Зайка

Который день Ку обживался в доме Чонгука, попутно присматриваясь к нему самому, а тот не мешал – наоборот, старался поспособствовать, чем мог. В какой-то момент, ещё до их разговора, кролик принял предложение занять гостевую спальню, но уютом там и не пахло. Помещение было для Ку чем-то вроде временного пристанища, он не чувствовал себя в безопасности там и не пытался сделать это место комфортным для себя. Настороженный, реагирующий на каждый шорох и до смерти напуганный раньше, теперь Ку будто учуял и поверил в отсутствие угрозы со стороны Чонгука. Словно самый настоящий крольчонок, Ку пытался выкроить собственное пространство в доме Чонгука, глядел блестящими глазами, дёргал ушками и вообще был крохотным ураганчиком прежде задавленной активности. Зверь Ку присматривался, ходил вокруг, вынюхивал, фыркал в нетерпеливом любопытстве, но – не боялся. Он больше не боялся Чонгука. Тому до сих пор не верилось в произошедшую, казалось, мгновенно перемену, и всё же факт оставался фактом. Их разговор и предшествующие ему события повлияли на Ку. Конечно, доверие его оставалось хрупким и неустойчивым, подобно распустившемуся цветку на скалистом обрыве. Любое неверное движение могло разбить зарождающуюся связь между ними. Самые обыденные действия и ситуации могли испугать кроху. Ку инстинктивно напрягался и прижимал ушки, видя, как Чонгук внимательно прислушивается и щурит глаза на лесные звуки, вечером долетающие до них из открытого окна. Работу со своей «лесной» экипировкой Чонгук решил полностью перенести в гараж, потому что кролик нервничал, видя даже самые безобидные предметы. Какое-то время Ку весьма настороженно относился к Чонгуку, орудующему ножом и готовящему очередной обед на кухне. Чонгук так и не понял, откуда у гибрида в голове взялась мысль, что он может захотеть его съесть – в самом простом, ничуть не игривом и весьма кровожадном смысле. В один из дней Ку столкнулся с Чонгуком на выходе из ванной комнаты. Крольчонок не следил, куда идёт, был отвлечён сушкой собственных волос и ушек после принятого душа, Чонгук же проходил мимо и совсем не ожидал, что в него врежутся. Он на автомате выбросил руку, издавая вопросительный урчащий звук, и удержал свою прелесть рядом крепкой хваткой на талии. Для него ситуация была обыденной и не вызвала особых эмоций – но для Ку всё случилось чересчур неожиданно. Кролик замер, а потом сжался у него в руках, выдал жалобный просящий звук, частично заглушенный полотенцем, в которое теперь вжимался лицом. Его нежная детка пряталась от него. Тогда он обнял Ку, осторожно, но уверенно, уткнулся носом в пушистое белое полотенце и тихо мурлыкал до тех пор, пока крольчонок не успокоился и не расслабился в его руках, опуская барьер между ними. Чонгук старался отслеживать подобное. Ему следовало быть с Ку предельно внимательным и аккуратным, Чонгук это прекрасно понимал, а потому замирал всякий раз, как ловил на себе изучающий взгляд тёмных глаз. Он боялся сделать что-то не так, а Ку всё чаще обращал на него свой светящийся осторожностью, но одновременно внимательный и любопытный взор. Чонгук чувствовал себя кем угодно кроме грозного хищника, когда терялся и нервничал, пытаясь всем видом продемонстрировать собственную безобидность. Ку это, кажется, забавляло, а Чонгук готов был служить ему бесплатным развлечением сколько угодно – лишь бы не боялся. Как-то раз Ку подошёл к нему, пока Чонгук занимался приготовлением ужина. Кролик был тихим и вежливым, а когда Чонгук поинтересовался, не случилось ли что, предложил свою помощь с готовкой. Чонгук удивился, зная, что раньше Ку без абсолютной необходимости к кухне не приближался, но согласился. Они вместе нарезали овощи и делали салат, и разговор завязался сам собой. Чонгук рассказывал о себе и собственной жизни охотно, хотя расспросы Ку были осторожными. Чонгук же радовался, что у кролика хватило смелости предложить помощь и завести разговор, когда раньше он забился бы в дальний угол и из него клещами было не вытянуть ни одной