Кэсси Блэк против мира

      Нападение на Миссис Норрис и вправду не добилось особо устрашающего эффекта. Ведь действительно – подумаешь, какая-то кошка. У школьного сообщества, а по крайней мере его большинства, Норрис, помимо раздражения, не вызывала никаких острых чувств. Кроме мистера Филча по ней, можно с убеждением сказать, никто не скорбел. Вся ситуация вместо того, чтобы запугать и вселить панику окутала школу какой-то периной таинственности – коридоры кипели теориями заговора, реалисты (зачастую в синих и зеленых галстуках) отвечали, что это, конечно, шалости жестоких старшеклассников, иллюзия, трюк, игра света. Всех будоражил приятный страх, осознание участия в чем-то загадочном и паранормальном.       Когда Кэсси за завтраком узнала о нападении на Колина Криви, атмосфера радикально изменилась. Письма от обеспокоенных родителей ежедневно доставлялись к столу с утренним чаем, первоклассники соединились в защитные кучки и путешествовали по замку в количестве не менее пяти штук за раз. Особо ловкие торговцы приноровились заработать и на всеобщей панике – талисманы, амулеты, защитные браслеты, серьги, перья, карточки, кусочки шнурка – что угодно. Рынок оберегов и прочей дребедени возрос экспоненциально, как и спрос на всяческие гадания («Мерлин,» фыркнул Рон. «Да они во все, что угодно поверят!») и защитные чары, подлинность «защитности» которых никто у чарующих не уточнял.       В отличие от инцидента с заморозкой похожей теперь на чучело авторства какого-нибудь садиста-любителя таксидермии Миссис Норрис, после нападения на Коллина пляски на костях поутихли. За редким исключением, конечно, Слизеринцев, смаковавших это омрачившее школьные будни событие, будто свою собственную, коллективную победу.       Они ходили его навещать. Ноябрь сгущался и медленно тек дальше. Похолодало. Солнце стало редким исключением, а ночь наступала после полудня. Дожди рушились на замок, будто картечные залпы. Света не было, в палате обитал сероватый день, пустота, кроме них троих. У Коллина были все так же открыты глаза. Песчаные волосы, застывшие в удивленном «о» губы, бледность и отсутствие. Глаза смотрели, а в них ничего. Ни одной мысли, ни одной эмоции кроме застывшего страха. На прикроватном столике, заставленном стеной разнопестрых открыток и единичными вянущими цветками, покоился сгоревший фотоаппарат. Кэсси слабо выдохнула. Отец молочник. Он хотел показать ему весь волшебный мир на фотокарточке.       Сжав руку Коллину, трое вышли. Наверное, он не почувствовал? – обсуждал Рон. Кэсси шла вперед. Нет, он, наверное, нас не слышал, жалко, черт, жалко мелкого–       За что? Думала Кэсси. За что? За то лишь, что отец его – молочник? За то лишь, что поверил в этот дивный новый мир?             Что же? Что это за мир, в котором убивают невинных, в котором издеваются над слабыми, в котором отвергают лучших, добрых людей – за болезнь. Разве этот мир, магический мир чем-то лучше магловского?

