Кэсси Блэк против мира

      Кэсси находилась во всепоглощающей растерянности. Планы, своим шумящим количеством, появлялись и исчезали, начинались и обрывались, оставаясь недодуманными. Первой ее идеей стал побег. У нее есть еще четыре фунта, на это она сможет приобрести билет, по крайней мере до ближайшей глуши, а оттуда, если повезет с охотой на финансы, можно продолжать путь, пересечь пролив, оказаться во Франции, прятаться в пышных шубках лавандовых полей. Но, скрипя каучуковой подошвой (за два года изрядно похудевшей) по песчинкам асфальта, Кэсси понимала, что ее не выпустят из страны. Волшебница или нет, она все еще подданная; у нее все так же, в виду несовершеннолетия, нет паспорта, соответственно и шансов на визу и, вопреки всем пиратским фильмам, она была на 95% уверенна, что на границе ее задержат и какой-нибудь французский полисье с подозрительно тонкими усиками, в берете, сошлет ее прямиком в Дунстан.       Что делать? Скрываться в подворотне, или вернуться в приют, куда, с большей долей вероятности, Сириус Блэк не проникнет? Но в подворотне нет Дамиана, и в ту секунду собственная смерть от рук отца-психопата показалась ей долей гораздо привлекательней встречи с Рихтером, с затхлой стеной его присутствия, с комнатой, с карнизом. С той кроватью.       Патовая ситуация. И вроде бы — валяй, ходи! А по правилам нельзя. Писанным и невысказанным.       Пес, все время Кэссиной понурой медитации державший свой неофициальный пост под лавкой, ткнулся носом в ее голень, издал какой-то невнятный ей звук.       — Да, нюхалз, — вздохнула она. — Я в полном дерьме.       Он недовольно похрипел в ответ.       — Я бы уже прикончила себя непростительным заклятием, но, знаешь, мне нельзя колдовать вне школы, — она усмехнулась.       Спутнику было не до смеха. Его можно было понять — с одной стороны, он собака. С другой, его новообретенная госпожа не только ужасно убога в провизии, но и в плане жилищных обстоятельств находится примерно на его уровне. Любопытно, почему их в школе не учат колдовать еду или дом. Казалось бы, любой этик, обладая искусством магии направил бы его на бесконечность буханок хлеба и крышу, заслонившую бы кирпичной сьеррой своих объятий миллионы согбенных плеч. Кров и похлебка — вот все, что ей нужно. Ржаной кусок и угол с соломой. В прожекторе воображения стали крутиться и проясняться романтические кадры таверн, хохот и добродушие трактирщика, заливающего пузатые кружки дополна элем. Таверна, паб, эль, бед энд брэкфаст…       Ассоциативный ряд закончился Дырявым Котлом. Точно! Она встала, готовясь к пути. Оттуда можно пройти в Аллею, а в Аллее есть камины! Ка-ми-ны! Она могла улететь куда только угодно, ей только нужна отправная точка и, может быть, карта.       — Пойдем, — новоприобретенные силы заставили ее вскочить и назначить целью переход на Чаринг Кросс. — Это всего десять минут отсюда.       Он не последовал. Запал ее отяжелел, ей показалось, она сдувается.       — Ну же, нюхалз, пошли, — менее уверенно позвала Кэсси, маня рукой. — Здесь небезопасно. А там я найду тебе лучше корм. Пожалуйста.       Пес опустил взгляд. Минуту они стояли в подвешенном недопонимании. Кэсси не понимала его. Он не понимал Кэсси. А потом, из тишины в тишину тяжелее — он очень странно, очень по-человечески помотал головой «нет».       — Почему, — странно, шепот вырывался из гама улиц. Кто-то пролетел мимо, голося «газеты, свежий выпуск!», и Кэсси ощущала диссонанс момента. Будто она прощается не с бродяжим псом, не с мимолетным компаньоном неудачи — а с кем-то драгоценным. Будто она теряет кого-то заново.       Он покачал головой снова. Кэсси опустилась на колени и, борясь с комком слез, почесала за ухом.       — Береги себя, нюхалз, — мимовольно шмыгнув напутствовала она. — Когда-нибудь встретимся снова.       Нюхалз коснулся языком ее лба на прощание.       — Бывай, дружище. Беги быстрее, чтоб я не плакала.       Секунду сомневаясь он отправился. Кэсси встала, отерла нос и побежала в обратную сторону.       Принялась на ходу искать в сумке палочку (Профессор Макгонагалл заколдовала ее торбу так, чтоб внутрь помещался целый сундук вещей, из-за чего поиски усложнялись — рука проваливалась в теплую, захламленную бездну) и придумывать места побега. Чем дальше тем лучше, да? Гарри когда-то рассказывал, что ездил с Дурслями на Майорку, но все итинерарии ее друга в своем небольшом количестве описывали экзотические курорты нелестно, в виду портящего впечатление присутствия родственников. Но, может Гарри понравились бы странствия в пестрых тропиках, если бы там была Кэсси. Кстати—       Гарри. Она остановилась. Сбежать — значит оставить все. Друзей, школу, родную Английскую серость, язык. Что подумает Римус? Ей представилось его лицо, тянущее черты вниз разочарование, ведь, в сущности, что есть побег? Проявление слабости. Проявление страха.       Что подумает Гарри? Что она бросила его. Мальчика, который всего два месяца назад спас ей жизнь, который открывал с нею незнакомый им обоим мир, подумает, что он ничего не значил, что не был ей важен. А он был. И даже не знал насколько.       Бежать нельзя. Но ей некуда податься. Тупик. Пара бурчащих офисных смокингов отпихнула ее на обочину перехода и Кэсси вырвалась из пешей массы, ее действенный транс прервался и вновь возникли прямые тротуара, и хор клаксонов, и шипение начала ругательства, и крушение его окончания. Медленно, волнами вечерело. Сначала мягкая серость, как пенная завеса, потом небо исчезло совсем, манные облака сгустились, свет постепенно ложился спать. Кэсси предстояла ночь на улице.       Похоже без помощи старшего ей не обойтись. Она прошла на Чаринг Кросс, не мысля, как раздобудет сову, но зная, что послать письмо как-то надо. Может, Том (владелец Котла) сможет послать за каким-нибудь работником министерства, а тот за Римусом. Недовольный квак входа разбудил залу, гогот остановился, и Кэсси, будто выйдя на подмостки, отчетливо видела свою публику. А в ней, подсвеченный прожектором столик — Гарри и чиновникоподобрый мужчинка в котелке.       Последний встал, лицо его достаточно механично озарилось, когда он пожал ей руку, все с той же резиновой улыбкой, и заверил:       — Ну вот и наша пропажа! — Корнелиус Фадж, министр магии, очень приятно. А мы все уже и волновались, да, да, да, столько, знаете ли, за вами шума, Мисс Блэк, ну ничего, все здоровы, слава Мерлину. Верно? — он осмотрел ее, еле заметно сморщился. — Э, кхм, ну что же, пройдемте. Пройдемте, пока Мистера Поттера проводят в комнату — какой-то день побегов, право. Нам нужно с вами, Мисс Блэк, побеседовать крайне серьезно. Я полагаю вы знаете…       И уже министрова ладонь заводила ее в какой-то темный кабинет, бац, дверь захлопнулась, ее вжало в кресло, и все с невероятной скоростью. Тут краснощекое панибратство Фаджа показало свое истинное лицо — он нахмурился, не грохнул, а скорее в раздражении.       — Скажите мне честно и сейчас же, пока я открыт к диалогу. Вы помогали своему отцу бежать?       Сила вопроса ударилась ей в грудь со всей мощью этой словесной пули. Сбежать? Она?! Ему?!       — Конечно нет!       — Но вы знаете где он находится.       — От… Откуда мне знать где он находится?! — выпалила Кэсси, все больше переливаясь раздражением.       — Не держите меня за дурака, Мисс Блэк! — рявкнул Фадж, да так сильно, что на губах у него остались капли пены. — Если вы и не помогали ему сбежать он наверняка пришел вас проведать!       –– Никто! –– Кэсси удивилась напору собственного тона. –– Ко мне не приходил!       –– Да ты забываешься, девчонка! –– взревел Фадж, поднимаясь с кресла. –– Я министр магии!       –– Я не помогала ему! Я не помогала ему! –– пыталась донести Кэсси, тоже вскакивая. –– Да как вы не видите! Я ненавижу его! Ненавижу больше всех!       Ее крик оборвался, когда она заметила бездействие собеседника. Оборванная стрела восклицания билась о стены и тем ярче звучала тишь. Фадж опустился на сидение в молчание. Сердце билось у нее в ушах, лицо горело, тишина министра казалась ей знаком ужасного. Что он может ей сделать? Отправить в Азкабан вместо отца? Обратно в приют? Стереть ей память и отлучить от волшебного мира? Ни один из этих вариантов не звучал обнадеживающе. Она не заметила, как оказалась в кресле, сжала резные лица подлокотников.       Фадж почти вальяжно поднял два пальца, вызванный этой манерой помощник прилип к правой стороне чиновника, почтительно и неуклюже склонил голову, словно потерявшийся в человеческом мире жираф.       –– Что ж, несите сыворотку правды, Бартоломью.       –– Сию секунду, господин министр.       Сыворотку правды? Кэсси прижала спину к креслу. Палочка в правом кармане джинс, вот только бы дотянуться так, чтобы он не заметил, возможно оглушить обоих, и тогда — быстро в право, за дверь, один этаж по лестнице, а потом можно прыгать из окна. Успеет ли? До двери лишь несколько секунд бега, но все же, она тяжелая, ее открывал ассистент––       –– Сыворотка правды, министр, –– жираф вновь выплыл из задней двери, попытался кокетливым жестом передать министру флакон, но шикнул, оступился, и положил как получилось.       –– Благодарю, Бартоломью.       Фадж покрутил флакон, бесцветная жидкость образовала крохотный вихрь.       –– Если вы не врете, вам нечего боятся.       Конечно, нечего. Но она никому не говорила про шрам на груди. Про осколок дневника, впивающийся в сердце, не говорила про Тома и… Что если это всплывет? Что если это не часть сна, а настоящая проблема, и об этом узнают?       Фадж встал, комната сжималась, стало тесно, он перешел, открыл флакон…             –– Откройте рот.       Кэсси вздрогнула головой, вдавливая губы, будто капризный ребенок, а на самом деле, ею овладела паника одной прицеленной лавиной, и снова спала, оставляя ее полой.       –– Не будь ребенком. Быстро!       Она думала, он сейчас станет совсем близко и заставит сам, и зажмурилась––       Но дверь скрипнула, и чьи-то каблуки отскакивали от пола, пока не остановились.       –– По закону, –– женский голос. Кэсси открыла глаза. –– Вы не можете допрашивать несовершеннолетнюю в отсутствии ее опекунов!       На лице министра окислилось выражение сдерживаемого гнева. Он улыбнулся и, с притворным умилением протянул:       –– Миссис Тонкс, –– и отступил от стула Кэсси, уже запрокидывая руку для пожатия. –– Что за сюрприз.       Кэсси перекрутилась в стуле, чтобы понаблюдать лицо своей спасительницы. Миссис Тонкс была сухой, высокой женщиной, с острым серым взглядом на удивление добрых глаз. Она, казалось, была одной из тех людей, что борются за добро, тех людей, которых стальной моральный компас мог бы направлять тысячи, если бы они пожелали вести. Фадж уважал ее, хотя в ней была некая доля бунта — вместо мантии она носила широкую рубашку и джинсовые брюки, и миндальные волны беспорядочно касались тонких плеч (что-то подсказывало — беспорядок был намерен). Но все же, даже этим привлекательным «крутым» образом невозможно было скрыть это что-то, это je ne sais quoi, что было и в Эр; какая-то особенная прямота осанки, не высказанная самоуверенность и сила, достоинство поведения, элегантная манера акцентировать концы, неспешно пропущенное «эр», уходящее в мягкий ауслаут из «а».       –– Не кокетничайте, –– отрезала Миссис Тонкс. –– Вы говорили мне, это безопасно. Вы говорили это полезно. Девочка уже второй раз подряд убегает из этой институции, а вы заверяете меня в том, что ее пребывание в ней безопаснее чем жить со мной или с Римусом?       С ней? Кэсси неловко осталась в своей позиции, не понимая ни слова беседы. Или, скорее, ссоры. Она знала, спор про нее, но кто эта женщина? Кэсси не имела малейшего понятия.       –– Миссис Тонкс… –– Фадж оборонительно жестикулировал двумя ладонями, будто мим, замкнутый в невидимом кубе.       –– Вместе с Дамблдором вы морочили нам голову…       –– Вы не в праве ставить под сомнение решение Визенгамота, Миссис Тонкс!       –– Тринадцать лет! И когда я говорю, –– ее голос успокоился, стал ровным, настолько гладким, что у Кэсси побежали мурашки. –– Вы будете меня слушать, Фадж.       Фаджа заткнуло, он пару раз опустил и поднял челюсть, не находя восклицаний, и во время его короткого замыкания дверь приоткрылась, и из щелки появился бежевый, пахнущий шоколадом и пергаментом доброжелатель, мягко потянул Кэсси за локоть, и вывел, но она застала еще:       –– Сам Дамблдор рекомендовал воспитание в магловской среде…       –– Вы видели состояние этого ребенка? У нее вся шея в синяках! Вот к чему привело ваше воспитание в магловской среде!       –– Вы обвиняете в этом маглов? Учитывая репутацию вашей семьи…       –– Я обвиняю в этом вас, Министр! И Дамблдора!       Тут дверь закрылась. Они оказались в замшевой тесноте коридора, но Кэсси влипла в доброжелателя сразу и что есть сил.       –– Лунатик!       –– Привет, –– тихо сказал он. –– Пойдем вниз, они будут долго драться.       Они купили сливочного пива и сидели в молчании, пока не опала пена. Кэсси, опустив взгляд, обводила указательным пальцем край стакана. Римус, видимо, хотел спросить, и все же не решался.       –– Что случилось? –– он мягко подступился к теме.       Кэсси покачала головой. Комната, муха, знаешь, ты красивая.       К чему ты?       Дамиан?       Ну,       …       Ты понимаешь, о чем я.       Звук, и рука на шее, и тело, инородное присутствие, врывающееся, нет, нет, нет, пожалуйста…       Пожалуйста, Дамиан.       И ритм. Вперед, назад, вперед, назад––       Заткнись.       –– Кэсси?       Римус смотрел на нее с выражением опасения, и, наверное, вины. На лице добавилось два маленьких шрама. Кэсси отпустила ладонь, которую, оказалось, стала сжимать. Ногти впились в кожу достаточно сильно, белые полумесяцы укуса плавно зарумянились.       –– Я подралась.       –– Ты можешь мне рассказать, Кэсс. Я не буду осуждать.       Будешь. Как можно не осуждать этой правды? Этой грязи, кроющей теперь ее существо и мораль?       –– Нет, правда, –– слабо настояла Кэсси. –– Просто драка, ничего особенного, но… –– она стихла. –– Можно… Можно мне больше туда не возвращаться?       –– О, Кэсси, –– Римус вздохнул и отер виски большим и указательным, в жесте «ничего не могу обещать».       Может, сказать? — думала она. Может, они войдут в положение если узнают? Эта жертва слишком велика. На нее больше никогда не взглянут так, как однажды. Все глаза будут воображать себе ее унижение, и ее любимые люди, корчась от отвращения, смогут чувствовать лишь жалость. Драка — признак силы. Драка вызывает порицание, сморщенный нос взрослых, иногда даже красноречивый штамп «проблемы с агрессией», но не жалость. Никогда не жалость.       –– Римус, я…       Но спасение пришло из других сторон.       –– Я ее забираю, –– сказала возникшая из неоткуда Миссис Тонкс Римусу, подвинувшемуся для удобства ее посадки. Приглядевшись, Кэсси заметила, что Миссис Тонкс, должно быть, старше Римуса.       –– А Дамблдор?       –– Если он имел что-то против, он мне этого сейчас не высказал. Довольно об этом, –– Кэсси показалось очаровательным то, как она перескакивала с одной темы на другую. Ее взгляд нашел Кэссин. –– Здравствуй, дорогая, Мерлин, какая ты уже взрослая! А как похожа на…       –– Кхм, –– деликатно прервал Лунатик. –– Кэсси, это Андромеда Тонкс. Твой… –– они переглянулись «как это назвать?», посмеялись. –– Второй опекун?       Андромеда Тонкс. Вдруг факты сложились воедино. Мешочек с подарком на 12 день рождения «от доброжелателя». Андромеда Тонкс. А. Т.       –– Я бы сказала тетя, но ненавижу это слово, –– хмыкнула Миссис Тонкс. –– Суть в том, что твой отец — мой кузен. А значит ты… –– она протянула последний слог, считая узы. –– Моя двоюродная племянница.       –– А, –– неловко ответила Кэсси. –– Ой. Я- в смысле- очень приятно познакомится, Миссис…       –– Да что ты, перестань, просто Энди.       Кэсси замялась, кивнула.       –– Окей.       –– Бедный мой ребенок, –– вздохнула Энди. –– Ты очень похожа на свою мать.       Миссис Тонкс настояла и Кэсси заставили съесть и первое и второе, помимо заверений в сытности добытой булки, поэтому во время важной дискуссии по поводу ее пребывания перед школой в «Котле», она была занята картошкой с ростбифом.       Было в этом что-то расслабляющее. Дать кому-то все решить, знать, что твои представители со всем разберутся, не волноваться о том, где остаешься летом. Кэсси не знала, навсегда ли это, но в ту секунду, запивая вкусную еду вкусным питьем, жизнь была легка. По крайней мере на пару мгновений.       Решили оставить ее в Лондоне до школы. Римус как раз въехал до первого сентября (какие-то дела в министерстве с новой работой, о которой, к слову, он отказался рассказывать Кэсси) и обещал приглядеть, а если Лунатик будет занят, в любом случае Энди всех тут знает итд., итд., итд. А следующие каникулы и все каникулы до семнадцатилетния и, скорее всего, даже после, она проведет у Тонксов.       После ужина, не успев навестить Гарри, Кэсси завалилась спать. Ей дали мазь от синяков, волшебно стёршую все из них, и от всего этого: стабильность, съедобная еда, впервые за несколько недель, безопасная постель — ее размаяло и как-то так, не заметив, Кэсси провалилась в сон.       Утро было холодным для августа. Кэсси поднялась, Римус уже шуршал в ванной и собирался уходить.       –– Лунатик? –– спалось так хорошо, что веки будто слиплись. –– Ты куда?       –– В министерство, –– вздохнул он.       –– А, –– Кэсси терла глаза и зрение двоилось и размывалось. Не помогло, щипание лишь усилилось. –– Я буду с Гарри, оукей?!       Он включил воду и ей приходилось перекрикивать. Комнатка, к слову, была побогаче той, в которой они останавливались два года назад. Интересно, сколько здесь на самом деле комнат? Или они множатся? Может Котел тоже больше внутри, как Кэссина сумка? Она снова упала на кровать и чувствовала, что засыпает.       –– Я пошлю патронус, если что, –– он мимолетом погладил ее по голове, уходя.       –– Мхммммм, –– промычала Кэсси. Пошлет патронус. Секундочку… Она начала просыпаться, чтобы спросить «пошлешь что?» но он успел уже к двери.       –– До вечера, звездочка.       Потом спрошу.       –– До вечера, Луни.       В итоге она проспала до одиннадцати. Когда пробуждение стало уже неизбежным, она принялась за всякие обыденности. В комнатке было очень тихо. Серое солнце предвещало парад летнего ливня. Ее шаги глушил ковролин, и лишь отдаленные звуки кухни выбирались из тишины и снова в нее исчезали.       