развёрнутой фразы. Чонгук был в восторге от возможности поговорить, чтобы при этом не пугать своего сожителя до смерти. Ку был примерным домашним крольчонком, наивным, но не избалованным, и интересы его тоже весьма отличались от интересов Чонгука. – Я люблю собирать гербарии, – смущённо признался Ку после осторожных расспросов, чем заставил Чонгука заурчать от умиления. Ещё домашняя кроха Ку любил прогуливаться по безопасной части леса, собирая цветочки и листочки для своих гербариев, да к тому же – совершенно неожиданно – читать. Чонгук и до этого замечал, как много тот читает, но думал, что это происходило от невозможности заняться чем-то другим. Сам Чонгук занимался чтением лишь из потребности овладеть каким-либо знанием или навыком, который можно было применить на практике. Ку же читал ради удовольствия, это было его увлечением. Чонгук порадовался, что в доме нашлись книги развлекательного плана – в основном оставленные родителями или Юнги, который тоже был любителем почитать в свободное время. Они с Ку узнавали друг друга, потихоньку притирались, привыкали к более открытому взаимодействию, а Чонгук каждый раз умилялся и радовался, обнаруживая небольшие знаки доверия от своей крошки: приподнятые в любопытстве ушки, то, как Ку порой позволял ему подходить со спины, его открытое для обнюхивания горло, а главное – его улыбка. Робкая и немного нервная, она появлялась всё чаще, и Чонгук радовался ей, как ребёнок. До этого Ку не улыбался ему ни разу, только редкие моменты из прочитанных книг заставляли бледное подобие улыбки трогать его губы. Чонгук старался быть с Ку как можно аккуратнее и нежнее. Вообще, если бы он дал себе волю, его зверь ластился бы к крольчонку каждую свободную минуту – уж очень приятно было ощущать в руках его мягкое тело, купать в своём запахе, вызывать мурчание своими действиями. Чонгук обожал нежничать с Ку, а тот позволял – стоило Чонгуку проявить внимание, как кролик немедленно предоставлял ему себя, сладким десертом тая в руках. В результате оба становились расслабленными и довольными. Последовавшая неизбежная встреча с Хосоком и Юнги (Намджун благоразумно решил не провоцировать собственнические инстинкты хищника появлением на территории Чонгука) прошла напряжённо, но другого Чонгук не ждал. Юнги в особенности не желал оставлять Ку на попечение Чонгука, и тот в некоторой степени был с этим согласен. Сам Ку решительно сводил брови и осторожно, но с очевидным намерением жался к Чонгуку на диване. Он явно никуда не собирался, не желал покидать дом избранного хищника – а тот беспрекословно следовал желаниям своей крошки. Он сдержанно, но непреклонно дал друзьям понять, что не собирается отпускать Ку от себя, раз тот этого не хочет. После нескольких попыток убедить его Хосок с Юнги обменялись взглядами, одинаково тяжело вздохнули – и сдались. Что они могли сделать, если Чонгук с Ку на пару стояли на своём? Прежде чем уйти, Юнги отвёл Чонгука в сторону и, не спуская с него пытливого взгляда, заявил: – Ты прекрасно понимаешь, что Ку не может принимать подобные решения самостоятельно. Очевидно, он не понимает, что для него сейчас лучше. – А ты, выходит, понимаешь? – не удержался Чонгук, но когда Юнги нахмурился, вздохнул и продолжил уже спокойнее: – Я признаю, что ситуация… неидеальна. Но пока не собираюсь ничего менять. Он может провести это время со мной, я позабочусь о нём. – Ты… – начал Юнги, покачал головой и посмотрел на Чонгука почти с мольбой. – Чонгук, ты же видишь, что это неправильно. То, что происходит между вами… – Я устал убеждать вас обоих, – оборвал его Чонгук. – Если вы мне в этом не доверяете – пусть. Главное, что доверяет Ку. Они оба понимали, что это не было прямым ответом на волнующую и самого Чонгука мысль, которую только что высказал его друг. Юнги ничего на это не ответил, сказал единственное: – Если ты изменишь своё решение или у тебя возникнут сомнения, свяжись со мной сразу же. В итоге каждый остался при своём, хотя не то чтобы Чонгук целиком доверял себе в