Зайка

По возвращении Чонгук привёл Ку в спальню, являвшую собой наиболее безопасную, по мнению его зверя, часть жилища. Кролик этому не воспротивился – наоборот, соорудил на кровати Чонгука что-то вроде гнезда и носу из него не казал. Чонгук принёс ему еды, проверил повязку на шее и решил оставить в покое, хотя бы на некоторое время. Его зайке требовался отдых и покой. Тем же вечером он оповестил своих друзей, что всё прошло относительно хорошо, но что им с Ку нужно время побыть наедине и переварить всё произошедшее. Успокоить родителей оказалось сложнее. Мать порывалась приехать, и ни один из них к этому визиту готов не был, так что пришлось признаваться: – Я кое-кого встретил, мам. Он оказался… в непростой ситуации. Я помог. Сейчас он у меня, и мы не готовы никого у себя принимать. Прости. Мать помолчала, после чего осторожно поинтересовалась: – Это тот гибрид, которого мы с тобой обсуждали? Чонгук бросил тоскливый ищущий взгляд в сторону собственной спальни, где находился его кролик. Его пара. Как бы ни был силён голос разума, призывающий объясниться и успокоить родителей, всё, чего Чонгуку по-настоящему хотелось – закончить разговор и как можно скорее проверить Ку, успокоить зверя присутствием рядом. – Да, это он. Мать помолчала. – Сейчас он в порядке? Вы оба в порядке? – Да, мы… Мы будем в порядке. Я об этом позабочусь. Она вздохнула. – Ты замечательный, Чонгук-и. Но кто позаботится о тебе? Уверен, что не хочешь, чтобы мы с отцом приехали? Или, может, навестишь нас сам? – Нет, нет, правда не стоит. Не сейчас. И я в порядке, – поспешил заверить Чонгук. Он должен был быть в порядке, правда же? Ради Ку. – Может быть, позже. Через несколько дней. Обещаю не пропадать. Его мать снова вздохнула. – Ну, хорошо. Буду ждать твоего звонка. Мы с отцом тебя любим, Гук-а, и всегда готовы помочь, не забывай. Чонгук позволил себе улыбнуться – впервые с момента событий в лаборатории. – Я знаю. Люблю вас тоже. – С этими словами он положил трубку и сразу направился в сторону спальни. Эффект от метки чувствовался на самом глубоком уровне. Чонгук ощущал себя накрепко привязанным к новообретённой паре и едва мог от Ку отойти. Кролик же из гнезда выбирался лишь при крайней необходимости, а Чонгука подпускал к себе с трудом. Его крошечная зайка часто плакала, отказываясь быть утешенной, даже повязка менялась безмолвно и клинически отстранённо. Он не давил, однако на третий день безмолвных страданий своей пары решил: хватит. Чонгук постучал в дверь собственной спальни, словно она вовсе ему не принадлежала. Сейчас так и было: Ку по праву занял укрытое от чужих глаз и ушей место, превратив в свою территорию. Чонгук был бы рад, если б только его зайка не была так несчастна. Он боялся, что Ку не захочет его видеть, однако по ту сторону двери раздался тихий приглашающий звук. Чонгук скользнул в комнату. За грудой подушек и одеял кролика было совсем не видать, и он автоматически выдал ищущий мурчащий звук. Его крошка пряталась даже от того, кто должен быть ближе всех. – Ку? Детка, ну же, – позвал он. Что-то завозилось в ворохе одеял, послышалось недовольное сопенье. – Как насчёт того, чтобы поговорить? В одеялах опять началось копошенье, а затем помятое, опухшее личико его пары, наконец, появилось на свет. Чонгук попытался поймать его взгляд своим, но Ку не поднимал головы. Вместо этого он уселся на кровати, подбирая одеяла, тихо шмыгнул носом и сказал: – Ладно. Чонгук был занят визуальной проверкой своего кролика, а потому почти упустил его тихое согласие. Он осознал, что продолжает стоять посреди комнаты и поинтересовался более неуверенно, чем до этого: – Могу я… присесть где-нибудь? Гнездо Ку занимало всю кровать, и он мог не захотеть видеть Чонгука в нём. Однако, к его облегчению, тот кивнул и отодвинул одеяла, создавая свободное место. Чонгук махнул хвостом, собрал решимость в кулак, приблизился и осторожно сел рядом. Он видел, каким вымотанным