Зайка

Кролик отказался спать где-то кроме своего уголка под столом. Чонгук попытался всучить ему принесённые подушки и одеяла, но Ку лишь помотал головой, сжавшись в свой маленький комок, и Чонгук отступил. Он не хотел давить на Ку и причинять ему дискомфорт или боль – этого он сделал достаточно. Чонгук провёл остаток ночи на полу в гостиной, устроившись у стены, где мог видеть кролика – так было спокойнее. Себе Чонгук в подушках отказывать не стал, но ночью глаз не сомкнул: так много событий произошло за эти несколько часов и чересчур он нервничал. Ку, бедная зайка, тоже почти не спал, проваливался в дрёму время от времени только чтобы дёрнуться и проснуться. Взгляды, которые он кидал на Чонгука спросонья, были мешаниной непонимания, подозрения и испуга. Чонгук под прицелом этих взглядов пытался продумать, как же объяснить кролику происходящее – и каждый раз путался и терялся. Его собственные эмоции и накатывающее чувство вины не помогали ничуть. Чонгук понятия не имел, как разобраться в непростой ситуации, что уж говорить о случившемся между ними ранее. В конце концов Чонгук так и не смог собрать мысли в усталой голове в подобие порядка и к наступлению утра чувствовал себя совершенно разбитым. Как должен был чувствовать себя Ку Чонгук даже представлять боялся. Он с тоской подумал, насколько легче всё ощущалось бы, имей он возможность поговорить со своими родителями сейчас. Они отправились в очередное путешествие по дальним поселениям и должны были вернуться не раньше, чем через пару месяцев. Связь в тех краях была ни к чёрту, а коммуницировали они редкими письмами. Чонгук бы не осмелился обсуждать то, что с ним приключилось, на бумаге, да и долго было ждать ответа, а значит возможности получить совет или поддержку от родителей не было. Нужно было принимать правильные решения и думать самостоятельно. В данный момент ему следовало быть ответственным гибридом: встать, попытаться приготовить кролику какой-то завтрак, объясниться, а потом съездить в магазин за всем необходимым для неожиданного гостя. Солнце уже озаряло комнату первыми несмелыми лучами, а Чонгук всё медлил. Он вновь провалился в подобие дрёмы и очнулся от телефонного звонка. Чонгук поморщился, недовольно прижал звериные уши, выловил из кармана телефон. Разлепив глаза и щурясь на экран, Чонгук принял вызов с незнакомого номера и гаркнул в трубку хриплое: «Да?» Он был уверен, что звонил Донсу, с ним разбираться не было никаких сил и желания: они уже всё обговорили, Чонгук своего решения не изменит. Он не позволит никому отобрать Ку, не позволит причинить крошке боль. – Чонгук? Это вы у телефона? – раздался в трубке незнакомый женский голос, отчего Чонгук на мгновенье растерялся. Ку вскинулся, поднял на него взгляд огромных глаз, навострил ушки. – Да, – отозвался Чонгук, пытаясь собраться и понять: кто ему звонит? И почему Ку так отреагировал? – Я звоню по делу своего крольчонка. Вы должны были принять его вчера? Нашего Ку, – разъяснила она, и тут до Чонгука наконец дошло. – Меня зовут Ёнхи, я его мать. Мгновенно проснувшийся, Чонгук поднялся на ноги. В голове прояснилось, сердце забилось быстрее, в теле взвилась нервная готовность. – Ёнхи! Да, конечно, я… принял его вчера, – выдал он. Это была мать кролика, мать Ку, организовавшая для своего сына нечто отвратительное и решившая задействовать в этом Чонгука без его ведома, без единого слова или сомнения. Внутри растерянная злость на крольчиху боролась с пониманием, что Чонгук должен был играть по правилам. Он не мог предъявить ей ничего из того, что крутилось в его голове, если