* * *

      Начался декабрь. Паника медленно поутихла. После напряженных недель настороже, в ожидание внезапной атаки, школа устала от постоянного накала. Страх остудился, как и температура на улице, и повестка сменилась приближающимися праздниками и каникулами. Кэсси все так же пребывала в тумане. Друзья занимались подготовкой зелья, планировали кражу ингредиентов, падал снег, она наблюдала. В сравнении с миром Тома, красочным, карнавально-пестрым, шумным и счастливым, этот мир, настоящий, поседел, бледный и тусклый, окутанный снегопадом и скользившим тут и там духом смерти. И, подписывая листок о намерение остаться на каникулах в школе, предложение перебраться в дневник навсегда не казалось абсурдной. Мир, где смерти нет, где есть счастье, где даже злодеи – исправимы. Зачем мучаться в реальности, когда сон так доступен и заманчив?       — Нам нужно, — объясняла Гермиона. — Устроить диверсию. Один из вас отвлечет внимание, а я проберусь в склад и стащу все, что нужно.       Странно, думала Кэсси, раздирая царапину на руке (откуда она взялась?), почему-то ранее искомые ею приключения не возбуждали ныне никаких эмоций. Не то что бы она была несчастна. С отстраненностью и безразличием она наблюдала за собою же и понимала, что не было больше несчастья и счастья, радости и грусти. Зияющее ничего. Будто кто-то, капля по капле, выпил все ее силы и оставил пустой.       — На четверых не хватит, — констатировала Гермиона, после кражи ингредиентов. Она переглянулась с Гарри и Роном. Кэсси смотрела в пол.       — Можете выпить втроем, — только сейчас она услышала, насколько странно звучал ее собственный голос. Разве это она?       — Точно?       — Я уверенна вы лучше справитесь сами.       Ведь, в итоге, какая ей разница? Узнают они, кто наследник Слизерина или нет, это ничего не изменит. Замороженные останутся замороженными. Мертвых не воскресить.       Неделю спустя, столпившись у стены, они читали объявление о начале занятий дуэльного клуба.       — Думаете, монстр Слизерина хороший дуэлянт? — фыркнул Рон.       Гарри пожал плечами.       — Может пригодиться. Пойдем?       — Можно, — Гермиона искала что-то в сумке. — Это сегодня? — она извлекла скукожившийся пергамент расписания. — Интересно, кто будет нас учить? Говорят, Флитвик выигрывал чемпионаты в молодости.       — Лишь бы не Локонс.       Вчетвером им предстояло жестоко разочароваться при виде лишь-бы-не-Локонса, занимавшего сцену аудитории.       — Ближе, ближе! Ну что, все меня слышат? Сзади тоже? Ну хорошо, — он несколько надменно приподнял подбородок и прочистил горло. — Итак, профессор Дамблдор позволил мне проводить эти еженедельные занятия по самообороне, на случай если вам когда-либо придется защищать так, как я сам защищался неисчислимое количество раз, о чем вы можете прочитать в моих произведениях, — здесь он сально подмигнул публике. — Помогать мне сегодня будет профессор Снейп. Я уверен, вы все с ним знакомы, — Локонс лучезарно улыбнулся, на сцену прошествовал Снейп, прозвучали жидкие аплодисменты.       — Итак, мы с Северусом продемонстрируем несколько типичных для дуэли заклинаний.       Учителя встали напротив, учтиво поклонились, аудитория замерла в ожидании. Кэсси молча надеялась на то, что двое друг друга прикончат.       — Обратите внимание, — Локонс обратился к ученикам. — Мы держим палочки в агрессивной позиции, однако, конечно, мы не целимся, чтобы убить.       Гарри что-то саркастично прошептал на ухо Рону.       — Раз… Два… Три!       — Экспеллиармус!       Долго дуэль не продлилась. Палочка Локонса с легкой руки Снейпа была запущена куда-то в стратосферу. Тун-туру-рун! Она упала на пол и мучительно подчеркивая неловкость тишины, катилась прочь.       — Итак! Да! — Локонс покраснел и рьяно пытался спасти лицо. — Обезоруживающее заклятье! Очень правильно, что ты решил им это показать, Северус– на самом деле ход был крайне предсказуемый, я бы мог его легко отразить, просто посчитал, что будет полезно проиллюстрировать…       Тон его постепенно, постепенно повышался, будто писк сдувающегося шарика. Снейп не отвечал и зловеще щурил глаза.       — Ну что же, хватит демонстраций! Я разделю вас на пары, в которых вы будете заниматься этим заклинанием– профессор Снейп, если вы мне поможете…       Снейп, очевидно, ждал этой возможности, ведь как только фраза прозвучала, он торжествующе подплыл к квартету, злорадно ухмыляясь.       — Что же, — прогундосил он. — Пора разделить великолепную четверку.       Рона соединили с Симусом Финниганом, Гермиону с Парвати Патил, Гарри сослали к Малфою (с особым наслаждением он растянул это «Поттер… С мистером Малфоем»), и, с не меньшим наслаждением Кэсси была приговорена к–       — Пэнси Паркинсон, — Снейп довольно оскалился.       Кэсси чувствовала, как ее уже заблаговременно начало подташнивать.              — Повернитесь лицом к оппоненту и поклонитесь! — голосил Локонс.              — Не волнуйся, Блэк, — прошипела Паркинсон, еле заметно наклоняя голову. — Я знаю, что ты умеешь только кулаками.              У Кэсси, она чувствовала, дергался нос. Палочку она сжимала с такой силой, что ладонь вспотела и она чувствовала обжигающую влагу.              — На раз… Два… Три!              Кэсси успела замахнуться уже на двух с половиной, запуская в оппонентку заклятье.              — Экспеллиармус!              Красный лучик ударил в ладонь Паркинсон мощнее, чем Кэсси ожидала. Противница почти потеряла равновесие, шатаясь, будто перенеся удар. Кэсси оскалилась.              — Не волнуйся, Паркинсон, — процедила она, подступаясь. — Я знаю, что ты не умеешь ни на палочках, ни кулаками.              Пэнси, конечно, хотела ответить, но словесную дуэль прервали возгласы Локонса, пытавшегося остановить драку Малфоя и Гарри.              — Ох, — неуклюже-виновато вздохнул Локонс. — Да уж, мне лучше научить вас отражать заклятия, — он огляделся, будто ища поддержки, однако получить защиты у тридцати с лишним школьников было бы достаточно проблематично, и кроме того, бессмысленно. Однако, использовать как статистов? Это всегда пожалуйста. — Давайте найдем пару волонтеров. Невилл и Джастин–              — Если мы не хотим по итогу отправить Финч-Флечли в больничное крыло, — прервал Снейп. — Я настоял бы на выборе другой пары. Как насчет…       Его чернильный взгляд скользнул по толпе, сверкнул, уста скорчились в усмешке.       — Поттера и Малфоя?       — Да-да, — отвлеченно поддержал Локонс. — Гарри, Драко, пожалуйста.       С неохотой, шаркая подошвами, двое побрели в центр класса. Локонс нагнулся и неумело объяснял Гарри, как отражать вражеские заклятия. Драко что-то вякнул, Гарри что-то ответил, наконец, они приступили к дуэли.       — Серпенсортиа!       Из палочки Малфоя на пол вылилась, шипя и корчась, змея. Весь зал судорожно и хором зачерпнул вдох и замер, змея, скаля клыки и возмущаясь, приподнялась, вытянула шейку, и двинулась в сторону Гарри.       — Не волнуйтесь, Поттер, я сейчас ее уберу, — с гнусавым наслаждением Снейп выступил, извлекая палочку.       — Позвольте мне! — проголосил Локонс, махнул палочкой, но вместо того, чтобы исчезнуть, змея взмыла, и потом со звучным шлепком плюхнулась наземь.       Разъяренная гадюка обернула свою злобу в сторону зала. Она поднялась, будто увеличиваясь, над Джастином Финч-Флечли и оскалилась, шипя и наклоняясь. Кэсси достала палочку, надеясь успеть, например, трансфигурировать змею в веревку, но случилось удивительное.       