. Гречкин почти умирал внутри, понимая, что сейчас, даже под дулом пистолета, и пальцем мальчишку бы не тронул. Что за внезапное беспокойство? Почему он так печётся об этом поганце, когда тот и глазом не моргнув может покрыть его трехэтажным матом просто так? Что это? Любовь? Кирилл на секунду пораженно замер, перестав даже дышать, когда эта мысль промелькнула в голове. Всего каких-то несколько мгновений — и Гречкин покачал головой, отмахиваясь от собственных размышлений. Нет. Слишком сильное слово. К которому Кирилл даже в свои двадцать три ещё не готов. Нельзя нарекать любое беспокойство и привязанность к человеку любовью. Это совершенно разные вещи. Хоть и до ужаса похожие. Гречкин устало прикрыл глаза руками. Ему всё больше казалось, что он патологический лгун. Только обычно такие люди лгут другим, а Кирилл самому себе. И причём до того качественно, что прям... Не приебёшься. Как обычно спрятав все подобные мысли подальше, Гречкин поднялся с кровати и принялся расхаживать по комнате, не находя себе места. Спустя полчаса он спустился вниз, чтобы поесть, но кусок в горло не лез от одной только мысли, что сейчас мальчишка валяется с температурой у себя в комнате и никто ничего с этим не делает. Спустя ещё каких-то десять минут Кирилл не выдержал и отправился на кухню к Галине. Всё же кое-что глубоко внутри было сильнее гордости. Через которую мажор, неожиданно для себя самого, так легко переступил. Рассказав женщине о ситуации, Кирилл вместе с ней орудовал на кухне. Пока Галина готовила куриный бульон, Гречкин кипятил чайник, искал в кладовке малиновое варенье и перебирал таблетки в аптечке в поисках жаропонижающего. Они дошли до комнаты Лёши, когда Галина отдала Кириллу поднос с чаем, таблетками и пустой чашкой, в которой лежало полотенце для импровизированных холодных компрессов. — Держи, Кирюш, я сейчас, минут через десять, бульон принесу, — суетливо проговорила женщина и открыла Гречкину дверь в спальню мальчишки. Кирилл, осторожно перехватив поднос, прошел внутрь. Перед глазами была всё та же картина. Мальчишка, укрытый одеялом и поджавший к себе ноги, лежал, отвернувшись к окну. Оставив поднос на тумбочке около кровати, Гречкин взял с собой пластиковую чашку и полотенце, после чего ушел в ванну. Поставив чашку в раковину, он включил холодную воду и, пока та наливалась, Кирилл подошёл к ванне, где нажал на пару кнопок, чтобы слить воду. К тому времени чашка уже наполнилась, а полотенце пропиталось холодной водой. Забрав всё с собой, Гречкин направился обратно в спальню. Лёша проснулся от шума, исходящего из ванной. С трудом приподнявшись, Макаров недоуменно нахмурился и огляделся по сторонам. Взгляд зацепился за поднос, и мальчишка непонимающе огляделся снова. Голова продолжала болеть, как и горло, а глаза слипались. Лёша кашлянул и поморщился. Дышать было тяжело. Сейчас бы нос закапать. Устало повалившись обратно на подушку, Макаров прикрыл глаза, желая снова уснуть и ничего не чувствовать. В этот момент из ванной вышел Кирилл с какой-то чашкой в руках. Лёша приоткрыл глаза и на секунду подумал, что ему всё это снится. С чего бы Гречкину быть здесь? Лёша бы на его месте к самому себе после всего произошедшего вообще не подходил бы. Но Кирилл был вполне реальным. Подойдя к кровати, он поставил рядом с ней стул, а на него чашку с водой. — Чё ты тут забыл? — прохрипел не своим голосом Макаров, глядя на мажора из-под прикрытых век. — Заткнись, — сухо бросил Гречкин и достал из кармана спортивных штанов электронный градусник. Подойдя к Лёше, он слегка откинул с него одеяло, после чего оттянул футболку и сунул градусник подмышку, прижимая его для устойчивости рукой мальчишки. У Макарова не было сил сопротивляться, потому он лишь безразлично наблюдал за всеми действиями мажора. Тот не выглядел злым или раздраженным. Скорее задумчивым и хмурым. Укрыв Лёшу одеялом, Кирилл ушел в ванную, где снова нажал на несколько кнопок, прекращая слив воды. Вернувшись, он уселся на кровать и уставился перед собой. В очередной раз пробегаясь глазами по мажору, Макаров зацепился взглядом за тёмные пятна на его шее. Сразу поняв причину их появления, мальчишка поморщился. Почему-то от их вида на шее Кирилла Лёше становилось неприятно. Чувство похожее на разочарование, словно от какой-то потери, но вместо грусти — глухое раздражение. Сглотнув вставший в горле ком, Макаров прикрыл глаза, стараясь отмахнуться от этих размышлений. Это вообще не его дело. Спустя примерно минуту градусник тихо пропищал, и Гречкин забрал его. Тридцать восемь и восемь. Кирилл тихо ругнулся и спрятал термометр обратно в карман. Встав с кровати, он взял блистер с жаропонижающим и выдавил таблетку. Пару секунд подумав, Гречкин выдавил ещё одну. — На, пей, — протянув Лёше таблетки, мажор взял с подноса чашку с тёплым чаем. Макаров зажмурился и приподнялся на локтях, принимая из рук Кирилла таблетки и чашку. Он сделал несколько коротких глотков, чтобы запить лекарство, и хотел было поставить чашку обратно, но грубый голос Гречкина его остановил. — Всё допивай, — серьезно глядя на мальчишку, приказным тоном сказал Кирилл. Лёша устало перевел на него взгляд, но послушался. Чай был с малиной, и от него боль в горле слегка притупилась. Собрав все силы, Макаров осушил чашку и, тяжело вздохнув, снова лёг, натягивая одеяло. Мажор порылся в карманах и протянул ему капли в нос. Лёше хотелось благодарить всех богов за это. Приняв спрей, мальчишка перевернулся на спину и несколько раз брызнул им в обе ноздри, после чего шмыгнул носом, облегченно выдыхая. Кирилл снова уселся на кровать и наклонился к стулу с чашкой. Вытащив откуда-то маленькое полотенце, он слегка отжал его и повернулся к Макарову. Откинув мокрую от пота чёлку мальчишки, Гречкин осторожно положил холодную ткань на горячий лоб. Сползшее одеяло Кирилл осторожно поправил и отвернулся. Лёша прикрыл глаза, в очередной раз тяжело вздыхая. Ему хотелось умереть прямо здесь и сейчас. Стыд за все слова, сказанные Гречкину, душил. Ну почему Кирилл всё равно делает это? Зачем заботится о нём, даже после всего того, что Макаров ему наговорил? Почему он просто не забил на него, чтобы преподать хоть какой-то урок. Неужели ему плевать на всё сказанное? Лёша чувствовал себя полным дерьмом, находясь рядом с человеком, которого очень сильно обидел, а тот несмотря на это, всё равно пришёл к нему на помощь. — Прости, — хрипло подал голос Макаров, слегка повернувшись к Кириллу. Тот молчал. Лёша, не обращая на это внимания, продолжал говорить, хоть эти слова давались ему с трудом. — Мне так стыдно за всё, что я сказал. Прости меня, я такой урод. Кирилл повернулся спустя несколько, мучительно долгих, секунд. Он грустно улыбнулся и, осторожно протянув руку, положил её на щеку мальчишки ближе к уху и виску. — Верю, малой. Верю, — медленно перебирая пальцами чужие взмокшие волосы, Гречкин продолжал улыбаться, но взгляд его стал насмешливым и уставшим. Как он, сука, после такого вообще может злиться на этого мелкого дурака? — Спасибо, — прошептал Лёша. Он благодарил абсолютно за всё, и Кирилл это прекрасно понимал. Прикрывая глаза и ластясь под холодную ладонь мажора, Макаров облегченно выдохнул, после чего накрыл руку Гречкина своей, чтобы тот её не убрал. Потом они молчали. Никто не хотел нарушать приятную тишину, разбавленную только шумом дождя за окном. Где-то спустя пять минут в дверь постучались и зашла Галина. — Как себя чувствуешь, Лёш? — с порога обеспокоенно спросила женщина и, пройдя в спальню, поставила на стол поднос. — Я тебе покушать сварила. Надо поесть. А то сил не будет выздоравливать.

