Зайка

Чонгук ходил из угла в угол. Мерил шагами комнату, изнывал, запертый в четырёх стенах и не мог заставить себя подойти к спальне. Хотелось выпустить из груди дикий рык. Хотелось взвыть. Хотелось… заплакать? Чонгук опять всё испортил, и уже, кажется, без возможности исправить. Он зарывался пальцами в волосы, скалил зубы, дёргал хвостом. Хотелось рычать от переполняющих эмоций, но Чонгук не издаст ни звука, который мог бы быть воспринят кроликом как угроза. Ку не выходил из спальни – да и с чего бы вдруг он захотел выйти? Ку его ненавидел и имел на это полное право. Перед глазами стояла картинка того, как кролик приподнял верхнюю губу, обнажая зубы, как сверкнули гневом и болью его глаза, как он закричал на Чонгука, как высоко скакнул его голос в выражении неприкрытого отчаяния. Он был так испуган. Так зол. Что Чонгук мог ему сказать? Он заслужил от него каждое слово. Да, он заслужил. И даже если Ку будет ненавидеть его, главное – он будет в безопасности. Чонгук сохранит его у себя на этот месяц, а потом… потом они расстанутся и больше не увидятся. Со временем дикая ненависть и боль сгладятся из сердца Ку, из его воспоминаний. Чонгук хотел на это надеяться. Кролик вырастет и проживёт свою жизнь так, как захочет, справится с причинённой болью. По крайней мере над ним не будут издеваться целый месяц по указке родителей и насиловать в качестве «профилактики» влечения к гибридам-хищникам. Однако разве жизнь с Чонгуком не была для крохи таким же издевательством? Чонгук успел причинить ему столько вреда. Чонгук едва не… Нет. Больше он кролика не тронет. Это должно было что-то значить, ведь так? Бедняжке не нанесут незаживающую рану, оставив на его теле и в нём свои следы, как почти сделал Чонгук. Реакция Ку могла быть намного хуже, если бы всё зашло дальше. Кролик злился и кричал, боялся и плакал, но хотя бы остался нетронутым. Чонгук его не сломал. Его хищник волновался, скрёбся внутри – словно в предупреждении, словно что-то было не так. Конечно, что-то было не так, Ку плакал и кричал, а Чонгука мучили вина и стыд за ту боль, которую он причинил невинному созданию. И всё же. Это ощущение… Оно словно намекало на что-то ещё. Чонгук волновался всё сильнее, ходил из стороны в сторону, помахивая хвостом и беспокойно двигая ушами, а потом решился: он должен был узнать, как там Ку. Если кролик прогонит его криками – пусть так, но Чонгук своими глазами убедится, что тот в относительном порядке. Иначе его хищник, по ощущениям, проскребёт ему грудь, вырвется наружу силой мешающих инстинктов и сделает непростую ситуацию ещё хуже. Решение было принято, однако на стук в дверь и осторожные слова Ку не отозвался, а когда Чонгук открыл дверь, оказалось, что в комнате крольчонка и в помине нет. Сперва Чонгук застыл, поражённый, покрутил головой из стороны в сторону, словно Ку мог прятаться где-то. Заранее зная, что это бесполезно, Чонгук залез в шкаф и под кровать, проверил все комнаты одну за другой, заглянул даже на кухню и в гостиную, хотя Ку никак не смог бы пробраться туда незамеченным. Пока он ходил из комнаты в комнату, в сознании таился ясный как день факт: кролика в доме не было. Чонгук это знал. Его хищник это знал. Однако стоило быть последовательным, потому что если Ку испугался настолько, что сунулся в лес… Чонгук проверил гараж и территорию вокруг дома, а потом, взбудораженный, прикрыл глаза и повёл носом воздух, ловя следы сладкого аромата. Он надеялся, что погружение в звериную суть поможет ему скорее обнаружить беглеца. Он открыл глаза, навострил уши, дёрнул хвостом. Не было никаких сомнений. Кролик ушёл в лес. Чонгук подхватил свою рабочую куртку, которую всегда надевал при походах в лес, и последовал за ним. Он пробирался через заросли кустарников, скользил по ковру мха, избегал оврагов, крутых склонов и бурелома, продвигался аккуратно и тихо, не