Гарри, все время остававшийся в центре, издал почти змеиный шик. И, на удивление… Змея его слушала.       Кэсси где-то уже это видела. Этот странный шелестящий язык, разговор человека со змеей. Ведь Том тоже общался со змеями. Он издавал похожий шик, и любая рептилия послушно наклоняла лоснящуюся головку, он мог одним звуком заставить их убраться, одним звуком вознести и наказать.       — Парселтанг, — позже объяснила Гермиона. — Салазар Слизерин был змееустом. Поэтому символ факультета – змея.       — И он передается по наследству? — резко спросила Кэсси, молчавшая всю дорогу. — Этот дар?       — Да, — настороженно ответил Рон. — А что?       Открой дверь, Кассиопея. Кровь на пальце. Миртл, утверждающая, что видела ее в ночь на Хеллоуин. Детали медленно, со скрежетом стали соединятся, будто шестеренки, поднимающие занавес, и вот, со смутной ясностью, вырисовывались штрихи правды. Она пошевелила иллюзию, и дым сместился.       И стал развеиваться.       А та я? В настоящем мире?       — Спишь.       — Мне нужно идти, — она встала с кресла и понеслась в спальню. — Увидимся позже.       Тяжелый бархат портьеры скрипнул, когда она задернула ее, оставаясь в сумраке с дневником.       Нам нужно поговорить.       Он долго не отвечал. Слова утонули в странице, а новых не всплыло. Безмолвно он вытянул ей чернильную руку. Секунду колеблясь, Кэсси снова провалилась в бездну.       — Ты никогда не говорил мне о себе, — пытаясь не отставать она практически бежала Тому вслед. — Ты говоришь со змеями. Ты создаешь мир в странице. Кто ты?       Том молчал. С легкой усмешкой он шагал, уверенной, почти расслабленной поступью. Кэсси к этому привыкла. Том не любил вопросов, не любил, когда она что-то подозревала, не любил быть расспрашиваемым. И все таки.       — Ты уже мне доверилась.       — Я хочу знать.       — Да что с тобой? — рассмеялся он. — Какая муха тебя укусила?       — Том, пожалуйста.       — Послушай, — он остановился. Тон его стал совсем иным. Ни смеха, ни обходительной мягкости. Он стал резок и холоден, словно актер, сбросивший маску. Том схватил подбородок указательным и большим. — Я не хочу больше слышать этот нелепый вопрос, ясно? Разве я сделал тебе плохо? Разве я сделал тебе больно?       Кэсси сохраняла гордое молчание.       — ОТВЕЧАЙ!       Его голос будто был вовсе и не его голосом. Казалось, целый хор слился воедино, множество голосов, и он тоже, казалось, перевоплотился, его стало больше, он заполонил собой все пространство. Небо почернело. И в этой внезапной темноте его глаза горели двумя алыми фонарями. Ее почти отшатнуло назад.       — Нет, — прошептала она.       Мрак посерел и просветлился, оставляя у нее во рту металлический вкус и вокруг – металлический запах. Том снова собрался воедино, выдохнул, укоризненно качая головой.       — Я ведь хочу для тебя лучшего, Кассиопея, — он отпустил ее подбородок и коснулся костяшками щеки. Он будто смотрел не на нее, а через нее, словно она полупрозрачная, как кукловод, рассматривающий свою исполнительницу. Режиссер постановки, готовящийся просунуть руку в бибабо и начать следующий акт. — Ты мне веришь?       И впервые, она медлила, прежде чем ответить–       — Конечно.       Утром, наблюдая шторм снежинок в оправе окон они уныло коротали время отмененного урока профессор Стебль. Гермиона и Рон без особой заинтересованности вяло играли достаточно ленивый миттельшпиль, фигуры так же безразлично волочились и неохотно замахивались мечами. Гарри, обняв колени, сидел у камина, казалось, в глубоком раздумье. Кэсси, словно превратившись в вату, сливалась с ковром под «About a girl», потолок, освещенный нежной серостью зимнего утра, опускался и отдалялся, будто дыша, всюду всплывали какие-то черно-пестрые мушки, клонило в сон. Друзья что-то говорили, but I can’t see you every night, Гермиона, I do, Гарри, отвечая. Курт продолжал свои тягучие I do. Гарри встал. Кэсси сняла наушники, откупоривая звуки общей комнаты.       — Ты куда?       — Искать Джастина, — раздраженный тон. Кэсси поднялась тоже.       — Я с тобой.       Неплохо было бы развеяться. Ей казалось сейчас, ее жизнь стала слишком зависима от посещений Тома. Но Том, в сущности, был ей чужд. Она знала про его приют, про магла отца, покинувшего мать, и больше ничего. Он открывал ей страницы своей истории всегда с намерением. Том рассказывал про отца, про его низость, он называл его ничтожеством, и невзначай, когда она отвечала промямленным «мне жаль», он как-то едко усмехался:       — Ничего, — лаконично выдерживал паузу. — Тебе ли не знать о проблемах с отцом.       Быть может, в этом и был весь корень проблемы. В слепой вере, в том, как она с отчаянием бросилась в чернильную бездну, не зная, кто ее создатель.       — Хоть ты мне веришь? — тихо отозвался Гарри, после десяти минут молчаливого пути. Их шаги подчеркивали мокрую серость коридора, замок, словно ссутулившись, мрачнел, казалось, еще минута и он совсем потухнет.       — О чем ты?       — Я не травил на него змею.       — Я знаю.       — Я не делал этого.       — Да, Гарри, — настойчиво подчеркивая «да», Кэсси повторила. — Я верю тебе.       Помолчали. Шаги, шаги, шаги.       — Кэсс, ты… — он начал, хотел, наверное, найти деликатные слова, но не нашел, и фраза оборвалась.       Кэсси попыталась разглядеть смысл в его глазах, но в светящейся зелени радужек не было объяснения, лишь сдавленная злость и внезапная робость, отдававшаяся неловкой судорогой в руки.       — Что? — попыталась оживить его вопрос. Быть может, думала она, если легонько подтолкнуть, она так и покатится, и слово за словом, они снова откроют один другому себя.       — Да так.       — Нет, правда, — смущенно настоял он, толкая кулаками дна карманов.       — Гарри…       — Пустяки, серьезно.       Она уже тянулась, предупреждая уход, готовясь, будто атлет к прыжку, схватить его кисть и остановить, но уже прервала момент назидательная арка библиотечных дверей. Гарри пошел вперед, толкнул вход и ускользнул через добытую щелку, Кэсси, спеша, пока она не упала окончательно, боком протиснулась тоже.       Серость настигла и читальню. Окна, из-за беснующегося снега, были абсолютно белые, будто их завесили простынями по ту сторону стекла. Кроме чинно что-то штамповавшей синкопическим ритмом библиотекарши и шушуканья из неведомых Кэсси мест (казалось, это перешептываются книги), было пусто, и, по случаю, раз уж пришла, она неуверенным шагом, с неведомым неловким спотыканием, извиняясь за свое присутствие перед зависшими в этом мимолетном спокойствие томами, побрела в тот раздел, где некогда находила фолиант «Двадцати Восьми».       Облокотив щеку, она стала листать. Абботты, Берки– (тут она сдалась и просто перекинула добротный кусок страниц на «прочитанную» сторону) Лестрейнджи, Макмилланы– аха! Малфои. Ну сейчас она все узнает про его связь со Слизерином и вернет себе участливость, злорадствовала она, и разочаровалась – про Слизерина не было ни слова. А она дочитала до унылой первой страницы нового раздела про семейство Мракс. Чистокровные маги– зевнула– чистокровные маги, которых родословная уходит– тут она выпрямилась от удивления–       — Вплоть до Салазара Слизерина…       И все же, что это за Мраксы? В Хогвартсе нет ни одного Мракса. Может, это такая разновидность Малфоев? Про родство с Малфоями ничего не было. Она принялась изучать дальше.       