***

Весь день, как и следующий, Лёша провалялся в кровати. Температура спала ближе к вечеру и больше не поднималась. Кирилл приходил к мальчишке каждые два часа, приносил чай и по несколько раз напоминал Макарову пить таблетки. Галина трижды в день приносила ему в комнату еду, а мажор в свою очередь развлекал Лёшу своим обществом, хотя в большей степени они просто молчали, пока мальчишка в очередной раз не засыпал. Так прошло два дня, а на календаре появилась весьма неприятная дата — тридцатого августа. В этот момент Макаров сам для себя решил, что с него хватит постельного режима. Через два дня начнется учёба, а ему ещё нужно закрыть все свои хвосты по домашнему заданию на лето. Несмотря на кучу упрёков и отговоров, исходивших от Гречкина, Лёша уперто вылез из кровати и уселся за стол. За весь день Макаров успел, наконец, закончить ненавистные задачи по физике и начать читать одно из трёх произведений по литературе, по которым ему предстояло написать развернутые эссе. Тридцать первого, ближе к пяти часам вечера, несмотря на многочисленные просьбы не приезжать, приехала Милана. Она была убеждена в том, что не заболеет, потому, не слушая никого, заявилась в гости. А если это и случится, то хотя бы отдалит срок начала учёбы, и она сможет ещё недельку проваляться дома. Лёша сидел за столом и без особого энтузиазма писал эссе, в то время как подруга, развалившись на его кровати, время от времени тяжело вздыхала. — Уже семь, а Альберт так ничего в группу и не написал, — Милана в очередной раз зашла в Вотсап в ожидании сообщения от классного руководителя о завтрашней линейке. Но чат класса пустовал. — Наверное, напишет ближе к двенадцати, как обычно, — недовольно буркнул Макаров, после чего устало выдохнул. Ему уже надоело безвылазно сидеть и корпеть над проклятыми эссе. Он ни черта не успевал, и от этого напряжение росло с каждым часом. Дверь открылась, и зашёл Кирилл с пачкой чипсов в руках. Он вальяжно прошел вглубь комнаты и остановился посередине. — Чё у вас тут за тухлая тусовка? — отправив в рот сразу три чипсины, поинтересовался Гречкин. — Да нам нихера не пишут насчёт линейки. Весь день сообщения ждём, и хуй там, — Милана протянула руку, бессловно прося у Кирилла чипсы. Тот усмехнулся и уселся на кровать рядом с девушкой, передавая ей пачку. — Естественно вам, блять, нихуя не напишут. У вас линейка четвертого числа, дебилоиды. Даже я в курсе, а вы нет, — Гречкин шуточно цокнул языком, снова набирая в руку чипсы. — Афигеть, серьёзно?! — улыбнулась Милана, соскакивая с кровати. А после слегка нахмурилась. — Подожди, это ж пятница. Чё за бред? — В смысле «бред»? — покосился на девушку Кирилл, после чего тут же продолжил. — Четвертого линейка, потом субботу-воскресенье дома тусуетесь, и в понедельник на учебу. — А почему так? — Милана с озадаченным лицом жевала чипсы, скрестив ноги и сложив ладони в замок. — Придурки потому что, — отмахнулся Гречкин. — В сроки не укладываются со своим блядским ремонтом. — А ты откуда обо всем этом знаешь вообще? — наконец повернулся к ним Лёша и в недоумении поднял бровь. — А ты думаешь тебя за красивые глазки в эту школу под конец года взяли? — усмехнулся Кирилл, глядя мальчишке в глаза. — Я между прочим им тогда обещнулся частично ремонт проспонсировать, чтоб тебя туда пропихнуть. Вот они и отчитываются мне в первых рядах. Макаров закатил глаза и отвернулся. Ну конечно, как же без этого. Всё в этой жизни крутится вокруг Кирилла Гречкина. Как же иначе? — Нихуёво, — довольно протянула Милана и снова завалилась на кровать. — Тогда я сегодня у вас, пацаны. Устроим тусич. — Опа, я «за», — оживился Гречкин, заговорчески улыбаясь во все тридцать два. Милана отзеркалила его улыбку, довольно потягиваясь. — Так, идите-ка вы оба нахер со своими тусичами. Хотите тусить — тусите. Но не здесь. Мне некогда на вас отвлекаться, — раздраженно бросил Лёша, даже не поворачиваясь. — Фу-у-у, — в притворном удивлении протянула Милана. — Ну и зануда, а. Кирилл на это смешно поджал губы и широко раскрыл глаза, после чего быстро закивал, как бы соглашаясь со словами девушки. Та прыснула со смеха. — Нет, правда, Лёх. Ещё четыре дня. Успеешь ты это эссе ебучее дописать, — смеясь, уговаривала мальчишку Милана. — Отвалите, — отмахнулся Макаров. — Ну чё ты? Последний день лета всё-таки. Надо проводить, — подключился к девушке Гречкин. — Нет, — непреклонно ответил Лёша, всё так же не поворачиваясь. Милана цокнула языком, понимая, что упрашивать друга бесполезно. Они с Кириллом спустя несколько минут перестали обращать на себя внимание мальчишки, переговариваясь между собой. Лето подошло к концу, и от этого становилось как-то тоскливо. Макаров не мог отделаться от мысли, что за эти три месяца с ним произошло столько всего, что впечатлений хватит на всю жизнь. Вот что значит жить с Гречкиным под одной крышей. Ни дня без какого-то приключения. Кирилл перевернул всё в существовании Лёши с ног на голову, не приложив к этому почти никаких усилий. И мальчишка не переставал этому удивляться. Как один человек способен на что-то подобное? Вопрос, наверное, так и останется открытым. Кирилл свалил к себе уже в половине десятого, оставляя Макарова с подругой одних. Лёша к тому времени уже умаялся и всё-таки отложил эссе до завтра. Они с Миланой сходили вниз, где взяли немного еды, и вернулись обратно в спальню. Поставив на ноутбуке для фона какой-то второсортный ужастик, друзья погасили свет, оставив гореть только настенные лампы, и улеглись на кровать. Переговариваясь, они время от времени мельком смотрели фильм, смеясь с его глупости. Ближе к двенадцати, наконец, пришло сообщение от Альберта Иосифовича, где мужчина рассказал о том, как обстоят дела в школе и о предстоящей линейке, говоря практически тоже самое, что ранее сообщил Кирилл. — Я же говорил, — ехидно подметил Макаров, глядя на время, когда пришло сообщение. Милана уехала домой ещё до обеда на следующий день, ссылаясь на тренировку в зале. Они с Лёшей разговаривали почти до трёх ночи, прежде чем заснуть у Макарова на кровати. Весь оставшийся день мальчишка потратил на выполнение домашнего задания и под вечер, наконец, закончил. Чувство свободы было просто нереальное. Аж дышать стало легче. На часах была половина десятого, когда к Лёше в комнату заглянул Кирилл. Он весь день слонялся по особняку без дела, ибо от работы был совершенно свободен, пусть и всего на несколько деньков. Безвылазно сидеть одному в своей спальне Гречкину порядком надоело, потому он решил проведать мальчишку и, к своему счастью, узнал, что тот освободился и теперь точно так же, как он, бездельничает уже несколько часов. — Мож в картишки? — предложил мажор, облюбовав кровать Макарова. Лёша задумчиво хмыкнул, оценивая в голове степень того, насколько ему скучно. Мальчишка подумал всего пару секунд, прежде чем согласиться. Заняться действительно было больше нечем. Кирилл усмехнулся и, достав колоду, лениво перетасовал карты. Они играли несерьёзно. Ну по крайней мере, так казалось Лёше. Почти все два часа, он всё глубже и глубже уходил в свои мысли, практически не замечая перед собой Гречкина. В голове крутилось разное, но всё неизменно сводилось к одному единственному человеку. Макарову уже хотелось лезть на стену. И всё же было лучше, пока он был загружен по самое не хочу школьными заданиями на лето. Так хотя бы не было времени на ненужные и в какой-то степени неприятные размышления. Да, Лёше было неприятно от всего, что сейчас происходило между ним и Кириллом. Хотя точнее, скорее то, что творилось лично с ним. Непонимание самого себя выбивало из колеи и не давало ни секунды покоя. Мысли о произошедшем роились в голове, заставляя то и дело заламывать от волнения пальцы и кусать уже порядком истерзанные губы. Казалось, словно что-то вот-вот должно было произойти. Не ясно, хорошее или плохое, но Лёша чувствовал, что что-то надвигается. Ещё мальчишка почти физически ощущал, насколько были натянуты сейчас их с Гречкиным отношения. Как будто тонкая нитка, которую ещё немного и разорвут на части без возможности завязать обратно. Макаров видел, как Кирилл напряжен, видел, как тот умело делал вид, что ничего из ряда вон не происходило и не происходит. Но они оба, понимая, что эта игра в молчанку ни к чему хорошему не приведет, всё равно не обмолвились друг с другом ни словом. Лёше хотелось поговорить с Гречкиным. Обсудить произошедшее, но что-то раз за разом останавливало его. И этим «что-то» был страх. Самый обычный страх разрушить всё то, что уже и так держалось на последнем издыхании. Макаров просто не хотел испортить всё ещё больше. Сидя в своей комнате рядом с Гречкиным, Лёша понимал, что сейчас отличный шанс завести разговор и, наконец, поговорить как нормальные люди. Кирилл лежал рядом и