хотел сохранить Ку от дальнейших посягательств. – Как прошла вчерашняя сессия? Вы сделали всё, как было оговорено? – поинтересовалась Ёнхи так, словно речь шла об успехах её сына в учёбе, а никак не о запланированном ею же изнасиловании. Сам Ку успел вылезти из-под стола и теперь стоял напротив Чонгука, вслушиваясь в каждое слово. Несомненно, он слышал сказанное, и его взгляд выражал столько эмоций, что Чонгук поспешил отвести свой. Невыносимо было смотреть на ту боль, и страдание, и надежду – словно Ку, несмотря ни на что, продолжал верить, что его мать изменит решение и примет его обратно. Чонгук развернулся к Ку полубоком, не желая обсуждать судьбу маленького кролика прямо у того на глазах, и вместе с тем покинуть гостиную не хватало духу. Ку заслуживал знать, так? – Всё прошло отлично, – выдал Чонгук самым спокойным тоном, на который был способен. Прозвучало всё равно резковато, но может Ёнхи примет это за профессионализм. Ему нужно было заставить её поверить, что всё в порядке и на своих местах, что ей не нужно пытаться вызнать детали – потому что в этом случае история Чонгука развалилась бы подобно карточному домику под дуновением ветра. – Он хорошо себя вёл? Понимал, почему попал в такую ситуацию? – продолжала выспрашивать Ёнхи, словно это действительно была настолько же обычная тема, как погода за окном. У Чонгука свело челюсть от ярости, а в горле заклокотал невыпущенный рык. Понимал ли Ку, почему его обрекли на насилие собственные родители? Чонгук так не думал – он сам по крайней мере не понимал. Как можно было сотворить такое? Насколько сильна была их ненависть к хищным гибридам? К собственному сыну? Чонгук встретился взглядом с Ку, который ступил ближе, вслушиваясь в каждое слово. Его безопасность сейчас зависела от того, как Чонгук управится со своими эмоциями. – Он вёл себя замечательно, – проговорил Чонгук, не отрывая от Ку глаз. – Отлично. Я надеюсь, что вы его приструните, выбьете из него всю эту дурь. На вас можно положиться? В этот момент Ку сделал к нему ещё один шаг. Он впервые оказался к Чонгуку настолько близко по собственной инициативе. Во взгляде у него горело столько эмоций, кроличьи уши впервые за их знакомство не прижимались в расстройстве, а вытянулись, встали торчком. Ку протянул руку и вырвал у него телефон. Чонгук позволил, а кролик поднёс трубку к уху и выдал сбивающееся: – Мам? На другой стороне линии воцарилось непродолжительное молчание, а затем: – Зачем он дал тебе телефон? Чонгук увидел, как задрожала нижняя губа Ку, а тёмные глаза наполнились слезами. – Мам, пожалуйста. Он моргнул, и слёзы потекли по щекам, не остановленные, кроличьи уши просяще опустились, словно Ку готов был умолять. Он выглядел таким потерянным, таким крошечным, что Чонгуку хотелось прижать его к себе, погладить по голове и успокоить мурчанием на ухо. Вместо этого строгий голос Ёнхи прорезал тишину. – Неси ответственность, дорогой, ты уже взрослый. Ты знаешь, почему это случилось, и не… – Но я же понял, – прервал её Ку жалобным, рыдающим всхлипом. Теперь он без сомнений умолял. – Пожалуйста, можно мне – я понял, я хочу д-домой, мам, пожалуйста! – Ты останешься там столько, сколько потребуется, и сделаешь всё, что тебе скажут. Тогда я подумаю о том, чтобы разрешить тебе вернуться, – отрезала Ёнхи звенящим яростью и презрением голосом и повесила трубку. Мгновенье они оба стояли посреди гостиной, застывшие, словно статуи. Затем Ку сгорбился, прижал телефон к груди и разрыдался с новой силой. Лицо его сложилось в такую страдающую и болезненную гримасу, что Чонгук не смог себя остановить, шагнул