обращении с Ку. В сложившейся ситуации было так много неизвестных переменных, и Чонгук не имел чёткого представления о том, что делает, больше следуя наитию, чутью, которое обычно не подводило. Он хотел поддержать Ку, быть с ним рядом. Возможно, это было эгоистичное желание, но Чонгук не знал, как вести себя иначе, привык руководствоваться желаниями своего зверя и доверять им. Вскоре после этой встречи произошёл ещё один случай, который помог Чонгуку понять, что происходит в голове у его крольчонка. Он как раз заканчивал с очередным сетом упражнений, когда раздался телефонный звонок. Чонгук отложил гантели, с которыми теперь занимался чаще из-за недостатка физической активности и невозможности выйти куда-либо, если только это не был поход в магазин или коротенькие прогулки с Ку. Взглянув на экран, Чонгук застыл, мгновенно наполняясь яростью, и страхом, и бессильной злобой. Он сжал зубы до хруста, силясь унять вой хищника в груди. Только когда Ку приоткрыл дверь и заглянул в комнату, Чонгук осознал, что телефон всё ещё звонил. Кролик глянул на него, ушки вопросительно приподнялись, выражение лица было потерянным. Чонгук смотрел в ответ, ощущая растерянность между беспорядочно скачущими эмоциями. – Это твоя мать. Реакция последовала незамедлительно: Ку приоткрыл рот, шокированно округлив глаза, в вихре эмоций, пробежавшемся по его лицу, Чонгук заметил страх, напряжение, нервное ожидание – но также радость, и тоску, и робкую надежду. Глядя на эту палитру эмоций, Чонгук наполнился вдруг непоколебимой уверенностью. Нажать на значок принятия вызова стало наконец легко. – Слушаю. – Ох, добрый день, Чонгук, – прощебетали в трубку. – Это Ёнхи, звоню узнать, как там мой зайчик, мой Ку. Чонгук сжал челюсти, гневно повёл хвостом, но заставил себя расслабиться, видя, как во взгляд Ку закралась неуверенность, а ушки пугливо прижались. Когда он ответил, его голос был выверенно спокойным. – Здравствуйте, Ёнхи. Я ожидал вашего звонка. – Что-то случилось? Возникли сложности? – Её голос вмиг потерял налёт напускного дружелюбия. Она будто ждала от Чонгука новостей о том, что её сын доставлял проблемы. Словно это оправдало бы в её глазах необходимость того, на что она его обрекла. Это было отвратительно, и Чонгук с трудом удержал в себе гневный рык. – Нет, – припечатал он, не давая эмоциям просочиться в голос. – Ку ведёт себя как самый примерный крольчонок и не доставляет мне никаких проблем. Я ждал звонка от вас, потому что с ответственностью подхожу к своим подопечным и мне важно видеть, что вы оцениваете мой труд и следите за положением дел. – Конечно-конечно, Ку ведь наш драгоценный малыш, мы, как родители, должны убедиться, что он идёт по пути исправления и что вы этому способствуете. Чонгук прикрыл глаза, вновь с силой сомкнул челюсти. Сам её голос выводил его из себя, а хищник внутри рвался сомкнуть зубы на её горле. Она ставила безопасность Ку под угрозу – более того, она понимала, что делает это, и наверняка наслаждалась собственной властью. Нужно было держать себя в руках. Он напомнил себе, что сейчас безопасность и благополучие Ку зависели от того, как Чонгук в очередной раз управится с Ёнхи. Он глянул на крольчонка: тот подошёл ближе и внимательно вслушивался в разговор. – Я рад, что вы позвонили, и хочу сообщить вам, что всё идёт гладко. Я бы даже мог дать рекомендацию на досрочное завершение… курса, – запнулся Чонгук, не зная, какое приличное слово подобрать тому, что он, согласно контракту, должен был с Ку делать. На другом конце линии на несколько секунд воцарилась тишина. – Нет-нет, мы хотим, чтобы наш крольчонок точно усвоил урок. Вы понимаете, о чём я? – вкрадчиво поинтересовалась она и, не дав Чонгуку возможности ответить, добавила: – Ну, если вы говорите, что всё хорошо, то я вам верю, в конце концов вы профессионал, которого нам очень рекомендовали. Не могли бы вы теперь передать трубочку моему Ку? Чонгук ответил согласием, не выдавая своего разочарования. Ку не сможет отправиться домой раньше срока – но, с другой стороны, хотел ли Чонгук вообще возвращать его туда? Это была опасная мысль, и Чонгук поспешил обрубить её, пока она не пустила в сознании корни. Он и так с трудом заставил себя передать телефон замершему от удивления кролику. Внутри всё противилось тому, чтобы подпускать эту крольчиху к нему в каком-либо отношении. Заполучив трубку, Ку прижал её к уху и выдал растерянное, но полное надежды: – Мам? Это я. – Ку! Как поживает наш малыш? – прощебетала Ёнхи так громко и радостно, что Чонгук расслышал каждое её слово. Он скривился, а Ку явно растерялся больше прежнего. – Я… Всё хорошо? – неуверенно отозвался он, явно не зная, как реагировать. – Хорошо себя ведёшь? Выполняешь всё, что от тебя требуется? – продолжала Ёнхи. Она совершенно точно испытывала удовольствие, выспрашивая у своего сына, как ему нравится насилие, ей самой организованное после того, как Ку понравился не тот тип гибридов, с которым она была согласна. Удержать яростный рык стало во много раз сложнее, особенно когда Чонгук наблюдал за непонимающим и уязвимым выражением на лице Ку. – Да, – почти прошептал он. Его ушки побеждённо опустились, а потом он вдруг взглянул на Чонгука умоляющим и беззащитно испуганным взглядом, от которого неприятные мурашки побежали по телу. Чонгук не видел подобного взгляда с тех пор, как состоялся их разговор с объяснениями чуть больше недели назад. – Какой ты молодец, – продолжал литься из трубки довольный голос Ёнхи. – Я всегда знала, что мой сын не будет трусливо убегать от совершённых ошибок. Если продолжишь слушаться так же хорошо, то совсем скоро вернёшься домой. Ты ведь соскучился? – Да, – выдавил Ку. Его ответ был совершенно искренним, и это разбивало Чонгуку сердце. – Мы с отцом тоже так скучаем! Вот пройдёшь курс до конца – и всё станет по-прежнему. Ты не заметишь, как пролетит время! Просто будь нашим умницей, Ку. – Ладно, – дрогнувшим голосом согласился тот. Затем Ёнхи быстро попрощалась и положила трубку. Несколько мгновений они провели в тишине, оба пытались осознать произошедшее. Первым в себя пришёл Чонгук. – Ку, детка, – позвал он негромко, стараясь сделать тон как можно мягче. Кролик, пялившийся невидящим взглядом в пространство перед собой, прижимавший телефон к груди, вздрогнул и перевёл на него взгляд. Чонгук на всякий случай поднял раскрытые ладони в мирном жесте, а Ку пронаблюдал за этим с таким покорным выражением лица, что внутри тут же заворочалось что-то неприятное. – Ты в порядке? Это было единственное, что Чонгук смог выдавить под этим взглядом, хотя очевидно в порядке тот не был. – Ты можешь – можешь сделать это. Чонгук непонимающе нахмурился. – Сделать что? Что-то в лице Ку дрогнуло, ушки опустились, и Чонгука наполнило плохое предчувствие. – Я знаю… знаю, что заслужил, я приму это… – О чём ты? – оборвал Чонгук, чувствуя поднимающую внутри тошноту. – Ты же знаешь, что я ничего не собираюсь с тобой делать, я ведь говорил – это из-за того, что сказала твоя мать? Ку вздрогнул и сжался, сильнее прижал ушки. Мгновенье они молчали, глядя друг на друга, а потом личико кролика вдруг приняло выражение хрупкой и вместе с тем отчаянной решимости. Он свёл брови к переносице, ухватился за подол своей футболки и стянул её через голову. Чонгук приоткрыл рот от удивления, Ку тем временем взялся за пояс штанов. – Погоди, – выдал Чонгук, когда и те оказались на полу. Ку переступил через них, оказываясь на шаг ближе. Теперь на нём остались лишь тонкие розовые трусики, но кажется кролик намеревался приняться за них тоже. – Стой, Ку, хватит. Чонгук не знал, куда деть взгляд. Ему казалось неправильным смотреть на уязвимо обнажённое тело, на мягкий живот и стянувшиеся тёмные горошины сосков, на открытую кожу, по которой бежали мурашки от смены температуры. Ку решительно подцепил резинку белья, и Чонгук выдал уже более взволнованное: – Прекращай, слышишь? Кролик сжал губы в тонкую линию, непоколебимо встретил взгляд Чонгука, а потом стянул с себя последнюю деталь одежды. Трусики остались