с улыбкой на лице, что-то рассказывал. От этого у Макарова уже в пятый раз слова застревали в горле, так и оставаясь лишь тяжёлыми размышлениями. Ну не хотел он портить такую приятную атмосферу своими дурацкими разговорами и всё тут. Но мысли от затянувшегося молчания никуда не уходили, продолжая накапливаться. А что бы, смотря на всё это, сказала бы Лиза? Во что Лёша превратил свою жизнь? Почему позволил человеку, виновному в смерти его родной сестры подобраться так близко? Почему он вообще сейчас здесь так спокойно играет в карты с Кириллом Гречкиным и волнуется о том, как бы не испортить с мажором дружеские отношения? Как он до этого докатился? Ведь ещё совсем недавно Макаров ненавидел Кирилла больше всего на свете, а сейчас мечется в противоречивых чувствах и от одного взгляда голубых глаз покрывается мурашками. Ему правда хватило лишь томного взгляда, заставившего дыхание сбиться, для того чтобы смутиться до корней волос и сорваться к себе в комнату, где потом... «Так всё! Нет! Хватит! Не было такого!», — отчитывал сам себя мальчишка, прерывая поток собственных мыслей, от которых было до смерти стыдно. Как так-то вообще?! Он точно унесёт этот секрет в могилу. Совершенно точно. Лёша исподлобья, смущённый своими же воспоминаниями, глянул на Гречкина. Тот умиротворённо изучал свои карты, казалось, целиком и полностью расслабленный. Глядя на такого Кирилла, Макаров так и не нашел в себе сил заговорить с ним, а после, сам не заметил, как провалился в сон. Открыв глаза, Лёша поднялся с кровати и никого не обнаружил рядом. В комнате всё так же горел свет. Не думая ни о чём, мальчишка вышел из комнаты. В коридоре было пусто и отчего-то будто темнее, чем обычно. Он прошел всего пару шагов, прежде чем за его спиной с тихим скрипом слегка открылась дверь. Макаров не понял, как дошел до другого крыла, и сейчас, заметив позади себя комнату Кирилла, не теряя времени, направился в ту сторону, словно ведомый чем-то. Из образовавшейся щели в коридор бил тёплый жёлтый свет, разбавляя собой темноту коридора. Лёша схватился за ручку и внезапно прислушался к голосам, доносящимся из спальни. Тихий бубнеж Кирилла и детский смех, который Макаров узнает из тысячи других. Не размышляя ни секунды, мальчишка ворвался в комнату без предупреждения и в недоумении уставился на открывшуюся ему картину. — Лиз?.. — неверяще почти прошептал Лёша. Глаза бегали по лицу сестры, такому же, как и всегда. Родному. Девчонка сидела на полу и заразительно хихикала. В руках у неё были фломастеры, а рядом сидел Кирилл. Сгорбившись в три погибели, он старательно что-то рисовал, высунув кончик языка, вызывая этим смех младшей. Услышав голос брата, Лиза подняла взгляд вечно блестящих от радости глаз, и её лицо в ту же секунду озарилось улыбкой. — Наконец-то пришёл, мы уже устали тебя ждать, — театрально вздохнула сестра, откидывая длинную косу назад. — Что ты тут делаешь? — сипло прошептал Лёша, во все глаза глядя на сидящую всего в двух метрах сестру. Недолго думая, Макаров подошёл ближе и сел рядом. Он не мог заставить себя прикоснуться к девчонке, словно после его прикосновения она, словно мираж, тут же растворится. — Мы рисуем вообще-то, — Лиза недовольно махнула рукой на рисунки, а после снова тепло улыбнулась. — Вот твой листок, мы не захотели тебя ждать и начали сами, не сердись только, пожалуйста. Лёша, словно в прострации, пропустил мимо ушей почти всё, что говорила сестра, и лишь отстранённо качнул головой. Он продолжал неверяще смотреть на неё, как будто пытаясь запомнить каждую деталь. С трудом заставив себя, Макаров протянул руку и коснулся щеки девчонки, которая уже потеряла интерес к брату и снова взялась за фломастеры. — Тебя ведь больше нет, — продолжал шептать Макаров, едва касаясь пальцами детской кожи. — Как это нет? Я же тут перед тобой, блин, — нахмурилась и при этом усмехнулась Лиза в ответ на сказанную братом глупость. — Вон, Киря тоже меня видит, я ж не призрак какой-то. Девочка рассмеялась вместе с Гречкиным, а Лёша только растерянно глядел на них, не зная, что сказать. — Как ты его назвала?.. — Макаров всё не мог найти себя в пространстве и совладать с эмоциями и мыслями, что сейчас переполняли его. Он ничего не понимал. — Что с тобой? Ки́рей я его назвала. Всё время же так говорю, ты чего? — Лиза отложила фломастер и уставилась на брата. Лёша сглотнул ком в горле. Что тут вообще происходит? Сестру хотелось зажать в объятьях и больше никогда в жизни не отпускать. — Солнышко... — шепотом позвал девочку Макаров и растерянно улыбнулся. — Ты ведь ненавидеть его должна. — Что? — ошарашенно глянула на Лёшу Лиза и вскочила на ноги. — С чего мне его ненавидеть? Мы с ним друзья! — Друзья?.. — неверяще бегая глазами по мажору и сестре, повторил Макаров. Лиза в доказательство подошла к Кириллу и, обняв его, показала Лёше язык, из-за чего они с Кириллом оба засмеялись. Непроизвольно на губах мальчики появилась улыбка, а щеки вдруг стали влажными. Он провел пальцами по щеке, стирая слёзы и шмыгая носом. — Почему ты плачешь? — трогательно свела брови Лиза, не выпуская из своих объятий Гречкина. — Просто, — Лёша снова шмыгнул носом и сглотнул, — я просто так сильно люблю тебя... Ты и не представляешь насколько. В груди всё сжималось от тоски. Вот она, Лиза. Сидит перед ним как настоящая, улыбается своей беззубой улыбкой и смеётся. Сердце замедлило стук, а счастье от увиденного было почти болезненным. Но на душе было так неописуемо тепло, хоть и тяжело одновременно. Только при всём этом, Макаров не чувствовал облегчения. Всё, что у него было — это щемящая скорбь и сожаление о том, что не ценил присутствие сестры в своей жизни в полной мере. — Я тоже тебя люблю, Лёш, — Лиза улыбнулась, а мальчишка всё продолжал, словно и не слышал её слов: — Мне так грустно... Я так скучаю, Непоседа... Без тебя так пусто, — Лёша каждую секунду вытирал глаза, которые и не думали высыхать. Поднявшись на ноги, он подошёл к сидящим на полу сестре и Кириллу. Заключив их обоих в крепкие объятия, Макаров не мог заставить себя прекратить всхлипывать. Лиза утешительно похлопала его по спине, в то время как Кирилл приобнял его в ответ, после чего прижал к себе обоих Макаровых сильнее, от чего Лиза засмеялась и сама прижалась ближе. Смех сестры эхом отдавался в ушах. Такой родной и знакомый, но теперь уже такой далёкий. Лёша открыл глаза и, не до конца находя себя в пространстве, слегка развернулся. Он чувствовал, как кто-то, крепко схватив, трясёт его за плечо, вынуждая проснуться. — Малой, ты чего? — обеспокоенным голосом спрашивал Кирилл, непонимающе бегая глазами по лицу мальчишки. Тот тихо всхлипнул и отвернулся от мажора, быстро стирая с щек слёзы. Вот ведь угораздило, а. — Кошмар что ли? — продолжал шепотом спрашивать Гречкин, приподнявшись с постели. Лёша молча несколько раз отрицательно махнул головой. Кирилл тяжело вздохнул и лёг обратно, складывая руки в замок на животе. Ему, в очередной раз, было впадлу идти до своей спальни, и он остался у мальчишки. Макаров уснул гораздо раньше, потому никаких возражений с его стороны мажор не услышал. — Расскажи, может легче станет, — спустя пару минут предложил Гречкин, отчего-то думая, что Лёша уже заснул. Но, вопреки его предположениям, Макаров не спал и в подтверждение тяжело вздохнул. Вытерев последние слезы, мальчишка шмыгнул носом и сглотнул. Он не знал, хочет ли делиться этим сном с Кириллом. Было в нём что-то личное, будто оторванное от всего мира, только Лёшино и ничьё больше. Но это ведь Гречкин. Лежит рядом с ним и пытается хоть как-то поддержать, пусть делать этого совершенно не умеет. Это казалось Макарову до странного очаровательным. Потому, сделав пару глубоких вдохов, Лёша развернулся на спину и устремил взгляд в потолок. — Мне снилась Лиза, — с трудом проглотив ком в горле, наконец заговорил Макаров. — А ещё ты. Вы вдвоём. И вы там... Дружили. Как будто по-настоящему. Сидели на полу и рисовали что-то... Под конец Лёша грустно усмехнулся, растягивая губы в короткой тёплой улыбке. — Я ей... Сижу и пытаюсь сказать, как скучаю и как люблю... А она к-как будто не слышит, понимаешь? С-смотрит на меня как на дурачка, как будто я ей только что что-то до ужаса глупое с-сказал. И улыбается, а половины молочных зубов нет, — продолжая улыбаться, почти шепотом и заикаясь, спешно рассказывал Макаров, чувствуя, как глаза снова непроизвольно наполняются влагой. — А смех её такой же, как будто на плёнку записанный. Слушаешь и самому улыбаться хочется... И я ведь его больше не услышу, а потом лет через десять вообще забуду, — Лёша печально закусил губу не в силах совладать с эмоциями. Слезы скатывались вниз с уголков глаз и мочили собой волосы на висках. Не выдержав, Макаров громко всхлипнул и снова отвернулся на бок, дабы хоть