задерживаясь. Найти след кролика оказалось задачей несложной, хотя тот действовал куда осторожнее, чем в Зоне Охоты, когда убегал от Чонгука в панике. Наверняка поддался зову инстинкта, который был глубже сознательного разума и действовал безотказно, готовый послужить защитой и отвадить беду, помочь уйти от опасного преследования. Впрочем, далеко не Чонгук был тем, кто представлял для Ку опасность в этой чаще. Даже привычные к жизни вблизи дикой природы гибриды не заходили чересчур глубоко в тянущиеся на многие километры необлагороженные леса. Там, куда не забирались гибриды из поселений, где в чаще переплетались корни и ветви старых деревьев, жили другие существа. Немногие о них знали, ещё меньше видели вживую и могли рассказать эту историю. Чонгук мог. Существа эти были, как рассказывал отец, одичавшими гибридами – а может, вышедшим из-под контроля экспериментом. Люди, в конце концов, устраивали много экспериментов, не все из которых заканчивались так же удачно, как создание разумных гибридов разного толка. Однако и без разгадки их появления факт оставался фактом: эти существа обитали в части диких лесов, что окружали поселения. Они не были многочисленны, не подбирались близко – возможно, сторонились цивилизации в любых её проявлениях, возможно чувствовали наличие большой организованной группы и не нуждались в конфликте, – но они были там. Жили в чащобе, питались лесными зверьми, вступали в схватки, мигрировали, размножались и умирали. Когда сам Чонгук столкнулся с одним из них, с ним был отец, и только это спасло его от участи быть обнаруженным и разорванным на части. Монстр – а это действительно был монстр, – выглядел и ощущался как нечто созданное искусственно, был несуразной тушей с вытянутым рылом, а в затхлой пасти виднелись смертоносные клыки. Последнее, чего хотелось Чонгуку – это попасть под прицел внимания таких существ. Он не смог бы защитить ни себя, ни уж тем более Ку, который был идеальной жертвой: сладко пахнущий, не приспособленный к охоте и погоне, не оказывающий должного сопротивления. Его утащили бы в чащу, сожрали бы заживо, и Чонгук ничего не смог бы сделать. Живя так близко к чаще, Чонгук прекрасно знал, как с этим местом обращаться и где пролегает невидимая граница дозволенного. Ку же этим знанием не обладал, и трудность состояла в том, чтобы вернуть его, не привлекая внимание тех, кто был по-настоящему опасен. Кролик успел забраться глубоко. Скорее всего, он тихо выскользнул из окна спальни, так что Чонгук, занятый внутренними переживаниями, не услышал. Ему следовало быть более внимательным, зверь пытался его предупредить, Чонгук должен быть прислушаться. Однако сделанного не воротишь, единственное, что ему оставалось – нагнать сбежавшую кроху и вернуть её обратно. Не было ни шанса,что Ку возвратится мирно – не после того, как он избрал чащу более безопасным для себя местом, чем дом Чонгука. К тому же кролик был погружён в инстинкты зверя, заклеймившего Чонгука угрозой. Чтобы вернуть Ку, придётся применить силу, он знал наверняка, смирился и уступил бразды правления собственному зверю. Поговорить можно было позже. Для начала следовало вытащить Ку отсюда – и сделать это до того, как тот приманит к себе кого-то ещё. Чонгук углублялся в чащу, вслушиваясь в дышащий жизнью лес и звуки ночной жизни, подёргивал ушами, принюхивался к переплетению запахов и безошибочно, словно яркую звезду в ночи, вычленял из всего многообразия лакомый аромат кролика. Тот пах привлекательно для любого хищника, обитающего как в безопасной, так и в дикой части леса. Крылья носа вдруг затрепетали, в груди вспыхнуло и потухло низкое урчание. Он был близко. Чонгук затаился, навострив уши, отдал всё внимание неровному дыханию впереди. Казалось, если он прислушается как следует, то различит заполошные удары чужого сердца. Вскоре он увидел Ку. Навострившиеся