Спускаясь что-нибудь перекусить (Энди оставила ей увесистый мешок карманных денег. Карманных!), Кэсси ожидала, что Гарри уже не будет в зале, но она ошибалась. Как раз в момент приземления кеда после пропуска в две ступеньки она заметила, что что-то улыбается ей из-за столика. Кто-то.       –– ОЧКАРИК!       Он вырос. Инстинктивно она и его обняла, приветствуя, но он как-то напрягся, она чувствовала это сжатие мышц — и Кэсси отпустила. Волосы более беспорядочными чем в тот момент не были еще никогда. Это, пожалуй, его рекорд. И он заметил, багровея и пытаясь сгладить отпрыгивавшие от порядка пряди. Кроме того, что-то поменялось в его лице, в глазах, кроме обычного изумруда, была новость.       –– Ну, –– начала она (Гарри в то время наклонялся над столом, пережевывая полный рот яичницы). –– Дали разрешение?       Он помотал головой.       –– Короче, –– два раза кивнул, в конце концов доел и продолжил: –– Я надул тетку.       –– Ты что?!       –– Я надул тетку, –– повторил Гарри. –– Она говорила… Всякую чушь, я вспылил ну и… Так получилось.       –– Черт возьми, Гарри, как ты это сделал?       –– Я себе представил, что она улетает куда-нибудь подальше, а она и улетела.       Кэсси ехидно хихикала. Гарри тоже.       –– Жаль этому не учат в школе.       –– Ну а ты? –– спросил он. –– Твой крестный подписал форму?       Она об этом даже и не думала. Но напоминание заставило ее покивать.       –– Черт, действительно.       Минуту молчали. Гарри, она заметила, пытался не смотреть ей в глаза. Странно, что-то поменялось. Тем для разговора стало больше, но порой теперь в спокойные моменты, Гарри отчаянно пытался сгладить шевелюру, рассказывал ей про свои планы полетов в будущем школьном году (более чем амбициозные), и этот тон, и этот вопрошающий взгляд –– Кэсси не знала, как это понимать. Может, это связанно с Сириусом Блэком? Он ее подозревает? Но говорили про Сириуса Блэка они лишь раз.       –– Ты боишься его? –– спросил он, когда Кэсси зашла к нему в комнату полировать метлы.       –– Сириуса Блэка? –– Кэсси беспорядочно чистила корпус Лунного Луча.       –– Ага.       –– Нисколько, –– это было преувеличением. –– Если он хочет меня убить, пусть попробует.       На самом деле она боялась Сириуса Блэка. В главной степени не из-за себя. А из-за Гарри. Блэк предал его родителей. Оставил красную полосу предательства и смертей на будущей дружбе Кэсси и Гарри. И она боялась не только отцовского клинка (или заклинания), а его прошлого. Что пар догонит ее и захлестнет. И Гарри утонет, и больше никогда не вернется.       Может боялась она и не Сириуса Блэка, а потерь.       Хотя, Сириус Блэк означал сплошные потери.       Вернувшись вечером в желтую, темноватую комнату, Кэсси бросила ключи на кровать и плюхнулась сама. Счастье. Абсолютное счастье.       –– Лунатик!       –– Да? –– ответил он, появляясь из второй спальни.       –– Ты же подпишешь мне Хогсмид?       Он не отвечал. Кэсси села, нахмурилась.       –– Почему пауза?       –– Кэсс, –– он сел на край постели. –– Мне кажется… Лучше повременить с вылазками. Учитывая… Ситуацию с Сириусом.       –– Я не могу идти в Хогсмид из-за него? –– резко переспросила Кэсси.       Лунатик был непреклонен. Вдруг, везде возникло это имя, из каждого угла, в каждых устах, на странице каждой газеты –– Сириус Блэк, Сириус Блэк, Сириус Блэк, Сириус Блэк––       Кэсси помнила, как мечтала о его возвращении. В приюте, в звездные зимние ночи она изображала его, мечтала об открытии дверей и о нем — входящем со спасительным родительством в мир сиротства. Но было поздно.       Сейчас его возвращение доставило ей лишь уйму проблем.