как-то спрятать от Кирилла свою слабость. А Гречкин наблюдал за всем этим, скосив взгляд. Наблюдал, слушал, а сердце сжималось от боли и жалости, которая, как известно, мальчишке никогда не была нужна. Только Кирилл, узнав Лёшу лучше, понял, что это бред. Да, именно жалость Макарову, быть может, и не нужна. Но жалость и сострадание — это разные вещи, а сострадание нужно любому человеку. А Лёше сейчас оно было нужно вдвойне. Наплевав на всё предубеждения и моральные принципы, Гречкин повернулся на бок и, придвинувшись к мальчишке, притянул его ближе к себе и крепко обнял со спины, утыкаясь носом в чужой затылок. Ну уж нет, он не позволит Макарову валятся в истерике и захлёбываться слезами в одиночестве. Теперь нет. Потому что мальчишка больше не один. А Кирилл больше не сможет его отпустить, ведь всё ещё до самой смерти в долгу перед ним за свой чудовищный поступок. Но это всё равно не самая главная причина теперь. Ведь сейчас есть кое-что гораздо сильнее чувства вины. Но куда бы не уходили мысли, умом Гречкин понимал, что сны Лёше снятся только из-за его отвратительной выходки в тот злополучный день. — Это всё из-за меня... Прости, прости меня... Прости, Лёш. Пожалуйста, прости... — как мантру шептал извинения Кирилл, зажмурив глаза. Это всё из-за него. И это клеймо виноватого на нём навсегда. Сделать теперь уже ничего нельзя. Ошибка, которую невозможно исправить. Раньше Гречкин винил себя за смерть ребёнка, а сейчас винит себя за то, что отобрал у Лёши дорогого человека. У самого прекрасного человека, которого Кирилл знает. Просто в одну секунду отнял и никак не поплатился. Это казалось хуже в тысячи раз. Как он мог? Забрал у мальчишки родную сестру и не понёс никакого наказания. Потому что чёртов трус и слабак. Сколько бы не прошло времени: Гречкин никогда себе этого не простит. Не в этой жизни. — Хватит... Перестань, — прошептал в ответ мальчишка и, всхлипывая, прижал к себе руку Кирилла, которой тот обнял его. Плевать как это сейчас выглядело. У Макарова уже не было сил думать о том, что сказали бы про него другие, увидев, как он отчаянно цеплялся за руку Гречкина в надежде хоть немного притупить ноющую боль в сердце. Кирилл согревал своим присутствием, создавая иллюзию защищённости от всего мира и его нападок. Словно вакуум вокруг и чувство спокойствия. — Я в-ведь... — Лёша в очередной раз всхлипнул. — Я ведь даже не знаю, где её похоронили. Мне н-никто и слова не сказал. Я даже попрощаться с ней не смог. Не разрешили, не выпустили, не дали увидеть её в последний, блять, раз. Слёзы продолжали катиться из глаз уже не от тоски и горя, а от обиды и злости на глупых и толстокожих взрослых, которым было плевать на скорбь родного брата девочки. На уродов без капли сочувствия, для которых первостепенной задачей было побыстрее замять это дело и забыть как страшный сон. В последний раз, когда Макаров видел сестру, ту везли на каталке в отделение морга с закрытым простынёй лицом. Санитар смерил его тяжёлым взглядом и скрылся за поворотом, оставляя за собой давящее напряжение и удаляющийся стук расшатанного механизма больничной каталки. Лёша так и сидел непонятно сколько времени, повернув голову вслед санитару везущего сестру, до того момента, пока одна из медсестёр не потрепала его по плечу, вынуждая прийти в себя, и быстро выпроводила апатичного мальчишку из больницы, где кроме дождя и мрачной серости неба его не ждало ни-че-го. Сбросив словно наваждение неприятное воспоминание, Макаров несколько раз зажмурился, смаргивая горячие слезы, после чего в очередной раз шмыгнул носом и притих. Стараясь даже не дышать, он прислушивался к мерному дыханию Кирилла, и то успокаивало, как будто большая доза успокоительного или снотворного. Хотелось спать. Просто закрыть глаза и провалиться в сон, а по пробуждении забыть этот отрывок жизни и двигаться дальше. Но так просто никогда не бывает, и от этого только тяжелее. Кирилл молча слушал и старался почти не дышать, чтобы не спугнуть внезапное откровение мальчишки. Молчал Гречкин и после, жадно вслушиваясь в тишину, словно мог в ней услышать вереницу неприятных и невысказанных мыслей в голове Макарова. Непроизнесённые в почти всепоглощающей тишине слова сейчас были громче крика, и потому больше Кирилл молчать не мог. Нехотя отстранившись от Лёши, он лишил его своего тепла, но тут же уверил сам себя, что это для блага мальчишки. Найдя в беспорядке кровати свой телефон, Гречкин глянул на время. На часах была половина пятого утра. За окном уже светало. Решение было спонтанным, но изменению или отмене не подлежало. — Собирайся, — быстро бросил Кирилл, поднимаясь с кровати. Лёша непонимающе перевернулся, наблюдая, как Гречкин слегка нелепо пытается найти в темноте свою олимпийку, которую куда-то забросил ещё вчера. Не справившись с задачей, он всё-таки взял телефон и включил фонарик. — Куда? — закономерно осведомился Макаров, всё ещё ничего не понимая, но послушно слез с кровати вслед за Кириллом. — На кладбище поедем, — застегнув молнию на спортивной кофте, ответил Гречкин, глядя Лёше в удивлённые глаза.

***

Они быстро оделись, взяли зонты и, не завтракая, выехали с территории особняка уже в пять утра. По дороге Кирилл заехал в цветочный, где позволил Макарову выбрать букет. Вся дорога прошла молча. Нарушать образовавшуюся тишину отчего-то было страшно, будто заговори один из них — сразу случилось бы что-то непоправимое. Хотя Лёше очень хотелось завести разговор. Спросить у Кирилла кучу вещей, связанных с этим самым кладбищем, но слова как на зло застревали в горле, оставаясь невысказанными, и в какой-то момент Макаров перестал пытаться. Ехали они долго. Кирилл нервно сжимал руль, словно ему было физически неприятно ехать в заданном навигатором направлении. А мальчишка то и дело возился на сиденье, не в силах унять поток энергии, бьющей из него через край. Он был рад? Расстроен? Может зол? Ничего из перечисленного и близко не подходило под его состояние. Лёша испытывал совершено дурацкое чувство, будто всё что происходит до ненормального правильно. Словно так и должно быть. Словно эта поездка должна была случиться ещё задолго до этого дня. И от этого Лёша нетерпеливо ёрзал, не зная, куда себя деть. Он одновременно хотел быстрее доехать и вместе с тем, всем своим существом, желал развернуться и поехать обратно в особняк. Они приехали спустя почти час непрерывной езды. На небе темнели тучи, изредка позволяя белым лучам солнца выглядывать из-за них и тут же прятаться. Кирилл с Лёшей покинули теплый салон машины и медленно направились к нужной могиле, местонахождение которой из них двоих знал только Гречкин. Шел мажор неуверенно, будто не до конца помня, правильно ли ведёт за собой мальчишку. Сомнения терзали до последнего, вплоть до того момента, пока Кирилл не увидел знакомое ограждение, покрашенное тёмно-розовой краской. Могила выглядела до неприличия яркой и сильно выбивалась из мрачной атмосферы кладбища, будто одним своим существованием доказывала всем свою исключительность. Множество увядших цветов, мягких игрушек и ярких искусственных венков украшали могилу вдоль и поперек. Памятник был из розового мрамора, а на нём выгравированные фотография Лизы, её полное имя и дата смерти. Лёша не помнил этой фотографии, но на ней действительно была сестра. Счастливая, с отросшими после короткой стрижки волосами, заплетёнными в две косы, и с улыбкой до ушей. Кажется, эту фотографию сделали воспитатели примерно год назад на каком-то празднике, даже Макаров не знал о её существовании. А человек, который всё это устроил знал. — Кто всё это сделал? — не дойдя до могилы пять шагов, впервые за долгое время подал голос Лёша, сжимая в руках букет розовых тюльпанов. — Я, — просто и без лишних предисловий ответил Кирилл, поднимая голову и убирая руки в карманы. Песочно-пустынные облака плыли через его лицо, отражаясь в глазах непролившимся дождем. Больше ни слова не сказав, Гречкин двинулся вперёд, и Лёша стремительно последовал за ним. Он тяжело выдохнул, оказавшись рядом с могилой. Но на душе отчего-то было легко, как от долгожданной встречи. Печально улыбнувшись, Макаров открыл калитку и зашёл внутрь ограждения. — Ну привет, Непоседа, — бегая глазами по фотографии, Лёша отодвинул увядшие цветы и вместо них положил букет с тюльпанами. — Как ты тут? Я скучаю. Потом Макаров тихо рассказывал о своей жизни и о том, что с ним вообще происходило в последние четыре месяца. Рассказывал о школе, о Милане и о Лу, котёнке, которого сестра всегда хотела. Рассказывал о Кирилле. Тихо, чуть слышно, в то время как сам Гречкин стоял поодаль и варился в своих мыслях, не обращая внимания на то, о чём говорил с сестрой Лёша. Кирилл как сейчас помнил тот день, когда узнал, что девочку кремируют из-за отсутствия взрослых