кроличьи ушки ходили туда-сюда, а тело было напряжено подобно натянутой до предела тетиве, поза выражала настороженную сосредоточенность. Видно было, что он шёл по наитию, не имея в уме чёткого направления, с одной лишь мыслью: убраться как можно дальше от Чонгука. Чонгук почувствовал укол вины напополам с гневом глубоко внутри, но не дрогнул ни на мгновенье. Если он хотел отловить Ку без стремительной погони, которая наверняка привлечёт внимание, необходимо было оставаться в тени. Рано или поздно кролик отвлечётся, опустит на мгновенье прицел своего внимания. Тогда Чонгук сделает свой ход. Они уходили глубже в чащу: Ку впереди, Чонгук – следом, бесшумной тенью. Он старался выдерживать безопасное расстояние, хотя чем дольше они шли, тем сильнее хищник в Чонгуке подбирался, увлечённый преследованием и заветной целью так близко. Пару раз Ку, словно уловив чужое присутствие, замирал, а потом вертел головой, обводя пространство вокруг нервным внимательным взглядом. Тогда Чонгук тоже застывал подобно изваянию и даже не дышал. Неожиданно кролик споткнулся о неудачно торчащий из земли корень. Его заминка и удивление пролетели мимо Чонгука подобно испуганной птице, а тот ухватил предоставленный шанс. В мгновенье ока он напрягся и прыгнул, преодолевая большую часть разделявшего их расстояния. Ку испуганно вскрикнул, обернулся – и это стало его ошибкой. Вместо того, чтобы без раздумий броситься прочь, кролик обернулся. Не ожидавший этого, Чонгук не сумел вовремя остановиться и сбил Ку с ног, прокатился с ним по земле, придавил весом своего тела. Они оказались лицом к лицу, Чонгук встретился взглядом с огромными, полными неконтролируемого ужаса глазами, а затем Ку набрал в грудь воздуха для крика. Перед мысленным взором мгновенно пронеслись те, кто мог услышать разносящийся по лесу пронзительный, скорбный зов. Чонгук не мог позволить Ку закричать. Он вжал ладонь в чужое лицо, закрывая тому рот. Глаза кролика были двумя чёрными дырами, отражающими животный ужас. Он был глубоко погружён в собственные инстинкты: это отпечаталось в позе, взгляде, даже в стоящих торчком ушах. Чонгук был не лучше, однако его зверь оказался сосредоточен и собран, выставил для себя цель и неумолимо к ней двигался. Стоило кролику начать сопротивляться, как Чонгук понял, что не сможет удержать руку на его лице: дикий выброс адреналина подарил неожиданную мощь небольшому телу, и, резко взбрыкнувшись, Ку чуть не скинул Чонгука с себя. Он дёргался так, словно и впрямь думал, что Чонгук собирается перегрызть ему глотку. Даже сквозь ладонь просачивались его оборванные панические вскрики и взвизгивания. Чонгуку нужно было что-то предпринять, срочно. Он навалился, сжал извивающееся под ним тело, с трудом удерживая на месте, после чего ухватил Ку за горло. Чонгук усилил хватку, освобождая вторую руку, а Ку подавился вдохом. Тело под ним пробил спазм, кролик опять бешено забрыкался – Чонгук почувствовал, что соскальзывает, и это заставило вжаться плотнее, надавить твёрже. Ку ухватился за руку на горле, напрягся, изо всех сил стараясь её сместить, но Чонгук был сильнее. Они не отрывали друг от друга взглядов, пока Чонгук сжимал руку на горле кролика, аккуратно, но непреклонно, отсекая большую часть кислорода, пытаясь обескуражить и сбить с толку придушиванием. Он не хотел делать больно, однако понимал, что от его действий зависела безопасность их обоих: Ку не мог действовать рационально в данный момент. Наконец, хватка на его руке ослабла, сопротивление начало угасать, взгляд тёмных глаз поплыл – только тогда Чонгук отпустил. Кролик судорожно втянул ртом воздух, а затем отвернул голову и закашлялся: лицо сложилось в гримасу, слёзы брызнули из глаз. Занятый попытками наполнить горящие лёгкие, он совсем не думал брыкаться или кричать. Пользуясь возможностью, Чонгук достал из рабочей куртки