к нему. Ку повернул голову в его сторону и, не прекращая рыдать, взмолился снова: – Пожалуйста, пож-пожалуйста! Чонгук замер, Ку отступил от него на шаг, утёр мокрые щёки и продолжил: – Я пон-нял, я буду – буду слушаться, только не заставляйте меня – не заставляйте, прошу! – Ку, послушай… – спокойно, как мог, начал Чонгук, хотя голос всё равно подрагивал от эмоций. В этот момент Ку зарыдал в голос, как маленький, прикрыл лицо руками, сквозь которые вновь полились неразборчивые, становящиеся бессвязными мольбы. Бедная беззащитная кроха. Он был таким маленьким, таким испуганным, и ему было так больно. Его родители сделали ему больно. Чонгук сделал ему больно. Всё, что крольчонок сделал – это поцеловал гибрида не своего вида. А теперь он давился слезами посреди гостиной Чонгука так, словно тот действительно собирался сделать с ним ужасные, отвратительные вещи, о которых, не называя их своими именами, говорила Ёнхи. Чонгуку так хотелось объяснить, хотелось помочь – но он понимал, что после подобного разговора с матерью Ку нужно было выпустить эмоции и выплакаться. Вместо того, чтобы пытаться доказать что-то и вновь остаться неуслышанным, Чонгук шагнул вплотную к кролику – тот дёрнулся в сторону в тот же миг, но Чонгук его поймал, прижал к себе под несчастный, воющий всхлип. – Н-нет, нет-нет, нет! – повторял Ку, прерывисто дышал и бился в объятиях, словно пойманная птица. Руки у Чонгука дрожали от пережитых эмоций и чужой сильной паники, хвост дёргался, уши ходили туда-сюда в попытке определить источник угрозы за безнадёжными всхлипами, от которых изнывало внутри. Чонгук не позволил более инстинктивному поведению вырваться наружу и только начал урчать, поглаживая Ку по боку длинными, успокаивающими движениями. – Пожалуйста, я всё понял, только не заст-тавляйте меня, – скулил кролик, дрожа в его руках и плотно прижимая кроличьи уши. – Тише, детка, я не буду, не буду, ну же, – шептал Чонгук между осторожными поглаживаниями. Ку продолжал плакать и просить, давиться всхлипами и слезами, а Чонгук не отпускал и медленно, терпеливо успокаивал. Он начал понимать, что взаимодействие с Ку станет настоящим испытанием на терпение и выдержку. Особенно пока они не разберутся и Чонгук всё не объяснит, а чтобы это сделать, нужно было привести малютку в чувства. Наконец, Ку выплакал все свои слёзы и только мокро всхлипывал Чонгуку в плечо. Он словно прятался от него, думая, что это поможет избежать боли, и Чонгука при мысли об этом по-детски наивном жесте снова кольнуло сожалением и виной. – Зайка, – мягко обратился к нему Чонгук, но Ку всё равно вздрогнул и сбитым от рыданий голосом выдавил: – Не надо, не надо, нет! – Ш-ш, тихо, спокойно, ш-ш, – вновь принялся успокаивать Чонгук, не желая спровоцировать очередную волну мольб. Он погладил Ку по спине раз, другой, но это не уняло измученную дрожь чужого тела. – Я не сделаю тебе больно, Ку, – сказал Чонгук, пытаясь вложить в эти слова всю свою убеждённость. – Не стану брать против воли. Он знал, что Ку не поверит ему после всего, что пережил и что только что услышал, но Чонгук решил хотя бы попытаться. Ку опять начал плакать в его руках, сопротивляться объятиям, и Чонгук наконец отпустил его. Крошка-кролик забился под стол и продолжил плакать уже там, а Чонгук отступил. Он давал Ку пространство, несмотря на то, как его слёзы и дрожащие всхлипы ранили его самого и зверя внутри. Он должен был дать Ку пространство, с самого начала должен был. Поэтому он сделал ему завтрак из того, что нашлось в холодильнике, а затем выехал в город за продуктами и другими вещами, которые