опекунов или ближайших родственников. Такого допустить Гречкин не мог. Он может и был последней тварью в то время, но позволить безбожно кремировать ребёнка, в смерти которого виноват сам, он не мог. Тогда у Кирилла была лишь одна мысль: Лиза должна быть похоронена по всем правилам. Забрать тело девочки, пусть и круглой сироты, из морга было сложно. Но деньги снова сделали своё дело, и Гречкин без труда забрал покойную Лизу с собой. Похоронил он её один, не говоря никому ни слова. Нанял людей, и те, под его руководством, сделали всё в лучшем виде. Заказал памятник, купил цветы и игрушки. Точно так же на заказ была сварена ограда, стол и стул для поминок. Всё как у людей. Всё так, как должно быть. Облегчения после этого Кирилл не почувствовал, но теперь хотя бы был уверен в том, что девочка похоронена не как бездомная дворняжка с деревянным крестом и в безымянной могиле. Теперь она была частью этого кладбища, и о ней помнили, её могли навещать. Знали где. Лёша долго сидел у могилы сестры, будучи не в силах её покинуть. Ему не хотелось снова оставлять её одну, но на улице начинался дождь, и они с Кириллом рисковали не выбраться с кладбища из-за грязи. Попрощавшись, Макаров пообещал Лизе как можно чаще её навещать, после чего они с Гречкиным молча покинули кладбище, возвращаясь к горящей красным пятном посреди серости могил машине. — Спасибо, — спустя долгие полчаса тишины в салоне автомобиля, поблагодарил Кирилла Макаров. — За что? — не отвлекаясь от дороги, спросил мажор, на секунду скосив взгляд на мальчишку. — За то, что нормально похоронил Лизу и за то, что сегодня позволил мне её навестить, — придав голосу лёгкости, объяснил Лёша, глядя в окно, и до конца пути не вымолвил больше ни слова. Словно весь его словарный запас на сегодня иссяк. Обратно они ехали дольше. На улице начался ливень, заливая каплями лобовое стекло так, что дворники едва поспевали сбрасывать лишнюю влагу. Кирилл затормозил около особняка и, отключив двигатель, устало откинулся на спинку кресла. Никто из них отчего-то не спешил покидать салон. Дождь продолжал заливать стекло, но дворники больше не работали. Парни молчали: Кирилл, не зная, что сказать, а Лёша наоборот, зная, что хочет, но никак не находя слов. Тишина капала тяжёлыми каплями и в один момент разбилась о твердость и внезапность голоса мальчишки. — Знаешь, — спустя долгие несколько минут заговорил Макаров. — Я ненавижу твою машину. Эта мысль преследовала Лёшу каждый раз, когда в его поле зрении появлялась красная Ламборджини. Воспоминания того дня из раза в раз накрывали его волной отчаянья, и от этого становилось тошно. Накрывало чувством, когда ты уже ничего не можешь изменить. Когда остается только смириться. Вот и Макарову приходилось мириться с тем, что ему нужно время от времени ездить с Кириллом на машине, которой мажор и сбил его сестру. В моменты такого осознания Лёше всегда хотелось открыть дверь и выпрыгнуть из машины на полной скорости, а потом будь, что будет. — Я тоже, — Гречкин поджал губы и понимающе кивнул. Некогда любимая машина сейчас вызывала только отвращение и боль от воспоминаний. Пораскинув мозгами пару секунд, Кирилл вдруг резво отстегнул ремень и выбрался из салона. — Идём, — только и сказал он мальчишке, удаляясь в сторону особняка. Макаров поспешно покинул машину и последовал за Кириллом, кое-как сдерживаясь от расспросов. Гречкин быстро миновал прихожую и спешно добрался до ближнего к выходу зала, где остановился у большого комода. Порывшись, Кирилл выудил оттуда уже знакомую Макарову биту. На душе от воспоминаний стало теплей. Лёша помнил тот день, когда получил её, в самых мельчайших подробностях. Первый раз, когда они с Миланой пошли гулять. Мальчишка даже забыл об этом подарке подруги. «Пусть тогда это будет моей благодарностью тебе за этот клёвый день», — пронеслись в голове Лёши слова Миланы. Казалось, это было целую вечность назад. Но воспоминания были приятными и теплились где-то в уголке сердца мальчишки, напоминая Макарову о том, что пусть он и потерял Лизу, со временем он всё равно обрёл родных людей в виде Миланы и Кирилла. Жизнь без которых Лёша уже не представлял возможной. «Смерть всегда забирает людей, которые ей обещаны», однажды эту фразу сказала бабушка Лёши, после гибели их с Лизой матери. Макаров долго думал над этими словами, пока не пришел к единственной, самой логичной и простой мысли: Что мама, что Лиза, что бабушка были с самого начала обещаны смерти. И Лёша никогда не был в силах изменить ход событий. Это случилось по судьбе, а та, как известно, слепа. И сейчас судьба спустя много лет, наполненных горем и потерями, решила подарить Макарову надежду. Надежду в виде двух совершенно разных людей, чьи судьбы никогда не должны были пересечься, не появись в их жизни Лёша. И сейчас Макаров впервые в жизни так сильно изумлялся тому, как совершенно разные и чужие люди за короткий срок могут стать семьёй. Пока Лёша задумчиво сверлил взглядом биту, Гречкин поудобнее перехватил её и, кивнув мальчишке, направился обратно на улицу. Дождь усиливался, отчего одежда и волосы неумолимо стали намокать, неприятно прилипая к коже. Они снова подошли к машине, которая всё ещё выбивалась из общей серой картины своей яркостью. Мажор достал из кармана цитрусовую жвачку и закинул в рот. — Давай, — Кирилл вручил Макарову биту, ловя на себе его недоуменный взгляд. Мальчишка нахмурился, перевёл взгляд с Гречкина на биту и обратно. Непонимающе разведя руками, Лёша продолжал сверлить взглядом мажора. Тот вздохнул и поспешил объяснить: — Бей, — Кирилл кивнул на машину позади себя. Макаров удивлённо поднял глаза, не понимая шутят над ним или нет. Первой мыслью было спросить у Гречкина что-то вроде: «ты щас прикалываешься?», но вместо этого Лёша продолжил молчать, не зная, что делать. — Ну? — поторопил его Кирилл, когда молчание стало затягиваться. — Я не буду, — покачал головой Макаров и отступил на шаг назад, крепче сжимая биту в руках. — Почему? — резонно поинтересовался Кирилл, не понимая такой реакции. Хотя на самом деле он ожидал чего-то подобного со стороны мальчишки. — Ты серьёзно что ли? — шокировано глянул на мажора Лёша как на душевнобольного. — Да она стоит как две моих почки, если не больше! Не буду я её разбивать. Что за бред вообще? Гречкин оглядел мальчишку с ног до головы, медленно жуя жвачку. Он выглядел так, словно Лёша только что сморозил что-то до ужаса глупое. Потом мажор опустил взгляд в пол, задумчиво пожевал нижнюю губу и в конце концов беспечно пожал плечами, возвращая взгляд к глазам Макарова. — Ну окей, — согласился мажор, и Лёша на секунду облегченно выдохнул. Но в следующий момент Кирилл перехватил из его рук биту и направился в сторону машины. — Тогда я сам. Лёше хотелось остановить его, сказать, чтобы мажор не страдал хернёй и бросил эту идиотскую затею. Только вместо этого мальчишка остался стоять на месте, словно вкопанный. Не в силах даже пошевелиться, Макаров мог только смотреть на то, как Гречкин стремительно подошёл к машине, замахнулся и разбил ближнюю к нему фару. Та со звоном разлетелась. В ту же секунду сработала сигнализация, которую Кирилл тут же отключил. Лёша зажмурился. Ему на секунду стало казаться, что всё это не по-настоящему. Как будто всё что происходит — странный, но неимоверно реалистичный сон. — Видишь? Ничего сложного, — Кирилл улыбнулся, а Лёше от этой улыбки почему-то стало легче. Он сделал шаг вперёд, после чего вздохнул и побрёл к Гречкину. Тот передал ему биту, крепко сжав пальцы мальчишки на рукояти своими. Лёша помедлил. Задумался о том, что сейчас совершает ошибку, но возможности повернуть назад у него не было. — Давай, — словно подначивал своим голосом Кирилл, слегка прикасаясь ладонью к плечу Макарова. — Просто вспомни, почему ты ненавидишь её. Лёша сделал глубокий вдох и прикрыл глаза. Воспоминания посыпались градом, заставляя сердце сжаться от злости и обиды. Он никогда не забывал об этой ненависти, пусть она и была всегда где-то на втором плане. Одной мысли было достаточно, чтобы в груди зашевелилось неприятное чувство растущего внутри гнева. Открыв глаза, Макаров уже более уверенно подошёл ближе к машине и на пару секунд замер. Резко втянув воздух через нос, мальчишка замахнулся и со всей силы ударил по окну у места водителя. Стекло покрылось паутинчатыми трещинками. Лёша ударил снова, и оно разлетелось вдребезги, осыпаясь. Тишина оглушала, а воздуха вокруг стало как будто больше. И от этой невозможности вместить в себе весь окружающий кислород лёгкие отдавались в груди тупой болью. Тяжело дыша, Макаров оглядел то, что только что сделал. В голове было пусто, а на душе так легко, будто он всю жизнь только этого и ждал. Переведя взгляд на Гречкина, Лёша не смог сдержать улыбки. Спустя пару