лежать на полу, Ку переступил через них и оказался совсем близко. Его молодое мягкое тело издавало приглашающий жар, Чонгук чувствовал его, хотя и пальцем крольчонка не касался. По позвоночнику прошлась дрожь, его хищник подобрался, хвост без ведома заходил за спиной, уши навострились. – Что бы ты там себе ни думал… – начал Чонгук, и тут Ку потянулся и взял его за руку. Чонгук умолк тут же, затаил дыхание – касание обжигало. Кролик глядел ему прямо в глаза, пока поднимал руку Чонгука и прижимал её к своей шёлково-нежной и крошечной, мягкой, едва кругленькой груди. Вставшая горошина соска ткнулась ему в ладонь, и только тогда Чонгук с усилием выдохнул, приходя в себя. Пора было это прекращать. Осторожно, не торопясь, он повёл прикосновение в сторону и ниже: Ку позволил, прикрыл глаза, словно сдаваясь ему на милость. Крохотная, измученная зайка. Со всей возможной аккуратностью Чонгук закончил движение, оборачивая руку вокруг талии Ку. Затем прижал его к себе, безопасно и надёжно, устроил вторую руку на затылке кролика, уткнул носом в своё плечо. Ку растерянно засопел, но не воспротивился, а Чонгука в очередной раз затопило нуждой сделать всё, чтобы никто больше не добрался до его крошки с намерением причинить боль. Он низко уркнул и сказал: – Всё будет хорошо. Я тебя не обижу. Никто тебя больше не обидит. Пару мгновений ничего не происходило, а потом Ку вцепился в него в ответ, задрожал и выдал Чонгуку в плечо запинающееся: – Я не – я же – я должен, я за-заслужил… – Никто такого не заслуживает, Ку. Никто. – Но она – она сказала… – Она ошибается, – отрезал Чонгук, а потом попытался объяснить: – Она хочет тебя контролировать, не может смириться с тем, что ты волен выбирать себе в партнёры, кого захочешь… Ку резко затряс головой в отрицании. – Хищники, они же – мы не – не можем, это неправильно! Чонгук переместил свою руку так, чтобы подцепить пальцами чужой подбородок. – Посмотри на меня, Ку. Тот подчинился с неохотой, в больших глазах стояли непролитые слёзы, брови были несчастно изогнуты. Хоть сердце болезненно сжималось внутри, Чонгук нашёл в себе силы ободряюще улыбнуться. – Ты можешь делать то, что хочешь, можешь быть, с кем захочешь. В этом нет ничего неправильного, или постыдного, или ужасного. Ты можешь жить, как хочешь, как сам решишь. Никто не в праве отнимать у тебя свободу выбирать. Конечно, не ему стоило говорить Ку такое – не в их ситуации. Чонгук ведь и сам контролировал, отнимал свободу по стечению обстоятельств, а частично и в угоду собственным желаниям. Он был непомерным эгоистом, не мог позволить себе бросить крошку на произвол судьбы. Но кто-то должен был ему сказать – и кроме Чонгука рядом сейчас не было никого. У крохи Ку не было никого, кому он мог бы довериться, а значит Чонгук сделает всё, чтобы убедить его в ошибочности слов Ёнхи. Он не желал, чтобы Ку хоть на миг верил, что заслуживает таких ужасных вещей за выбор того, кому выразить симпатию. Было неправильно, и ужасно, и просто низко заставлять Ку верить в подобное. В ответ на его слова Ку судорожно выдохнул, уткнулся ему в плечо и тихонько заплакал. Из горла вырвалось сочувствующее урчание, Чонгук крепче прижал крольчонка к себе и принялся гладить по волосам и успокаивать, заверять в том, что всё будет хорошо, что он не сделал ничего плохого, что ни в чём не виноват и он не позволит никому убедить его в обратном. Когда Ку выплакал большую часть своего расстройства и немного успокоился, Чонгук помог ему одеться, а потом отвёл в его комнату, усадил на кровать и укутал в плед. Ку продолжал безмолвно жаться к нему беззащитной прелестью, и, обнимая его, Чонгук подумал, что ни за что не вернёт кроху туда, где ему могут причинить боль. Пусть даже это будут его родители – к чёрту их, ублюдков-манипуляторов! Они не заслуживали видеть его, не заслуживали говорить с ним и уж точно не заслуживали того, чтобы Ку вернулся к ним как ни в чём не бывало после того, что они, манипулируя и самим Чонгуком, попытались с собственным сыном сотворить.