моток специальной клейкой ленты, которой обычно связывал своих клиентов. Пока Ку пытался прийти в себя и поспешно тянул воздух, Чонгук поднялся и перевернул его на бок. Тот закашлялся с новой силой, Чонгук почувствовал краткий всплеск сочувствия, но ощущение быстро потухло под более простой реакцией хищника, контролирующего опасную ситуацию. Сочувствию и сожалениям не было места там, где речь шла о безопасности и выживании. Пока они не окажутся дома, Чонгук будет делать то, что должен. Так твердил инстинкт. Привычным движением Чонгук перехватил чужие руки и принялся обматывать запястья эластичной лентой, чтобы затем связать их у кролика за спиной. – Нет, – захрипел в ответ Ку, спровоцировав очередной приступ кашля. Кролик отвернул голову, силясь вдохнуть, а Чонгук проверил путы на прочность и передвинулся ниже. Осознав, что его собираются связать по рукам и ногам, Ку жалобно заскулил и засопротивлялся снова. Он попытался пнуть Чонгука, оттолкнуть ногой, но движения были неуклюжими и не обладали той силой, что раньше. Адреналиновый всплеск угас, и кролик сам понимал, что проиграл. Чонгук связал ему ноги, передвинулся выше и под очередное умоляющее «Нет!» налепил полоску Ку на лицо, заклеивая для верности рот. Кролик продолжал вяло сопротивляться, Чонгук же не обращал на это никакого внимания. Он подхватил кролика, закинул его себе на плечо, после чего огляделся, повёл ушами, принюхался. Ку тихонько плакал под ухом, мешая оценить обстановку, так что Чонгук велел: – Тихо. Кролик вздрогнул и повиновался, давясь беззвучными всхлипами. Чонгук прислушался снова, сосредотачиваясь, пытаясь проникнуть в самую суть ночных лесных звуков. Вроде бы никого. Он поудобнее устроил Ку в своей хватке, вырывая из него слабое попискивание, и двинулся обратно. Чонгук обезопасил их, как умел, и хотя для этого ему пришлось жёстко подавить сопротивление Ку, он ни о чём не жалел. Хоть существа предпочитали не подбираться близко к занятой гибридами части леса, кто бы не соблазнился манящим запахом и милыми повизгиваниями крошки-кролика? В конце концов, синяки на теле сойдут, путы спадут, стоит им вернуться, но его подопечный будет жив и за ними не будет погони. Для Чонгука это стоило кратковременного испуга, что Ку пришлось пережить. Чонгук ведь и сам ужасно испугался. Чем дольше он шагал в сторону дома, тем легче становилось дышать. Напряжение утекало из тела, хотя он продолжал отслеживать обстановку и все инстинкты были начеку. Ку давился всхлипами у него на плече, с этим ничего нельзя было поделать. Вскоре они подошли к дому, так ни с кем и не столкнувшись. Их страшные прятки в диком лесу завершились, слава всем богам, благополучно. Стоило Чонгуку запереть за ними дверь, как хищник в его сознании притих, уверившись в безопасности обстановки. Он прошёл в гостиную и осторожно опустил свою ношу на диван. Кролик задушенно всхлипнул и немедленно свернулся в комок, стремясь закрыться. Чонгук вздохнул. Ну вот опять, но что он мог сделать? Сам ведь упустил кроху, сам виноват – самому и разбираться. Первым делом стоило развязать бедняжку. Чонгук достал из одного из многочисленных карманов куртки складной нож. Услышав щелчок, Ку вскинул взгляд и мгновенно замер. Глаза его стали ещё больше, отразили глубокий, проникающий в самую сердцевину ужас. – Детка, – сочувствующе уркнул Чонгук, поднимая руки в мирном жесте. – Я хочу тебя освободить – только и всего. Ку неуклюже подвинулся на диване, связанный по рукам и ногам, крепко прижимая ушки. Единственным звуком, который он мог издавать с заклеенным ртом, был тихий жалобный скулёж. – Детка, ну же, – попытался Чонгук снова. Он наклонился, сгорбил плечи, пытаясь сделать свой вид менее угрожающим. Ку продолжал плакать, дёргал скованные руки и мотал головой с таким отчаяньем, словно и впрямь верил, что Чонгук собирается использовать