секунд он засмеялся так заразительно и легко, как никогда до этого. Кирилл засмеялся следом. Они смеялись неприлично громко и долго. До боли в животе и слезящихся глаз. Лёша согнулся вдвое, а Гречкин хватался ладонями за щеки. Его скулы от прилипшей к лицу улыбки уже начали болеть. Всё происходящее было таким ребячеством. Неимоверной глупостью и беспечностью. Словно это была игра. Словно забавы ради. С озорным блеском в глазах Кирилл почти вырвал из рук Макарова биту и разбил соседнее окно с такой лёгкостью, словно сбивал сосульки с козырьков магазинчиков зимним днём, а не превращал в фарш свою до ужаса дорогую машину. Легкомысленно, не задумываясь ни о чем в этот момент. Они бегали вокруг машины, совсем не обращая внимания на ливень. Шутливо толкали друг друга, смеялись и били. Калечили машину, как могли. Словно дети, старались испортить всё, до чего могли дотянуться. Баловство, не иначе. Запрыгнув на капот, Гречкин ногой сбил зеркало, в то время как Лёша колотил соседнее битой. Это было весело. До колющих бабочек в животе смешно и забавно. Чистой воды безрассудство и проказа. Они разбивали машину так, будто ломали чью-то игрушку, прекрасно зная, что родители купят новую. Словно эта была самая настоящая детская шалость. Проделка, за которой не последует никакого наказания. Эта мысль развязывала руки, позволяя дать себе волю. Дурачиться, не задумываясь ни о чём. Ни злости, ни обиды больше не было. Только смех и беззаботность. Так машина медленно, но верно превратилась в непонятное нечто. Разбитые окна, фары и зеркала, вмятины и царапины, а также море разбитого стекла вокруг. Нетронутым осталось лишь лобовое. Гречкин помог Лёше подняться на капот и в очередной раз вручил ему биту, безмолвно говоря, что делать. Макаров улыбнулся и поджал губы. Зрачки его бегали по одному единственному неразбитому стеклу. От предвкушения чесались руки, и хотелось, как можно скорее сделать то, что следует. Но Лёша снова медлил. Нерешительно замерев, он словно только что понял, чем они с Гречкиным сейчас занимаются. От бредовости ситуации подмывало в очередной раз рассмеяться. Но Макаров подавил этот порыв, оставив на лице лишь улыбку. Кирилл подбадривающе похлопал его по плечу, и Лёша не увидел в его глазах ни капли сожаления о содеянном. Только веселый и какой-то лихорадочный блеск. — И чем, по-вашему, вы двое сейчас занимаетесь? — услышав знакомый голос за спиной, Макаров так и замер, замахнувшись битой над несчастным стеклом. Он медленно обернулся, и его прошибло холодным потом. Позади стоял Гречкин-старший собственной персоной. Он был хмур. Дождь заливал его седые волосы и накинутое на плечи тонкое пальто. Но мужчину, по-видимому, это волновало в последнюю очередь. Голос его был грубоват, но больше в нем было недоумения, нежели недовольства. Лёша не мог понять, как они с Кириллом не заметили прибытия Всеволода. Не было ни звука подъезжающей машины, ни звука шагов. Словно мужчина появился из воздуха, шокировав своим присутствием обоих парней. Макаров давно не видел Гречкина-старшего. И не знал, радовала ли его эта встречи или нет. С одной стороны — да, Лёша был рад, что Всеволод вернулся живой и невредимый. С другой стороны — нет, ведь тот вернулся в особняк. Противная и, в какой-то степени, пугающая мысль о том, что из-за присутствия Гречкина-старшего в особняке всё может повториться, гудела где-то под коркой мозга, не давая покоя. Всеволод выглядел вполне нормально для того, у кого была куча проблем с наркотой, её сбытом и сотрудничестве с посредниками, дилерами и поставщиками. Похоже, что он после инцидента с похищением сына залёг на дно, и, только бог знает, чем для Всеволода закончилась вся эта заварушка, и закончилась ли она вообще. Пока Лёша размышлял, Кирилл тоже обернулся и, увидев отца, улыбаться перестал. Вся краска тут же схлынула с лица, а спина напряглась. Гречкин был раздражен. И с каждой секундой его раздражение становилось всё заметнее и заметнее. Он смерил отца мимолётным, но до того презрительным взглядом, что даже Лёше стало не по себе. Мальчишка моргнуть не успел, как Кирилл вырвал из его рук биту и, подойдя ближе, заставил тем самым посторониться. — Развлекаемся, — выплюнул в сторону отца Гречкин и, замахнувшись, со всей силы ударил по лобовому, заставляя стекло покрыться многочисленными трещинами. Лёша пораженно замер, не в силах двинуться с места или даже моргнуть. Кирилл бил по стеклу с таким остервенением, словно пытаясь показать отцу всё свое безразличие к его упрекам. Но было в этом что-то ещё. Всеволод смерил сына уставшим взглядом и тихо цокнул языком, покачав головой. Закатив глаза, он махнул на парней рукой и, с видом самого уставшего от выходок детей человека в мире, побрел в сторону особняка. Кирилл продолжал бить стекло, и от вида его сосредоточенного лица Макаров невольно рассмеялся. Гречкин, словно заражаясь, улыбнулся. А после зажмурился и рассмеялся вслед за мальчишкой. Он бил лобовое до тех пор, пока от него не осталась одна большая дырень, обрамленная по контуру острыми зубцами разбитого стекла. Тяжело дыша, Кирилл повернулся к Макарову. Волосы от дождя липли к его лицу, а олимпийка промокла до нитки. Он тепло улыбался, глядя мальчишке в глаза и молчал. Так выразительно молчать в жизни Лёши умел только Гречкин. Его глаза говорили за него всё. Слова в них были куда понятнее любых таких же, произнесенных в слух. И Макаров утопал в этом океане голубых глаз напротив, тонул в невысказанности, которая сейчас была ни к чему. Всё и так было понятно, стоило лишь вглядеться. Кирилл выглядел уставшим, но при этом неимоверно счастливым, а в его преданном взгляде читалось одно: «Я готов сделать ради тебя всё». У Лёши от этого из лёгких уходил воздух. Гречкин больше не был тем, кто мучается от чувства вины и от этого старается угодить несчастному во всем, лишь бы искупить вину и добиться прощения. Кирилл добился этого давно. Сейчас он готов пойти на всё не из-за угрызения совести, а потому что сам этого хочет. Потому что сам готов на всё ради мальчишки, и от осознания этого у последнего кружилась голова, а внутри всё замирало от непонятного трепета. Макаров неверяще глядел в глаза Кирилла, ища в них хоть каплю сомнения. Но её не было. Как и не было ни намёка на шутливый блеск в этих глазах. Гречкин перед ним был полностью открыт и глядел без издёвки. Он лишь выразительно молчал, давая одним только взглядом понять всё, что он хочет донести до мальчишки. А Лёша молча глядел в ответ. Робел и даже взглядом ответить не мог, ошарашенный такой искренней преданностью. Макаров бегал по Кириллу глазами, пытаясь зацепиться хоть за что-то, а тот не спешил подавать голос. Он продолжал улыбаться и устало переводить дыхание, сжимая в руках покрытую рисунками и надписями биту. Дождь каплями стекал по его лицу, и мажор даже не задумывался над тем, чтобы смахнуть лишнюю влагу. Глаза светились, а взгляд был тёплый и нежный, такой, которого был не достоин никто, кроме мальчишки напротив. До ужаса красивый, в своей манере слегка сгорбленный и до невозможности родной, он только что разбил любимую машину и теперь мок под ливнем вместе с Лёшей, не обращая на это никакого внимания. А у мальчишки от этого ускорялось сердцебиение. Первым человеком, которого Макаров возненавидел, был Кирилл Гречкин. И Лёша долго шёл к тому, чтобы действительно простить его. Отпустить свою главную обиду от огромной потери и злость на весь мир из-за несправедливости. Сейчас злость ушла, точно так же, как обида. На смену ей пришли потребность в прощении людей и желание двигаться дальше. Во всём этом ему помог разобраться только один человек. Тогда Кирилл стал первым, кого Лёша возненавидел, и теперь первым, в кого он по-настоящему влюбился. До глупого просто и случайно Макаров обнаружил, что влюблён. От осознания такой простой истины подкосились ноги, а в лёгкие перестал поступать кислород. Шокировано вздрогнув, Лёша пробежался глазами по лицу Гречкина, словно не узнавая, кто перед ним. Это был всё тот же улыбающийся Кирилл, от улыбки которого теперь замирало сердце. Испугавшись и не зная, как реагировать на собственное озарение, Макаров попытался вернуться в реальность. Коротко улыбнувшись мажору в ответ, Лёша поспешил отвести взгляд. Внутри он весь напрягся, не имея понятия, что теперь делать дальше. Голос Гречкина стал его спасением. — Так ну всё, поиграли и хватит. Я замёрз уже. Погнали, — Кирилл забавно поёжился и спрыгнул с капота. Лёша не медля последовал его примеру и, нагнав уже на пару шагов отошедшего Гречкина, поравнялся с ним. Кирилл шёл расслабленной походкой, убрав руки в карманы и подставив лицо под холодные капли дождя. Внезапно у мажора заурчал живот, отчего он расхохотался. — Щас переодеваемся и хавать. Не ели ж ничего с утра, — Гречкин