Жду, чтобы стать дождем

В силуэте на фоне переулка, в его осанке и манере держаться, Сиын угадывается безошибочно. На нем громоздкая темная куртка и привычный рюкзак. Руки в карманах. Блестящий взгляд сквозь челку. Сухо не может скрыть потрясенное выражение лица. В груди снова возникает идиотская вспышка радости, и она чертовски отвлекает. Он на целую секунду зависает с открытым ртом, пока мозг обрабатывает увиденное.  – Сиын-сси, – бормочет он, не вытащив сигарету изо рта. – Опять у тебя это выражение лица. Сиын немного склоняет голову вбок. – Зачем сигарета? – не столько вопрос, сколько осуждение. Сухо стряхивает пепел в сторону кофейной банки.  – Пытаюсь чем-то занять руки, – он вытягивает одну вперед, чтобы показать Сиыну, как сильно она дрожит. Кончик сигареты ходит ходуном. Рот Сиына скрыт тенью, но тонкая, четко очерченная линия челюсти освещена фонарем – его неодобрение почти физически ощутимо. Сухо убеждает себя, что ему это нравится. Даже неодобрение лучше, чем ничего.  – Я должен работать над мелкой моторикой, – он четко выговаривает каждое слово. – Поэтому ты выбрал курение? Внутри Сухо вспыхивает искра, запуская цепную реакцию. Сердце колотится быстро-быстро. Он опускает плечи и хрустит шеей, пытаясь остыть.  – И что? Сиын хмурится.  – Это вредно для здоровья, – дыхание облачком замерзает в воздухе. – О? – Сухо чувствует, как в голосе проступает обида. – А что ты знаешь о моем здоровье? Сиын открывает рот, но тут же его закрывает. Он моргает, на его лице появляется неуверенность, из-за чего Сухо чувствует себя полным придурком. – Прости. Я не это имел в виду, – он зажимает сигарету в зубах и встает со стула, но Сиын делает шаг назад, увеличивая между ними расстояние, как будто собирается сбежать.  Сухо этого не хочет. Он хочет ровно противоположного. Он тянется к Сиыну, словно собирается погладить испуганное животное, и замирает с занесенной дрожащей рукой в нескольких сантиметрах от его плеча. – Что тебя сюда привело? – Подумал, что проще приехать самому, – Сиын быстро изучает лицо Сухо, и отводит взгляд. – Я написал. Ха.  – Наверное, телефон сломался, – Сухо бросает окурок и давит его кроссовкой. Он вздыхает и вытягивает ноги. – Ты явно не торопился. Я дома уже несколько недель. Сиын все еще смотрит вдаль, губы сжаты в тонкую бледную линию. – Был занят в хагвоне. Сухо должен надавить, правда должен, но взрыв в сердце обращается ударной волной, которая стремительно разрастается в грудной клетке, сжигая в медленном ядерном огне все вопросы и обиды. Его совершенно не волнуют причины Сиына, его не волнует ничего, кроме того, что прямо сейчас Сиын здесь, с ним. Он вздыхает и преодолевает остаток пути сквозь пропасть, которая раскинулась между ними, – хватает Сиына за плечо и сжимает.  – Я скучал по тебе. – «Очень сильно. Отчаянно». – Ты в порядке? Сиын сглатывает, наконец снова встречаясь с Сухо взглядом, и кивает. Сухо в ответ улыбается. – У тебя все еще это выражение лица, Сиын-сси. Сиын опускает плечи. – Никогда не понимаю, что ты имеешь в виду.  Под рукой твердый бицепс. Сухо коротко смеется, и снова нежно сжимает. Проводит большим пальцем по ткани куртки. Сиын опять отворачивается, глядя на освещенные окна ресторана. Точно. – Ты уже ужинал? – Нет. Я... – Давай. Пойдем поедим, – Сухо протискивается мимо и идет в переулок, не дожидаясь, пока Сиын последует за ним. +++ Он заходит в ресторан через заднюю дверь, на ходу расстегивает отвратительно заляпанный фартук и швыряет его в корзину с грязным бельем, мысленно негодуя, что предстал перед Сиыном в таком виде. – Эй, Сухо, – поворачивается Дэмин, проходя мимо. – Тебя искал какой-то парень. Я сказал ему, что ты на заднем дворе... О.  