Ку был: побледневший, с искусанными губами, нервно подрагивающими ушками и красными растёртыми глазами. Укус заживал хорошо, Чонгук менял повязку аккуратно и по расписанию, но всё же решил спросить: – Как твоя… шея? Он не использовал вслух слово «укус» и тем более «метка»: первое наполняло его виной, ведь он причинил боль тому, о ком хотел позаботиться, а второе казалось до крайности личным, интимным. И однако же это не меняло сути. Ку носил его метку. Имел ли Чонгук на неё право – совсем другой вопрос. – Лучше, – только и сказал тот. Чонгук кивнул, чувствуя себя неловко, не зная, как начать разговор и вместе с тем прекрасно осознавая его необходимость. Ему хотелось быть с Ку, со своим отмеченным, особенно аккуратным. Тот так много пережил, в том числе по вине Чонгука, и так очевидно продолжал страдать. Он этого не заслуживал. Чонгук хотел помочь: это желание горело внутри, обращаясь в настойчивую нужду. Она-то и заставила его открыть рот. – Пожалуйста, скажи, что я могу сделать… Что мне сделать для тебя? Он попытался поймать взгляд Ку своим, но тот сидел, опустив голову и сжав руки на коленях. – Пожалуйста, скажи, – попросил Чонгук снова, и голос дрогнул в преддверии слёз. – Мне невыносимо видеть, как ты мучаешься. Когда Ку прикрыл лицо руками, всхлипывая, Чонгук почувствовал, что тоже готов расплакаться. Сочувствие и осознание собственного бессилия острой иглой вонзились в сердце. Он отчаянно хотел успокоить, но не знал, что ему было позволено. – Можно мне обнять тебя? – Пожалуйста, – негромко попросил носящий его метку кролик, и Чонгук потянулся к нему сразу, теперь без единого сомнения. Он заключил Ку в объятия, желая укрыть в коконе рук от любых напастей, а крольчонок вжался, втёрся в него и продолжил лить слёзы, несчастно вспискивая. – Тише, тише, ш-ш, я здесь, всё будет хорошо, – приговаривал Чонгук, поглаживая его по голове, по спине, совсем легко касаясь дрожащих вытянутых ушек. Он думал, что это поможет Ку успокоиться, но тот вдруг расплакался с новой силой. – М-мне жаль, – выдавил он сквозь слёзы. – Так жаль, так жаль! – Жаль? Ку икнул, вжался лицом практически Чонгуку в подмышку и забормотал оттуда: – Всё из-за меня, это я виноват, я за-захотел – а теперь ты – м-мы связаны… – Захотел? Зайка, тебе не оставили выбора, о чём ты говоришь? Тот резко замотал головой, отстранился и наконец взглянул ему в глаза. Чонгук почувствовал, как сжимается что-то внутри от бури эмоций, что стояла вместе со слезами в тёмных глазах его крольчонка. – Если б я не поцеловал тогда Джин Су, всего этого бы не было! Если бы я был нормальным, если бы... – Неправда. Это неправда, Ку. Ты можешь целовать, кого хочешь, это никогда не должно заканчиваться подобным образом. Твои родители – опекуны, родителями их не назвать – хотели контролировать твою жизнь от начала и до конца. Думаешь, если б был паинькой, они бы не отправили тебя к этому кролику, когда пришло время? Мгновенье стояла тишина, а затем что-то в лице Ку дрогнуло, и он снова с надрывом заплакал. Чонгук прижал его к себе, утёр собственные глаза и принялся уверять: – Ты не сделал ничего плохого, совершенно ничего, слышишь? Не дай их словам уверить тебя в обратном. Они никогда не должны были поступать с тобой подобным образом. Его зайка ещё какое-то время выплёскивала боль от чужого предательства слезами и несчастными задушенными всхлипами. Чонгук был рядом, говорил что-то, как он надеялся, успокаивающее, давал выпустить накопившиеся чувства. По крайней мере Ку не плакал в одиночестве, запершись в комнате и поглубже зарывшись под одеяла. Наконец, всхлипы утихли, утихла и сотрясающая тело крольчонка дрожь. Ку плотнее сжал объятья, глухо и жалобно пискнул, словно Чонгука могли у него забрать – тот прижал его ещё ближе, хотя, казалось, ближе некуда. – Я здесь, я с тобой, никто не причинит тебе вреда, – успокоил он, легко потираясь о макушку Ку щекой, помечая своим запахом. – Прости, что