глянул на часы, а после стал наблюдать, как мальчишка, согласно кивнувший, бездумно пинает гальку под ногами, опустив голову. Кирилл усмехнулся и, закинув руку на шею Макарова, принялся делать тоже самое, создавая шум от бьющихся друг об друга мелких камушков. Лёша неожиданно для самого себя зарделся, но мажора не оттолкнул. Ему попросту не хотелось отстраняться. Превозмогая смущение, мальчишка спустя пару секунд закинул руку за спину Гречкина и, чуть сжимая, зацепился пальцами за его бок. Кирилл в ответ лишь улыбнулся. На душе наступил штиль. Любое волнение отошло на второй план. И перестать тянуть в улыбке кончики губ не представлялось возможным. Казалось, будто сегодня был последний день лета. Дождливый и неприятный, он нагонял тоску. А ещё напоминал о неотвратимости времени и приносил понимание того, как же быстро оно порой летит. Время — не твёрдая субстанция, чтобы воздействовать на кого-то выборочно. Оно текуче, односторонне и не поддаётся влияниям извне. Но сейчас ни Лёше, ни уж тем более Кириллу грустить по этому поводу не хотелось. Чувство, которое они оба сейчас испытывали после утренних событий, сложно было описать словами. Это была куча всего, слившаяся в одну, доселе не знакомую человеку, эмоцию. Печаль, радость, облегчение, замешательство, наконец, отпущенная злость и обида. А ещё любовь. Первобытная, неразвитая и совсем неизученная. Свойственная только им двоим, ещё не научившимся её по-настоящему чувствовать и ощущать. Словно только появившийся на свет ребёнок, который ещё совсем не понимает причину и цель своего существования. И что Лёше, что Кириллу предстояло многое пройти, чтобы понять и принять это чувство целиком. А пока что было рано. Мокрые до нитки, они в обнимку медленно шли вперёд. Особняк встретил их теплом и запахом дома. На часах было уже половина десятого утра. Не отлепляясь друг от друга, парни дошли до лестницы и поднялись, разлучаясь только чтобы разойтись в разные стороны к своим спальням. По пути Кирилл внезапно пел какую-то дурацкую песенку из старых, ещё советских, мультиков. Не такой она была и дурацкой, на самом-то деле, но Лёша окрестил в своей голове её именно так. Ему, как счастливцу-слушателю пения, совсем не умеющего петь Гречкина, оставалось лишь тихо смеяться и время от времени подпевать, потому что иногда звучало слишком плохо. Оказавшись в своей комнате, Лёша облегченно выдохнул, а после поёжился. Мокрая одежда неприятно липла к телу, и мальчишка поспешил от неё избавиться. Закинув вещи в корзину для грязного белья, Макаров залез в душевую кабину и включил горячую воду, чтобы согреться. Он закончил спустя почти двадцать минут. Кожа после горячей воды приобрела розовый оттенок, но Лёша чувствовал себя прекрасно. Наскоро вытеревшись и небрежно посушив волосы полотенцем, Макаров переоделся и направился вниз. Кирилл был уже в столовой, но, судя по всему, пришел не так давно. На столе стоял завтрак. Куча всего, начиная с чашки чая и тостов, заканчивая двумя видами каш и яблочно-тыквенным пудингом. Лёша с аппетитом глянул на всё это богатство и сел за стол, тут же принимаясь за еду. Он и не думал, что настолько сильно проголодался. Гречкин отвлёкся от телефона, улыбнулся и, пожелав мальчишке приятного аппетита, снова уткнулся в телефон. Чуть позже он от скуки зачитывал Макарову какие-то дурацкие новости из ленты, по типу: «В Турции мужчина пытался украсть кошелёк у собственной жены в ресторане, но был пойман с поличным». Лёше было действительно смешно и смеялся он не из вежливости. Они закончили завтрак спустя почти час и, не зная, чем себя занять, залипли в телефонах. Кириллу это надоело куда быстрее, потому он жестом подозвал горничных, чтоб те прибрали со стола, а сам лениво потянулся, не вставая со стула. — Чё, может фильм глянем? — предложил Гречкин, развалившись за столом. — Какой? — скучающе поинтересовался Лёша. Уложив голову на стол, мальчишка поелозил щекой по белой скатерти. Кирилл на вопрос Макарова пожал плечами, после чего встал и, кивнув младшему, зашагал в соседний зал, где располагался большой телевизор и самый удобный диван во всем особняке. Свалившись перед экраном, парни без интереса выбирали фильм. В такую погоду как сегодня, хотелось только есть что-то горячее и сладкое и спать, закутавшись с головой в какой-нибудь теплый плед. В конце концов, выбор пал на какой-то не особо популярный ужастик, но не фильм, а сериал. Ну а почему нет? Что ещё смотреть, когда на улице льёт дождь? Сопливые мелодрамы? Ну нет. Ни Лёша, ни Кирилл к этому пока не были готовы. Потому, очень быстро определившись, парни улеглись поудобнее на диване и принялись смотреть. Чуть позже Макаров попросил горничных принести им пледы и подушки, потому как подлокотники у дивана были недостаточно мягкими. Ближе к двум часам дня, Лёша не заметил, как задремал, а после и вовсе погрузился в полноценный крепкий сон. Ему снились города, дороги и машины. Снились сюрреалистичные кошки и их глупые хозяева. Он попадал из одного места в другое, пока в один момент не оказался в их с Кириллом рабочем кабинете в офисе. Тот был тёмным, за окном светила луна, и Макаров нашел себя лежащим на диване. Он часто там спал. Рядом маячил Гречкин и что-то говорил, Лёша не мог разобрать что конкретно. Мажор был одет в свой деловой костюм, но без пиджака. Рубашка на нём сидела неаккуратно. Три верхние пуговицы были расстегнуты, а галстук болтался как верёвка. Но вся эта небрежность выглядела на Кирилле до того хорошо, что Лёше хотелось закрыть глаза и не смотреть на него. Чуть позже Макаров понял, что Кирилл разговаривал по телефону. И снова мальчишке не удалось понять, о чем вёл разговор мажор. В один момент Гречкин словно заметил Лёшу. Сбросив вызов, он подошёл ближе к дивану и присел на корточки. Нежно посмотрел прямо в глаза и улыбнулся. Опять что-то сказал, но Макаров снова не смог разобрать. Кирилл погладил его по волосам, убирая чёлку со лба, и Лёше захотелось прикрыть глаза от ощущения теплой руки у себя на голове. Ему хотелось по-кошачьи потереться о родную ладонь, но он не мог пошевелиться. А потом Гречкин, не отстраняя руку, внезапно потянулся к нему и, прикрыв глаза, поцеловал. Просто прикасаясь своими губами к губам Макарова. Лёша не успел ничего осознать, как его снова перекинуло в другое место. На этот раз он оказался в своей комнате. Всё было то же самое. Он лежал на кровати, а Кирилл сновал из стороны в сторону рядом. На нем была уже другая одежда, более привычная и домашняя. Снова повторилось всё тоже самое. Взгляд, неразборчивые слова, теплая ладонь на голове и сухой поцелуй. Так продолжалось ещё раз пять, и в какой-то момент Лёша уже перестал удивляться. Гречкин сидел перед ним около дивана и осторожно убирал его волосы со лба, тихим голосом стараясь аккуратно разбудить мальчишку. За окном темнело. Позади Кирилла ярко горел телевизор. — Просыпайся, — вполголоса сказал Кирилл, и Макаров даже не придал значения тому, что разбирает его речь. Приоткрыв глаз, Лёша устало выдохнул. Ну опять. Он немного повозился, подставляясь под чужую руку, вызывая своими действиями улыбку у Кирилла. — Вставай, а то голова болеть будет, — всё так же тихо проговорил Гречкин. С улыбкой он продолжал лениво перебирать пальцами пряди волос на чёлке мальчишки. Лёша недовольно зажмурился, пытаясь то ли уснуть обратно, то ли проснуться. — Давай уже, — снова устало приоткрыв один глаз, прохрипел Макаров и слегка потянулся вперёд. Он знал, что пока все пункты не будут исполнены, сон не закончится, а он и так длится слишком долго. — Что «давай»? — не понял Кирилл. С интересом глянув на Лёшу, он перестал улыбаться. Макаров тяжело вздохнул. Он больше не открывал глаз. — Целуй, — пробубнил себе под нос мальчишка таким тоном, как будто Гречкин спросил у него что-то самое очевидное на свете. — Чего-чего? — Гречкин снова улыбнулся и, придвинувшись ближе, тихо захихикал, понимая, что Лёша всё ещё не до конца проснулся. Мальчишка что-то пробурчал себе под нос, и Кирилл тут же продолжил. — А без этого никак? — Нет, иначе сон не закончится, — как-то устало и грустно сказал Лёша. Гречкина ситуация веселила всё больше и больше. Он убрал со лба мальчишки волосы и со словами: «ну раз надо — значит надо», оставил там теплый сухой поцелуй. Макаров нахмурился и покачал головой. — Нет, не так, — сонно запротестовал он, заставляя Кирилла беззвучно смеяться. У него даже была мысль снять всё это на телефон, но тот как на зло был непонятно где, потерявшись в ворохе пледов и подушек на диване. — А как? — наигранно вопросительно спросил Гречкин, словно это была самая важная в его жизни информация. У Лёши уже не было сил говорить, потому он лишь тяжело вздохнул и с трудом подняв руку, поднес несколько пальцев к губам, наглядно показывая. Кирилл