Сухо довольно кивает, когда Дэмин смотрит ему через плечо и видит Сиына, идущего следом. – Ты его нашел. – На сегодня я закончил, – Сухо не оглядывается. Он двигается настолько быстро, насколько позволяет уставшее тело. Он не задерживается и не останавливается. Если он остановится, Сиын может посчитать это весомой причиной, чтобы остаться с Дэмином. С тетушкой Джихён. Со всеми этими шумными клиентами. Сиын следует за ним мимо холодильной камеры, затем вверх по лестнице, и наконец Сухо открывает дверь ключом.  – Проходи. Сиын оглядывает темную квартиру, ставит рюкзак на пол и разувается. Сухо дает ему старую пару розовых тапочек Ёнъи, просто потому что хочет увидеть в них Сиына. – Ты никогда здесь раньше не был, да? – он включает верхний свет. – Можешь снять куртку, если хочешь. Останься ненадолго.  Сиын его игнорирует. В резком свете кухни Сиын выглядит намного хуже, чем показалось изначально. Для поздней зимы он одет слишком легко. Тонкая и слишком большая куртка – возможно, отцовская. Длинные рукава почти закрывают пару потрепанных перчаток с обрезанными пальцами. Он без шарфа. На лице почти сошедшие следы старых синяков, он выглядит измотанным; тяжелые опухшие веки и черные круги под глазами. На нижней губе заживающий порез. Все плохо. Порез снова откроется, если Сиын продолжит все время его касаться. Перед глазами мелькают лица Хан Тэхуна и Ли Джунчана, и Сухо скрипит зубами. Он хочет что-нибудь ударить. Кого-нибудь. И слишком поздно понимает, что стоит как вкопанный и пялится, а Сиын за ним наблюдает. Нет, не совсем верно  – Сиын не просто наблюдает. Он анализирует, подмечает детали и вычисляет состояние Сухо так же, как он сам вычисляет состояние Сиына. Сухо краснеет. Нужно срочно переодеться из рабочей одежды – от него, наверное, ужасно несет. Он разворачивается и идет в спальню, где торопливо сбрасывает шапку и футболку. Тихий шорох розовых тапочек затихает в дверном проеме. – Прости. Я очень грязный после работы.  Комната Сухо выглядит такой детской. На полу, все там же, куда он вчера его швырнул, валяется телефон, кровать заправлена ярким лоскутным одеялом и на ней навалена куча мягких игрушек во главе с нелепым плюшевым зайцем Ёнъи. Плакаты ММА выглядят убого. Он выуживает из ящика чистую футболку и надевает ее, прежде чем повернуться. Сухо жалеет, что привел сюда Сиына, но тот, кажется, не обращает внимания ни на детскую чепуху, ни на беспорядок. Вместо этого он смотрит на Сухо, и выглядит при этом очень злым. Сухо немного тает внутри, он, черт возьми, скучал по этому горящему взгляду. Он невольно смеется.  – Что с тобой? – Сухо проводит руками по волосам. – Да, знаю, волосы после шапки грязные. – Могу я посмотреть? – смертельно серьезный Сиын внезапно оказывается намного ближе, чем готово пережить разбитое сердце Сухо. – Что... – «ты делаешь?» собирается спросить Сухо, но Сиын уже протягивает руку, тянется ближе, и Сухо замирает. Он задерживает дыхание и сердце, кажется, тоже замирает. В голове одновременно белый шум и мысли грохочут как водопад. Наверное, в глаз попала какая-то ворсинка или ресница, и Сиын собирается ее смахнуть, но обычно он не делает ничего подобного для других людей, так что нет. Сиын правда собирается... он правда... Сиын касается челюсти Сухо кончиками пальцев. Они теплые. Даже горячие. Жар пронзает Сухо насквозь, и он вздрагивает, чувствуя во рту привкус крови из своего сна, но затем Сиын поворачивает голову Сухо, его пальцы скользят по щеке... … и исчезают, оставляя Сухо дрожать от холода. Он стоит неподвижно, голова обращена к окну, глаза закрыты. Если он не шелохнется, если не откроет глаза, может, тогда прикосновения вернутся. Сиын что-то говорит себе под нос. Похоже на «ублюдки». О. Сухо кладет руку на шрам. – Все в порядке. Правда. Выглядит намного хуже, чем есть на самом деле, – но когда он встречается взглядом с Сиыном, то обнаруживает, что тот едва ли не скалит зубы, у него совершенно дикое лицо. – Сиын-а. Теперь все в порядке. Все зажило. Глаза Сиына остаются широко открытыми, но он закрывает рот, прикусывая губу. Сухо сдерживает нелепое, глупое и опасное желание поцеловать его, чтобы снова открыть эту ранку. – Хорошо, – наконец яростно говорит Сиын. – Ладно. +++ Сухо разогревает им суп и кидает в него несколько пельменей, пока Сиын устало наблюдает за ним с дивана.  – Я не голоден. Не стоит ради меня напрягаться. – Ты такой наблюдательный, Сиын-сси, – Сухо подталкивает пельмень, чтобы тот перевернулся. Сиын выжидает еще секунду, затем вздыхает.  – Как скажешь.  Сухо улыбается про себя, когда слышит, как Сиын откидывает голову на подушки. +++ Они едят, сидя на полу за журнальным столиком. Точнее, Сухо ест. Сиын настороженно смотрит на свою еду. Он выглядит безумно голодным. Сиын никогда не отличался зверским аппетитом, но сейчас его взгляд буквально прикован к дымящейся тарелке. Сухо знает, что пахнет великолепно – у бабушки потрясающие рецепты. – Съешь хотя бы пару ложек. Я помогал лепить пельмени, – просит он. Сиын бросает на него взгляд, затем медленно и неуверенно черпает ложку супа. Затем вторую, третью… это похоже на прорыв плотины – Сиын ест так, словно умирает с голоду, поглощая пельмени и бульон быстрее, чем Сухо когда-либо видел. Сухо доедает свой суп и откидывается на спинку дивана, наслаждаясь аппетитом Сиына. Наконец Сиын замедляется и останавливается. Он прочищает горло и смотрит на Сухо.  Сухо засовывает язык за щеку, чтобы скрыть улыбку.  – Нет, ты определенно не голоден, я вижу. Сиын закатывает глаза, но его лицо краснеет, и он опускает голову.  – Спасибо. Вкусный суп. – На здоровье. Сиын откидывается на спинку дивана рядом с Сухо. Он снова убирает руки в карманы и разглядывает шрам.  – Зачем ты его спрятал? На фотографии с новой стрижкой. Сухо мог бы притвориться, что не понимает, о чем речь, мог бы заставить его произнести это вслух, но у него нет сил.  – Не знаю. Думаю, он пугает людей. – Меня не пугает. «Нет, ты просто становишься похожим на убийцу», – думает Сухо, но кивает.  – Я знаю. Сиын, похоже, принимает это за мягкое извинение, которым оно и является. Он откидывает голову на диван, закрывает глаза. Между ними на мгновение повисает тишина. Затем он делает вдох. – Что последнее ты помнишь? Сухо думает о смуглых пальцах Сиына, обхватывающих край гипса, но говорит:  – Как избивал Джунчана и Тэхуна. Надо было вломить им посильнее. – Не переживай. Я почти уверен, что они сожалеют о том, что сделали, – сказано пренебрежительно, но за этими словами кроется какой-то двойной смысл, хотя Сухо не может понять, какой именно. Он хмурится. – Они слишком тупые, чтобы сожалеть, – он поворачивается лицом к Сиыну, опираясь рукой на диван. – Доктор Лим сказал, что, скорее всего, я не смогу вернуться в Бёксан до осени. Тебе там кто-нибудь прикрывает спину? Ты уверен, что эти придурки не планируют завернуть тебя в ковер и сбросить с моста? Сиын пожимает плечами. Его глаза все еще закрыты, голова откинута назад, горло открыто и уязвимо. Он так близко. Сухо видит каждую деталь его профиля, небольшой шрам от ветрянки у глаза, потрескавшуюся кожу губ. Сиын облизывает их, прежде чем заговорить.  – Даже если это так, я справлюсь. – Ты справишься, – Сухо не удается сдержать скептицизм в голосе. Он пытается обдумать свои следующие слова, но в итоге спрашивает напрямую: – Ты ел суп, не сняв перчатки. Что с твоими руками? Сиын удивленно распахивает глаза, а затем прищуривается, глядя на Сухо.  – Я в порядке, – он переносит вес вперед и начинает приподниматься. – Спасибо за ужин. Мне пора. Нужно заниматься. Это полная чушь. Прежде чем Сухо успевает остановиться, он хватает Сиына за рукав. Он не знает, что делает, знает только, что ему нужно самому увидеть, какой ущерб нанесло Сиыну его отсутствие. Сиын замирает и хмурится, глядя на руку Сухо. Продолжает хмуриться, переводя взгляд на его лицо. – Ён Сиын, – Сухо знает, что это неправильно, знает, что не должен, но даже если он этого не сделает, Сиын все равно уйдет, так что… он тянет Сиына за рукав куртки, лишая равновесия. – Дай-ка я посмотрю. Очередное доказательство, насколько Сиын устал – он опускается на колени и откидывается на диван. Молча закрывает глаза. Сухо воспринимает это как разрешение. Он вытаскивает руку Сиына из кармана куртки, снимает перчатку и едва не отшатывается. Вся рука в грязи и крови. Костяшки пальцев покрыты темными синяками, и как минимум на одной из них трещина. Сухо проводит по ней большим пальцем и слышит, как шипит Сиын, втянув воздух сквозь зубы. Это из-за того, что он его коснулся? Сиын держит рот на замке. – Это Хан Тэхун? На этот раз Сиын слабо дергается, пытаясь выдернуть руку, но Сухо держит крепко. Сиын снова хмурится.  – А что? Чтобы ты снова попытался себя убить? Сухо воспринимает это как удар, которого он заслуживает. Он знает, что неправ, и всегда был неправ. Ему многое нужно искупить. Он нежно сжимает руку Сиына… хочет коснуться его лица, поднять вверх опущенные уголки губ.  – Прости. Это я виноват. – Нет. Это не так, – Сиын качает головой. Сухо открывает рот, чтобы поспорить, но останавливается. Глядя друг на друга поверх сцепленных рук, они явно зашли в тупик. Спустя мгновение он отпускает Сиына и идет в ​​ванную за аптечкой. +++ Он усаживает Сиына за кухонный стол, потому что там свет поярче. Сиын угрюмо сутулится на стуле и снова пытается убедить Сухо, что с ним «все в порядке, спасибо», но когда Сухо не поддается на уговоры и начинает дергать его за молнию куртки, Сиын сдается и позволяет расстегнуть и стянуть ее с затекших плеч. Под ней только серая футболка – на воротнике и подоле красные пятна. – У тебя кровь на футболке. Я могу ее постирать, – Сухо тянет за ткань, но Сиын лишь отмахивается. – Все нормально. Ладно. Сухо лишь надеется, что под ней не скрывается еще больше травм. Может, кровь принадлежит тому, о кого Сиын разбил костяшки. Он старательно отгоняет эти мысли и идет вымыть руки, заодно наполнив миску водой. Когда он осторожно погружает его руки в теплую воду, Сиын закрывает глаза. И почти неслышно выдыхает. Сухо работает молча. Он тщательно моет кисти и запястья, удаляя всю кровь и грязь, которые скрывали перчатки. На кутикулах обкусанных ногтей засохла кровь, и тут уже немного сложнее. Сухо приходится поскрести ногтем большого пальца, чтобы смыть ее. На фоне всего этого кошмара левая рука Сиына выглядит не так уж плохо – всего пара синяков, вот и все, зато правая в ужасном состоянии. Все костяшки в почерневших синяках. На каждой трещины, и не просто трещины, а новые поверх старых, покрытых многочисленными шрамами. Некоторые заросли коркой, в которую въелась какая-то серая грязь. Самые большие порезы еще открыты и медленно кровоточат, кровь окрашивает воду, закручиваясь красными спиралями. Лицо горит, но Сухо не поднимает взгляд, не позволяет своему дыханию участиться. Он сосредоточен на том, что делает. Он как можно бережнее смывает грязь со всех ран. Как только руки становятся чистыми, Сухо ополаскивает их водой с добавлением перекиси и вытирает полотенцем. Затем он по очереди берет каждую, проводит кончиками пальцев по чистой коже, разминая каждый сустав, каждую косточку. Надо на всякий случай проверить, говорит он себе, вдруг что-то сломано. Он все время смотрит Сиыну в лицо, но тот не жалуется и не отстраняется. С каждым движением он даже немного расслабляется. К тому времени, как Сухо заканчивает, Сиын уже совсем сник от усталости и опустил голову, руки вяло лежат в чужих ладонях. Сухо прочищает горло. – Я почти уверен, что переломов нет. – Мм, – глаза Сиына все еще закрыты. Антибиотик из аптечки просрочен, но это лучше, чем ничего. Сухо разрывает пакетик зубами и втирает маслянистое лекарство в порезы. Он накладывает бинт на каждый сустав, методично обводит каждый палец, чтобы прижать покрепче. Это кажется интимным – вот так касаться тонкой кожи, и Сухо знает, что его лицо и уши наверняка ярко-красные, поэтому спешит закончить поскорее. Наконец, он обматывает бинт вокруг всей руки и закрепляет его зажимом. Последний раз Сухо самостоятельно делал это очень давно, но мышечная память все помнит: однажды боец – всегда боец. Он откидывается назад и оценивает свою работу: не идеально, но вполне аккуратно. – Ладно. Мы закончили, – Сиын снова открывает глаза, когда Сухо похлопывает его по перевязанной руке. – Ты заснул? – Нет, – говорит Сиын, но выглядит так, будто близок к этому. Он трет лицо. – Который час? – Почти девять. Бабушка скоро вернется, если вдруг хочешь с ней поздороваться. Сиын снова тихо вздыхает.  – Мне пора, – но не делает никаких движений, чтобы уйти, так и сидит расслабленно в кресле, руки свисают вниз. Он открывает рот, затем снова закрывает. Затем наконец говорит: – Я не хочу. Это самое удивительное, что Сухо когда-либо слышал от Сиына.  – Что? – Не хочу домой, – Сиын наклоняет голову набок, встречаясь взглядом с Сухо. Под сонливостью скрывается стальной, острый взгляд. Он серьезен. Сердце Сухо внезапно пускается в галоп. Он сглатывает.  – Разве завтра тебе не нужно в школу? Сиын пожимает плечами, не отрывая взгляда. – Да. Хорошо, – Сухо снова сглатывает, пытаясь контролировать дыхание. – Оставайся. Можешь спать в моей комнате. Момент затягивается, как всегда бывает с Сиыном. Затем следует едва заметный кивок. +++ Сиын наконец замечает Хоппи, разглядывая этот розовый ужас с сонным недоумением. Сухо поднимает зайца за ухо и пересаживает его на стул. – От Ёнъи. Бабушка сказала ей, что я выписался. – Мм, – Сиын падает животом на кровать, бормоча в скрещенные руки. – Ты часто с ней общаешься? – Нет. Иногда пишу, но, кажется, она занята. Или типа того. Я думал, она хотя бы с тобой общается. Сиын качает головой. – Ох. Хреново, – это очень плохо, но Сухо не расстроен. Хотя, наверное, стоило бы. – Я думал, может, вы начнете встречаться. Кажется, ты ей нравишься. Сиын пожимает плечами, но не снисходит до объяснений. Зрачки огромные и темные, веки опущены… он сильно устал. Он устраивается на кровати, пока Сухо роется в поисках пижамы.  – Тебе надо кому-нибудь позвонить? Ну, чтобы сообщить, где ты. Сиын снова качает головой, на этот раз медленнее. – Не засыпай в одежде, – Сухо кладет на кровать сложенные фланелевые штаны и мягкую футболку. – Мне нужно немного прибраться. Я скоро вернусь. Сиын бормочет неразборчивое согласие, не открывая глаз. Его дыхание начинает замедляться. Он наверняка уснет раньше, чем успеет переодеться. +++ Сухо наводит порядок в гостиной и начинает мыть посуду. Пока раковина наполняется водой, он мысленно ругается на родителей Сиына: как они могут мириться со всем этим? Как они могут не видеть, насколько Сиын устал? Они вообще знают, что он дерется в школе? Вспышка гнева длится недолго. Теплая вода успокаивает, напоминая о теплой коже Сиына, когда Сухо промывал его раны, о скольжении ладоней по запястьям. О том, как с каждым прикосновением Сиын становился все более податливым. Внизу живота начинает разгораться пожар. Он худший из хёнов. Он должен заботиться о Сиыне, а не фантазировать о том, как бы покрепче прижать его к матрасу. Он сосредотачивается на мытье посуды. Когда он возвращается в спальню, Сиын спит поверх одеяла. Он лежит поперек кровати, и, на удивление, действительно переоделся в пижаму. Одежда свалена беспорядочной кучей на полу. Сухо вытаскивает пару флисовых одеял, укрывает одним Сиына, а второе использует в качества матраса на полу. А вместо подушки берет Хоппи. Ему приходилось спать и в худших условиях. +++ Сухо просыпается посреди ночи от того, что Сиын безмолвно тянет его за рукав футболки. Его лицо – бледное размытое пятно в свете уличного фонаря за окном. – Ты в порядке? – шепчет Сухо, сонно потянувшись к нему, и тут же спохватывается, но Сиын просто снова тянет его за рукав. Он подталкивает протянутую руку Сухо локтем, и их предплечья мягко соприкасаются. Сухо внезапно полностью просыпается, сердцебиение долбит за двести. Сиын спит? Лунатит? Но Сиын снова тянет сильнее, и Сухо следует за ним. Он позволяет затащить себя на кровать и толкнуть набок. Сиын тут