вынудил тебя, вынудил поставить мне… – Нет, – отрезал Чонгук. – Даже не заканчивай это предложение. Ну-ка, взгляни на меня. Кролик выдал робкий звук протеста, но подчинился, когда Чонгук обхватил его мокрое от слёз лицо и поднял к себе. – Я испачкаю… – слабо запротестовал он, Чонгук же не обратил на это ни малейшего внимания. Он заглянул своему отмеченному в глаза и попытался вложить всё испытываемое чувство в свои слова: – Ты самое замечательное создание, что я только встречал. Связь с тобой – это не наказание, не бремя и не – здесь не за что извиняться. Ситуация и обстоятельства не были идеальными, не отрицаю, но в этом нет твоей вины. Если на то пошло, ты здесь пострадавшая сторона, Ку. Ты, а не кто-то другой. Тот издал звук протеста и даже замотал головой в отрицании. – А как же ты? Ты пострадал тоже… – начал крольчонок, но Чонгук не дал ему закончить. – За меня не переживай, я буду в порядке. Они всё ещё глядели друг другу в глаза, так что Чонгук получил порцию ничем не разбавленных, сильных и несомненно искренних эмоций, когда Ку сказал: – Как я могу не переживать? Ты же моя пара. Мой отмеченный. Он сказал это с такой ласковой нежностью, что у Чонгука вновь защипало в глазах. Ку тем временем аккуратно коснулся его руки и продолжил: – Я хочу поддерживать тебя и помогать – так, как ты помогаешь мне. Чонгук поморгал. Он чувствовал себя недостойным такого замечательного, искреннего и любящего гибрида, особенно после всего, что успел натворить. Он унял дрожь уязвимости, стыда, но к тому же благодарности и ответил: – Ты уже – уже помогаешь, то, что ты рядом, что принимаешь меня, это… Это неоценимо. Я хочу, чтобы ты знал: ты замечательный и... Я горжусь тем, что я твоя пара. Ку неслышно выдохнул, глаза его стали совсем круглыми и блестящими, а потом он прикрыл их, сосредоточенно свёл брови и наклонился вперёд, приближая своё лицо к лицу Чонгука. Тот выдал вопросительное урчанье, и глаза кролика мгновенно распахнулись, а лицо начало стремительно краснеть. Он резко отклонился обратно и, запинаясь, выдал: – П-Прости, я не – эм-м, просто – забудь, я не… – Зайка, – оборвал его сконфуженное бурчанье Чонгук. Он коснулся горячей щеки, побуждая кролика вновь взглянуть на него. – Ты ведь только что пытался меня поцеловать? Внутри него веселье мешалось с нежностью, предвкушением и теплом. Ку покраснел пуще прежнего и робко кивнул. – Я не знаю, зачем – то есть, я подумал, почувствовал, что – а то, что ты сказал… – Он запутался в словах и умолк, смущённый до предела. Чонгук мягко улыбнулся, а затем подарил зайке долгожданный поцелуй. Ку пискнул, приоткрыл от удивления рот, а Чонгук выдал звук одобрения и куснул его за нижнюю губу. Ку сильнее открыл рот и впустил в него язык Чонгука. Целовался крольчонок неумело, но восполнял недостаток навыков рвением. Чонгук в любом случае таял от нежности, осознавая, что это был их первый поцелуй, что Ку сам его инициировал, а теперь позволял Чонгуку вылизывать себе рот и лишь скулил и доверчиво жался в ответ. Сладкая крошка. Они целовались какое-то время, после чего Чонгук заставил себя отстраниться. Его кролику были необходимы отдых, забота и нежность. Торопиться не следовало, особенно когда для Ку всё это было впервые. Он целовался-то лишь пару раз, а теперь должен был пройти через течку в одном пространстве с гибридом, который поставил ему метку. Не стоило и говорить о том давлении, что Ку наверняка ощущал, какой стресс пережил и как нуждался в осторожном обращении. Чонгук собирался сделать всё правильно, а поэтому устроил Ку поудобнее, поправил гнездо так, как крольчонку хотелось, сам же устроился на полу, не в силах уйти от своей прелести дальше, чем на шаг. Он позаботится о своей паре, а с будущими треволнениями они обязательно разберутся. Когда спадёт навеянная гормонами дымка, Чонгук сможет подумать о том, что им делать дальше и как комфортно пройти период становящейся всё ближе течки.