перочинный нож против него. Его горло наливалось тёмными пятнами синяков, лицо покраснело, домашняя одежда где-то запачкалась, где-то порвалась. На глаза Чонгуку внезапно набежали слёзы. Он поморгал – ещё мгновение назад был уверен, что держит ситуацию под контролем, но эмоции накрыли внезапно, затопили болью, сожалением и виной, да к тому же жалостью. Он жалел не только кроху Ку, но и себя самого, попавшего в безвыходную ситуацию и не понимающего, как из неё выбраться. Они оба оказались здесь не по своей воле, но ответственность лежала на плечах Чонгука, он должен был всё исправить. Кажется, у него выходило только делать хуже. Чонгук поднял взгляд вверх, но несколько слезинок всё равно сорвалось. Они скользнули вниз по щекам, и Чонгук поспешил стыдливо утереть их. Он так испугался за Ку. Всё внутри заледенело от ужаса, когда он понял, что кролик сбежал в лес. Если бы с ним что-то случилось, это было бы на совести Чонгука. Он утёр лицо, проморгался, вдохнул и выдохнул. Потом взглянул на жмущегося от него гибрида и сказал обретшим твёрдость голосом: – Смотри, я положу его вот сюда. Он положил нож на кофейный столик перед диваном, встретился с Ку взглядом. Тот с трудом дышал, нос забился от плача, а бедное передавленное горло отказывалось пропускать достаточно кислорода. – Сейчас я отлеплю ленту, и ты сможешь нормально дышать, хорошо? Ку смотрел на него, не двигаясь, только вздрагивал от всхлипов. Чонгук осторожно, медленно протянулся – кролик опять зажался, опустил голову и вжал её в плечи, пытаясь закрыть доступ к своей шее. Чонгук ощутил очередную волну сочувствия. – Ш-ш, я не буду трогать там, где больно, хорошо? Подними голову чуть-чуть… Вот так, хорошо, маленький. Он подцепил край клейкой ленты на чужой щеке. Глаза Ку были огромными и чёрными и без слов умоляли не причинять боль. – Молодец, какой же ты молодец, – заверил Чонгук, после чего без предупреждения дёрнул ленту, разом её отлепляя. Ку издал краткий болезненный звук, кожа около его губ покраснела и выглядела раздражённой, хотя лента была приспособлена под игры и не должна была вызвать такую реакцию. – Вот так, милый, лучше, правда? – сказал Чонгук так же тихо и мягко, а Ку судорожно втянул в себя воздух и хрипло забормотал: – Не надо, не надо, прошу. Он снова принялся дёргать связанные руки: наверняка желал разорвать путы, чтобы иметь возможность защититься, в итоге же делал только хуже. – Не дёргай их, – велел Чонгук. – Лучше дай мне тебя освободить. Кролик продолжил надрывно плакать и умолять, тщетно стараясь высвободиться. Слова Чонгука не произвели никакого эффекта, так что, потеряв терпение, он приблизился, взял Ку за плечо и перевернул на живот. Тот в ответ заплакал сильнее, а его мольбы приобрели оттенок настоящей истерики. – Не надо, нет, нет, нет! Пожалуйста! Можете взять меня, воз-возьмите – только не делайте больно, я не хоч-хочу больно, я всё сделаю, пожалуйста, нет! Его руки покраснели, напряжённые и сжатые, полосы ленты на них натянулись, впиваясь в нежную, натёршуюся кожу запястий. Чонгук сжал предплечье Ку, удерживая на месте, чтобы не поранить случайно, а второй рукой дотянулся до лежащего неподалёку ножика. Ку подавился всхлипом, засопротивлялся и заизвивался, а Чонгук выпустил в ответ предупреждающее рычание. Кролик жалобно заскулил, но затих, а Чонгуку удалось поднести лезвие, чтобы наконец перерезать натянутую полосу на запястьях. Он отпустил, Ку же выпустил поражённый вздох, окончившийся всхлипом, подобрал под себя руки и приподнялся на диване. Чонгук в это время передвинулся ниже и перерезал ленту, связывающую щиколотки кролика. – Теперь всё, – сказал он, убирая нож. Ку отполз в сторону, повернул к нему несчастное заплаканное лицо. – Сейчас пойдёшь и вымоешься, сменную одежду я тебе принесу. И ещё дам мазь для твоих рук и – и шеи. Ку продолжал сидеть на