же устраивается рядом и сворачивается калачиком, отзеркаливая позу Сухо. Они лежат на подушке лицом друг к другу. Глаза Сиына черные, грустные и далекие. Он все еще цепляется за рукав футболки Сухо. – Сиын-а, – хотя он уже понял, что Сиын не собирается ничего объяснять. – Что ты делаешь? Сиын зажмуривается, сильнее сжав в кулаке рукав. Он ничего не отвечает. Дыхание становится быстрым и неровным, костяшки пальцев на его плече очень горячие – от этого у Сухо внутри все плавится и кипит. Сиын так близко. Сухо мог бы притянуть его к себе, мог бы прижаться теснее… вместо этого он кладет руку Сиыну на плечо. Под пальцами оно вибрирует от напряжения.  – Скажи мне, что не так. Снова наступает тишина, если не считать их дыхания. Сиын не отвечает долго-долго. Сухо не двигает рукой, просто нежно и ритмично поглаживает большим пальцем кожу. Медленно хватка Сиына на рукаве ослабевает. Пульс Сухо замедляется, и он закрывает глаза. Проходит так много времени, что Сухо думает, что Сиын, наверное, снова уснул, и вздрагивает, когда хриплый голос вибрирует у солнечного сплетения.  – У меня завтра нет занятий. Меня отстранили, – Сиын замолкает и сглатывает. – За драку. – Мне жаль, – говорит Сухо и сочувственно сжимает его руку. – Это был просто какой-то парень. Он не умел драться, но и не отступал. Я заставил его остановиться. – Хорошо, – говорит Сухо, но Сиын, похоже, не слышит. Его внимание обращено внутрь. Он прерывисто вдыхает. – Я хочу поступить в университет, и мне приходится драться, чтобы нормально учиться. Но когда я дерусь, меня наказывают, и мне все равно не позволяют учиться, – его напряженный голос приглушен кулаком. – Я не дурак. Очевидно, нет способа победить. Я знаю, что это тупик, – он останавливается и снова сглатывает. – Я его покалечил. Сильно. Сиын морщится и вжимается лицом ему в плечо. В Сухо просыпается защитник. Он думает о Чон Ёнбине, о Хан Тэхуне и Ли Джунчане. О равнодушных и бесполезных учителях. Об их тупом директоре. Думает о Сиыне, спящем в его постели. Сытом. Окруженным заботой. Желание свернуться вокруг Сиына, оберегать его, согревать и всегда быть рядом обескураживает своим размахом. Сухо не имеет на это права. Он вздыхает.  – Сиын-а, ты самый умный человек, которого я когда-либо встречал. Если кто-то и сможет найти способ победить, так это ты. Я знаю, что ты справишься. Как ты и сказал... Он пытается успокоить, но слова, кажется, еще больше ранят Сиына, попадая по всем болевым. Хватка становится невозможно крепкой. Сухо дергается, но игнорирует боль. И говорит то, что вертится на языке, даже не задумываясь: – Но если ты не захочешь справляться с этим в одиночку. Если когда-нибудь захочешь отступить или убежать. Или если однажды тебе просто понадобится... отдых. Или что-нибудь еще. Ты всегда можешь вернуться сюда и остаться. Он едва сдерживается, чтобы не добавить «со мной». Но, кажется, Сиын все равно это слышит. У него перехватывает дыхание. Сердце Сухо бьется быстрее. И почему он не мог прикусить свой болтливый язык? Он пытается исправиться: – Бабушка любит тебя, она будет рада. Сиын какое-то время обдумывает, а затем кивает… и трется лбом о плечо Сухо.  – Звучит мило, – шепчет он. Если бы Сухо не прислушивался, он бы не расслышал этих слов за грохотом собственного пульса. Они так и остаются – Сиын крепко держится за Сухо, а Сухо испытывает границы собственного самообладания: пытаясь не прижаться еще ближе, и не в силах отстраниться. В итоге Сиын снова засыпает. Сухо слушает, как выравнивается его дыхание. Мягкие волосы касаются ключиц. Он вспоминает свой сон с привкусом крови. Он чувствует, что никогда не сможет забыть этот момент, никогда больше не сможет нормально дышать… … но это был долгий день. Сухо очень устал, а Сиын такой теплый. Это тепло заполняет пространство между ними и просачивается в саму сущность Сухо, убаюкивая. Вскоре его рука соскальзывает и перемещается Сиыну на грудь, а затем он тоже засыпает.