могли понадобиться его невольному гостю. Прежде чем выйти, он осторожно заглянул под стол и сказал: – Я съезжу в магазин. Не выходи из дома и не суйся в лес, хорошо? Ку, принявший-таки одно из одеял, что ему предлагал Чонгук, завернувшийся в него с головой, издал тихий звук согласия и сильнее закутался в своём углу. Чонгук не встречался с ним взглядом, но был уверен, что Ку наблюдает за каждым его действием нервным выжидающим взглядом. Ждёт боли. Ждёт насилия. Руки у Чонгука перестали мелко дрожать только спустя какое-то время после выхода из дома. Он заехал в продуктовый, в целом знал, что стоит купить, и всё равно потратил больше времени, чем обычно, бродя между стеллажей и полок. Затем поехал в магазин одежды. Там тоже пришлось задержаться, потому что Чонгук понятия не имел, какой у Ку размер. Он так долго стоял и бездумно пялился на две одинаковые пары штанов разных размеров, что к нему подошла консультантка в попытке выяснить, что ему нужно. В итоге Чонгук решил купить самое основное, вроде пары футболок, штанов и шорт – всё это можно было вернуть, если не подойдёт. Чонгук также взял кое-что, что вернуть было нельзя. Он почувствовал новую волну разъедающей вины и стыда, как только в руках у него оказалась упаковка хлопковых цветных трусиков. Чувство усилилось, когда оказалось, что это был единственный предмет одежды, где размер он мог выбрать наверняка. Чонгук вышел из магазина под слегка недоумённым взглядом продавщицы. Его зверь нервно скрёбся внутри, переминался, недовольно водил хвостом – ему нужно было домой, туда, где он мог ощутить себя в безопасности и укрыться после непростых событий дня. Нелегко было держать себя в руках и продолжать мыслить на трезвую голову, к тому же когда дома его ждал кто-то, о ком следовало позаботиться. Кролик обнаружился на том же месте, где его оставили. Чонгук выдохнул с облегчением – по крайней мере не попытался сбежать. Чонгук оставил купленные вещи на диване в гостиной – ему пока не хватало духу сказать о них, учитывая, что он купил травмированному кролику чёртово нижнее бельё, – а продукты рассортировал на кухне и принялся за готовку. Наверняка Ку был голоден. Чонгук подумал о том, стоит ли ему позвать кроху, выманить его из-под стола. Тот, очевидно, не хотел покидать своё безопасное место, Чонгуку же нужно было накормить его и поговорить – на этот раз так, чтобы ему поверили. В итоге Чонгук решил позвать своего невольного гостя к столу, как только еда оказалась готова. Он велел Ку вымыть руки, после чего тот присоединился к Чонгуку за накрытым столом. Одолженная одежда была ему велика, и гибрид казался ещё меньше: не раздавшиеся вширь, как у Чонгука, плечи, маленькие руки, бёдра, на которых штаны Чонгука откровенно висели, небольшие ступни. Кроличьи уши Ку были крепко прижаты, а хвостик скрывался за длинной полой футболки. Глаза были красными, опухшими, под ними залегли тёмные круги, а руки не переставали дрожать. При виде того, как Ку присаживается на стул так, словно в любой момент готовится с него вскочить, сердце Чонгука сжала ещё одна волна сочувствия. – Я давно не готовил ничего вегетарианского, так что надеюсь вышло сносно, – сказал Чонгук, на что Ку слабо кивнул, не поднимая взгляда. Ели молча, кролик вообще больше бесполезно копался в тарелке, чем нанизывал что-то на вилку. Чонгук ничего ему насчёт этого не говорил и не торопил, но когда он отложил приборы, Ку повторил его жест в то же мгновенье. Кролик продолжал глядеть себе в тарелку, он хлюпнул носом и поморгал, наверняка отгоняя слёзы, и тогда Чонгук решил – хватит. Пришло