диване, сжавшись, глядя на Чонгука широко распахнутыми глазами. Чонгук выдохнул. Как же он устал. Этот день казался ему бесконечным. – Ты меня не понял? Я сказал, тебе надо в душ. На этот раз Ку спустил с дивана ноги, чтобы подняться и, дрожа, без слов поковылять в сторону ванной комнаты. Как только оттуда донёсся плеск воды, Чонгук пошёл доставать кролику сменную одежду и мазь от синяков. Оставляя всё это, он старался не обращать внимания на несчастные судорожные всхлипы, которые прекрасно улавливал за шумом бегущей воды. * После того, как Ку смыл с себя последствия неудачного побега и воспользовался мазью, Чонгук оповестил, что эту ночь они проведут в его комнате. Так ему будет спокойнее, пояснил гибрид и уточнил, что имел в виду только сон в одной постели, ничего больше. Естественно, Ку в любом случае весь трясся, когда пришло время ложиться. За несколько минут до этого хищник попытался дать ему какой-то еды, но горло Ку отдавало болезненной волной даже при глотании, он точно ничего не смог бы съесть в таком состоянии. Чонгук, кажется, тоже понял, насколько неуместным оказалось его предложение, и вроде бы даже устыдился. Теперь они готовились ко сну в спальне, где Ку предлагал себя пантере и из окна которой сбежал после. Что Чонгук сделает с ним за попытку побега? Ноющие запястья и передавленное горло легко отвечали на этот вопрос. Насколько Ку ухудшил ситуацию своими действиями? Придёт ли ещё один шанс выбраться, и что более важно, посмеет ли Ку воспользоваться им после всего, что сделали с ним в лесу и что ещё сделают в этом доме, ставшем западнёй? Выключив свет, Чонгук со вздохом и устало волокущимся хвостом забрался в постель. Ку, стоящий по другую сторону кровати, прижал руки к груди в бесполезном жесте защиты. Он не мог защититься от Чонгука, не мог, не мог… – Так и будешь там стоять? – услышал он и как мог быстро скользнул на прохладные простыни. По крайней мере одеяло и подушку Чонгук ему выдал отдельные. Он устроился как можно ближе к краю кровати, пантера вздохнула, и Ку почувствовал, что она тоже завозилась. Он подтянул ноги к груди, ныряя под одеяло с головой, крепко прижал звериные уши и дёрнул хвостиком. В следующий миг его скрученное в комок тело обхватила поверх одеяла чужая рука. Ку вскрикнул, прижал руки к лицу, бормоча: – Не надо, не надо, умоляю! – Тише, ш-ш, тише-тише, – заурчал Чонгук, притягивая одеяльный комок с Ку ближе к себе. Он устроил его у своей груди и крепко прижал к себе, вырвав ещё один испуганный звук. – Я не могу сейчас тебя отпустить, – выдохнул хищник. Он уткнулся носом в одеяло в том месте, где была макушка Ку, и потёрся, оставляя свой запах. – Мой зверь должен чувствовать тебя рядом, чтобы я мог прийти в себя. Я не обижу, слышишь? Ку ничего не сказал. Какое-то время они лежали молча, Ку чувствовал биение чужого сердца и слышал дыхание пантеры, постепенно становящееся глубже, спокойнее. Наконец, Чонгук нарушил тишину. – Я так испугался, когда понял, что ты ушёл в лес, – сказал он и сжал на нём руку так, словно Ку мог исчезнуть. Ему очень хотелось бы исчезнуть, однако он упустил единственную возможность это сделать. Ку вновь сглотнул, проглатывая слёзы. – Я думал, что не найду тебя, – продолжал Чонгук, – что будет слишком поздно, что ты привлечёшь к себе что-нибудь – какого-нибудь хищника или – или что похуже. Он умолк. Ку молчал тоже. Что он мог сказать? Самый опасный хищник его в конце концов нашёл. – Прости за то, что набросился на тебя. Что связал и – за шею. Прости за то, что я сделал. Это было необходимо, но это меня не оправдывает. Я должен был лучше за тобой следить. В голосе Чонгука звучало раскаяние, но также неоспоримая решимость. Ку вздрогнул, давя в себе всхлип. Он прекрасно понимал, что означала эта решимость. Чонгук больше не выпустит его из прицела своего внимания. Чонгук никуда его больше не отпустит.