Благодаря родству, сообщал справочник, Мраксам удалось сохранить наследство Слизерина, не только бессмысленный медальон строптивого старикана, но и более полезную способность разговаривать со змеями. Позже скучнейшие десятки страниц подробного, мельчайшего описания всех событий семьи (в том числе многочисленных ссор). Последняя состояла лишь из одного абзаца.       Меропа Мракс нарушила семейные каноны поддержания чистоты крови, выйдя замуж за магла – Тома Реддла старшего. В браке родился единственный сын…       — Черт, — протяжно прошептала Кэсси, заслужив от библиотекарши гневный шик.       … Носивший имя отца.       Том Марволо Реддл.       Библиотеку она поспешно покинула. Залезая в дневник целью ее был, парадоксально, не Том.       — Эй! — звала Кэсси, нагибаясь при входе в пещеру. — Выходи! Нам нужно поговорить!       — Тссс! — юноша появился из-за колонны. — Тише!       Он взял ее за локоть и подтолкнул в дебри.       — Мне нужно знать, — поспешно стреляя вопросами Кэсси пыталась достучаться до собеседника. — Он что, правда наследник Слизерина? Это все моя вина? Я все это сделала? А родители, а этот мир? Это что, все не– А ты?       Остановились. Бирюзовые склепы, возвещающие о своем крушении капли, и эхо-эхо-эхо тишины. Он молчал, оперевшись на какого-то предназначения кристальный столб с ямкой, собравшей накопившуюся влагу. На мелком дне колыхалась лодочка такой же полупрозрачной ракушки. Она хотела что-то сказать, прервать тишину, но он заговорил первым. Медальон, когда он склонялся, шатался, будто маятник, отсчитывая какие-то им неведомые, неосязаемые ними часы.       — Тебе нужно уничтожить дневник, — задумчиво молвил он, пристально наблюдая какую-то точку в этой самой ямке кристалла.       — Это я заморозила их?       — Да.       Кэсси стекла по стене на поблескивавший пол, почувствовала, как вода холодными шажочками начала взбираться по ее одежде.       — Что мне делать? — пробормотала она. Юноша взглянул на нее.       — Уничтожить дневник, — повторил он.       — Кто ты?       Он молчал. Небольшая ухмылка, совсем крошечная, почти неосязаемая, коснулась его взгляда, он заблестел.       — Я часть той силы, — сказал он, довольный шуткой. — Что вечно хочет зла и вечно совершает благо.       Кэсси, не понимая, нахмурилась. Часть силы подошла и присела подле нее.       — Как ты тут оказался? — поворачивая к нему лицо спросила Кэсси. Юноша смотрел на блистающие лужицы и как-то совсем грустно улыбался.       — Я пытался уничтожить то, во что Том, так сказать, — усмехнулся. — Вложил всю душу. У меня, — со вздохом он вновь опустил голову. — Не получилось, и теперь, пока Том жив… Моя душа и его будут навсегда связаны.       — В реальном мире?       — Ох, Кэсси, — он выдохнул с меланхоличным сарказмом. — В реальном мире я мертв.       Они сидели, капли считали секунды. Оба в своих безвыходностях, и одновременно в одной, общей. Тоска потушила бирюзовое свечение. Кэсси обнимала колени.       — Он скоро начнет тебя искать, — юноша встал, отряхивая брюки. — Не возвращайся больше. Тебе нужно найти способ уничтожить дневник. И они оживут.       Парень выпроводил ее и Кэсси жмурилась, вступая в жаркое удушье. Сад пылил и благоухал, солнце палило. Казалось, мир начинает вертеться, так, как кружится человек, страдающий бессонницей. Тело залилось свинцом, ее шатнуло раз, два, толчок, замедленное падение о…       Камень. Синеватая темнота. Кэсси приподнялась, голова гудела, будто ее расплющили музыкальными тарелками, как делают с героями мультфильмов, и где-то уже посвистывает аккуратное собрание миниатюрных птиц, описывающих круги вокруг ее головы.       Но там, вдалеке, будто подвешенный кусок лунной пены, крутился без сознания призрак. А ниже, в отблеске белого свечения, безжизненно обратил свое усыпленное лицо к Кэсси замороженный Джастин Финч-Флечли.