время объясниться. – Посмотри на меня, – сказал он негромко, но уверенно. Ку подчинился, комкая руки на коленях и сильно закусывая губу, чтобы затем её отпустить. Он едва вжимал голову в плечи, неосознанно пытаясь закрыться, но его тёмные глаза были подняты на Чонгука. Глаза у него были почти точно такие, как у Чонгука, хотя казались ещё больше на круглом лице с не сошедшей детской припухлостью вокруг щёк. Со временем, как предполагал Чонгук, лицо Ку изменится: повзрослев, тот скорее всего станет больше походить на самого Чонгука. Пока что он был ещё маленьким, совсем юным гибридом, которого Чонгук… – Я не стану причинять тебе вред, – выдал он, пытаясь сбежать от режущих виной и неправильностью мыслей. Ку вздрогнул от его фразы, словно от удара. – Ты останешься здесь на ближайший месяц, но я не буду тебя… трогать, – с трудом подобрал он верное слово. – То, что произошло – ты не понимаешь, это было… Он вновь умолк. Что он мог сказать? Что произошедшее между ними в Зоне Охоты было игрой? Запланированной сценой? Для Ку это не было игрой и уж точно не было запланировано. Не было согласовано. Как можно было свести пальцы Чонгука, без согласия проникшие в вагину Ку, до недопонимания в чёртовой игре, когда Чонгук чуть его не изнасиловал – по-настоящему, и это была бы не приукрашенная, уродливая, ломающая истина. Чонгук был так близок к тому, чтобы заставить крошечного кролика, который этого не хотел, принять его член. Какие слова подошли бы в качестве оправдания? Какие слова могли бы подобное объяснить, какие заверения могли сработать, если Ку не доверял ему ни капли? Наверняка не верил ни единому слову – да и с чего бы? С его стороны ситуация выглядела весьма однозначно, и Чонгук тоже играл в ней однозначную роль. Как он мог изменить мнение Ку, когда собственные слова не имели для того никакой силы? В этот момент в голове сложился до простого логичный ответ. Он не мог убедить его словами – но мог показать Ку то, что его убедит. Прописанное на бумаге и подписанное им же, с подробными описаниями и условиями, что могло быть проще? – Завтра я привезу тебе копию контракта. Всё, что ты подписывал, – сказал Чонгук с новообретённой уверенностью. – Там будут объяснения всему… что здесь происходит. Ку опустил голову и покорно кивнул. Он явно не понимал, что Чонгук хотел до него донести и зачем собирался принести контракт, но предсказуемо ничего не спросил. Остаток дня прошёл относительно спокойно по сравнению с утренним эпизодом. Чонгук показал кролику купленные вещи и объяснил, что тот может переодеться, когда захочет. Затем он попытался предложить Ку пустующую гостевую спальню, на что тот глянул на него влажным умоляющим взглядом и попросил: – Можно – можно оставить, как есть… г-господин? Чонгук уставился на него в изумлении, а потом взял себя в руки и сказал: – Да, конечно, только прекращай называть меня так. Зови просто по имени, ты же его помнишь? Ку кивнул, опустил голову и прошептал: – Чонгук. Чонгук прочистил горло и сказал: – Если снова соберёшься спать под столом, возьми те одеяла и подушки, что я положил на диван. Или можешь занять сам диван, там точно удобнее. Я буду в своей комнате, выйду к ужину, если будут вопросы или что случится – моя дверь последняя по коридору направо. Всё понял? – уточнил он, а Ку вновь активно закивал. Ужин тоже прошёл тихо, ночь подкралась незаметно, и в этот раз Чонгук спал спокойнее, убаюканный мыслью о том, что несмотря на всё случившееся, он справится. Главное – продержать кролика в безопасности отведённое время, а потом отправить домой. Ничего сложного. Он справится.