прыснул и снова пожалел, что не снял это на камеру. Милана бы от смеха обоссалась, увидев это. — Ты типа спящая красавица? — будучи не в силах убрать улыбку с лица, поинтересовался Гречкин. — Походу, — печально отозвался Лёша и вздохнул так, словно уже устал от этого всего. Кирилл в голос расхохотался. Сил терпеть не осталось, и он разразился смехом, заставляя мальчишку уже по-настоящему проснуться. — Всё, малой, — отсмеявшись, начал Гречкин. — Хорош прикалываться, а то я могу и принцем стать. Кирилл снова захихикал, а Лёша, начиная понимать произошедшее, стал мучительно медленно краснеть, начиная с ушей. Так стыдно ему, кажется, не было никогда. Чёртовы сны, будь они неладны. Он закрыл лицо руками, вызывая новую волну смеха со стороны Гречкина. — Не надо, — смущённый до корней волос, пропищал мальчишка, желая провалиться под землю. — А чё это не надо? — наигранно оскорбился Кирилл. До этого ходивший искать свой телефон, он подошёл обратно к мальчишке. — Сомневаешься во мне? Лёша отнял руки от лица и, улыбаясь, посмотрел на Гречкина, как на идиота. — Ну на принца ты не тянешь, ничего личного, — усмехнулся мальчишка, глядя, как Кирилл всё так же наигранно разобиделся, а потом засмеялся. — Вот говнюк мелкий. А ты в самый раз на роль принцессы. Столько же выебонов. Ничего личного, — с такими словами, Гречкин принялся щекотать Лёшу, пока тот, что есть силы старался отбиваться. Задыхаясь от смеха и усталости, Кирилл на чистом энтузиазме всё-таки одолел мальчишку, зажимая руки Макарова над его же головой. Тот ещё пару секунд пытался столкнуть его ногами, но Гречкин с фразой: «Пинаться не честно», стал щекотать Лёшу под рёбрами. Макаров сдался почти сразу, больше не толкая мажора ногами. Тот навалился на мальчишку сверху, придавливая своим весом. Лёша какое-то время пытался зажать мажора между своих ног, но в итоге потерпел неудачу и сейчас мог только разочарованно пыхтеть, понимая, что проиграл в этом неравном поединке. — Ну и сны у тебя... — тяжело выдохнул Кирилл, продолжая сжимать руки Макарова над головой, чтобы у того и мысли не было контратаковать. — Пиздец... — Стебись сколько влезет, — Лёша фыркнул, вызывая этим у Гречкина усмешку. Опалив дыханием от смеха лицо мальчишки, Кирилл уставился на него в упор. Лёше внезапно сделалось неловко от такой близости с мажором, и он снова, сам себя не контролируя, начал краснеть, стараясь не смотреть в глаза Гречкину. — И часто такое снится? — продолжил допытывать его Кирилл, и почему-то его голос звучал теперь без усмешки. — Что? Что я спящая красавица? О да, ежедневно, —съязвил даже в такой ситуации мальчишка, вызвав со стороны Гречкина какой-то утробный смех, который вибрацией ощущитился где-то в районе груди. Лёша снова вспыхнул, а Кирилл попытался поймать его взгляд. — Надо было тебя не будить. Такой хороший, когда спишь зубами к стенке, — Гречкин вздохнул, а мальчишка закатил глаза. — Ну, твой проёб, получается, — Макаров, наконец, встретился с Кириллом взглядом и в нерешительности замер. Гречкин смотрел так внимательно, что Лёше на секунду показалось, что он видит его насквозь. Ещё у Макарова возникло ощущение, что дыхание у мажора с каждой секундой становилось тяжелее, как и он сам. Придавливая собой мальчишку к дивану, Кирилл оглядел его лицо, цепко и сосредоточенно. Лёша видел, как Гречкин сглотнул и как дернулся его кадык. Как пальцы мажора на секунду чуть крепче сжали его запястья. Макаров чувствовал жар чужого тела, отчего по коже пробежали мурашки. Лёша наблюдал за всем этим, слегка прикрыв веки. Он с трудом сделал вдох, который получился каким-то рваным и облизнул пересохшие губы. — Мой, — запоздало ответил Кирилл, уже давно уйдя в свои мысли. Он снова сглотнул, а после на секунду перевел взгляд с глаз мальчишки на губы. У Лёши от голоса Гречкина и от его взгляда внутри как будто всё перевернулось. Ему никогда в жизни так сильно не хотелось прикрыть глаза и требовательно притянуть к себе за лицо человека, чтобы поцеловать. Собственное желание заставило ужаснуться. Успевший прикрыть глаза, Макаров мог поклясться, что чувствовал горячее дыхание прямо на своих губах. Но как только он открыл глаза, тут же встретился с океаном глаз напротив. Кирилл выглядел задумчивым. — Пусти, — стыдливо опустив взгляд, попросил Лёша, и Гречкин тут же исполнил его просьбу. Отцепившись от чужих запястий, Кирилл слегка неосторожно слез с мальчишки. Тот облегченно выдохнул. Не поднимая глаз, Макаров сел на диване и потупился в пол. Как-то всё слишком далеко зашло. В голове уже не бардак, а целая свалка. Сначала он осознаёт, что влюблен в Кирилла, потом ему сны снятся, где его Гречкин из раза в раз целует, а теперь он сам, проснувшись, хочет поцеловать мажора. Хорошо, что духу не хватило, а то черт его знает, как бы Кирилл на это отреагировал. Страшно представить. Лёша не мог отделаться от мысли, что в нём как будто что-то поломалась. Неужели он теперь больше не захочет целоваться с девушками? Такая сильная нужда в поцелуях проявилась у него только сейчас, и то, целоваться он хотел не с кем-то, а с Кириллом, мать его, Гречкиным. Что за бред? Как это вообще ему в голову пришло? Лёша твердо знал, что мужчины его не привлекают. Он однажды, смотря, как Женя лихо целуется с Длинным несмотря на свой рост, неожиданно для себя самого, из чистого любопытства представил себя на её месте. Представил и чуть не сблевал. Ну нет, парни — это не его стихия. Вспомнить только сколько отвращения вызывали поцелуи того мужика в туалете. До того омерзительно, что умереть можно. Лёша поморщился от воспоминаний. Все эти доводы собирались в один большой аргумент о том, что парни Макарова никогда не интересовали и интересовать не будут. Только-только убедив себя в этом факте, Лёша невольно представил поцелуй с Кириллом и дыхание точно спёрло. Щеки снова заалели, а по коже забегали мурашки от волнения. Ну вот почему так, а?! Макаров вздохнул. В груди шевелилось что-то теплое и нежное, заставляющее сердце сжиматься от боли, когда Лёша разубеждает себя во влюблённости. Это слишком сложно и переварить подобное за такой короткий срок невозможно. Мальчишка прекрасно понимал, что никакие доводы о том, что мужчины ему противны, не помогут. Хотя это была правда. Мужчины как партнёры ему были отвратительны. Но то были незнакомцы и неприятные личности. А тут Кирилл. Лёша уже не мог отрицать своей влюбленности. Это был факт. Но и сделать он ничего не мог. Не мог признаться и надеяться на взаимность. Нет. Ничего не получится. Рушить всё, что они с Гречкиным так долго строили ему не хотелось, потому выход был только один — молчать. — Сколько времени? — подал голос Лёша, всё ещё варясь в своих мыслях. — Почти семь вечера, — Кирилл пожал плечами и свалился на диван. Он достал откуда-то чашку, наполненную до половины чипсами, и захрустел, уставившись в телевизор. Макаров не ожидал, что уже так поздно, потому заторопился. Встав с дивана, он стал искать свой телефон. — Ты куда это? — лениво спросил Гречкин, отправляя в рот пару чипсин. — До Миланы поеду. Завтра линейка, от неё ближе, — находу придумал Лёша причину поездки к подруге. Кирилл кивнул и махнул ему рукой, желая удачи. К Милане Макаров приехал быстро, оповестив подругу о своем визите за десять минут до своего приезда. В какой-то момент Лёша поразмыслил и пришел к выводу, что идея пойти на линейку вместе с подругой не такая уж и плохая. Он взял с собой школьную форму, сменную одежду и закинул всё это в рюкзак. Милана предсказуемо была рада его видеть и потому безостановочно подкалывала друга, строя планы, как они завтра будут собираться и по какому маршруту до школы пойдут. Они зашли в её комнату, и Лёша устало повалился на кровать, даже не разбирая рюкзак. Он долго молчал, и даже Милане, привыкшей к молчаливости друга, стало ясно, что что-то не так. — Лёх, у тебя всё норм? — Милана покачивалась на кресле из стороны в сторону и теребила в руках фломастер. Лёша промолчал, стараясь собраться с мыслями и набраться духу для того, чтобы сделать то, зачем приехал. Милану молчание друга не устраивало, потому спустя ещё минуту тишины она кинула в друга тот самый фломастер, привлекая к себе внимание. — Эу, меланхолик, ты язык проглотил что ли? — Девушка усмехнулась. Она выглядела довольной, ведь друг всё-таки обратил на неё внимание, скосив взгляд. Лёша как будто вообще не заметил фломастер, поднялся с кровати и молча подошёл к подруге. Милана смерила его цепким взглядом, не понимая, что с Макаровым вообще творится. — Чё с тобой, блять? — уже начинала раздражаться девушка. Лёша сглотнул и сделал глубокий вдох. Собрав в себе всю решительность, он чуть резче, чем планировал наклонился к Милане и, схватив обоими руками её за щеки, притянул к себе, накрывая губы девушки своими.